Следующий – Генри Брайт. Он долго выбирает, отбрасывая один (или два) чтобы взять другой. Потом Джек. Он выбирает быстро и отступает, бросив на Энджи отчаянный взгляд последней надежды. Берет шарик Линда Сент-Пьер. Остаются Урсула и Молли.
– Дамы? – обращается к ним Линож.
– Ты первая, Молли, – говорит Урсула.
– Нет. Прошу тебя. Ты.
Урсула резко сует руку в мешок, берет один из двух оставшихся шариков и отступает, стиснув кулак. Молли делает шаг вперед, смотрит на Линожа и берет последний камешек. Линож отбрасывает мешок. Он полощется в воздухе, падая вниз… и исчезает в голубой вспышке, не успев коснуться помоста. Островитяне не реагируют. Молчание такое плотное, что его можно резать ножом.
– Отлично, друзья мои, – говорит Линож. – Пока что все сделано как надо. Итак, кто смелый показать первым? Отбросить страх, и ощутить, как он сменяется сладостным облегчением?
Никто не отвечает.
– Давайте, давайте! – благодушно торопит Линож. – Разве вы не слышали, что боги карают слабых духом?
– Я люблю тебя, Бастер! – выкрикивает Джек и раскрывает руку. Шарик в ней белый. Говор в зале.
Выходит вперед Урсула и выставляет сжатый дрожащий кулак. Собирается с духом, и рука ее разжимается, как пружина. Шарик белый. Снова говор в зале.
– Давай, Сандра! – говорит Робби. – Покажи.
– Я… я… Робби, я не могу… Я знаю, что это Донни… знаю… мне никогда не везло…
С нетерпением, с презрением к ней, Робби, желая покончить с неизвестностью, подходит, хватает ее за руку и разжимает ей пальцы. Шарика нам не видно, и по его лицу ничего нельзя прочесть. Но он хватает то, что у нее в руке, и поднимает вверх всем напоказ. Дико улыбается – похож на Ричарда Никсона в политической гонке.
– Белый! – кричит он. И пытается обнять свою жену, но она отталкивает его с выражением не просто отвращения – это омерзение.
Очередь выходить Линде Сент-Пьер. Она держит сжатую руку, смотрит на нее и закрывает глаза.
– О Господи, молю Тебя, не отнимай у меня Хейди.
Открывает руку, но глаза держит закрытыми.
– Белый! – кричит чей-то голос.
Говор в зале. Линда открывает глаза, видит, что камешек белый, и начинает рыдать, прижимая драгоценный камешек к груди.
– Джилл? – предлагает Линож. – Миссис Робишо?
– Не могу, – отвечает она. – Я думала, что смогу, но я не могу. Простите…
Она бросается к лестнице, прижимая к груди сжатый кулак. Но не успевает до нее дойти, как Линож указывает на нее тростью. Ее притягивает назад. Линож наклоняет голову волка к ее руке. Она пытается удержать пальцы – и не может. Камешек падает на помост и катится, как шарик (на который он и похож), а камера следит за ним. Он останавливается у ножки стола городского менеджера. Он белый.
Джилл сваливается на колени, всхлипывая. Остались только Генри, Мелинда и Молли. У кого-то из них – черный камешек. Перебивка: лица их супругов. Карла Брайт и Хэтч смотрят на сцену с завороженным ужасом. Майк не отрывает глаз от пола.
– Мистер Брайт? – зовет Линож. – Генри? Не сделаете ли нам одолжение?
Генри выходит вперед и медленно открывает руку. Камешек белый. Генри от облегчения становится как спущенный воздушный шар. Карла глядит на него, улыбаясь сквозь слезы.
Теперь все решится между Молли и Мелиндой. Ральфи или Пиппа. Матери глядят друг на друга на фоне улыбки Линожа. Одна из них сейчас перестанет быть матерью, и обе они это знают.
Крупным планом – Молли. Ей представляется:
Над облаками парит Линож, но клин стал очень коротким. Из восьми детей остались только Ральфи и Пиппа, держащиеся за руки Линожа.
– Дамы? – напоминает Линож.
Молли взглядом передает Мелинде мысль. Мелинда понимает и чуть кивает. Они сдвигают кулаки вместе, рука к руке. Смотрят друг на друга, неистовые от любви, надежды и страха.
– Давай, – очень тихо говорит Молли.
Крупным планом – две руки. Они открываются. В одной шарик – белый, в другой – черный. Говор, аханье, удивленные выкрики в зале – но мы пока не знаем. Мы видим только два камешка на двух ладонях.
Самый крупный план: лицо Молли.
Дикие глаза.
Самый крупный план: лицо Мелинды.
Дикие глаза.
Самый крупный план: лицо Хэтча.
Дикие глаза.
Самый крупный план: Майк.
Голова его опущена… но ему так не высидеть, несмотря на твердое решение не участвовать в этом даже пассивно. Он поднимает голову и глядит на помост. И мы читаем выражение лица этого человека: сначала – неверие, потом – страшное осознание.
– НЕТ! – Майк вскакивает на ноги. – НЕТ!
Санни, Люсьен и Алекс хватают его и прижимают к сиденью, не давая броситься вперед.
Мелинда и Молли стоят на помосте. Они смотрят друг на друга, почти сдвинув лица, застывшие, вытянув руки – теперь открытые. В руке Мелинды – белый камешек. В руке Молли – черный.
Лицо Мелинды разражается запоздалой реакцией. Она поворачивается, ослепленная слезами, и идет к краю помоста.
– Пиппа! Мама идет к тебе, любовь моя… Споткнувшись о ступени, она полетела бы головой вниз, не подхвати ее Хэтч. В истерике облегчения она даже этого не заметила. Вырвавшись из рук мужа, она бежит по проходу.
– Пиппа, деточка моя! Все в порядке! Мама идет к тебе, мама идет!
Хэтч поворачивается к Майку.
– Майк, я…
Майк только кидает на него взгляд – взгляд чистейшей, отравленной ненависти. «Ты этому потворствовал, и мне это стоило моего сына», – говорит этот взгляд. Хэтч, не в силах это вынести, уходит за своей женой, почти крадучись.
Молли все это время стоит столбом, глядя на черный шарик, но сейчас до нее начинает доходить, что случилось.
– Нет. Этого не может быть. Этого… Она отбрасывает шарик и поворачивается к Линожу:
– Это шутка?! Проверка? Это проверка, правда? Вы же не думали…
Но он именно это думал, и думает сейчас. И она это понимает.
– Я его не отдам!
– Молли, – говорит Линож. – Я остро ощущаю ваше горе… но вы согласились на условия. Мне очень жаль.
– Вы это подстроили! Вам все время нужен был только он! Из-за… из-за седла феи!
Правда ли это? Нам никогда не узнать, померещилась нам эта искра в глазах Линожа, или… или мы ее видели.
– Я вас заверяю, что это не так. Игра была, как вы бы назвали, честной. И поскольку я считаю, что долгие проводы – лишние слезы…
Он идет к ступеням, чтобы предъявить право на свой приз.
– Нет! – кричит Молли. – Не дам!
Она пытается на него наброситься, но Линож делает жест тростью, и она летит спиной вперед, перекатываясь через стол городского менеджера. Она падает плачущей кучей.
Линож, стоя на краю помоста у ступеней, разглядывает островитян – которые похожи на людей, пробуждающихся от общего кошмара, в котором сотворили что-то ужасное и непоправимое – с сияющей и сардонической улыбкой удовольствия.
– Леди и джентльмены, жители Литтл-Толл-Айленда, я благодарю вас за ваше внимание к моим нуждам, и объявляю это собрание закрытым… с замечанием, что чем меньше будет сказано остальному миру о нашем… соглашении, тем счастливей вы будете жить дальше… хотя, конечно, в подобных вопросах окончательное решение за вами.
За его спиной Молли встает на ноги и идет вперед. Она обезумела от шока, горя, невозможности поверить.
Линож надевает желтые перчатки, шапку.
– А теперь я возьму своего нового протеже и оставлю вас наедине с вашими мыслями. Надеюсь, они будут счастливыми.
Он идет вниз по ступеням. Его путь лежит по центральному проходу недалеко от места, где сидит Майк. Молли бросается к краю помоста, и глаза ее так выкатились, что занимают пол-лица. Она видит, что стража Майка больше не выполняет свою работу:
Люсьен, Санни и остальные глядят на Линожа с отвисшими челюстями.
– Останови его, Майк! – визжит Молли. – Ради Бога, останови его!
Майк знает, что будет, если он бросится на Линожа: один взмах трости – и он будет отскребать себя от стены. Он поднимает глаза на жену – наверное, уже бывшую жену. Страшные, мертвые глаза.
– Поздно, Молли.
Ее реакция – сперва отчаяние, потом – безумная решимость. Если Майк не поможет исправить ошибку, которую они допустили, она сделает это сама. Она оглядывается… видит пистолет Робби, который лежит на помосте. Она хватает его и бросается с помоста на пол.
– Стой! – кричит она. – Я предупреждаю!
Линож идет дальше, и с ним происходит перемена. Куртка превращается в королевское синее с серебром облачение, украшенное солнцами, лунами, прочими каббалистическими символами. Шапка становится остроконечной шляпой чернокнижника или чародея. И трость становится скипетром. На ней сверху по-прежнему волчья голова, но теперь она венчает такой жезл, что хоть Мерлину впору.
Молли то ли не видит, то ли ей все равно. Ей нужно только одно – остановить его. Она вступает в проход и направляет пистолет.
– Стой, или я стреляю!
Но Санни и Алекс Хабер загораживают ей путь к Линожу. Люсьен и Джонни Гарриман ее хватают… и Хэтч мягко забирает из ее руки пистолет. Майк все это время сидит, опустив голову, не в силах смотреть.
– Простите, миссис Андерсон… – говорит Санни. – Но мы договорились.
– Мы не понимали, о чем договариваемся! – кричит Молли. – Мы не знали, что делали! Майк был прав, мы не… не… Джек, останови его! Не дай ему взять Ральфи! Не давай ему взять моего сына!
– Я не могу этого сделать, Молли, – отвечает Джек. И с тенью упрека добавляет:
– А ведь ты так не кричала бы, если бы это я вытащил черный шарик.
Она глядит на него, не веря своим ушам. Он секунду выдерживает ее взгляд, потом колеблется… но тут Анджела обнимает его за плечи и вперяется в Молли с открытой враждебностью.
– Ты что, совсем не умеешь проигрывать?
– Это… – Молли задохнулась. -…это тебе не бейсбол!
К детскому углу подходит Линож, чародей с головы до пят, в ярком голубом сиянии. Еще раз виден его огромный возраст. Родители и их друзья отшатываются от него со страхом. Он их не замечает абсолютно. Нагнувшись, он берет на руки Ральфи Андерсона и восхищенно на него смотрит.
Молли чуть не удалось в отчаянной борьбе вырваться из рук держащих ее сильных мужчин. С истерическим вызовом она кричит Линожу через весь пролет:
– Вы нас обманули!
– Возможно, вы сами обманули себя, – отвечает он.
– Он никогда не будет вашим! Никогда! Линож поднимает спящего мальчика, как подношение. Голубое сияние вокруг него становится ярче… и начинает захватывать Ральфи. Старость Линожа не добра, а жестока, такая, которая пугает. И его торжествующая улыбка – это ужас, который долго будет еще в наших снах.
– Будет. Он полюбит меня. – Линож делает паузу. – И он будет называть меня отцом.
Это – страшная правда, против которой Молли уже не выстоять. Она падает на удерживающие ее руки, не в силах держаться на ногах. Линож еще секунду выдерживает ее взгляд, потом отворачивается – развевается край его облачения. Он шагает к двери. И все глаза поворачиваются ему вслед.
А мы видим Майка. Он встает. Лицо его все такое же мертвое. Хэтч касается его рукой.
– Майк, я…
– Не трогай меня, – отталкивает его руку Майк. – Никто из вас меня больше не трогайте. – Взгляд на Молли. – Никто.
Он идет по боковому проходу, и никто его не останавливает.
Он выходит из зала как раз вовремя, чтобы успеть заметить, как край облачения Линожа исчезает за входной дверью в ночи. Сперва остановившись, он идет туда же.
Майк выходит, останавливается и смотрит, и дыхание его серебрится в свете луны.
Перед зданием стоят Линож и Ральфи, и Линож все еще сияет ярко-голубым светом. Камера смотрит ему вслед, а он несет Ральфи к улице… берегу… проливу… материку… и не считанным лигам бескрайней земли. Мы видим его следы – сперва глубокие… потом легкие… потом еле заметные…
Миновав купол с мемориальным колоколом, Линож начинает подниматься в воздух. Всего на дюйм-другой, но расстояние от него до земли медленно растет. Будто он идет по лестнице, которую мы не видим.
А Майк у входа в мэрию кричит вслед своему сыну, вложив все свое горе в единое слово:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Дамы? – обращается к ним Линож.
– Ты первая, Молли, – говорит Урсула.
– Нет. Прошу тебя. Ты.
Урсула резко сует руку в мешок, берет один из двух оставшихся шариков и отступает, стиснув кулак. Молли делает шаг вперед, смотрит на Линожа и берет последний камешек. Линож отбрасывает мешок. Он полощется в воздухе, падая вниз… и исчезает в голубой вспышке, не успев коснуться помоста. Островитяне не реагируют. Молчание такое плотное, что его можно резать ножом.
– Отлично, друзья мои, – говорит Линож. – Пока что все сделано как надо. Итак, кто смелый показать первым? Отбросить страх, и ощутить, как он сменяется сладостным облегчением?
Никто не отвечает.
– Давайте, давайте! – благодушно торопит Линож. – Разве вы не слышали, что боги карают слабых духом?
– Я люблю тебя, Бастер! – выкрикивает Джек и раскрывает руку. Шарик в ней белый. Говор в зале.
Выходит вперед Урсула и выставляет сжатый дрожащий кулак. Собирается с духом, и рука ее разжимается, как пружина. Шарик белый. Снова говор в зале.
– Давай, Сандра! – говорит Робби. – Покажи.
– Я… я… Робби, я не могу… Я знаю, что это Донни… знаю… мне никогда не везло…
С нетерпением, с презрением к ней, Робби, желая покончить с неизвестностью, подходит, хватает ее за руку и разжимает ей пальцы. Шарика нам не видно, и по его лицу ничего нельзя прочесть. Но он хватает то, что у нее в руке, и поднимает вверх всем напоказ. Дико улыбается – похож на Ричарда Никсона в политической гонке.
– Белый! – кричит он. И пытается обнять свою жену, но она отталкивает его с выражением не просто отвращения – это омерзение.
Очередь выходить Линде Сент-Пьер. Она держит сжатую руку, смотрит на нее и закрывает глаза.
– О Господи, молю Тебя, не отнимай у меня Хейди.
Открывает руку, но глаза держит закрытыми.
– Белый! – кричит чей-то голос.
Говор в зале. Линда открывает глаза, видит, что камешек белый, и начинает рыдать, прижимая драгоценный камешек к груди.
– Джилл? – предлагает Линож. – Миссис Робишо?
– Не могу, – отвечает она. – Я думала, что смогу, но я не могу. Простите…
Она бросается к лестнице, прижимая к груди сжатый кулак. Но не успевает до нее дойти, как Линож указывает на нее тростью. Ее притягивает назад. Линож наклоняет голову волка к ее руке. Она пытается удержать пальцы – и не может. Камешек падает на помост и катится, как шарик (на который он и похож), а камера следит за ним. Он останавливается у ножки стола городского менеджера. Он белый.
Джилл сваливается на колени, всхлипывая. Остались только Генри, Мелинда и Молли. У кого-то из них – черный камешек. Перебивка: лица их супругов. Карла Брайт и Хэтч смотрят на сцену с завороженным ужасом. Майк не отрывает глаз от пола.
– Мистер Брайт? – зовет Линож. – Генри? Не сделаете ли нам одолжение?
Генри выходит вперед и медленно открывает руку. Камешек белый. Генри от облегчения становится как спущенный воздушный шар. Карла глядит на него, улыбаясь сквозь слезы.
Теперь все решится между Молли и Мелиндой. Ральфи или Пиппа. Матери глядят друг на друга на фоне улыбки Линожа. Одна из них сейчас перестанет быть матерью, и обе они это знают.
Крупным планом – Молли. Ей представляется:
Над облаками парит Линож, но клин стал очень коротким. Из восьми детей остались только Ральфи и Пиппа, держащиеся за руки Линожа.
– Дамы? – напоминает Линож.
Молли взглядом передает Мелинде мысль. Мелинда понимает и чуть кивает. Они сдвигают кулаки вместе, рука к руке. Смотрят друг на друга, неистовые от любви, надежды и страха.
– Давай, – очень тихо говорит Молли.
Крупным планом – две руки. Они открываются. В одной шарик – белый, в другой – черный. Говор, аханье, удивленные выкрики в зале – но мы пока не знаем. Мы видим только два камешка на двух ладонях.
Самый крупный план: лицо Молли.
Дикие глаза.
Самый крупный план: лицо Мелинды.
Дикие глаза.
Самый крупный план: лицо Хэтча.
Дикие глаза.
Самый крупный план: Майк.
Голова его опущена… но ему так не высидеть, несмотря на твердое решение не участвовать в этом даже пассивно. Он поднимает голову и глядит на помост. И мы читаем выражение лица этого человека: сначала – неверие, потом – страшное осознание.
– НЕТ! – Майк вскакивает на ноги. – НЕТ!
Санни, Люсьен и Алекс хватают его и прижимают к сиденью, не давая броситься вперед.
Мелинда и Молли стоят на помосте. Они смотрят друг на друга, почти сдвинув лица, застывшие, вытянув руки – теперь открытые. В руке Мелинды – белый камешек. В руке Молли – черный.
Лицо Мелинды разражается запоздалой реакцией. Она поворачивается, ослепленная слезами, и идет к краю помоста.
– Пиппа! Мама идет к тебе, любовь моя… Споткнувшись о ступени, она полетела бы головой вниз, не подхвати ее Хэтч. В истерике облегчения она даже этого не заметила. Вырвавшись из рук мужа, она бежит по проходу.
– Пиппа, деточка моя! Все в порядке! Мама идет к тебе, мама идет!
Хэтч поворачивается к Майку.
– Майк, я…
Майк только кидает на него взгляд – взгляд чистейшей, отравленной ненависти. «Ты этому потворствовал, и мне это стоило моего сына», – говорит этот взгляд. Хэтч, не в силах это вынести, уходит за своей женой, почти крадучись.
Молли все это время стоит столбом, глядя на черный шарик, но сейчас до нее начинает доходить, что случилось.
– Нет. Этого не может быть. Этого… Она отбрасывает шарик и поворачивается к Линожу:
– Это шутка?! Проверка? Это проверка, правда? Вы же не думали…
Но он именно это думал, и думает сейчас. И она это понимает.
– Я его не отдам!
– Молли, – говорит Линож. – Я остро ощущаю ваше горе… но вы согласились на условия. Мне очень жаль.
– Вы это подстроили! Вам все время нужен был только он! Из-за… из-за седла феи!
Правда ли это? Нам никогда не узнать, померещилась нам эта искра в глазах Линожа, или… или мы ее видели.
– Я вас заверяю, что это не так. Игра была, как вы бы назвали, честной. И поскольку я считаю, что долгие проводы – лишние слезы…
Он идет к ступеням, чтобы предъявить право на свой приз.
– Нет! – кричит Молли. – Не дам!
Она пытается на него наброситься, но Линож делает жест тростью, и она летит спиной вперед, перекатываясь через стол городского менеджера. Она падает плачущей кучей.
Линож, стоя на краю помоста у ступеней, разглядывает островитян – которые похожи на людей, пробуждающихся от общего кошмара, в котором сотворили что-то ужасное и непоправимое – с сияющей и сардонической улыбкой удовольствия.
– Леди и джентльмены, жители Литтл-Толл-Айленда, я благодарю вас за ваше внимание к моим нуждам, и объявляю это собрание закрытым… с замечанием, что чем меньше будет сказано остальному миру о нашем… соглашении, тем счастливей вы будете жить дальше… хотя, конечно, в подобных вопросах окончательное решение за вами.
За его спиной Молли встает на ноги и идет вперед. Она обезумела от шока, горя, невозможности поверить.
Линож надевает желтые перчатки, шапку.
– А теперь я возьму своего нового протеже и оставлю вас наедине с вашими мыслями. Надеюсь, они будут счастливыми.
Он идет вниз по ступеням. Его путь лежит по центральному проходу недалеко от места, где сидит Майк. Молли бросается к краю помоста, и глаза ее так выкатились, что занимают пол-лица. Она видит, что стража Майка больше не выполняет свою работу:
Люсьен, Санни и остальные глядят на Линожа с отвисшими челюстями.
– Останови его, Майк! – визжит Молли. – Ради Бога, останови его!
Майк знает, что будет, если он бросится на Линожа: один взмах трости – и он будет отскребать себя от стены. Он поднимает глаза на жену – наверное, уже бывшую жену. Страшные, мертвые глаза.
– Поздно, Молли.
Ее реакция – сперва отчаяние, потом – безумная решимость. Если Майк не поможет исправить ошибку, которую они допустили, она сделает это сама. Она оглядывается… видит пистолет Робби, который лежит на помосте. Она хватает его и бросается с помоста на пол.
– Стой! – кричит она. – Я предупреждаю!
Линож идет дальше, и с ним происходит перемена. Куртка превращается в королевское синее с серебром облачение, украшенное солнцами, лунами, прочими каббалистическими символами. Шапка становится остроконечной шляпой чернокнижника или чародея. И трость становится скипетром. На ней сверху по-прежнему волчья голова, но теперь она венчает такой жезл, что хоть Мерлину впору.
Молли то ли не видит, то ли ей все равно. Ей нужно только одно – остановить его. Она вступает в проход и направляет пистолет.
– Стой, или я стреляю!
Но Санни и Алекс Хабер загораживают ей путь к Линожу. Люсьен и Джонни Гарриман ее хватают… и Хэтч мягко забирает из ее руки пистолет. Майк все это время сидит, опустив голову, не в силах смотреть.
– Простите, миссис Андерсон… – говорит Санни. – Но мы договорились.
– Мы не понимали, о чем договариваемся! – кричит Молли. – Мы не знали, что делали! Майк был прав, мы не… не… Джек, останови его! Не дай ему взять Ральфи! Не давай ему взять моего сына!
– Я не могу этого сделать, Молли, – отвечает Джек. И с тенью упрека добавляет:
– А ведь ты так не кричала бы, если бы это я вытащил черный шарик.
Она глядит на него, не веря своим ушам. Он секунду выдерживает ее взгляд, потом колеблется… но тут Анджела обнимает его за плечи и вперяется в Молли с открытой враждебностью.
– Ты что, совсем не умеешь проигрывать?
– Это… – Молли задохнулась. -…это тебе не бейсбол!
К детскому углу подходит Линож, чародей с головы до пят, в ярком голубом сиянии. Еще раз виден его огромный возраст. Родители и их друзья отшатываются от него со страхом. Он их не замечает абсолютно. Нагнувшись, он берет на руки Ральфи Андерсона и восхищенно на него смотрит.
Молли чуть не удалось в отчаянной борьбе вырваться из рук держащих ее сильных мужчин. С истерическим вызовом она кричит Линожу через весь пролет:
– Вы нас обманули!
– Возможно, вы сами обманули себя, – отвечает он.
– Он никогда не будет вашим! Никогда! Линож поднимает спящего мальчика, как подношение. Голубое сияние вокруг него становится ярче… и начинает захватывать Ральфи. Старость Линожа не добра, а жестока, такая, которая пугает. И его торжествующая улыбка – это ужас, который долго будет еще в наших снах.
– Будет. Он полюбит меня. – Линож делает паузу. – И он будет называть меня отцом.
Это – страшная правда, против которой Молли уже не выстоять. Она падает на удерживающие ее руки, не в силах держаться на ногах. Линож еще секунду выдерживает ее взгляд, потом отворачивается – развевается край его облачения. Он шагает к двери. И все глаза поворачиваются ему вслед.
А мы видим Майка. Он встает. Лицо его все такое же мертвое. Хэтч касается его рукой.
– Майк, я…
– Не трогай меня, – отталкивает его руку Майк. – Никто из вас меня больше не трогайте. – Взгляд на Молли. – Никто.
Он идет по боковому проходу, и никто его не останавливает.
Он выходит из зала как раз вовремя, чтобы успеть заметить, как край облачения Линожа исчезает за входной дверью в ночи. Сперва остановившись, он идет туда же.
Майк выходит, останавливается и смотрит, и дыхание его серебрится в свете луны.
Перед зданием стоят Линож и Ральфи, и Линож все еще сияет ярко-голубым светом. Камера смотрит ему вслед, а он несет Ральфи к улице… берегу… проливу… материку… и не считанным лигам бескрайней земли. Мы видим его следы – сперва глубокие… потом легкие… потом еле заметные…
Миновав купол с мемориальным колоколом, Линож начинает подниматься в воздух. Всего на дюйм-другой, но расстояние от него до земли медленно растет. Будто он идет по лестнице, которую мы не видим.
А Майк у входа в мэрию кричит вслед своему сыну, вложив все свое горе в единое слово:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40