..
Через полчаса вернулся Джордж. Бросив на палубу пакет, расплатился с портовым служащим. Снова встал за штурвал и объяснил:
- Сейчас надо спешить домой не опоздать на встречу со знатной леди. С приятелем я договорился. Он пригласил тебя на ланч завтра в "Таверне на лужайке" Центрального парка. А тут в пакете весь наш, можно сказать, улов.
*
В Рай-Биче уже смеркалось, когда в дверь дома Джорджа постучалась та, кого с нетерпением ждали.
Даже одного взгляда, брошенного на неё с балкона, было достаточно для Алексея, чтобы отметить гордую, величественную осанку женщины, прекрасно владевшей всеми тонкостями светского этикета. Черты её матового лица удивили его своей изумительной гармоничностью, созданной будто исключительно для возвышенной натуры. Тонко очерченные брови, красивые полные губы в чуть заметной иронической улыбке легкого снисхождения к тем, кто даже самую пустую болтовню принимает всерьез. Каштановые волосы, чудесно сочетаемые с живыми, добрыми, голубыми глазами. Даже у совсем молодого мужчины при общении с ней могло перехватить дыхание, а это означает вопрос сколько ей лет не имеет существенного значения.
- Памела Флетчер, - представилась она, протянув руку Алексею. Родилась в Шотландии, где у каждого есть привилегия иметь родословную.
- Алексей Крепкогоров. Из страны, где большинство относится к такой привилегии менее придирчиво.
- Неужели? - сказала она и тут же повернулась к Джорджу. - Я заметила на крыше какой-то загадочный предмет. Меня эта вещь дико заинтриговала. Откуда она у тебя?
- Привез из Мексики. Пойдемте на балкон, там флюгер лучше виден.
На балконе Памела встала у перил и, не скрывая восторга, призналась:
- Я вся пылаю от зависти, однако из гордости этого не покажу.
- Говорят, в Шотландии высоко почитают принадлежность к знатному роду, - сказал Алексей. - Но мешает ли это деткам избранных творить всякие гадости?
- Я предполагаю, как и везде, - заметила она. - Кстати, джентльмены, вы слышали о недавнем откровении Нормана Мейлера? Падение советской империи стало для него большим потрясением. Он сейчас уверен в том, что его обманули, что ненавидимый американцами Советский Союз оказался не империей зла, а всего лишь довольно загадочной и бедной страной.
- Многим её исчезновение казалось абсолютно нереальным. И я понимаю Мейлера, склонного верить, что "холодная война" стала самым большим надувательством в мировой истории. Правда, на мой взгляд, обманом занимались все враждующие стороны. Как бы то ни было, советская империя нашла свое место в золотой усыпальнице рядом с другими не менее прославленными.
Памела бросила на Алексея пронизывающий взгляд, но тему развивать не решилась. Мило улыбнувшись, обратилась ко всем:
- Это любопытно, на самом деле. Однако лучше скажите мне, как вам живется-трудится. Ведь интересно узнать, что ждет и меня в будущем.
- Работаем не по нужде, вольны распоряжаться своим временем, ухватился за повод Джордж. - Как писал твой соотечественник, "на кой черт искать нам чина, коль живем мы без кручины."
- У него, мне помнится, есть продолжение. Не берусь сказать точно, ибо специально не готовилась, но суть сводится к тому, что "и на чинном брачном ложе неохота нам любить".
- Вот так, Алекс, вместо священных брачных уз я стал предметом для насмешек, - развел руками Джордж под общий смех. - На днях заглянул в томик Роберта Бернса, хотел щегольнуть своими знаниями британской поэзии. И вот тебе.
- Не расстраивайся, мой дорогой, - мягко похлопала его по плечу Памела. - В Кембридже я защищала диссертацию по английской литературе, и если после этого хоть что-то не осталось бы в моей головке, меня можно было бы считать круглой дурочкой. Вероятно, форма мой несколько иная, напоминает эллипс или восьмерку. Последняя мне даже больше подходит. Строго говоря, в ней кроется неотвратимость порочного круга. Вам не кажется, Алексей?
"Похоже, леди с ходу берет инициативу в свои руки, - отметил он про себя, отходя в сторону, чтобы взглянуть на нее. - Впрочем, так и должно быть в благородном обществе, где дамы начинают и кончают первыми. Вот голос у неё действительно интересный: поначалу даже напрашивается мысль о самоуверенной, чопорной даме, однако стоит прислушаться, как впечатление сразу развеивается и приобретает гораздо более теплый оттенок."
- Такое тоже вполне возможно, Но лишь при очень богатом воображении, заключил Алексей вслух.
- Ну вот, есть и первый тост, - предложил Джордж. - За упокой всех империй, старых и новых!
Тост был поддержан. Памела снова отошла к перилам, присматриваясь к четверке лошадей, скачущих в сторону от океана.
- Хотелось бы знать ваше мнение, джентльмены, - сказала она, подкрепляя свое желание трогательными риторическими модуляциями. Допустим, вы стоите во главе издательства и получаете рукопись от одного известного вам человека, подписавшегося псевдонимом. В рукописи, формально претендующей на художественно-документальную прозу, повествуется, как по личному приказу премьера Черчилля из осажденного Красной Армией Берлина был вывезен английскими коммандос Мартин Борман. Автор подает себя заместителем в ту пору офицера военно-морской разведки Яна Флеминга, что позднее стал известным писателем, а в мае сорок пятого якобы возглавлял специальный отряд в четыреста человек, который осуществил рейд и с незначительными потерями доставил в Англию шефа партийной канцелярии Гитлера. Согласно предварительной договоренности Черчилля с Борманом через сына Риббентропа, Великобритания должна была заполучить многомиллионные денежные авуары нацистов в Швейцарии. Естественно, лицо Бормана в Англии подверглось пластической операции, позже он получил паспорт и до относительно недавнего времени проживал в английской провинции. Короче говоря, какое решение вы приняли бы, будучи совладельцами издательства? Учтите, что за рукопись запрашивается довольно приличная сумма.
После некоторого замешательства первым решил отозваться Джордж. Откинувшись на спинку плетеного кресла и обхватив затылок ладонями, он предложил свой вариант:
- Следуя логике исключительно фактов, я не поверил бы, что такому отряду, пусть даже самых отборных коммандос, удалось пробиться в Берлин и выбраться оттуда почти невредимыми из двойного кольца. Кстати, ни сам Флеминг, ни кто-то из оставшихся в живых участников операции на такое даже не намекали. Кроме автора под псевдонимом для пущей загадки, иных свидетелей среди сотен людей нет. Все это вызывает у меня большие сомнения. Тем более, что Борман был заочно осужден в Нюрнберге на смертную казнь. Не говоря уже об искренности самого Черчилля в таком случае по отношению к союзникам.
- Теперь что нам скажет Алексей, - сказала Памела, устраиваясь поудобнее в кресло.
- Сейчас мы пытаемся разобраться, достоверна или нет описываемая в рукописи история. Скажу сразу, сама по себе она у меня тоже порождает большие сомнения, - начал излагать свою версию Алексей. - Хотя если учесть каноны популярного жанра в художественной литературе, сюжет бежит по проторенной дорожке, когда реальные и довольно известные миру личности помещаются в совершенно невероятные ситуации, дабы привлечь внимание читателей. В этом отношении книгу раскупят, не обратив внимание из какой она области - публицистики, беллетристики или эквилибристики. А уж потом пусть дотошные вроде нас разбираются. Людям конечно интересно узнать о судьбе одиозной, но загадочной личности, которую кто-то якобы видел в Парагвае, Аргентине и даже в Италии. Покуда длится читательский искус к сверхъестественному, в воображении огромной массы читателей все может стать правдоподобным. Лично мне ничего не остается, как отнестись к рукописи, как к сочинению, автор которого хватается за писательскую славу Флеминга и дает волю своему тщеславию, зная прекрасно, что сейчас по-настоящему проверить выдуманное им уже просто невозможно. В то же время, я согласен, нужно посмотреть на рукопись и с точки зрения её литературных качеств. Если таковых не найти, то я бы подумал о целесообразности её публикации. Хотя мне трудно судить - я не занимаюсь издательским бизнесом, а если бы занимался, то, видимо, и рассуждал иначе.
- Подобные сочинители вольны возбуждать интерес читателей, я не спорю, но меня лично они не очень интригуют, почему и оставляю их экстравагантности на магазинных полках, каждый раз заставляя себя остановиться, пока призраки не утащили меня за пределы разумно возможного, - решил дополнить себя Джордж. - Нелепости вымысла способны потрясти настолько, что в результате теряешь даже связующий смысл авторских проделок. Нет, я предпочту такому чтиву посидеть вечерком у камелька рядом с Максом. А если ещё в гости придет Памела, то другого и желать нечего.
- Мальчики, мне не надо говорить, что на книгах делают деньги, как на любом другом товаре, - заметила Памела, улыбаясь и поглаживая Макса, устроившегося у неё на коленях. - В наше время этот бизнес строится преимущественно на словесной готике кошмаров, синдроме страха и апофеозе насилия. Любой в здравом уме видит, как авторы пыжатся перещеголять друг друга в создании чудовищных образов. Как сказал бы Владимир Набоков, лучшие литературные приемы у них в бегах, другие - калеки. Вообще говоря, у отдельных относительно молодых писателей есть чувство стиля, но нет умения изобразить все естественно: они сразу стараются показать всем свою искушенность, но получается, как правило, искусственно и ужасно скучно.
- Пусть даже литературный вкус мне представляется явлением субъективного порядка, любые диковинные выдумки я невольно сверяю с законами правдоподобия. Пусть даже основной событийный стержень невероятен, но характеры, события и авторские размышления должны быть адекватны.
- Адекватны чему? - не выдержала Памела.
- Адекватны действительности.
- А сама действительности адекватна чему?
- Как чему, самой же действительности. Просто раз речь идет не о сказках, то лучше не злоупотреблять живым описанием в романе того, чего не было. И если уж описываешь, то не надо сюда приклеивать реально существовавшие фигуры с не нуждающимся в рекламе именем, без упоминания которых потеряется весь эффект восприятия.
- Все было бы хорошо, Алексей, но кто вправе судить, что есть адекватность, - не успокаивалась Памела.
- Ребята, кажется, вы заводитесь, - рассмеялся Джордж, - и это мне нравится. Лично я ещё не встречал состряпанный за несколько месяцев роман, который мог бы понравиться. Меня не прельщает игра на милых человеческих предрассудках. К тому же, с детства я не был легковерным, чем и оградился от лишних разочарований.
- А мне нравиться заводиться и заводить других, - не сдавалась Памела. - Просто на своем поприще литературного агента я обязана, хотя бы ради эксперимента, дать возможность автору идти своим путем, пусть даже кувыркаясь. Тем не менее, когда вижу, что писательские фантазии и способности расточаются главным образом на мучительные пароксизмы безумия, считаю это уже поводом обращения не ко мне, а к психиатру. Если этого не замечать, то и сама свихнешься, как при неумеренном курении опиума.
- О чем мы и говорим, - резюмировал Джордж.
- Причем не боясь показаться ортодоксами. - поддержал Алексей.
- Ох уж эта мужская солидарность! Но тут, джентльмены, интересно и другое. Даже у достаточно утвердившегося писателя воображение-то может ещё работать, но запас новых увлекательных тем катастрофически сокращается. В довершение, писательская известность налагает на автора и более жесткие требования, от него ожидают захватывающих историй и готовы пригвоздить его к позорному столбу, если тот не оправдывает своей популярности. От этого самого отчаяния даже личность с твердой литературной репутацией может вдруг начать нести сущий вздор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Через полчаса вернулся Джордж. Бросив на палубу пакет, расплатился с портовым служащим. Снова встал за штурвал и объяснил:
- Сейчас надо спешить домой не опоздать на встречу со знатной леди. С приятелем я договорился. Он пригласил тебя на ланч завтра в "Таверне на лужайке" Центрального парка. А тут в пакете весь наш, можно сказать, улов.
*
В Рай-Биче уже смеркалось, когда в дверь дома Джорджа постучалась та, кого с нетерпением ждали.
Даже одного взгляда, брошенного на неё с балкона, было достаточно для Алексея, чтобы отметить гордую, величественную осанку женщины, прекрасно владевшей всеми тонкостями светского этикета. Черты её матового лица удивили его своей изумительной гармоничностью, созданной будто исключительно для возвышенной натуры. Тонко очерченные брови, красивые полные губы в чуть заметной иронической улыбке легкого снисхождения к тем, кто даже самую пустую болтовню принимает всерьез. Каштановые волосы, чудесно сочетаемые с живыми, добрыми, голубыми глазами. Даже у совсем молодого мужчины при общении с ней могло перехватить дыхание, а это означает вопрос сколько ей лет не имеет существенного значения.
- Памела Флетчер, - представилась она, протянув руку Алексею. Родилась в Шотландии, где у каждого есть привилегия иметь родословную.
- Алексей Крепкогоров. Из страны, где большинство относится к такой привилегии менее придирчиво.
- Неужели? - сказала она и тут же повернулась к Джорджу. - Я заметила на крыше какой-то загадочный предмет. Меня эта вещь дико заинтриговала. Откуда она у тебя?
- Привез из Мексики. Пойдемте на балкон, там флюгер лучше виден.
На балконе Памела встала у перил и, не скрывая восторга, призналась:
- Я вся пылаю от зависти, однако из гордости этого не покажу.
- Говорят, в Шотландии высоко почитают принадлежность к знатному роду, - сказал Алексей. - Но мешает ли это деткам избранных творить всякие гадости?
- Я предполагаю, как и везде, - заметила она. - Кстати, джентльмены, вы слышали о недавнем откровении Нормана Мейлера? Падение советской империи стало для него большим потрясением. Он сейчас уверен в том, что его обманули, что ненавидимый американцами Советский Союз оказался не империей зла, а всего лишь довольно загадочной и бедной страной.
- Многим её исчезновение казалось абсолютно нереальным. И я понимаю Мейлера, склонного верить, что "холодная война" стала самым большим надувательством в мировой истории. Правда, на мой взгляд, обманом занимались все враждующие стороны. Как бы то ни было, советская империя нашла свое место в золотой усыпальнице рядом с другими не менее прославленными.
Памела бросила на Алексея пронизывающий взгляд, но тему развивать не решилась. Мило улыбнувшись, обратилась ко всем:
- Это любопытно, на самом деле. Однако лучше скажите мне, как вам живется-трудится. Ведь интересно узнать, что ждет и меня в будущем.
- Работаем не по нужде, вольны распоряжаться своим временем, ухватился за повод Джордж. - Как писал твой соотечественник, "на кой черт искать нам чина, коль живем мы без кручины."
- У него, мне помнится, есть продолжение. Не берусь сказать точно, ибо специально не готовилась, но суть сводится к тому, что "и на чинном брачном ложе неохота нам любить".
- Вот так, Алекс, вместо священных брачных уз я стал предметом для насмешек, - развел руками Джордж под общий смех. - На днях заглянул в томик Роберта Бернса, хотел щегольнуть своими знаниями британской поэзии. И вот тебе.
- Не расстраивайся, мой дорогой, - мягко похлопала его по плечу Памела. - В Кембридже я защищала диссертацию по английской литературе, и если после этого хоть что-то не осталось бы в моей головке, меня можно было бы считать круглой дурочкой. Вероятно, форма мой несколько иная, напоминает эллипс или восьмерку. Последняя мне даже больше подходит. Строго говоря, в ней кроется неотвратимость порочного круга. Вам не кажется, Алексей?
"Похоже, леди с ходу берет инициативу в свои руки, - отметил он про себя, отходя в сторону, чтобы взглянуть на нее. - Впрочем, так и должно быть в благородном обществе, где дамы начинают и кончают первыми. Вот голос у неё действительно интересный: поначалу даже напрашивается мысль о самоуверенной, чопорной даме, однако стоит прислушаться, как впечатление сразу развеивается и приобретает гораздо более теплый оттенок."
- Такое тоже вполне возможно, Но лишь при очень богатом воображении, заключил Алексей вслух.
- Ну вот, есть и первый тост, - предложил Джордж. - За упокой всех империй, старых и новых!
Тост был поддержан. Памела снова отошла к перилам, присматриваясь к четверке лошадей, скачущих в сторону от океана.
- Хотелось бы знать ваше мнение, джентльмены, - сказала она, подкрепляя свое желание трогательными риторическими модуляциями. Допустим, вы стоите во главе издательства и получаете рукопись от одного известного вам человека, подписавшегося псевдонимом. В рукописи, формально претендующей на художественно-документальную прозу, повествуется, как по личному приказу премьера Черчилля из осажденного Красной Армией Берлина был вывезен английскими коммандос Мартин Борман. Автор подает себя заместителем в ту пору офицера военно-морской разведки Яна Флеминга, что позднее стал известным писателем, а в мае сорок пятого якобы возглавлял специальный отряд в четыреста человек, который осуществил рейд и с незначительными потерями доставил в Англию шефа партийной канцелярии Гитлера. Согласно предварительной договоренности Черчилля с Борманом через сына Риббентропа, Великобритания должна была заполучить многомиллионные денежные авуары нацистов в Швейцарии. Естественно, лицо Бормана в Англии подверглось пластической операции, позже он получил паспорт и до относительно недавнего времени проживал в английской провинции. Короче говоря, какое решение вы приняли бы, будучи совладельцами издательства? Учтите, что за рукопись запрашивается довольно приличная сумма.
После некоторого замешательства первым решил отозваться Джордж. Откинувшись на спинку плетеного кресла и обхватив затылок ладонями, он предложил свой вариант:
- Следуя логике исключительно фактов, я не поверил бы, что такому отряду, пусть даже самых отборных коммандос, удалось пробиться в Берлин и выбраться оттуда почти невредимыми из двойного кольца. Кстати, ни сам Флеминг, ни кто-то из оставшихся в живых участников операции на такое даже не намекали. Кроме автора под псевдонимом для пущей загадки, иных свидетелей среди сотен людей нет. Все это вызывает у меня большие сомнения. Тем более, что Борман был заочно осужден в Нюрнберге на смертную казнь. Не говоря уже об искренности самого Черчилля в таком случае по отношению к союзникам.
- Теперь что нам скажет Алексей, - сказала Памела, устраиваясь поудобнее в кресло.
- Сейчас мы пытаемся разобраться, достоверна или нет описываемая в рукописи история. Скажу сразу, сама по себе она у меня тоже порождает большие сомнения, - начал излагать свою версию Алексей. - Хотя если учесть каноны популярного жанра в художественной литературе, сюжет бежит по проторенной дорожке, когда реальные и довольно известные миру личности помещаются в совершенно невероятные ситуации, дабы привлечь внимание читателей. В этом отношении книгу раскупят, не обратив внимание из какой она области - публицистики, беллетристики или эквилибристики. А уж потом пусть дотошные вроде нас разбираются. Людям конечно интересно узнать о судьбе одиозной, но загадочной личности, которую кто-то якобы видел в Парагвае, Аргентине и даже в Италии. Покуда длится читательский искус к сверхъестественному, в воображении огромной массы читателей все может стать правдоподобным. Лично мне ничего не остается, как отнестись к рукописи, как к сочинению, автор которого хватается за писательскую славу Флеминга и дает волю своему тщеславию, зная прекрасно, что сейчас по-настоящему проверить выдуманное им уже просто невозможно. В то же время, я согласен, нужно посмотреть на рукопись и с точки зрения её литературных качеств. Если таковых не найти, то я бы подумал о целесообразности её публикации. Хотя мне трудно судить - я не занимаюсь издательским бизнесом, а если бы занимался, то, видимо, и рассуждал иначе.
- Подобные сочинители вольны возбуждать интерес читателей, я не спорю, но меня лично они не очень интригуют, почему и оставляю их экстравагантности на магазинных полках, каждый раз заставляя себя остановиться, пока призраки не утащили меня за пределы разумно возможного, - решил дополнить себя Джордж. - Нелепости вымысла способны потрясти настолько, что в результате теряешь даже связующий смысл авторских проделок. Нет, я предпочту такому чтиву посидеть вечерком у камелька рядом с Максом. А если ещё в гости придет Памела, то другого и желать нечего.
- Мальчики, мне не надо говорить, что на книгах делают деньги, как на любом другом товаре, - заметила Памела, улыбаясь и поглаживая Макса, устроившегося у неё на коленях. - В наше время этот бизнес строится преимущественно на словесной готике кошмаров, синдроме страха и апофеозе насилия. Любой в здравом уме видит, как авторы пыжатся перещеголять друг друга в создании чудовищных образов. Как сказал бы Владимир Набоков, лучшие литературные приемы у них в бегах, другие - калеки. Вообще говоря, у отдельных относительно молодых писателей есть чувство стиля, но нет умения изобразить все естественно: они сразу стараются показать всем свою искушенность, но получается, как правило, искусственно и ужасно скучно.
- Пусть даже литературный вкус мне представляется явлением субъективного порядка, любые диковинные выдумки я невольно сверяю с законами правдоподобия. Пусть даже основной событийный стержень невероятен, но характеры, события и авторские размышления должны быть адекватны.
- Адекватны чему? - не выдержала Памела.
- Адекватны действительности.
- А сама действительности адекватна чему?
- Как чему, самой же действительности. Просто раз речь идет не о сказках, то лучше не злоупотреблять живым описанием в романе того, чего не было. И если уж описываешь, то не надо сюда приклеивать реально существовавшие фигуры с не нуждающимся в рекламе именем, без упоминания которых потеряется весь эффект восприятия.
- Все было бы хорошо, Алексей, но кто вправе судить, что есть адекватность, - не успокаивалась Памела.
- Ребята, кажется, вы заводитесь, - рассмеялся Джордж, - и это мне нравится. Лично я ещё не встречал состряпанный за несколько месяцев роман, который мог бы понравиться. Меня не прельщает игра на милых человеческих предрассудках. К тому же, с детства я не был легковерным, чем и оградился от лишних разочарований.
- А мне нравиться заводиться и заводить других, - не сдавалась Памела. - Просто на своем поприще литературного агента я обязана, хотя бы ради эксперимента, дать возможность автору идти своим путем, пусть даже кувыркаясь. Тем не менее, когда вижу, что писательские фантазии и способности расточаются главным образом на мучительные пароксизмы безумия, считаю это уже поводом обращения не ко мне, а к психиатру. Если этого не замечать, то и сама свихнешься, как при неумеренном курении опиума.
- О чем мы и говорим, - резюмировал Джордж.
- Причем не боясь показаться ортодоксами. - поддержал Алексей.
- Ох уж эта мужская солидарность! Но тут, джентльмены, интересно и другое. Даже у достаточно утвердившегося писателя воображение-то может ещё работать, но запас новых увлекательных тем катастрофически сокращается. В довершение, писательская известность налагает на автора и более жесткие требования, от него ожидают захватывающих историй и готовы пригвоздить его к позорному столбу, если тот не оправдывает своей популярности. От этого самого отчаяния даже личность с твердой литературной репутацией может вдруг начать нести сущий вздор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54