Да. Все звонки без исключения. Спасибо.
Он повесил трубку, засунул вату опять себе в рот и вернулся к чемоданчику. Из него он достал ролик липкой ленты, оторвал два больших куска и аккуратно заклеил ими рот Норе Барт. Потом, отложив ленту в сторону, вытащил носовой платок, скатал его и зажал большим и указательным пальцем ноздри Паскалю. Когда мулат открыл рот, чтобы вдохнуть, капитан втолкнул ему туда носовой платок.
Паскаль, давясь, захрипел, пытаясь вытолкнуть кляп изо рта; капитан оторвал еще два куска пленки, перевернул Паскаля на спину и заклеил ими ноздри мулата, старательно пригладив ленту, чтобы не проходил воздух. Закончив, капитан сел и стал спокойно наблюдать, как Паскаля начинает охватывать паника.
Лицо мулата сначала побледнело, потом посинело и наконец покраснело. Глаза его полезли из орбит, он извивался и крутился. Капитан ухмылялся. Спустя несколько секунд он склонился над Паскалем и вытащил из его рта носовой платок.
Мулат звучно втянул воздух. Его грудь вздымалась и опадала. Никогда в жизни он не был так напуган, как сейчас.
— Как только, — сказал капитан, — начнешь темнить, носовой платок вернется на свое место, да там и останется. Молли Дженьюари. Она все еще живет в районе Роппонжи?
Паскаль, моргая, пытался остановить слезы, текущие из глаз. Он утвердительно кивнул.
— Она там. Она там. Не засовывай эту штуку опять мне в рот. Не надо.
Капитан оторвал ленту от рта Норы.
— Ну, что, он говорит правду? Если нет, то снова поиграем в прятки с носовым платком.
Нора не останавливаясь начала кивать, ее маленькое личико царапалось о коврик.
— Она все еще там и работает все в том же клубе, Завтра они ее переводят. Завтра.
Капитан снова занялся Паскалем. Он держал мокрый носовой платок над лицом мулата, раскачивая его как маятник. Перепуганный Паскаль дергался от каждого его прикосновения.
— Она там, парень, клянусь матерью, она там.
Капитан оторвал ленту от носа Паскаля.
— Если ее там нет, я вернусь. Просто для того, чтобы удостовериться, что в следующий раз ты меня не подведешь...
Он опустил руку в чемоданчик и вытащил маленькую черную коробочку. Когда он открыл ее, Паскаль застонал.
— О черт! Парень, только не это...
Капитан держал в руках шприц. Он весело усмехнулся, как будто это было самое смешное, что ему приходилось делать за последнее время.
— Кое-что, что успокоит твою измученную головушку. Всем бай-бай.
— Послушай, парень, я не люблю иголки. Я...
Капитан кольнул его в правый бицепс. Когда мулат отключился, капитан перешагнул через его тело и посмотрел на Нору Барт.
— И сколько ты будешь в отлучке? — спросила она.
Ее хрипловатый голос напомнил ему Джун Аллисон.
— Пару часов.
— О'кей, — сказала она. — Ты не против, если сделаешь это мне в ногу? Я имею в виду — в бедро. В общем, у меня такой недостаток. Я, так сказать, легко покрываюсь синяками, и иногда они не сходят неделями. Я принимаю витамин С, но, похоже, он не помогает. В общем, так сказать, я не люблю синяков на руках, потому что мне нравится выставлять руки. Я имею в виду, что мне нравится носить летние платья, и я часто их надеваю. Особенно в такую погоду. Ты не возражаешь?
Он задрал юбку и обнажил ее зад. Нора Барт не носила белья. В середине одной из ягодиц был вытатуирован череп со змеей, вползающей в одну пустую глазницу и выползающей через другую. Капитан приподнял в удивлении бровь и вколол иглу прямо под татуировку. Когда он одернул ей юбку, она хихикнула.
— Мне от этого жрать не захочется? В последний раз, когда мы были на Гавайях, мы попробовали для интереса одну травку. Мауи-Уоуи. Все, что нам после этого захотелось, так это пожрать. Как настоящим свиньям. Офицер...
Ее голос затихал. Во сне она выглядела гораздо моложе и симпатичнее. Чего ей не доставало, так это варенья и тряпичной куклы.
Минуту спустя капитан приоткрыл входную дверь, выглянул в коридор и вышел. Он запер дверь, положил ключ в карман и повесил табличку «Не беспокоить».
Потом он поднял свой чемоданчик и, напевая «Невинного мужчину» Билли Джоэла, направился к лифту.
* * *
В тот вечер, тихо плача, с глубоко ввалившимися глазами Молли Дженьюари вошла в свою маленькую, убогую квартирку. За ней шел коренастый японец со шрамом на лбу и медальоном с символикой якудзы на шее. Он хрипло прогавкал команду двум сопровождавшим его телохранителям, которые почтительно склонили головы и остались в узком, плохо освещенном проходе. Когда дверь закрылась, они встали по обе ее стороны, сложив руки на мускулистой груди.
Войдя, японец со шрамом включил свет и прихрюкнул. Молли ненавидела этот звук. Он был знаком раздражения и напоминал щелканье бича. Этот звук означал: внимание, дай мне пройти. Немедленно.
— Почему твоя не чистит квартиру? — спросил он. — Здесь грязно.
Она стояла к нему спиной.
— Здесь было грязно, когда меня сюда привели. Что до меня, то она может такой и оставаться все время.
Хрюканье.
— Завтра идешь на место, три, четыре часа от Токио. Много мужчин там. Фермы, люди с завода, рыбаки. Ты пляшешь для них, они имеют тебя. Там не такое хорошее, как Токио. Очень, очень грязно. Хэй. Эти люди, они не мыться. Они бьют тебя, если ты не подчиняться.
Он похлопал себя по груди.
— Сначала ты учишься подчиняться мне. Ты снимаешь одежду. Мы трахаться.
Молли бросило в дрожь, несмотря на адскую жару. Тошнотворный кошмар начинался. Он собирался взять ее силой, как он это делал вчера и позавчера. Он был груб и относился к ней с презрением, совсем не щадя ее, а когда все заканчивалось, он тащил ее назад в клуб, чтобы рассказать проституткам и якудзам, что он с ней вытворял. Его звали Кисен.
Молли почувствовала рвотный позыв. Горькая горячая жижа устремилась к ее горлу. Зажав двумя руками рот, она бросилась в крошечную ванную и упала на колени перед унитазом. Ее тут же вырвало. Когда судороги прекратились, она еще долго ловила ртом воздух.
Она повернулась и увидела, как Кисен раздевается. Его мясистая туша была расцвечена татуировками от плеч до колен — вид настолько для нее омерзительный, что она проползла по грязному полу и захлопнула дверь. Она прислонилась к ванне и закрыла глаза. Хватит, хватит.
Два дня назад Кисен угрожал ей сразу же на этом месте исполосовать лицо, если она откажется танцевать голой в этой крысиной дыре, клубе в Роппонжи. Он действительно приставил нож к ее щеке и ждал, что она скажет. Уже не имея сил сопротивляться, Молли сдалась, думая, что это самое страшное, что он может заставить ее сделать, но в глубине души она знала: это не так. Он сделал больше, и с этим в ее жизнь вошел позор.
На полу ванной комнаты она подтянула колени к подбородку, крепко обхватив ноги руками и прислушалась к шуму, доносившемуся с улицы через крохотное оконце. Она жила в трущобах, населенных проституирующими мальчиками, с уличными лотками, дешевыми забегаловками и турецкими банями, которые на поверку оказывались кабинетами для «массажа».
Она возненавидела Токио с его узкими вонючими улицами без названий, домами без номеров, тысячами и тысячами телефонных линий, напоминавших ей тюремные решетки, решетки ее ловушки нищеты и безысходности, у которых не было ни начала, ни конца.
Это был ее кошмар, и она осталась одна. Две девушки, с которыми она прилетела, были переведены Кисеном куда-то в другое место. Большей, чем одиночество, болью были мысли о доме, об Эрике.
— Твоя выходит. Сейчас. — Кисен.
Молли открыла глаза и повернулась посмотреть на дверь, в это время чья-то ладонь зажала ей рот, и сильные руки уложили ее снова на пол. Крик замер у нее в горле. Она не могла пошевелиться. Чье-то теплое дыхание коснулось ее уха, и сквозь свой страх она услышала чей-то голос, прошептавший:
— Не кричи. Спокойно. Это Саймон. Саймон. Эрика прислала меня.
Он прятался в ванной за занавеской душа и теперь вышел из-за нее, чтобы Молли могла его увидеть. Одной рукой он все еще зажимал ее рот.
Она нахмурилась. Темные волосы, усы, армейская форма. Солнцезащитные очки. Это был не Саймон. Хотя...
Да. Молли всхлипнула и прижалась к нему. Он приложил палец к губам, высвободил свои руки и жестом показал, что она должна сидеть тихо. Затем он оглядел ванную. Она была маленькой и тесной, пространства не больше, чем в четырех телефонных будках, сложенных вместе. Саймон мог развести руки в стороны и коснуться заляпанных стен. Ее не мыли — по-настоящему не мыли — месяцами. Запах в ней стоял, как от букета неподтертых задниц.
Саймон прошел мимо Молли к ванне, нашел затычку и впихнул ее в водосток. Он до отказа открыл оба крана, затем поднялся и встал перед грязной раковиной. Молли оставила фен для волос и трансформатор на краю раковины рядом с ванной. Оба были включены в стенную розетку над треснутым, мутным зеркалом. Саймон включил фен, и, когда тот начал соскальзывать с края, положил его в раковину, где под банным халатом он прятал шприц. Должно быть достаточно шума, чтобы заглушить звуки его с Молли разговора.
Он пристроился рядом с Молли, приблизил губы к ее уху и спросил, ждет ли кто-нибудь внизу этого мужчину из соседней комнаты? Да. Шофер. Кто-нибудь еще? Нет, только шофер. Люди у двери вооружены? Да. Они телохранители. Идет война группировок якудзы.
Больше вопросов не было. Теперь инструкции для Молли. Саймон говорил просто, понятно. Молли, как известно, сообразительностью не отличалась. Не имело смысла что-либо усложнять. Закончив инструктаж, он спросил, поняла ли она. В ответ она кивнула. Саймон надеялся, что, ради их же блага, она на этот раз говорит правду.
Он помог ей встать на ноги и улыбнулся, чтобы подбодрить. Она тоже начала улыбаться, но улыбка, однако, была вымученной. Она начала раздеваться. Как и было приказано. В тот момент, когда она дошла до трусиков, дверь в ванную с треском распахнулась, и на пороге появился Кисен, явно раздраженный.
— Почему твоя не заканчивать?
Молли быстро бросила взгляд через плечо в надежде увидеть Саймона.
Его не было.
Она поднесла руку ко рту, не зная, что делать и забыла все, что ей говорил Саймон.
Кисен сгреб ее грудь, глубоко погрузив пальцы в плоть. Молли вскрикнула и попятилась от него.
Саймон, распростертый, как орел, прижавшийся спиной к низкому потолку ванной комнаты, а руками и ногами упершийся в противоположные стены, наблюдал, как Кисен опустил руку Молли на лобок. Саймону все это не понравилось. Молли не делала того, что должна была делать. Ей надо было завлечь татуированного в ванную комнату, а самой выскочить из нее, и чем быстрее, тем лучше. Для этого и нужно было раздеться, чтобы подманить его поближе к Саймону, потом шприц, и потом бежать от телохранителей.
Стараясь заглушить фен и хлещущую воду, он крикнул:
— Молли, черт тебя возьми, беги!
Все произошло в секунду. Кисен посмотрел вверх. Молли, оттолкнув его, побежала, тряся голыми грудями. Саймон рухнул с потолка.
Для толстяка Кисен среагировал молниеносно. В тот момент, когда Саймон оседлал его, он резко отклонился назад, больно приложив Саймона к раковине с зеркалом. Осколки разбитого зеркала вонзились тому в левый бок. Левый локоть пронзила резкая боль, потом он занемел. Сидя на спине Кисена, он увидел, как видавшая виды раковина соскочила с ржавых кронштейнов и рухнула в ванну, уже наполненную водой, увлекая за собой жужжащий фен для волос и трансформатор. И шприц.
Сразу же вода стала потрескивать и шипеть, с ее поверхности повалил густой пар. Потом, становясь горячее, она шумно забулькала и затрещала, как будто в ней ломали одновременно несколько деревяшек. Она пульсировала и билась в конвульсиях, живя какой-то своей уродливой отдельной от всех жизнью. Насыщенная электричеством вода становилась смертельно опасной, так же, как и голый человек, пытавшийся убить Саймона.
Кисен протянул через левое плечо руку и попытался царапнуть Саймона по глазам, глаза он не достал, но глубоко оцарапал ему лоб и щеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Он повесил трубку, засунул вату опять себе в рот и вернулся к чемоданчику. Из него он достал ролик липкой ленты, оторвал два больших куска и аккуратно заклеил ими рот Норе Барт. Потом, отложив ленту в сторону, вытащил носовой платок, скатал его и зажал большим и указательным пальцем ноздри Паскалю. Когда мулат открыл рот, чтобы вдохнуть, капитан втолкнул ему туда носовой платок.
Паскаль, давясь, захрипел, пытаясь вытолкнуть кляп изо рта; капитан оторвал еще два куска пленки, перевернул Паскаля на спину и заклеил ими ноздри мулата, старательно пригладив ленту, чтобы не проходил воздух. Закончив, капитан сел и стал спокойно наблюдать, как Паскаля начинает охватывать паника.
Лицо мулата сначала побледнело, потом посинело и наконец покраснело. Глаза его полезли из орбит, он извивался и крутился. Капитан ухмылялся. Спустя несколько секунд он склонился над Паскалем и вытащил из его рта носовой платок.
Мулат звучно втянул воздух. Его грудь вздымалась и опадала. Никогда в жизни он не был так напуган, как сейчас.
— Как только, — сказал капитан, — начнешь темнить, носовой платок вернется на свое место, да там и останется. Молли Дженьюари. Она все еще живет в районе Роппонжи?
Паскаль, моргая, пытался остановить слезы, текущие из глаз. Он утвердительно кивнул.
— Она там. Она там. Не засовывай эту штуку опять мне в рот. Не надо.
Капитан оторвал ленту от рта Норы.
— Ну, что, он говорит правду? Если нет, то снова поиграем в прятки с носовым платком.
Нора не останавливаясь начала кивать, ее маленькое личико царапалось о коврик.
— Она все еще там и работает все в том же клубе, Завтра они ее переводят. Завтра.
Капитан снова занялся Паскалем. Он держал мокрый носовой платок над лицом мулата, раскачивая его как маятник. Перепуганный Паскаль дергался от каждого его прикосновения.
— Она там, парень, клянусь матерью, она там.
Капитан оторвал ленту от носа Паскаля.
— Если ее там нет, я вернусь. Просто для того, чтобы удостовериться, что в следующий раз ты меня не подведешь...
Он опустил руку в чемоданчик и вытащил маленькую черную коробочку. Когда он открыл ее, Паскаль застонал.
— О черт! Парень, только не это...
Капитан держал в руках шприц. Он весело усмехнулся, как будто это было самое смешное, что ему приходилось делать за последнее время.
— Кое-что, что успокоит твою измученную головушку. Всем бай-бай.
— Послушай, парень, я не люблю иголки. Я...
Капитан кольнул его в правый бицепс. Когда мулат отключился, капитан перешагнул через его тело и посмотрел на Нору Барт.
— И сколько ты будешь в отлучке? — спросила она.
Ее хрипловатый голос напомнил ему Джун Аллисон.
— Пару часов.
— О'кей, — сказала она. — Ты не против, если сделаешь это мне в ногу? Я имею в виду — в бедро. В общем, у меня такой недостаток. Я, так сказать, легко покрываюсь синяками, и иногда они не сходят неделями. Я принимаю витамин С, но, похоже, он не помогает. В общем, так сказать, я не люблю синяков на руках, потому что мне нравится выставлять руки. Я имею в виду, что мне нравится носить летние платья, и я часто их надеваю. Особенно в такую погоду. Ты не возражаешь?
Он задрал юбку и обнажил ее зад. Нора Барт не носила белья. В середине одной из ягодиц был вытатуирован череп со змеей, вползающей в одну пустую глазницу и выползающей через другую. Капитан приподнял в удивлении бровь и вколол иглу прямо под татуировку. Когда он одернул ей юбку, она хихикнула.
— Мне от этого жрать не захочется? В последний раз, когда мы были на Гавайях, мы попробовали для интереса одну травку. Мауи-Уоуи. Все, что нам после этого захотелось, так это пожрать. Как настоящим свиньям. Офицер...
Ее голос затихал. Во сне она выглядела гораздо моложе и симпатичнее. Чего ей не доставало, так это варенья и тряпичной куклы.
Минуту спустя капитан приоткрыл входную дверь, выглянул в коридор и вышел. Он запер дверь, положил ключ в карман и повесил табличку «Не беспокоить».
Потом он поднял свой чемоданчик и, напевая «Невинного мужчину» Билли Джоэла, направился к лифту.
* * *
В тот вечер, тихо плача, с глубоко ввалившимися глазами Молли Дженьюари вошла в свою маленькую, убогую квартирку. За ней шел коренастый японец со шрамом на лбу и медальоном с символикой якудзы на шее. Он хрипло прогавкал команду двум сопровождавшим его телохранителям, которые почтительно склонили головы и остались в узком, плохо освещенном проходе. Когда дверь закрылась, они встали по обе ее стороны, сложив руки на мускулистой груди.
Войдя, японец со шрамом включил свет и прихрюкнул. Молли ненавидела этот звук. Он был знаком раздражения и напоминал щелканье бича. Этот звук означал: внимание, дай мне пройти. Немедленно.
— Почему твоя не чистит квартиру? — спросил он. — Здесь грязно.
Она стояла к нему спиной.
— Здесь было грязно, когда меня сюда привели. Что до меня, то она может такой и оставаться все время.
Хрюканье.
— Завтра идешь на место, три, четыре часа от Токио. Много мужчин там. Фермы, люди с завода, рыбаки. Ты пляшешь для них, они имеют тебя. Там не такое хорошее, как Токио. Очень, очень грязно. Хэй. Эти люди, они не мыться. Они бьют тебя, если ты не подчиняться.
Он похлопал себя по груди.
— Сначала ты учишься подчиняться мне. Ты снимаешь одежду. Мы трахаться.
Молли бросило в дрожь, несмотря на адскую жару. Тошнотворный кошмар начинался. Он собирался взять ее силой, как он это делал вчера и позавчера. Он был груб и относился к ней с презрением, совсем не щадя ее, а когда все заканчивалось, он тащил ее назад в клуб, чтобы рассказать проституткам и якудзам, что он с ней вытворял. Его звали Кисен.
Молли почувствовала рвотный позыв. Горькая горячая жижа устремилась к ее горлу. Зажав двумя руками рот, она бросилась в крошечную ванную и упала на колени перед унитазом. Ее тут же вырвало. Когда судороги прекратились, она еще долго ловила ртом воздух.
Она повернулась и увидела, как Кисен раздевается. Его мясистая туша была расцвечена татуировками от плеч до колен — вид настолько для нее омерзительный, что она проползла по грязному полу и захлопнула дверь. Она прислонилась к ванне и закрыла глаза. Хватит, хватит.
Два дня назад Кисен угрожал ей сразу же на этом месте исполосовать лицо, если она откажется танцевать голой в этой крысиной дыре, клубе в Роппонжи. Он действительно приставил нож к ее щеке и ждал, что она скажет. Уже не имея сил сопротивляться, Молли сдалась, думая, что это самое страшное, что он может заставить ее сделать, но в глубине души она знала: это не так. Он сделал больше, и с этим в ее жизнь вошел позор.
На полу ванной комнаты она подтянула колени к подбородку, крепко обхватив ноги руками и прислушалась к шуму, доносившемуся с улицы через крохотное оконце. Она жила в трущобах, населенных проституирующими мальчиками, с уличными лотками, дешевыми забегаловками и турецкими банями, которые на поверку оказывались кабинетами для «массажа».
Она возненавидела Токио с его узкими вонючими улицами без названий, домами без номеров, тысячами и тысячами телефонных линий, напоминавших ей тюремные решетки, решетки ее ловушки нищеты и безысходности, у которых не было ни начала, ни конца.
Это был ее кошмар, и она осталась одна. Две девушки, с которыми она прилетела, были переведены Кисеном куда-то в другое место. Большей, чем одиночество, болью были мысли о доме, об Эрике.
— Твоя выходит. Сейчас. — Кисен.
Молли открыла глаза и повернулась посмотреть на дверь, в это время чья-то ладонь зажала ей рот, и сильные руки уложили ее снова на пол. Крик замер у нее в горле. Она не могла пошевелиться. Чье-то теплое дыхание коснулось ее уха, и сквозь свой страх она услышала чей-то голос, прошептавший:
— Не кричи. Спокойно. Это Саймон. Саймон. Эрика прислала меня.
Он прятался в ванной за занавеской душа и теперь вышел из-за нее, чтобы Молли могла его увидеть. Одной рукой он все еще зажимал ее рот.
Она нахмурилась. Темные волосы, усы, армейская форма. Солнцезащитные очки. Это был не Саймон. Хотя...
Да. Молли всхлипнула и прижалась к нему. Он приложил палец к губам, высвободил свои руки и жестом показал, что она должна сидеть тихо. Затем он оглядел ванную. Она была маленькой и тесной, пространства не больше, чем в четырех телефонных будках, сложенных вместе. Саймон мог развести руки в стороны и коснуться заляпанных стен. Ее не мыли — по-настоящему не мыли — месяцами. Запах в ней стоял, как от букета неподтертых задниц.
Саймон прошел мимо Молли к ванне, нашел затычку и впихнул ее в водосток. Он до отказа открыл оба крана, затем поднялся и встал перед грязной раковиной. Молли оставила фен для волос и трансформатор на краю раковины рядом с ванной. Оба были включены в стенную розетку над треснутым, мутным зеркалом. Саймон включил фен, и, когда тот начал соскальзывать с края, положил его в раковину, где под банным халатом он прятал шприц. Должно быть достаточно шума, чтобы заглушить звуки его с Молли разговора.
Он пристроился рядом с Молли, приблизил губы к ее уху и спросил, ждет ли кто-нибудь внизу этого мужчину из соседней комнаты? Да. Шофер. Кто-нибудь еще? Нет, только шофер. Люди у двери вооружены? Да. Они телохранители. Идет война группировок якудзы.
Больше вопросов не было. Теперь инструкции для Молли. Саймон говорил просто, понятно. Молли, как известно, сообразительностью не отличалась. Не имело смысла что-либо усложнять. Закончив инструктаж, он спросил, поняла ли она. В ответ она кивнула. Саймон надеялся, что, ради их же блага, она на этот раз говорит правду.
Он помог ей встать на ноги и улыбнулся, чтобы подбодрить. Она тоже начала улыбаться, но улыбка, однако, была вымученной. Она начала раздеваться. Как и было приказано. В тот момент, когда она дошла до трусиков, дверь в ванную с треском распахнулась, и на пороге появился Кисен, явно раздраженный.
— Почему твоя не заканчивать?
Молли быстро бросила взгляд через плечо в надежде увидеть Саймона.
Его не было.
Она поднесла руку ко рту, не зная, что делать и забыла все, что ей говорил Саймон.
Кисен сгреб ее грудь, глубоко погрузив пальцы в плоть. Молли вскрикнула и попятилась от него.
Саймон, распростертый, как орел, прижавшийся спиной к низкому потолку ванной комнаты, а руками и ногами упершийся в противоположные стены, наблюдал, как Кисен опустил руку Молли на лобок. Саймону все это не понравилось. Молли не делала того, что должна была делать. Ей надо было завлечь татуированного в ванную комнату, а самой выскочить из нее, и чем быстрее, тем лучше. Для этого и нужно было раздеться, чтобы подманить его поближе к Саймону, потом шприц, и потом бежать от телохранителей.
Стараясь заглушить фен и хлещущую воду, он крикнул:
— Молли, черт тебя возьми, беги!
Все произошло в секунду. Кисен посмотрел вверх. Молли, оттолкнув его, побежала, тряся голыми грудями. Саймон рухнул с потолка.
Для толстяка Кисен среагировал молниеносно. В тот момент, когда Саймон оседлал его, он резко отклонился назад, больно приложив Саймона к раковине с зеркалом. Осколки разбитого зеркала вонзились тому в левый бок. Левый локоть пронзила резкая боль, потом он занемел. Сидя на спине Кисена, он увидел, как видавшая виды раковина соскочила с ржавых кронштейнов и рухнула в ванну, уже наполненную водой, увлекая за собой жужжащий фен для волос и трансформатор. И шприц.
Сразу же вода стала потрескивать и шипеть, с ее поверхности повалил густой пар. Потом, становясь горячее, она шумно забулькала и затрещала, как будто в ней ломали одновременно несколько деревяшек. Она пульсировала и билась в конвульсиях, живя какой-то своей уродливой отдельной от всех жизнью. Насыщенная электричеством вода становилась смертельно опасной, так же, как и голый человек, пытавшийся убить Саймона.
Кисен протянул через левое плечо руку и попытался царапнуть Саймона по глазам, глаза он не достал, но глубоко оцарапал ему лоб и щеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75