Мы не можем позволить ему…
– Мы слышали твою точку зрения, Майк, – говорит Санни не без сочувствия. – Теперь сядь, ладно?
Майк глядит беспомощным взглядом. Он не дурак и понимает, к чему дело клонится.
– Вы должны об этом подумать, люди. Очень и очень тщательно подумать.
Он спускается по ступеням и садится рядом с Молли. Берет ее за руку. Она отдает руку на секунду или две, потом забирает.
– Я пойду сяду с Ральфи, Майк. Она встает и идет по проходу туда, где спят дети. Исчезает в круге родителей, не оглянувшись.
– Еще кто-нибудь хочет высказаться? – спрашивает Робби. – Какие будут предложения?
Секунда молчания – и вперед выходит Урсула.
– Прости нас Боже, но давайте дадим ему то, что он хочет. Дадим ему то, что он хочет, и пусть идет своей дорогой. На мою жизнь мне наплевать, но дети… даже если это будет Салли. Пусть лучше живет с плохим человеком, чем… чем умрет.
Она разражается рыданиями и упреками:
– Боже мой, Майкл Андерсон, у тебя, что ли, сердца нет? Это же дети! Мы не можем дать ему убить детей!
И она возвращается туда, где спят дети. Майк теперь окружен рядами враждебных взглядов.
– Еще кто-нибудь? – спрашивает Робби, глядя на часы.
Майк начинает вставать, но Хэтч берет его за руку и слегка сжимает. Майк глядит не него пораженным и вопросительным взглядом, и Хэтч чуть заметно покачивает головой. «Хватит, – означает этот жест. – Ты сделал все, что мог».
Майк стряхивает его руку и снова встает. Теперь он не идет к помосту, а обращается к землякам с места:
– Не надо. Прошу вас. Андерсоны живут на Литтл-Толл-Айленде с 1735 года. Я прошу вас как житель острова и как отец Ральфи Андерсона – не делайте этого. Не идите на это. – После паузы он добавляет:
– Это проклятие. Вечная погибель.
Он оглядывается безнадежно, и никто, даже его собственная жена, не хочет встречаться с ним взглядом. Снова падает тишина, и только чуть завывает ветер и щелкают часы.
– Хорошо, – говорит Майк. – Тогда я предлагаю ограничить право голоса. Пусть голосуют родители и только родители. Они все местные…
– Это нечестно! – встает Линда Сент-Пьер. Она касается брови спящей дочери с нежной любовью.
– Я вырастила ее сама – да, с большой помощью всех горожан, и твоей и твоей жены, Майк, – но в основном сама. И я не должна принимать такое решение в одиночку. Для чего же тогда община, если не затем, чтобы помочь людям, когда случается что-то по-настоящему страшное? Когда нет ни одного достойного выхода?
– Я бы не смог сказать лучше, – говорит Энди.
– Но… – начинает Майк.
– Сядь!.. Ставь на голосование!.. Давайте голосовать!.. – слышен хор голосов.
– Кто-нибудь еще ставит вопрос о праве на голосование? – спрашивает Робби. – Может быть, это не совсем по-парламентски, но это надо решить. Я бы предпочел услышать мнение кого-нибудь из родителей.
Напряженное молчание, и голос Мелинды Хэтчер:
– Я предлагаю, чтобы голосовали все.
– Поддерживаю, – вторит Карла Брайт.
– Это не… – пытается сказать Майк.
– Замолчи! – орет Энджи. – Тебе уже давали слово, и теперь сядь и помолчи!
– Выдвинуто и поддержано предложение, – объявляет Робби Билз, – чтобы по вопросу о том, выдать ли мистеру Линожу то, что он просит, голосовали все. Кто «за»?
Поднимают руки все, кроме Майка. Он видит, что Молли тоже подняла руку, видит, что она на него не смотрит, и что-то начинает в нем умирать.
– Кто «против»?
Ни одной руки. Майк просто сидит в первом ряду с опущенной головой.
– Предложение принято. – Робби опускает молоток.
Тесе Маршан требует:
– Ставь вопрос на голосование, Робби Билз. Настоящий вопрос.
В подвале Линож смотрит в потолок, и глаза его светятся в полутьме. Они собираются голосовать, и он это знает.
В зале Джоанна с сердцем говорит:
– Ради Бога, давайте проголосуем и закончим!
– Мой сын в этом не участвует! – объявляет Майк. – Надеюсь, это ясно? Мой сын не будет частью этой… мерзости.
– Будет, – отвечает Молли.
Полное молчание. Майк поднимается и глядит на жену, не веря своим глазам. Через весь зал смотрят они друг на друга.
– Мы никогда не бегали от своего долга, Майкл, – говорит Молли. – Мы всегда участвовали в жизни острова. Мы будем участвовать и на этот раз.
– Не может быть, чтобы ты говорила всерьез, Молли. Это не правда?
– Это правда.
– Это безумие.
– Может быть – но безумие не по нашей вине. Майкл…
– Я ухожу! К черту все это! И вас всех к черту! Я беру моего сына и ухожу!
Он успевает сделать три шага, и тут же добровольный конвой хватает его и усаживает обратно. Молли смотрит, как отбивается Майк, как грубы его конвоиры – им не нравится его отношение к весьма спорному решению, которое принимается, – и она бежит к нему по проходу.
– Хэтч! На помощь! – зовет Майк.
Но Хэтч отворачивается, и лицо его горит от смущения. Майк рвется в его сторону, и Люсьен бьет его в нос. Кровь.
– Прекратите! Не бейте его! – кричит Молли. – Майк, тебя сильно…
– Отойди, – говорит ей Майк. – Отойди, пока я еще владею собой и не плюнул тебе в лицо. Она делает шаг назад, глаза ее расширены.
– Майк, если бы ты только понял… это решение принимать не нам одним. Это касается целого города!
– Я знаю, что это так – и разве я говорил другое? Уйди от меня, Молли.
Она отходит в горе и печали. Санни Бротиган протягивает Майку платок.
– Можете отпустить, – говорит Майк. – Я никуда не денусь.
Они его отпускают, хотя и настороженно. Робби с помоста глядит с явным удовольствием. «Пусть ситуация очень плохая, – говорит его лицо, – но если святошу констебля смазали по морде, это уже что-то».
Молли отступает от Майка, который на нее не смотрит. Лицо ее дергается и дрожит. Она, плача, уходит в конец зала. Люди по дороге похлопывают ее по рукам, шепчут утешения и ободрения «Ничего, все образуется», «Он потом опомнится», «Ты поступила правильно»… В конце зала ее обнимают Мелинда, Джилл и Линда Сент-Пьер.
Хэтч подсаживается к Майку, не зная, куда деваться от стыда.
– Майк, я…
– Заткнись, – отвечает Майк, не глядя. – Заткнись и отвали.
– Когда у тебя будет время подумать, ты поймешь, – говорит ему Хэтч. – До тебя дойдет. Это единственное, что мы можем сделать. А что еще? Умереть за принцип? Всем нам? В том числе тем, кто слишком молод, чтобы понять, за что умирают? Подумай об этом.
Майк наконец поднимает глаза:
– А если кончится тем, что Линож возьмет Пиппу? Долгое молчание. Хэтч думает. Потом глядит Майку прямо в глаза:
– Я скажу себе, что она умерла в младенчестве. Непредвиденная смерть новорожденного, когда никто ничего не может сделать. И я в это поверю. Мы с Мелли поверим оба.
Робби снова стучит по помосту молотком.
– Внимание, внимание! Вопрос ставится на голосование. Отдадим мы или нет мистеру Линожу то, что он просит, учитывая его обещание оставить нас в покое? Что скажет Литтл-Толл-Айленд? Кто «за», голосуют обычным поднятием рук.
Момент совершенно бездыханной тишины. Потом в конце зала поднимает руку Энди Робишо.
– Я – отец Гарри, и я голосую «за».
– Я – его мать, и я тоже «за», – говорит Джилл Робишо.
– Мы с Кларой голосуем «за», – поднимает руку Генри.
Поднимает руку Линда Сент-Пьер. За ней Сандра Билз, и Робби на помосте тоже поднимает руку.
– У нас нет выбора, – поднимает руку Мелинда.
– Нет выбора. – Хэтч поднимает руку.
– Я голосую «за» – это единственный выход. – Урсула.
Вслед за ней поднимает руку Тавия.
– Приходится. – Голос Джека.
Он поднимает руку. Анджела долго и любовно глядит на спящего Бастера и тоже поднимает руку.
Весь зал обращает глаза к Молли. Она становится на колени, целует Ральфи в седло феи на носу, потом встает. Обращается она ко всем… но в каком-то смысле говорит только с Майком, и лицо ее молит о понимании.
– Утратить одного живым лучше, чем утратить всех мертвыми. Я голосую «за».
И она поднимает руку. За ней поднимаются и другие руки. Камера идет по рядам, выбирает все лица, которые мы теперь знаем, и видит, как поднимаются все руки… кроме одной.
Робби выжидает минуту, глядя на лес поднятых рук и похоронных лиц. Надо отдать этим людям должное – они приняли страшное решение… и они это знают.
– Кто «против»? – мягко спрашивает Робби. Поднятые руки опускаются. Майк, не поднимая глаз, выбрасывает руку высоко в воздух.
– Всеми голосами против одного, – объявляет Робби. – Предложение принято.
Часы показывают девять тридцать и бьют один раз.
Открывается дверь, и входит Линож, держа трость в одной руке и Замшевый мешочек в другой.
– Приняли ли вы решение, люди? – спрашивает он.
– Да, – отвечает Робби. – Решение в вашу пользу.
– Прекрасно, – говорит Линож. Он проходит мимо заднего ряда, останавливается, дойдя до прохода, и смотрит на родителей.
– Вы сделали правильный выбор.
Молли отворачивается – ей мерзко одобрение улыбающегося монстра. Линож видит ее отвращение, и его улыбка становится шире. Он идет медленно по проходу, держа перед собой мешок с шариками.
Всходит по ступеням, и Робби быстро отодвигается от него в сторону с полным ужаса лицом. Линож стоит возле трибуны, с доброй улыбкой глядя на своих заложников.
– Вы сделали трудную вещь, друзья мои, но вопреки всему, что мог тут говорить вам констебль, вы поступили хорошо. Вы поступили правильно. Это было единственное, что хорошие, любящие, ответственные люди могли сделать в данных обстоятельствах.
Мешок он держит за завязку так, что тот свисает с его руки.
– Это – колдовские камни. Они были стары, когда мир был юн, и с их помощью решали великие вопросы еще до того, как Атлантида погрузилась в Африканский океан. Здесь семь белых камешков… и один черный.
Линож замолкает… улыбается… и чуть видны кончики его клыков.
– Вы не можете дождаться, чтобы я ушел, и я не виню вас. Тогда пусть выйдет по одному родителю каждого ребенка, если не трудно. Закончим это дело.
Камера показывает островитян. Они впервые нутром поняли, что сейчас сделали. И еще поняли, что поворачивать обратно поздно.
Линож улыбается. Показывает кончики клыков. И держит мешок. Время выбирать.
Затемнение. Конец акта пятого.
АКТ ШЕСТОЙ
Над ночным проливом кончился снегопад, и луна проложила золотую дорожку к материку.
Безмолвная Мэйн-стрич засыпана снегом.
Здание мэрии стоит, темное справа и ярко освещенное свечами слева, где находится зал заседаний.
В зале медленно, очень медленно идут по центральному проходу родители: Джилл, Урсула, Джек, Линда, Сандра, Генри, Мелинда. Последней идет Молли Андерсон. Она умоляющими глазами смотрит на Майка.
– Майк, прошу тебя, попытайся понять…
– Что ты хочешь, чтобы я понял? Вернись и сядь рядом с ним. Не принимай участия в этой мерзости.
– Не могу. Если бы ты только понимал…
Майк смотрит в пол. Он не хочет смотреть на Молли, не хочет ничего этого видеть. Она это понимает и скорбно уходит, поднимаясь по ступеням.
На помосте родители выстроились в линию. Линож глядит на них с благосклонной улыбкой, как дантист, объясняющий ребенку, что больно не будет, ну совсем не будет.
– Это очень просто, – говорит он. – Каждый вытащит из мешка камешек. Ребенок того, кто вытащит черный, пойдет со мной. Чтобы жить долго… чтобы видеть далеко… и знать много. Миссис Робишо? Джилл? Не согласитесь ли вы начать?
Он протягивает ей мешочек. Кажется, что она к нему не собирается притрагиваться… или не может.
– Давай, милая, – подбадривает ее Энди. – Бери! Она бросает на него затравленный взгляд, сует руку в мешок, шарит там и вынимает кулак с крепко зажатым камешком. Вид у нее такой, будто она сейчас упадет в обморок.
– Миссис Хэтчер? – предлагает Линож. Мелинда берет камешек. Сандра следующая. Она тянет руку к мешку… и отдергивает.
– Робби, я не могу! Ты!
Но Робби близко к Линожу подходить не хочет.
– Давай, тащи!
Она повинуется и отступает, дрожа губами, и так стиснув пальцы, что они побелели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40