А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Виктор Александрович, поздравляю!
- Отведаем рыбацкой ухи, - весело отозвался Вороновский. - Милости прошу отобедать со мной ровно в четырнадцать часов... Яков, будь добр, оставь меня в покое.
Эрдельтерьера не брали на рыбалку, потому что в море пса укачивало, а теперь он безостановочно кружил возле ног хозяина, бодал под коленку и всячески демонстрировал свою собачью преданность.
После завтрака Вороновский несколько раз звонил по междугородной, позднее бегло просматривал свежие газеты, а в половине одиннадцатого, вооружившись перьевой ручкой и бумагой для заметок, засел за досье Тизенгауза. Обвинительное заключение, оба судебных определения и приговор Вороновский читал, что называется, по диагонали, поскольку они содержали уже известные ему факты. С кассационной жалобой старого адвоката он ознакомился более подробно, улыбаясь по ходу чтения, а акты экспертизы изучил досконально, выписав из них некоторые выдержки. Когда же дошла очередь до протоколов обысков в квартире Тизенгауза, в глазах Вороновского отразился неподдельный интерес. Описывая имущество, подлежащее выемке, работники УБХСС применили оригинальный, прежде не встречавшийся ему прием: они честь по чести занесли в протоколы габаритные размеры и подробнейшую характеристику внешнего вида коробок, куда паковались экспонаты, ни словом не упомянув ни количества, ни качества изъятых предметов. Мало того, хотя обыски производились в разные дни, в амплуа понятых выступали одни и те же лица из числа народных дружинников. Словом, Тизенгауза нагло облапошили профессионалы: выставили лакомую приманку, чтобы заманить клиента в мышеловку, а как только капкан сработал, обчистили прямо-таки до нитки.
В самом низу папочки Вороновский обнаружил судебный очерк "Вымогатели", опубликованный газетой "Ленинградский комсомолец" в апреле прошлого года. Очерк как будто не имел отношения к делу Тизенгауза, и Вороновский собрался было отложить ксерокопию в сторону, но его удержала мысль, что едва ли Тизенгауз приложил бы к досье совершенно посторонний материал. Просматривая очерк с пятого на десятое, он цепко вычленил из текста фамилию Холмогорова, не раз мелькавшую в изученных ранее документах, и с сожалением опознал в нем того молодого человека, который десять лет назад был его ассистентом, а теперь, словно двуликий Янус, попеременно функционировал в ипостасях то наводчика, то коллекционера финифти. Сопоставление обстоятельств, в новом свете представлявших С. К. Холмогорова образца 1988 года, тотчас подсказало Вороновскому, что ныне возмужавший и даже заматеревший мальчик из толстовского дома на улице Рубинштейна пользуется покровительством милиции и, по-видимому, служит ей без зазрения совести. Не в ту степь шагнул инфантильный Сережа, впору заказать по нем панихиду...
Часом позже, во время сеанса массажа, Вороновский мысленно вернулся к проблеме Тизенгауза и признал, что участие Сергея Холмогорова придало его миссии дополнительный импульс. Для того, чтобы помочь Тизенгаузу легально выбраться из петли, Вороновскому было вполне достаточно просьбы Иосифа Крестовоздвиженского, а теперь к этому добавилось желание помериться силами с когортой ловкачей в милицейских погонах.
"Что когда-то говаривал мне старый стервятник Баронов? Без дела теряешь интерес к жизни, - с улыбкой припомнил Вороновский. - Покойный маэстро был прав, против его тезиса трудно возразить. Дело у меня есть, однако, по правде говоря, чего-то все же недостает. Быть может, спортивного азарта борьбы? Не пора ли мне восполнить пробел?.."
За обедом Вороновский беседовал с Алексеем Алексеевичем только на гастрономические темы. Мастерски приготовленную Ларисой уху оба сочли харчем богов, судак фри с жареным картофелем и салатом из огурцов и помидоров не уступал ухе, а завершил трапезу астраханский арбуз столь отменного вкуса, что Алексею Алексеевичу не хватило слов, чтобы выразить восторг.
После сытного обеда тянуло на боковую, но Вороновский не позволял себе терять форму и вывел из гаража белые "жигули" девятой модели, чтобы съездить за грибами. Был четверг, 24 августа, разгар грибной поры, и вдобавок лучший день недели - в выходные, когда в лесу больше людей, нежели деревьев, все выбиралось подчистую, а за четверо суток что-то должно было подрасти. То, что за грибами обычно ходят по утрам, Вороновский вообще не принимал в расчет ему почему-то нравилось собирать их ближе к закату.
За рулем Вороновский получал огромное удовольствие. Он любил скорость, однако долгое время водил машину изредка, потому что в силу сложившихся обстоятельств скрывал от знакомых наличие загородного дома и машин, которые менял не реже, чем раз в три года. Об этой стороне его жизни в ту пору знали только двое наиболее близких ему людей - Иосиф Прекрасный в Ленинграде и Женя Скворцов в Москве. Ну и, разумеется, Алиса, поскольку на том этапе она считалась номинальной владелицей как дома, так и машин. По неукоснительно соблюдавшимся правилам, при оформлении купчей на сгоревший дом требовалось, чтобы лицо, собиравшееся там поселиться, было надлежащим образом прописано по новому адресу и внесено в домовую книгу, для чего Вороновскому пришлось десантировать сюда Алису из Астрахани, где он познакомился с нею во время деловой поездки по заданию маэстро Баронова.
Выдающимся качеством Алисы была слепая преданность, сродни той, что питал к нему эрдельтерьер Яков. Ей можно было безбоязненно довериться, на что Вороновский и сделал тогда крупную ставку. Если не принимать во внимание навязчивых претензий на брак, Алиса всецело оправдала доверие, получив в награду его старую квартиру на улице Петра Лаврова. После известных неприятностей в 1979 году он, скажем так, предпринял длинную рокировку, совершив с Алисой обмен квартиры на дом в Комарове, а вслед за обменом, снабдив ее приданым, выдал замуж за подполковника медицинской службы, флагманского врача дивизии крейсеров Северного флота. Алиса родила подполковнику девочку, назвав ее Викторией, и регулярно поздравляла Вороновского с праздниками, тем самым подтверждая, что не перевелись на свете благодарные люди.
В Зеленогорске Вороновский свернул направо, оставил в стороне вокзал с рынком и взял курс на Рощино, а точнее - на Пухтолову гору. Когда-то там попадалось множество белых грибов, а крепенькие зеленовато-желтые моховики можно было, без преувеличения, косить косой, но те времена давно прошли: лес затоптали и испоганили кучами ржавых консервных банок, рваной обуви и битого стекла, а из съедобных грибов здесь по-прежнему в изобилии росли только сыроежки, свинушки и лесные шампиньоны. Последние и привлекали сюда Вороновского, поскольку большая часть грибников пренебрегала ими, по незнанию принимая шампиньоны за поганки.
Оставив машину на обочине проселочной дороги под опорой линии электропередачи, Вороновский в сопровождении эрдельтерьера Якова, уморительно ловившего мух, медленно пошел по перелеску вдоль просеки, то и дело нагибаясь, чтобы срезать шампиньоны. Занятие это было чисто механическим, не требовавшим пристального внимания, что позволяло без помех осмыслить плоды его многолетнего сотрудничества с Карлом Луйком, бывшим советским гражданином, а ныне подданным Великого Герцога Люксембургского.
В стародавние времена, еще до знакомства с Вороновским, Карл Рихтерович безбедно проживал в Таллине, подвизаясь на ниве международной торговли и довольствуясь куртажными, которые получал от западноевропейских дельцов за содействие в заключении сделок с прибалтийскими базами "Морторгтранса", снабжавшего импортными товарами магазины системы "Альбатрос", где возвращавшиеся из загранплаваний моряки тратили сэкономленную валюту.
При всей компетентности в области коммерции Карл Рихтерович не обладал масштабностью мышления, вследствие чего Вороновский буквально открыл ему глаза, растолковав с карандашом и бумагой, что вместо куртажного процента, от чего, прямо скажем, попахивало взяткой, лучше обратить в свою пользу всю маржу, если, минуя оптовых торговцев, закупать товары непосредственно у производителей. Брат Карла Рихтеровича уже четверть века жил в Брюсселе, владея дышавшей на ладан посреднической фирмой, и, по замыслу Вороновского, мог сослужить службу, выступив в качестве поставщика широкой гаммы товаров повышенного спроса. Для того чтобы вдохнуть жизнь в захиревшую фирму, понадобился стартовый капитал в 200 тысяч долларов, большую часть которых пришлось выложить Вороновскому, ибо два его компаньона, Луйк и Крестовоздвиженский, вместе едва-едва наскребли 45 тысяч, а третий, Женя Скворцов, вложил в дело только так называемые "нематериальные активы", включавшие в себя источники конфиденциальной информации и главным образом связи. Они-то, эти самые "нематериальные активы", и обеспечили успех смелому начинанию, дав возможность, наряду с "Морторгтрансом", вовлечь в орбиту интересов фирмы "Братья Луйк" и "Внешпосылторг" с его внушительной сетью магазинов "Березка".
Уже через год торговый оборот "Братьев Луйк" перевалил за 27 миллионов долларов, что в свою очередь потребовало новых организационных форм, мало-помалу вылившихся в создание еще двух посреднических фирм в Голландии и в Дании, фирмы грузовых перевозок в ФРГ, а над ними, на самой вершине, холдинговой компании "Ост-Вест Интернешнл-79", зарегистрированной в Люксембурге, где местное законодательство по степени закрытости сведений о фактических хозяевах фирм ничем, в сущности, не уступало швейцарскому, но было значительно мягче в части налогообложения. В итоге президент холдинга, коммерции советник Карл Луйк, перебрался на жительство в Люксембург и оттуда без устали колесил по Европе, реализуя свои обширные познания рыночной конъюнктуры, Женя Скворцов в Москве денно и нощно держал руку на пульсе Страны Советов, чтобы не упускать выгодных для "Ост-Вест Интернэшнл" контрактов, а сам Вороновский в скромной должности старшего юрисконсульта руководил всей финансовой политикой, будучи полновластным владельцем контрольного пакета акций. Его обязанности отнюдь не сводились к стрижке купонов - не реже раза в месяц он ездил в Москву для урегулирования разногласий в преддоговорных спорах и рассмотрения претензий, а по мере надобности с зеленым дипломатическим паспортом вылетал за рубеж, чтобы экстренно развязать тот или иной узелок, не поддававшийся старческим рукам Карла Рихтеровича. А эта надобность в последнее время возникала все чаще и чаще, что не могло не тревожить Вороновского и послужило причиной нынешних раздумий.
Осложнения начались с того, что, получив люксембургское подданство. Карл Рихтерович осмелился возражать против 20% отчислений от дохода "Ост-Вест Интернэшнл" на содержание западноевропейских коммунистических партий, хотя именно таковым было непременное условие компетентных инстанций Москвы. То ли богатство вскружило ему голову, то ли наконец-то прорвавшийся наружу, свойственный почти всем эстонцам подспудный антисоветизм, но факт оставался фактом - прежде дисциплинированный Луйк вдруг выказал строптивость. Поймите же, терпеливо внушал ему Вороновский, это вполне приемлемая цена приоритетной поддержки, позволяющей, во-первых, обходиться без взяток, а во-вторых, пользоваться банковским кредитом. Вдобавок, чтобы избежать огласки, прямого перечисления денег на партийные счета в "Ост-Вест Интернэшнл" не производили, поступая проще, надежнее и выгоднее: некие фирмы по списку Жени Скворцова периодически выставляли счета за якобы оказанные услуги по маркетингу или рекламе, а Карл Рихтерович, производя их оплату, заодно законным образом минимизировал налоги. Нет, упирался бывший член КПСС Луйк, он, видите ли, из принципа не желает давать деньги проклятым коммунистам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110