Позади них к Джонни подходит Люсьен Фурнье. Он наклоняется над трюмом добычи, открывает люк и заглядывает. Звучит голос Алекса Хабера.
– Да… только, говорят, такой еще не бывало. Люсьен выдергивает из трюма омара и поднимает над головой:
– Санни, одного забыл! Санни отвечает:
– Для затравки полезно оставить в садке. На счастье.
Люсьен Фурнье обращается к омару:
– Надвигается Буря столетия, mon frere [Брат мой (фр.).], – только что по радио сказали. – Щелкает его по панцирю. – Ты вовремя шубу надел, да?
И бросает омара обратно в садок – ПЛЮХ! Все четверо уходят с лодки, и мы смотрим им вслед. А Майк объясняет нам:
– Но мы – не такие. На островах жизнь другая. И мы сплачиваемся, когда это нужно.
А Санни, Джонни, Алекс и Люсьен уже на трапе; кажется, они уносят снаряжение. И Санни говорит:
– Ладно, и эту переживем.
– Ага, как всегда, – подхватывает Джонни.
– Не о волнах думай, а о лодке, – добавляет Люсьен. И Алекс Хабер ему отвечает:
– Да ладно, что там может француз в этом понимать?
Люсьен шутливо на него замахивается. Все смеются. Потом идут дальше. Видно, как Санни, Алекс, Люсьен и Джонни заходят к Годсо. А камера отворачивается и панорамирует вверх по Атлантик-стрит к мигалке, которую мы уже видели. Потом уходит вправо, вырезая кусок деловой части города. На улице суматошное движение. Майк продолжает говорить:
– И мы умеем хранить тайну, если надо. Например, ту, что досталась на нашу долю в восемьдесят девятом. – Он замолкает на минуту. – И люди, которые там живут, до сих пор ее хранят.
И мы заходим в магазин-склад Андерсона. Поспешно входят и выходят люди. Вот появляются три женщины: Анджела Карвер, миссис Кингсбери и Роберта Койн.
За кадром голос Майка:
– И я это знаю.
Его перебивает разговор женщин. Говорит Роберта:
– Слава Богу, консервами закупилась. Теперь пусть приходит.
– Я только молюсь, чтобы свет не отключили, – отвечает миссис Кингсбери. – Не могу я готовить на дровяном очаге. У меня даже вода на нем подгорает. Большая буря только для одного хороша…
И Анджела ее перебивает:
– Угу. И мой Джек знает, для чего.
Две другие смотрят на нее с удивлением, потом все трое хихикают, как девчонки. И расходятся к своим машинам. И снова слышен голос Майка:
– Я держу связь.
Новый план: борт пожарной машины. Чья-то рука полирует тряпкой ее красную шкуру и уходит из кадра. Довольный своей работой Ллойд Уишмен глядит на отражение собственного лица. Ферд Эндрюс (его не видно) говорит ему:
– По радио сказали, снега будет до фигища.
Ллойд поворачивается, и камера за ним, и мы видим Ферда, прислонившегося к двери. В руках у нею голенища полудюжины сапог, и он начинает их расставлять по парам под крюками, где висят плащи и шлемы. И говорит:
– Как попадаем в беду, так уж попадаем. Ллойд усмехается в ответ своему молодому напарнику и снова драит машину. При этом говорит:
– Спокойней, Ферд. Шапка снега – это еще не беда. Беды через пролив не ходят. А то чего бы мы здесь жили?
Судя по лицу Ферда, он не так в этом уверен. Он выходит из двери и смотрит вверх…
И камера вслед за ним смотрит на приближающиеся штормовые облака.
Задерживается на них на секунду, потом панорамирует вниз, и в кадр вплывает типичный аккуратный белый домик Новой Англии. Он примерно на полпути к вершине холма по Атлантик-стрит – то есть между причалами и центром города. И ограда у него есть, отделяющая улицу от умершего на зиму газона (но снега на нем нет, и вообще на острове мы его еще не видели), и калитка в ограде открыта, приглашая на бетонную дорожку всякого, кто потрудится сойти с тротуара и по крутым ступеням террасы подойти к двери. У калитки стоит почтовый ящик, забавно раскрашенный и с лепными добавками, превращающими его в розовую корову. На боку надпись:
КЛАРЕНДОН
Голос Майка сообщает:
– Первым человеком в Литтл-Толл-Айленде, который увидел Андре Линожа, была Марта Кларендон.
Закрывая кадр, на переднем плане появляется рычащий серебряный волк. Это набалдашник трости. Камера отъезжает, показывая нам Линожа сзади. Он стоит на тротуаре перед открытой калиткой Марты, и это человек высокий, одет в джинсы, высокие ботинки, куртку, и на уши натянута черная вязаная шапочка. И перчатки, издевательски-желтые, ядовито-яркие – вырви глаз. Одна рука сжимает набалдашник, и от серебряной головы волка уходит вниз черное ореховое дерево трости. А голова самого Линожа опущена между ссутуленными плечами. Поза мыслителя. И еще – есть в этой позе что-то мрачное или скорбное.
Подняв трость, он стучит ею об край проема калитки. Ждет, потом стучит по другому краю. Это похоже на ритуал.
И Майк заканчивает фразу:
– Он был последним, кого она в жизни видела. Линож медленно идет по бетонной дорожке, лениво помахивая на ходу тростью. И насвистывает мелодию: «У чайника ручка».
А в доме, в гостиной Марты Кларендон такой порядок, который может поддерживать только потрясающая хозяйка, всю жизнь прожившая в одном доме. Мебель старая и красивая, но не так чтобы антикварная. Стены увешаны фотографиями – в основном еще из двадцатых годов. Стоит пианино с раскрытыми пожелтевшими нотами на пюпитре. В самом удобном (может быть, единственном удобном) кресле сидит Марта Кларендон – дама лет примерно восьмидесяти, с красиво уложенными седыми волосами, в аккуратном домашнем халате. Около нее на столе чашка чаю и тарелка печенья. С другой стороны от нее стойка на колесиках для ходьбы; у стойки сзади две велосипедные ручки, а спереди – поднос.
Единственный современный предмет в комнате – цветной телевизор с большим экраном и на нем – кабельная приставка. Марта с интересом смотрит погоду и по-птичьи мелкими глотками попивает чай. А на экране симпатичная дикторша погоды. У нее за спиной карта с двумя большими красными буквами "Н" в середине двух обширных зон шторма. Одна из этих зон накрыла Пенсильванию, другая движется от побережья Нью-Йорка. Дикторша погоды начинает с западной бури:
– Это шторм, который уже причинил столько несчастий – и вызвал пятнадцать смертных случаев – на пути через Великие Равнины и Средний Запад. Он снова набрал прежнюю и даже большую силу на Великих Озерах, и вот вы видите его траекторию…
И эта траектория появляется ярко-желтой (такой же, как перчатки Линожа) полосой, обозначая будущий путь шторма через штаты Нью-Йорк, Вермонт, Нью-Гэмпшир и Мэн…
– …во всей красе. Теперь посмотрите сюда, потому что отсюда беда и движется.
И она переходит к прибрежному шторму.
– Очень необычной силы буря, почти что зимний ураган – вроде того, который парализовал почти все Восточное Побережье и засыпал Бостон в семьдесят шестом году. С тех пор мы не видели штормов, даже сравнимых с ним… до этого момента. Даст ли он нам поблажку и останется в море, как иногда это бывает? К сожалению, наш компьютер говорит, что нет. И потому по штатам к востоку от Большой Индейской Воды ударит вот с этой стороны… – Она похлопывает рукой по карте, где показан первый шторм, – а по среднему Атлантическому побережью с другой… – Она переходит к восточному шторму. – А северная Новая Англия, если ничего не изменится… Боюсь, сегодня ночью ее жителей ждет приз проигравшему. Вот посмотрите сюда.
Появляется вторая ярко-желтая траектория шторма. Она загибается к северу от пятна шторма, идущего от штата Нью-Йорк. Траектория огибает мыс Код, уходит вверх по побережью и пересекается с траекторией первого шторма. В точке пересечения какой-то компьютерный гений из погодной телевизионной сети, которому делать нечего, влепил ярко-красное пятно – как изображение взрыва.
– Если ни один из циклонов не свернет, они столкнутся и сольются над штатом Мэн. Плохие новости для наших друзей из земли янки, но еще не худшие. А худшие – в том, что эти циклоны могут погасить скорость друг друга.
– Боже мой!
Это произносит Марта, попивая чай.
– Результат? Раз в сто лет бывающий сверхциклон, который может застрять над центральным и прибрежным Мэном не меньше, чем на сутки, хотя и не больше, чем на двое. Речь идет о ветрах ураганной силы и феноменальных количествах снега, то есть сугробах таких, которые только в арктической тундре бывают. И добавьте к этому отключения света во всем регионе.
– Боже мой! – повторяет Марта.
– Никто не хочет пугать зрителей, и меньше всех я. Но населению Новой Англии, особенно прибрежных и островных районов штата Мэн, следует отнестись к ситуации со всей серьезностью. Зима вас ожидает почти бесснежная, но в ближайшие два-три дня на вас высыплется снега столько, что на две зимы хватит.
Звонок в дверь.
Марта оглядывается. Снова смотрит в телевизор. Ей бы хотелось остаться в кресле и смотреть погоду, но все же она отставляет чашку, подтягивает свой ходунок на колесах и с трудом выпрямляется. А дикторша продолжает:
– Иногда мы злоупотребляем словами «Буря столетия», но если сольются эти два пути штормов – а мы сейчас считаем, что так и будет, – это перестанет быть преувеличением, можете мне поверить. Сейчас Джадд Паркин расскажет о некоторых приготовлениях – без паники, просто практические советы. Но сначала…
И на экране появляется реклама: заказ по почте видеофильма катастроф под названием «Кара Божия», а Марта тем временем с трудом движется через гостиную в сторону коридора, хромает, вцепившись в велосипедные ручки своего ходунка, и бормочет по дороге:
– Когда они тебе говорят, что наступает конец мира – это они новые хлопья продают. Вот если говорят «без паники» – это уже серьезно.
Звонок в дверь.
– Иду! Быстрее не могу!
Она выходит в коридор. Трудно идет по коридору, вцепившись в велосипедные ручки. На стене необычные фотографии и рисунки Литтл-Толл-Айленда, каким он был в начале двадцатого столетия. В конце коридора – запертая дверь с претенциозным стеклянным овалом вверху. Он закрыт прозрачной занавеской – наверное, чтобы ковер не выцвел от солнца. И на занавеске – силуэт головы и плеч Линожа.
– Погодите… я уже почти дошла. Я летом сломала бедро, и теперь двигаюсь не быстрее застывшей патоки…
Снова слышно, как говорит дикторша:
– Население Мэна и прибрежных островов помнят дьявольский шторм в январе восемьдесят седьмого года, но тогда это был замерзший дождь. Теперь же заваривается совсем другая каша. Даже и не думайте о снеговой лопате, пока не поработают снегоочистители.
Марта дошла до дверей. Она с любопытством смотрит на силуэт на занавеске и открывает дверь. Там стоит Линож. Лицо его красиво, как у греческой статуи, и на статую он и похож. Глаза его закрыты, и руки сложены на набалдашнике трости. Голос дикторши за кадром:
– Как я уже говорила и повторю еще раз, причин для паники нет. Жители севера Новой Англии видали большие бури и еще не раз увидят. Но даже ветераны прогноза погоды несколько ошарашены самим масштабом двух сходящихся циклонов.
Марта озадачена – и неудивительно – видом незнакомца, но не встревожена всерьез. Здесь остров, а на острове ведь ничего не случается. Разве что буря время от времени. Непонятно только, что человек этот ей не знаком, а чужие на острове редко появляются после конца скоротечного лета.
– Чем могу служить?
И Линож отвечает с закрытыми глазами:
– Рожденный в грехах – рассыпься в прах. Рожденный в грязи – в ад ползи.
– Простите?
Он открывает глаза… только глаз там нет. Глазницы наполнены чернотой. Губы отодвигаются, обнажая огромные кривые зубы – так дети рисуют зубы у чудовищ. Дикторша за кадром:
– Области низкого давления – просто чудовищны. И они в самом деле идут сюда? Боюсь, что так.
Заинтригованный интерес Марты сменяется голым ужасом. Открыв рот в предвестии крика, она отшатывается назад, выпуская велосипедные ручки. Вот-вот упадет.
Линож поднимает трость – выступающую волчью голову. Хватается за ходунок, отделяющий его от старухи, выбрасывает его в дверь у себя за спиной, и тот падает на террасу возле ступеней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Да… только, говорят, такой еще не бывало. Люсьен выдергивает из трюма омара и поднимает над головой:
– Санни, одного забыл! Санни отвечает:
– Для затравки полезно оставить в садке. На счастье.
Люсьен Фурнье обращается к омару:
– Надвигается Буря столетия, mon frere [Брат мой (фр.).], – только что по радио сказали. – Щелкает его по панцирю. – Ты вовремя шубу надел, да?
И бросает омара обратно в садок – ПЛЮХ! Все четверо уходят с лодки, и мы смотрим им вслед. А Майк объясняет нам:
– Но мы – не такие. На островах жизнь другая. И мы сплачиваемся, когда это нужно.
А Санни, Джонни, Алекс и Люсьен уже на трапе; кажется, они уносят снаряжение. И Санни говорит:
– Ладно, и эту переживем.
– Ага, как всегда, – подхватывает Джонни.
– Не о волнах думай, а о лодке, – добавляет Люсьен. И Алекс Хабер ему отвечает:
– Да ладно, что там может француз в этом понимать?
Люсьен шутливо на него замахивается. Все смеются. Потом идут дальше. Видно, как Санни, Алекс, Люсьен и Джонни заходят к Годсо. А камера отворачивается и панорамирует вверх по Атлантик-стрит к мигалке, которую мы уже видели. Потом уходит вправо, вырезая кусок деловой части города. На улице суматошное движение. Майк продолжает говорить:
– И мы умеем хранить тайну, если надо. Например, ту, что досталась на нашу долю в восемьдесят девятом. – Он замолкает на минуту. – И люди, которые там живут, до сих пор ее хранят.
И мы заходим в магазин-склад Андерсона. Поспешно входят и выходят люди. Вот появляются три женщины: Анджела Карвер, миссис Кингсбери и Роберта Койн.
За кадром голос Майка:
– И я это знаю.
Его перебивает разговор женщин. Говорит Роберта:
– Слава Богу, консервами закупилась. Теперь пусть приходит.
– Я только молюсь, чтобы свет не отключили, – отвечает миссис Кингсбери. – Не могу я готовить на дровяном очаге. У меня даже вода на нем подгорает. Большая буря только для одного хороша…
И Анджела ее перебивает:
– Угу. И мой Джек знает, для чего.
Две другие смотрят на нее с удивлением, потом все трое хихикают, как девчонки. И расходятся к своим машинам. И снова слышен голос Майка:
– Я держу связь.
Новый план: борт пожарной машины. Чья-то рука полирует тряпкой ее красную шкуру и уходит из кадра. Довольный своей работой Ллойд Уишмен глядит на отражение собственного лица. Ферд Эндрюс (его не видно) говорит ему:
– По радио сказали, снега будет до фигища.
Ллойд поворачивается, и камера за ним, и мы видим Ферда, прислонившегося к двери. В руках у нею голенища полудюжины сапог, и он начинает их расставлять по парам под крюками, где висят плащи и шлемы. И говорит:
– Как попадаем в беду, так уж попадаем. Ллойд усмехается в ответ своему молодому напарнику и снова драит машину. При этом говорит:
– Спокойней, Ферд. Шапка снега – это еще не беда. Беды через пролив не ходят. А то чего бы мы здесь жили?
Судя по лицу Ферда, он не так в этом уверен. Он выходит из двери и смотрит вверх…
И камера вслед за ним смотрит на приближающиеся штормовые облака.
Задерживается на них на секунду, потом панорамирует вниз, и в кадр вплывает типичный аккуратный белый домик Новой Англии. Он примерно на полпути к вершине холма по Атлантик-стрит – то есть между причалами и центром города. И ограда у него есть, отделяющая улицу от умершего на зиму газона (но снега на нем нет, и вообще на острове мы его еще не видели), и калитка в ограде открыта, приглашая на бетонную дорожку всякого, кто потрудится сойти с тротуара и по крутым ступеням террасы подойти к двери. У калитки стоит почтовый ящик, забавно раскрашенный и с лепными добавками, превращающими его в розовую корову. На боку надпись:
КЛАРЕНДОН
Голос Майка сообщает:
– Первым человеком в Литтл-Толл-Айленде, который увидел Андре Линожа, была Марта Кларендон.
Закрывая кадр, на переднем плане появляется рычащий серебряный волк. Это набалдашник трости. Камера отъезжает, показывая нам Линожа сзади. Он стоит на тротуаре перед открытой калиткой Марты, и это человек высокий, одет в джинсы, высокие ботинки, куртку, и на уши натянута черная вязаная шапочка. И перчатки, издевательски-желтые, ядовито-яркие – вырви глаз. Одна рука сжимает набалдашник, и от серебряной головы волка уходит вниз черное ореховое дерево трости. А голова самого Линожа опущена между ссутуленными плечами. Поза мыслителя. И еще – есть в этой позе что-то мрачное или скорбное.
Подняв трость, он стучит ею об край проема калитки. Ждет, потом стучит по другому краю. Это похоже на ритуал.
И Майк заканчивает фразу:
– Он был последним, кого она в жизни видела. Линож медленно идет по бетонной дорожке, лениво помахивая на ходу тростью. И насвистывает мелодию: «У чайника ручка».
А в доме, в гостиной Марты Кларендон такой порядок, который может поддерживать только потрясающая хозяйка, всю жизнь прожившая в одном доме. Мебель старая и красивая, но не так чтобы антикварная. Стены увешаны фотографиями – в основном еще из двадцатых годов. Стоит пианино с раскрытыми пожелтевшими нотами на пюпитре. В самом удобном (может быть, единственном удобном) кресле сидит Марта Кларендон – дама лет примерно восьмидесяти, с красиво уложенными седыми волосами, в аккуратном домашнем халате. Около нее на столе чашка чаю и тарелка печенья. С другой стороны от нее стойка на колесиках для ходьбы; у стойки сзади две велосипедные ручки, а спереди – поднос.
Единственный современный предмет в комнате – цветной телевизор с большим экраном и на нем – кабельная приставка. Марта с интересом смотрит погоду и по-птичьи мелкими глотками попивает чай. А на экране симпатичная дикторша погоды. У нее за спиной карта с двумя большими красными буквами "Н" в середине двух обширных зон шторма. Одна из этих зон накрыла Пенсильванию, другая движется от побережья Нью-Йорка. Дикторша погоды начинает с западной бури:
– Это шторм, который уже причинил столько несчастий – и вызвал пятнадцать смертных случаев – на пути через Великие Равнины и Средний Запад. Он снова набрал прежнюю и даже большую силу на Великих Озерах, и вот вы видите его траекторию…
И эта траектория появляется ярко-желтой (такой же, как перчатки Линожа) полосой, обозначая будущий путь шторма через штаты Нью-Йорк, Вермонт, Нью-Гэмпшир и Мэн…
– …во всей красе. Теперь посмотрите сюда, потому что отсюда беда и движется.
И она переходит к прибрежному шторму.
– Очень необычной силы буря, почти что зимний ураган – вроде того, который парализовал почти все Восточное Побережье и засыпал Бостон в семьдесят шестом году. С тех пор мы не видели штормов, даже сравнимых с ним… до этого момента. Даст ли он нам поблажку и останется в море, как иногда это бывает? К сожалению, наш компьютер говорит, что нет. И потому по штатам к востоку от Большой Индейской Воды ударит вот с этой стороны… – Она похлопывает рукой по карте, где показан первый шторм, – а по среднему Атлантическому побережью с другой… – Она переходит к восточному шторму. – А северная Новая Англия, если ничего не изменится… Боюсь, сегодня ночью ее жителей ждет приз проигравшему. Вот посмотрите сюда.
Появляется вторая ярко-желтая траектория шторма. Она загибается к северу от пятна шторма, идущего от штата Нью-Йорк. Траектория огибает мыс Код, уходит вверх по побережью и пересекается с траекторией первого шторма. В точке пересечения какой-то компьютерный гений из погодной телевизионной сети, которому делать нечего, влепил ярко-красное пятно – как изображение взрыва.
– Если ни один из циклонов не свернет, они столкнутся и сольются над штатом Мэн. Плохие новости для наших друзей из земли янки, но еще не худшие. А худшие – в том, что эти циклоны могут погасить скорость друг друга.
– Боже мой!
Это произносит Марта, попивая чай.
– Результат? Раз в сто лет бывающий сверхциклон, который может застрять над центральным и прибрежным Мэном не меньше, чем на сутки, хотя и не больше, чем на двое. Речь идет о ветрах ураганной силы и феноменальных количествах снега, то есть сугробах таких, которые только в арктической тундре бывают. И добавьте к этому отключения света во всем регионе.
– Боже мой! – повторяет Марта.
– Никто не хочет пугать зрителей, и меньше всех я. Но населению Новой Англии, особенно прибрежных и островных районов штата Мэн, следует отнестись к ситуации со всей серьезностью. Зима вас ожидает почти бесснежная, но в ближайшие два-три дня на вас высыплется снега столько, что на две зимы хватит.
Звонок в дверь.
Марта оглядывается. Снова смотрит в телевизор. Ей бы хотелось остаться в кресле и смотреть погоду, но все же она отставляет чашку, подтягивает свой ходунок на колесах и с трудом выпрямляется. А дикторша продолжает:
– Иногда мы злоупотребляем словами «Буря столетия», но если сольются эти два пути штормов – а мы сейчас считаем, что так и будет, – это перестанет быть преувеличением, можете мне поверить. Сейчас Джадд Паркин расскажет о некоторых приготовлениях – без паники, просто практические советы. Но сначала…
И на экране появляется реклама: заказ по почте видеофильма катастроф под названием «Кара Божия», а Марта тем временем с трудом движется через гостиную в сторону коридора, хромает, вцепившись в велосипедные ручки своего ходунка, и бормочет по дороге:
– Когда они тебе говорят, что наступает конец мира – это они новые хлопья продают. Вот если говорят «без паники» – это уже серьезно.
Звонок в дверь.
– Иду! Быстрее не могу!
Она выходит в коридор. Трудно идет по коридору, вцепившись в велосипедные ручки. На стене необычные фотографии и рисунки Литтл-Толл-Айленда, каким он был в начале двадцатого столетия. В конце коридора – запертая дверь с претенциозным стеклянным овалом вверху. Он закрыт прозрачной занавеской – наверное, чтобы ковер не выцвел от солнца. И на занавеске – силуэт головы и плеч Линожа.
– Погодите… я уже почти дошла. Я летом сломала бедро, и теперь двигаюсь не быстрее застывшей патоки…
Снова слышно, как говорит дикторша:
– Население Мэна и прибрежных островов помнят дьявольский шторм в январе восемьдесят седьмого года, но тогда это был замерзший дождь. Теперь же заваривается совсем другая каша. Даже и не думайте о снеговой лопате, пока не поработают снегоочистители.
Марта дошла до дверей. Она с любопытством смотрит на силуэт на занавеске и открывает дверь. Там стоит Линож. Лицо его красиво, как у греческой статуи, и на статую он и похож. Глаза его закрыты, и руки сложены на набалдашнике трости. Голос дикторши за кадром:
– Как я уже говорила и повторю еще раз, причин для паники нет. Жители севера Новой Англии видали большие бури и еще не раз увидят. Но даже ветераны прогноза погоды несколько ошарашены самим масштабом двух сходящихся циклонов.
Марта озадачена – и неудивительно – видом незнакомца, но не встревожена всерьез. Здесь остров, а на острове ведь ничего не случается. Разве что буря время от времени. Непонятно только, что человек этот ей не знаком, а чужие на острове редко появляются после конца скоротечного лета.
– Чем могу служить?
И Линож отвечает с закрытыми глазами:
– Рожденный в грехах – рассыпься в прах. Рожденный в грязи – в ад ползи.
– Простите?
Он открывает глаза… только глаз там нет. Глазницы наполнены чернотой. Губы отодвигаются, обнажая огромные кривые зубы – так дети рисуют зубы у чудовищ. Дикторша за кадром:
– Области низкого давления – просто чудовищны. И они в самом деле идут сюда? Боюсь, что так.
Заинтригованный интерес Марты сменяется голым ужасом. Открыв рот в предвестии крика, она отшатывается назад, выпуская велосипедные ручки. Вот-вот упадет.
Линож поднимает трость – выступающую волчью голову. Хватается за ходунок, отделяющий его от старухи, выбрасывает его в дверь у себя за спиной, и тот падает на террасу возле ступеней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40