По мнению Шахова, Окоемов, как бы ни уважать его стремления, делал бунтопротивное дело. От успокоения и умиротворения зеков не было никакого толка: все равно, рано или поздно, явится спецназ ГУИНа с громким названием "Ураган" и начнет "зачистку" места, подавит все так, что и следа не останется. Поэтому лучшим вариантом продолжения было бы следующее: быстро собрать мощную ударную группу (авангард Васьки Механизма распался: кто побежал в столовую - бить поваров и хлебореза; кто - потрошил остатки ларечного склада; сам Васька присоединился к Монголу и Корме) и резко штурмовать выбранную точку - это может быть шлюз или слабое место под одной из вышек (там недавно пытались отремонтировать рухнувшие ограждения предзонника, но не нашли ни средств, ни материала). Крушить полагалось без оглядки, не жалея никого и ничего. "Слава Богу, никто из своих не тормозит, нет таких гуманистов", - подумал Шахов. Он вспомнил, как шел в октябре 93-го через Крымский мост в колонне возбужденных граждан, вознамерившихся выпрямить (или повернуть?) страну. И был шанс, да сплыл. Сразу в колоннах тогдашних мятежников объявились то ли провокаторы, то ли просто глупцы, кричавшие: "Товарищи! Не трогайте витрин! Не ломайте ларьки! Не бейте лиц кавказской национальности! Мы же цивилизованные люди!"
"Болваны", - подумал тогда Шахов. Разве бунт бывает цивилизованным? Даже французские студенты, протестуя против какой-нибудь чепухи вроде "отмены бесплатных завтраков", крушат все вокруг, жгут дорогие автомобили, забрасывают тяжелыми предметами именно витрины магазинов, возбуждая и склоняя к поддержке массу индиффирентных обывателей.
В 93-м случилось то, чего он больше всего боялся: возникло нелепое "руководство" в виде пары отставных генералов и нескольких горластых депутатов высокого ранга - они направили основную группу, "ядро восстания", в Останкино, штурмовать телецентр, где их, конечно же, ждало полное разочарование в виде мощной и загодя подготовленной обороны. Эта "оборона", впрочем, на поверку оказалась самой настоящей профессиональной засадой, запросто, как кроликов, расстрелявшей безоружных "штурмовиков". Провокация или глупость: кому нужен был далекий телецентр? Рядом, на Шаболовке, был почти такой же; в центре Москвы находились несколько радиостанций - их и надо было брать под контроль. Дело дошло до трагикомедии: уже после всего Шахову рассказал приятель, как поддался на призыв идти к Генштабу: в толпе раздались команды типа "Первая группа - по Кропоткинской - на Генштаб! Вторая - по Арбату! Вперед, товарищи!" И часть товарищей, поверив в несуществующие "группы", пошла штурмовать Генштаб, имея в наличие мощное вооружение в виде плакатов "Дерьмократы - вон из России!", "Ельцин - ложись на рельсы!" и т. п. У ворот Генштаба энтузиасты стали выкрикивать лозунги; тут же кто-то громко командовал: "Автоматчики! Готовсь! Гранатометы - к бою!" Приятель Шахова вертел головой во все стороны, но так не увидел ни одного вооруженного "бойца".
Наконец, железные ворота открылись, и медленно выехала БМП с пулеметом и, надо отдать должное, вояки гуманно стрельнули поверх голов. Приятель Шахова сразу залег и быстро уполз по газонам Гоголевского бульвара в сторону метро, чудом не попал под омоновский "замес" и благополучно добрался домой. То же, видимо, сделали и все остальные...
В зоне ожидать проявлений гуманизма не приходилось. Если снова откроется шлюз, и в нем появится БМП, то стрелять будут не поверх голов, а ниже, ниже.
- Шах, о чем задумался? - крикнул ему давешний любитель кроссвордов Фонтан. Он быстро шел к бараку чуранцев; рядом поспешал Затырин, с которым они вчера вечером бились из-за птицы-баклана.
- А вы куда?
- Да Корма послал, посмотреть... Говорят, два петуха пол-бригады черножопых перестреляли и переколотили... А Рыжика солдат грохнул помнишь, тот, что мне чай носил?
- Солдату тоже вава, - добавил Затырин. - Монгол...
Тут на Затырина, резко повернув голову, посмотрел Фонтан. Затырин сразу замолчал.
- С вами, что ли, пойти... - задумчиво произнес Виктор.
- Ну да! - обрадовался Фонтан. - Пошли! Здесь все равно делать нечего! И времени мало осталось: вот-вот спецназ объявится, надо будет по баракам разбегаться...
- Зачем? - удивился Затырин (он за четыре "ходки" ни разу не попадал в "бунт").
- За сеном! - сплюнул в снег Фонтан. - В бараке, глядишь, не так сильно отколошматят. А тут, по зоне, начнут гонять как футбольный мяч, здоровья лишат... А то и вовсе замочат - из автоматов.
- В зоне разве можно? Вроде по уставу не положено? - уже не удивился, а испугался Затырин.
- Это когда мирно - нельзя, а когда такой хипиш - мочат без разбора всех подряд.
- Ну и что? Будем ждать, пока нас начнут бить, мочить? - усмехнулся Шахов.
- А ты что предлагаешь, Шах? Что? - Фонтан с мольбой - надеждой заглянул Шахову прямо в глаза. - Что?
Шахов молчал.
Что-то тихо как-то в зоне, - пробормотал Затырин.
Он был, конечно, не прав: тихо не было. Со всех сторон доносились голоса, что-то стучало и звякало, гремело и ухало. Бойцы Рогожина после геройской гибели Кондратюка вернулись в шлюз и ждали нового приказа, а первую очередь - спецназовцев "Урагана" на вертолетах.
МОСКВА
ЭКСПЕРТИЗА
Скворцов нечасто думал о смысле жизни. Он считал себя прагматиком, расчетливым человеком; старался и внешне выглядеть эдаким "механизмом", биокомпьютером. Размышления он отдавал на откуп литературе и искусству: поэтам, писателям, художникам. Он любил красивое: романы с описаниями возвышенных чувств, описания природы и муки героев в оперном пафосе сочиненной жизни. Впрочем, приходилось и грязь принимать такой, какой она была - липкой и долго не смываемой. Сама специфика деятельности (выбранной, кстати, ещё в пионерском возрасте) предполагала взвешенное, равновесное восприятие всего, что происходило вокруг. Необходимо было оценивать ситуации и высчитывать варианты, анализировать события, сопоставлять факты и реалии, поворачивать вспять неподдатливое время - и в этой системе координат эмоции были всего лишь одним из компонентов, они учитывались без обратной связи. Сострадание отвергалось как помеха в работе, лишний шум, трение, трещина.
События, случившиеся в последние два дня, тоже подверглись скрупулезному анализу. Скворцов обдумал по привычке все возможные "исходы", которые, впрочем, уже не были возможными, так как случлось именно так, а не иначе. "Добрые Люди" прекратили свое существование и юридически, и физически; одновременно закрылся и "Сирин" - вот это как раз интересовало Андрея Витальевича: можно ли было обойтись без закрытия "детища"?
После того как "люди Вредителя" увезли в неизвестном направлении бывшего полковника Зубкова, Скворцов пришел к выводу, что в ближайшее время в "Сирине" появится ещё кое-кто. Два варианта: это могли быть настоящие, действующие "младшие братья" из внутренних органов (Скворцов не обольщался: многие из ментов - профессионалы не хуже Мастера, вычислить могли кого угодно) или - люди, посланные тем, кто проворачивает кормило жилого и нежилого фонда Москвы. Скворцов знал даже фамилию этого человека, уж слишком часто приходилось сталкиваться со следами его "деятельности на кривых тропах рынка недвижимости. Георгий Давыдович Щебрянский контролировал это "поле чудес" как официально, так и негласно. Историю с прилагательным "федеральный" Скворцов знал и удивлялся (вплоть до уважения) этому человеку, отдавшему талант системщика на службу корысти. К тому же, Щебрянский был молод - и пока ещё успевал везде, не замедлял хода. Скворцов придавал большое значение "скорости жизни", ибо сам жил по часам двадцатилетней давности - и тоже успевал. Он помнил, как однажды ему пожаловался сослуживец: "Андрей, стареем... Десять лет назад впрыгивал в вагон метро, успевая придержать сходящиеся двери, а теперь они закрываются перед носом. Так и в очереди - хоть в магазине, хоть в авиакассе - раньше кончалось на мне, а теперь - как раз передо мной". Скворцов посоветовал ему ускорить шаг, сократить сон, вставать из-за стола чуть голодным.
Итак, кто бы не появился в офисе "Сирина", менты или люди Щебрянского, несли они с собой одни лишь неприятности. Милиция, впрочем, могла только "нагрянуть" - без последствий, ибо не имела (по причине отсутствия в природе) никаких признаков криминала в деятельности "Сирина", об уликах и говорить не приходилось... Общение с вором в законе никак не могло служить поводом для серьезного "наезда" с обыском и задержанием.
А вот от Щебрянского могли явиться люди посерьезнее. Им не нужны санкции с печатями. Устное распоряжение Чабана давало им неограниченные полномочия. Скворцов не испытывал страха перед возможной схваткой с какими-нибудь бывшими десантниками или действующими рецидивистами - дело привычное; он не любил резких перемен, "революций", "термидоров" всяких... Ну, вступим с кем-то там неизвестным в открытую борьбу - уложим их штабелями - а дальше что? Все равно не дадут существовать как раньше. Но ведь и открывал Скворцов свой "Сирин" отнюдь не на веки вечные, так и рассчитывал: наскрести средств на продолжение дальнейшей профессиональной деятельности. В идеале это должен быть Аналитический Центр - нет, лучше Аналитический Союз, сокращенно АС... союз аналитиков - СА, Союз Скворцова СС, Союз деловых - СД - смешно и грустно...
Деньги были собраны в достаточном количестве. Скворцов чуть подхваливал себя мысленно, за то, что не отнял ни у кого деньги, взял то, что даже не "плохо лежало", а вообще как бы не существовало. Если бы не он, то, в конце концов, тот же Щебрянский обнаружил бы все эти полуподвалы, бельэтажи и чердачные квартирки. Конечно, ему понадобилось бы на это чуть больше времени, но... именно поэтому надо разбегаться в разные стороны, ибо вполне возможно, что они уже едут.
- Вася! - крикнул Скворцов.
Шумский вошел так быстро, будто его подгоняли чем-нибудь раскаленным или электрическим.
- Что случилось, Андрей Витальевич?
- Быстро ищи Манилова и Мастера, мы сворачиваемся.
- Что за спешка? А компьютеры?
- Оставляй, что не успеешь собрать. Новые купишь. Торопись, Вася. Кажется, у меня заработала интуиция.
- Ха, ха, ха, - сказал Вася чуть насмешливо.
Скворцов улыбнулся.
- Да есть, есть она... интуиция. Или нюх... Да, знаешь что - выдерни винчестеры из всех машин. Потом разберемся, что к чему...
Через час все уже были в сборе. Манилов, недовольный тем, что ему не удалось поучаствовать ни в одной "нейтрализации", был мрачен: роль порученца и исполнителя явно не подходила ему. Он считал, что вполне можно было сладить и с Зубковым и всеми прочими без помощи Насоса и Штукубаксова. Он, кстати, знал Насоса - вместе проходили практику в Крыму близ Севастополя, в расположении полка морской пехоты.
Мастер, напротив, был доволен: он исполнил все, как полагается, нигде не прокололся. Разве что черномазый этот слинял куда-то? но это не прокол, это отход, помои... Хотя, конечно, отставному сыскарю хотелось бы прихватить "до кучи" и хитрожопого грузина - не будешь, гад, зариться на квартиру майора милиции! "Надо было прихватить шакала, - огорчился Бабан. Коля Манилов научил бы его родину любить".
Вася выдернул винчестеры из всех компьютеров и бросил их в сумку. На одном из них была та самая база данных, за которой решил поохотиться Зубков, и которую искал теперь, по предположению Скворцова, Чабан-Щебрянский.
- Что ж, - сказал Скворцов. - Остается сделать два хода; первый ход делим деньги. Нас четверо, денег - семьсот пятьдесят две тысячи шестьсот двадцать долларов США. Поровну не делим, это коммунизм, а коммунизм - это разврат. Следовательно, мне причитается триста, а остальные делим на три по сто пятьдесят на брата...
- А две шестьсот двадцать в остатке? - напомнил Шумский.
- Предлагаю отдать их Мастеру на опохмелку, - сказал Андрей Витальевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56