Много лет назад какой-то оптимист вытащил эту шхуну из реки и поставил на сваях, планируя отремонтировать. Там она ветшала, дожидаясь, пока мистер Каттер проплывет мимо во время своей разведывательной поездки и сообразит, что это вселенная возвращает фрагменты из прошлого, устанавливая подмостки для следующей пьесы.
Мистер Каттер смотрел на лунный свет, заливавший поле и короткий канал, ответвлявшийся от основного русла реки метрах в семидесяти от него. Самой реки ему видно не было – ее заслоняла густая стена кустарника, окружавшая старую шхуну для ловли креветок. Он вернулся в каюту. Настало время расставить по местам главные фигуры. Которые будут рассказывать Маме ее историю.
Ее собственными словами.
Кстати, как раз вовремя. Этот чертов детектив постоянно болтается вокруг, задает вопросы, что-то вынюхивает. Не важно. Эта часть путешествия, единственная, на которую детектив может как-то повлиять; скоро станет историей. Мистер Каттер снимет маску и грим и засияет в полной красе.
Джереми изучал фотографии полчаса, потом еще час – письменные рапорты. Мы сидели рядом, пока он бормотал над снимками, обнюхивал их, ощупывал, словно секретные послания были заложены в цвете, затем разбросал их по полу, как конфетти.
– Почему ты не рассказал мне о патологоанатоме, которому пообрывало бомбой яйца? Это меняет буквально ВСЕ.
Джереми поднял рапорт о расследовании инцидент с Колфилдом и сделал вид, что рассматривает его в лопнет. Этот рапорт был включен в качестве сопутствующего в материалы по убийству Мюллера.
– Ты имеешь в виду Колфилда? – сказал я. – Там было покушение на убийство, но направлено оно было против Мюллера.
– Это я прочел, брат. Кто-то засунул бомбу Мюллеру в задницу, зная, что когда он проснется, то попытается вынуть посторонний предмет и разнесет себе выхлопную систему. Образ жизни подготовил его к таким приключениям. Ой, что это у нас там на этот раз? Тыква? Кокер-спаниель? Кто мог ожидать, что сердце этого мужчины взорвется раньше времени и его отправят в морг?
– Бомба не предназначалась для Колфилда, – сказал я. – Ему просто ужасно не повезло.
– Поставь себя на место Колфилда. Он долгие годы работал ради этого момента, ему дали провести вскрытие, которого он не ожидал, и в итоге его пальчики превращаются в фарш. Прощай, карьера!
– Что ты хочешь этим сказать: «вскрытие, которого он не ожидал»? – Я выдернул страницу из рук Джереми.
– Здесь же все написано. Вскрытие Мюллера по графику должна была проводить доктор Пелтье. Она грациозно отошла в сторону и предоставила Колфилду право стать отсекателем голов. – Он удивленно приподнял брови. – Ой, совсем как по Фрейду!
Я прочел отчет. В последний момент Клэр перепоручила вскрытие Колфилду. Это было для меня новостью, мы этим делом не занимались. Джереми фыркнул.
– Может быть, хороший доктор Колфилд отнесся несколько небрежно к такой замене.
– А как с этим соотносятся написанные слова? Я не могу соединить их.
– НИКОГДА НЕ НАЧИНАЙ СО СЛОВ! Они и не должны иметь никакого смысла ДЛЯ ТЕБЯ!
– Хотелось бы, чтобы они все-таки что-то означали, – сказал я. Меня смущало, что толстые каракули фраз не выстраивались в систему, не хватало момента, когда можно щелкнуть пальцами и сказать: «Вот оно!»
– Что-то означали? ЧТО-ТО ОЗНАЧАЛИ? Что ты знаешь о значении? Может быть, ты знаешь, что означает горящая шелковая подушечка на глазах маленькой куколки Эдриана? Твои люди заявляли, что это был способ спрятаться. А я сказал, что это были узы любви… Разве я не говорил, что Эдриан любил свой огонь гораздо сильнее, чем женщина может любить мужчину, и разве не я послал тебя искать поджоги? Какой был первый шаг в процессе отбора Джоэла? Можно я буду называть его Джоэлом? Спасибо… Джоэл находил людей на пожарах и следовал за ними, пока ЛЮБОВЬ САМА НЕ ПРОКЛАДЫВАЛА ПУТЬ.
Для Джоэла Эдриана не было смысла в том, чтобы рассматривать огонь как духовную сущность. Для него не было смысла в том, чтобы верить, что его поджоги выберут жертвы для смерти. Я не видел этого, а Джереми видел, как увидел и пожары, отобравшие четыре следующие жертвы. Я не мог заглянуть в мир Джоэла Эдриана, за что ежедневно благодарю Господа. А Джереми мог. Как я могу сомневаться в его словах?
Я кивнул.
– Ты прав, Джереми. Мне нечего возразить.
– Ваше участие спасло людям жизнь, мистер Риджеклифф, – заговорила Эйва.
Джереми повернулся к ней, губы его насмешливо скривились.
– Ты видишь в этом спасение людских жизней, ведьма. А я вижу ПРЕДАТЕЛЬСТВО ДЖОЭЛА ЭДРИАНА!
Эйва вздрогнула, сумочка ее упала, а содержимое рассыпалось по полу. На белой плитке закружилась красная зажигалка.
– О, не нужно так возбуждаться, дорогуша! – сказал Джереми, улыбаясь зажигалке. – Мы уже на месте.
Он встал и снова принялся ходить кругами.
– Карьера Колфилда рухнула в первый же день, как он вышел на работу, Карсон. Годы труда… – он улыбнулся, – как щелчок пальцами. Я думаю, что парень, которого ты ищешь, – это как раз малыш, обиженный на бывшего шефа за то, что сунул свои пальчики в блендер. Подумай о телах, как о… о почтовых открытках. Хорошая аналогия! Открытки из ада. Скучаю по тебе, жалею, что тебя нет со мной… И она там будет, если только мальчик не бросает слов на ветер.
– А почему нет голов? – спросила Эйва.
Джереми резко повернулся к ней, на его шее выступили вены.
– Потому что ЧТО-ТО должно ОТСУТСТВОВАТЬ, детка, а отсутствующие пальцы прямо указывали бы на него. Смотри-ка, получился оксюморон! А теперь подумай: может ли даже самое совершенное тело функционировать без головы? Нет. Может ли даже самый идеальный патологоанатом функционировать без руки? – Он обратился ко мне. – Расскажи мне, как были отрезаны головы.
– Практически с хирургической точностью, – ответил я.
Джереми скрестил руки на груди и нетерпеливо забарабанил большими пальцами.
– Разве это не указывает на человека, чье предназначение – резать и кромсать?
Эйва поморщилась и сказала:
– Не было там хирургической точности. Были какие-то колебания, он отклонялся.
– У него, блин, осталась половина руки, ШЛЮХА!
Внезапно Джереми оказался на полу, а руки мои держали его за горло. Он даже не пытался сопротивляться. Эйва подскочила ко мне, пытаясь оттянуть в сторону.
– Карсон, прекрати!
Я разжал руки. Джереми смущенно посмотрел на Эйву.
– Спасибо, дорогая, – сказал он, приходя в себя и поднимаясь. Потом блеснул глазами в мою сторону.
– Если он так ненавидит ее, – сказала Эйва, – почему же он тогда…
– Не отрежет голову ей? Он делает что-то, готовит фундамент. Он очень страдал и теперь планирует, как она расплатится с ним своей болью.
Джереми улыбнулся и поклонился.
– Мы сделали свою работу, Тонто, – сказал он. Затем он повернулся к Эйве: – Нашла свою зажигалку, сестра?
Глава 30
– Вероятно, брат рассказал о нашей небольшой договоренности, – сказал Джереми, потирая руки так, будто старался таким образом добыть огонь. – Мои слова в обмен… на его музыку. Сначала я думал, что твое присутствие помешает нашему ритуалу. Но ты, моя дорогая, прикоснулась к волшебным красотам, проплыла среди зловонных цветов, расцветших в душе. Ты по самые изящные маленькие запястья окунулась… – он протянул руки, едва не коснувшись кончиков ее пальцев, – …в великолепие. Может быть, ты даже чему-то научишься.
Он повернулся ко мне.
– Почему бы тебе не снять рубашку, брат? Я знаю, что тебе не терпится рассказать миру о приключения мистера Обрубленные Пальчики, но я должен получить плату.
Я кивнул Эйве. Она открыла сумочку и снова вынула простую красную зажигалку за семьдесят пять центов, из пластика и штампованного металла, заряженную газом. Она положила ее на ладонь и протянула Джереми. Его руки дрожали, когда тянулись за этим орудием, как будто пальцы раздумывали, как схватить его с ладони, не прикоснувшись к телу.
– Возьмите то, что вам нужно, Джереми, – сказала Эйва. – Но подумайте, стоит ли оно времени вашей жизни.
Руки его замерли.
– Что ты имеешь в виду под временем жизни?
Эйва смела со стола пачку фотографий. Они полетели на пол, как листья экзотических растений.
– Что ты ДЕЛАЕШЬ?
– Это ведь было забавно, пока продолжалось, правда, Джереми? – спросила она. – Получать редкие цветы, принесенные из-за стен?
Он повернулся ко мне.
– Что оно ГОВОРИТ?
Эйва держала зажигалку на ладони, словно предлагая ее.
– Дышите глубже, мистер Риджеклифф. Сегодня последний день, когда вы нюхаете волшебные цветы.
Его глаза заметались, как рыба, на которую с неба падает орел.
– Что оно ГОВОРИТ? Что это ЗНАЧИТ?
Я отвел глаза в сторону.
– Я знаю, что у вас замечательные руки, Джереми, – продолжала Эйва. – Взгляните на них. Такие мягкие, такие розовые… А теперь подумайте о руках старика. Белые, с голубыми прожилками, морщинистые… Даже когда ваши руки станут такими – лет эдак через пятьдесят, – вы никогда ни к чему не сможете прикоснуться вне этого здания. Потому что единственным способом прикоснуться к чему-то снаружи является Карсон. И если сегодня ночью вы коснетесь его огнем, я обещаю, что с этим будет покончено.
Джереми отшатнулся, переводя глаза с моего лица на зажигалку и обратно. Я молчал. Эйва сейчас скользила по самому краю тонкого льда.
– Посмотрите на свои руки, Джереми, – сказала она. – Следующее, к чему они прикоснутся снаружи, будет ваша могила.
Он рассматривал зажигалку, словно гадая на внутренностях. Ноздри его возбужденно шевелились. Он ударил Эйву по руке, и зажигалка полетела через комнату. Джереми снова сел, сложил руки на груди и забросил ногу за ногу, делая вид, что ему больше ничего не интересно.
– Хорошо, ты выиграла, патологоанатом. Но это только потому, что ты стащила его с меня. Добрые дела, и все такое. Мой собственный брат хочет МЕНЯ ЗАДУШИТЬ. – Он холодно улыбнулся, наклонился и постучал холодным пальцем по моей руке. – Но мы же понимаем, Карсон, что эта маленькая, хм… остановка действительна только в отношении этой покупки. В следующий раз при сделке будут оговорены все возможные лазейки.
– Спасибо, – сказала Эйва.
Джереми сделал жест рукой, словно отмахиваясь от ее слов.
Когда мы с Эйвой встали, он остался сидеть. В глубине его глаз я увидел какие-то движущиеся в дыму тени, которые испугали меня. Завершение было слишком быстрым, слишком простым. Джереми должен был визжать, разглагольствовать, взвешивать каждое слово Эйвы и противопоставлять ей собственную исковерканную логику. Ни разу до этого я не уезжал без того, чтобы он не выкрикивал проклятий, или не распевал отвратительные песни, или не просил рассказать о последней боли, перенесенной матерью перед смертью. Какая-то фальшь громко зазвучала в моей голове, унылое биение свинцового колокола, и, когда я выходил, меня преследовал его глухой, тяжелый звон.
– Я всегда так делаю, – сказала Клэр на следующее утро. – Я всегда стараюсь, чтобы новички думали, что первый день на работе будет всего лишь ознакомительным – практика, процедуры, знакомство с документацией. Если в этот день есть аутопсия, я предлагаю им выполнить ее. Чтобы посмотреть, как они реагируют на такие просьбы.
Было 8:00 утра. Мы находились в кабинете Клэр. По дороге к ней я прихватил пачку печенья. Все сходилось на Колфилде. Я не мог расшифровать слова на спине у Барлью – впрочем, как и послания на телах Нельсона и Дэшампса. Все, что у меня было, – это заявление Джереми, что они являются частью внутреннего мира Колфилда и, как их ни крути, для нормального ума все равно обрести смысл не смогут.
– Когда вы попросили меня выполнить процедуру вскрытия, я перепугалась до смерти, – сказала Эйва. – А когда она закончилась, почувствовала себя частью коллектива, команды.
– В первый день учебных занятий по плаванию всегда просят переплыть глубокое место, – кивнула Клэр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50