– Когда он уже не будет виден, тогда время сматываться в дом, пока еще можно. А если даже пролив не будет виден, то время драпать в мэрию, хоть ты слышал сирену, хоть нет.
Кол Фриз спрашивает у Джорджа:
– Дядь, как по-твоему, свежая будет погода?
– Да посвежее, чем приходилось мне видеть, – отвечает Джордж. – Ладно, пошли поможешь остаток сетей устроить. – Он замолкает. И спрашивает о другом:
– Интересно, этот дурак Билз имеет понятие, что он там делает?
На Атлантик-стрит перед домом Марты Кларендон «этот дурак Билз» изображает дисциплинированного часового, уставив свой тридцать восьмой на дверь дома Марты. Снег падает уже гуще; он рассыпался по плечам пальто, как шарф. Билз уже не первую минуту здесь торчит.
Дальше по улице группа зевак (среди них уже снова миссис Кингсбери и Дэви Хоупвелл) расступается, пропуская вездеход «Службы острова». Он тормозит рядом с «линкольном», с водительского места выходит Майк, с пассажирского одновременно с ним – Хэтч.
– Дробовик взять? – спрашивает Хэтч.
– Лучше взять. Только проверь, Олтон Хэтчер, что он на предохранителе.
Хэтч копается в кузове и вылезает с дробовиком, который обычно висит на зажимах под приборной доской. Озабоченно проверяет предохранитель, и они оба подходят к Робби. Отношение Робби к Майку во время всей сцены – враждебность и презрение. История этих чувств никогда не будет известна полностью, но в основе, несомненно, лежит стремление Робби собрать все вожжи в своих руках.
– Ну, ты вовремя, – говорит Робби.
– Положи это, Робби.
– Не командуй, констебль Андерсон. Ты делаешь свою работу, а я – свою.
– Твоя работа – недвижимость. Может быть, ты хоть окажешь мне любезность его опустить? Я знаю, что он заряжен, Робби, а ты его уставил мне в лицо.
Робби, ворча, опускает пистолет. Тем временем Хэтч нервно поглядывает на открытую дверь и перевернутый ходунок.
– Что произошло? – спрашивает Майк.
– Я ехал в мэрию, когда увидел Дэви Хоупвелла, бегущего посередине улицы. – Робби тычет пальцем в сторону Дэви. – Он сказал, что Марта Кларендон мертва – убита. Я ему не поверил, но это оказалось правдой. Она… это ужасно.
– Ты сказал, что человек, который это сделал, до сих пор в доме?
– Он со мной говорил.
– И что сказал?
Робби нервничает и врет:
– Велел мне убираться. Кажется, велел мне убираться, а то он и меня убьет. Я не разобрал. Слушай, сейчас не очень подходящее время для допроса!
– Как он выглядел?
Робби разогнался отвечать – и застыл, озадаченный, с открытым ртом.
– Я… я его только мельком видел. На самом деле он отлично рассмотрел… но ничего не помнит.
– Будь справа от меня, – говорит Майк Хэтчу. – Ствол ружья держи вниз, и не снимай с предохранителя, пока я не скажу.
Потом обращается к Робби:
– Будь добр, останься здесь.
– Ты здесь констебль, – отвечает Робби.
Он смотрит вслед идущим Майку и Хэтчу, потом окликает их вслед.
– Там телевизор включен. И громко. Я к тому, что если этот друг там начнет двигаться, вы его не знаю, услышите ли.
Майк кивает и уходит в калитку; Хэтч справа от него. Горожане уже подобрались ближе – они даже видны на заднем плане. И снег клубится вокруг них на сильном ветру. Все еще легкий, но все гуще и гуще.
Майк и Хэтч идут к крыльцу. Майк весь натянут (но владеет собой), Хэтч боится, но старается этого не показывать.
– Даже если там кто-то и был, – говорит он, – вряд ли он сейчас там остался. Тебе не кажется? У нее же нет пятифутовой ограды вокруг сада…
Майк качает головой – дескать, не знаю, и тут же прикладывает палец к губам, давая Хэтчу понять, чтобы был потише. Они уже у подножия ступеней. Майк вынимает из кармана перчатки и надевает на руки. Вынимает револьвер. Жестом показывает Хэтчу, чтобы тот тоже надел перчатки, и Хэтч на время передает ему ружье. Майк пользуется случаем еще проверить предохранитель (не снят), и возвращает ружье обратно.
Они поднимаются на крыльцо и осматривают ходунок. Проходят по террасе к двери. Видят ногу в старушечьем ботинке, торчащую из тени коридора, и переглядываются в тревоге. Входят.
А внутри погодная дикторша неутомимо чешет языком:
– У побережья Новой Англии ожидается резкое ухудшение погодных условий к закату, хотя, боюсь, наши друзья на нижнем востоке не увидят сегодня, как садится солнце. Ветра штормовой силы ожидаются на побережье Массачусетса и Нью-Гэмпшира, и ветра ураганной силы – на побережье штата Мэн и прибрежных островах. Ожидается сильная эрозия берегов, и когда снег начнет падать, его количество будет возрастать с неимоверной скоростью до тех пор… в общем, пока это все не прекратится. Сейчас в буквальном смысле слова невозможно предвидеть уровень осадков. Скажем только, что общее их число будет огромным. Три фута? Очень вероятно. Пять футов? Даже это возможно. Не уходите с нашего канала, и мы уверяем вас, что прервем свои обычные передачи новыми сообщениями, если обстановка этого потребует.
Майк с Хэтчем ее не слушают – у них более насущные проблемы. Сейчас они стоят на коленях по обе стороны покойницы. У Майка Андерсона вид суровый – он потрясен, но держит себя в руках. Сосредоточился на работе, которая сейчас предстоит, и возможных ее вариантах. А Хэтч готов к тому, чтобы самообладание потерять. Смотрит на Майка полными слез глазами на бледном лице. И еле шепчет:
– Майк… Боже мой, Майк… У нее же совсем нет лица! Это…
Майк поднимает руку в перчатке и приставляет палец к губам Хэтча. Наклоняет голову на звук болтающего телевизора. Может быть, кто-то слышит. Майк перегибается через мертвое тело и встряхивает своего помощника. И говорит очень тихо.
– Ты пришел в себя, Хэтч? Потому что если нет, отдай мне ружье и возвращайся к Робби. Хэтч так же тихо отвечает:
– Пришел.
– Точно? – сомневается Майк.
Хэтч кивает. Майк смотрит на него изучающим взглядом и решает ему поверить. Встает. Хэтч тоже встает, но слегка качается. Ему приходится опереться о стену, чтобы не потерять равновесие, и его рука смазывает мелкие брызги крови. С интересом и отвращением глядит на свою перчатку.
Майк показывает в сторону гостиной – и звука работающего телевизора. Хэтч собирает всю свою храбрость и кивает. Оба они медленно, очень медленно движутся по коридору. (Саспенс, конечно, неимоверный.) Они прошли три четверти пути, и тут звук телевизора внезапно отрубается. Хэтч задевает плечом одну из фотографий в рамке и сбивает ее со стены. Майк успевает ее подхватить, пока она не загремела по полу… Везение и быстрая реакция. Они напряженно переглядываются с Хэтчем – и идут дальше.
Останавливаются в проеме. Если смотреть на них из комнаты (как смотрит сейчас камера), Хэтч – слева, а Майк – справа. И они смотрят…
В комнату.
Видят разбитый телевизор и кресло Марты со спинки. И голову Линожа над ней. Абсолютно неподвижную. Это явно голова человека, но черт его знает, жив он или мертв.
Они переглядываются. Майк кивает: пошли вперед. Они идут к спинке кресла – медленно. Очень медленно. Вступают в комнату, и Майк жестом показывает Хэтчу – надо разойтись пошире. Хэтч отходит правее. Майк делает еще шаг к креслу (теперь мы его видим, как и наши ребята) и останавливается – из кресла появляется окровавленная рука. Она тянется к столу рядом с креслом и берет печенье.
– Замри! – кричит Майк, наставив револьвер. Рука именно это и делает – замирает в воздухе, держа печенье.
– Подними руки. Обе. Над креслом. Чтобы я их видел ясно, как днем! На тебя смотрят два ствола, и один из них – дробовик.
Линож поднимает руки. В левой у него по-прежнему печенье.
Майк показывает Хэтчу обойти вокруг кресла и встать слева. Сам он становится справа.
В кресле сидит Линож с поднятыми руками и бесстрастным лицом. Оружия никакого не видно, но констебль с помощником реагируют на окровавленное лицо и куртку. Спокойная безмятежность Линожа составляет резкий контраст с состоянием Майка и Хэтча, натянутых, как струны гитары. Может быть, мы видим сейчас, как иногда случайно происходит убийство при задержании.
– Руки вместе! – командует Майк.
Линож складывает руки запястье к запястью.
А перед домом Марты народ медленно и любопытно подбирается поближе и уже стоит возле багажника машины Робби. И старая Роберта Койн спрашивает:
– Что с Мартой случилось?
Робби чуть не срывается на истерику:
– Все назад! Все под контролем!
Он снова направляет ствол на дом, и зрителей не на шутку начинает волновать вопрос: а что будет, когда (и если) Майк и Хэтч выведут своего задержанного? Робби-то на волоске!
На фоне гостиной Марты самым крупным планом – наручники. Голос Майка:
– Если он шевельнется – стреляй.
Камера отъезжает, показывая нам группу: Майк, Линож и поодаль – Хэтч. А Линож говорит голосом тихим, дружелюбным и спокойным:
– Если он выстрелит, он застрелит нас обоих. Ружье по-прежнему заряжено картечью.
На это реагируют оба слушателя. Не потому, что это правда, но потому что это может быть правдой. Да чем бы оно ни было заряжено, Хэтч в любом случае может продырявить Майка – он совсем рядом с этим типом.
– К тому же оно все еще на предохранителе, – так же мягко дополняет Линож.
И до Хэтча с ужасом доходит: он же забыл снять с предохранителя! Пока Майк возится, неопытными руками надевая наручники на Линожа, Хэтч так же возится с предохранителем. При этом ствол уходит в сторону и даже близко не смотрит на Линожа. И мы вынуждены признать, что Линож в любой момент мог бы свалить этих храбрых, но неуклюжих местных олухов… но не хочет.
Наручники надеты. Майк с огромным облегчением отступает в сторону. И обменивается с Хэтчем несколько диковатым взглядом.
– Но перчатки вы надеть не забыли. – Голос Линожа не изменился. – Это очень разумно.
Он грызет печенье, безразличный к тому, что рука его заляпана кровью.
– Встать! – командует Майк. Линож кладет в рот последний кусок печенья и послушно встает.
А снег на улице уже сильный, и ветер гонит его косыми линиями. Дома на той стороне улицы видны, как в тумане.
Из двери Марты выходят бок о бок Майк и Линож. Последний держит скованные руки у пояса – поза, знакомая каждому из нас по бесчисленным вечерним новостям. За ними идет Хэтч с ружьем наизготовку.
У заднего бампера «линкольна» скопился народ – человек десять – и смотрят, как Робби при выходе процессии из дому пригибается – и Майк видит уставленный на них троих пистолет.
– Опусти оружие! – рявкает на него Майк. – Робби со слегка устыженным видом слушается. – Хэтч, закрой дверь.
– Слушай, а это правильно будет? Ведь мы же должны оставить все, как есть. Это место преступления, и…
– …и если мы оставим дверь открытой, место преступления окажется под шестью футами свежего снега. А теперь закрой дверь.
Хэтч пытается это сделать, но мешает ботинок Марты. Хэтч приседает, с гримасой отодвигает ее ногу рукой в перчатке. Потом встает и закрывает дверь. Смотрит на Майка, Майк кивает. И поворачивается к Линожу.
– Как ваше имя, мистер?
Линож смотрит на Майка, и в какой-то момент мы не уверены, что он ответит. Но он говорит.
– Андре Линож.
– О'кей, Андре Линож, двигайтесь. Пошли.
Крупный план – и мы видим, как глаза Линожа меняются. Становятся черными вихрями, белки и радужка исчезают. Но это доля секунды, и они снова нормальны.
Майк мигает, как человек, у которого вдруг на миг закружилась голова. Хэтч ничего не видел, но Майк видел. Линож ему улыбается, будто говоря: «наша маленькая тайна». Но к Майку возвращается здравый смысл – «померещилось» – и он подталкивает Линожа вперед.
– Шевелитесь давайте!
Они сходят по ступеням на тротуар, и буря бьет им в лица, заставляя морщиться. У Хэтча срывает шляпу. Пока он беспомощно смотрит ей вслед, Линож снова заговорщицки смотрит на Майка, напоминая, что у них есть общий секрет. На этот раз Майк не может от этого отмахнуться… но делает Линожу знак двигаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40