– Если ты во что-нибудь врежешься, мы никогда туда не доберемся! – крикнул Гарри. – Нельзя ли немного сбавить обороты?
Я удивленно посмотрел на него. Осторожность Гарри свойственна не была.
– Я не умею плавать, – сказал он, отводя глаза в сторону.
Лодка взлетела на волну, и мы на мгновение оказались в воздухе. Гарри вцепился в лобовое стекло. Потом мы соскочили вниз и продолжали двигаться вверх по реке. Не отрывая глаз от поверхности воды, я порылся в ящике под сиденьем, нашел спасательный жилет и бросил его Гарри.
– У тебя есть план? – прокричал он, втискиваясь в смешной желтый жилет, который был минимум на два размера меньше, чем нужно.
– Через полчаса станет совсем темно. Я надеюсь, что он пользуется генератором, а это создает шум. Мы подплывем и застанем его врасплох.
– Если он там.
– Это его крепость на дереве, Гарри. Он там.
– Идет дождь, Мама. Помнишь, как ты любишь дождь?
Внутри старой посудины для ловли креветок было сухо, гнилые перекрытия заменены, щели замазаны. Это было небольшое судно, тридцатишестифутовая деревянная коробка, поднятая на изъеденных червями сваях, в ста метрах от реки и в тридцати от заиленного бокового канала. Шхуна окружена деревьями, и со стороны ее почти не видно.
Центральная каюта с низким потолком оказалась достаточно просторной, чтобы вместить блестящий металлический стол. У него был работающий на бензине генератор для подзарядки аккумуляторных батарей – он включил его вчера, и сейчас все работало. Телевизор I плоским экраном диагональю в тридцать два дюйма, стоявший на полке у дальней стены каюты, был не таким большим, как хотелось бы, но человек не может иметь все сразу. Идеальным был бы экран, как в кинотеатре для автомобилистов: прикрутил бы Маму к капоту ее старого «бьюика» и заехал бы в центральную часть на первый ряд.
Свет, камера и… Посмотри, Мама, как я изменился с тех пор, как ты ушла! Я могу спасти тебя!
Мама была привязана к столу за шею, запястья и щиколотки. Он, конечно, должен оставить ее внутренности открытыми, хотя из-за этого и возникла пауза: если Маму разозлить, она становилась сильной, как медведь. Для безопасности он привязал ее сдвоенными ремнями.
Руки Линди начали рвать на ней платье и отбрасывать клочья в сторону. Мама пошевелилась и застонала. Наступил момент, когда он должен быть особенно осторожен. Полицейские уже искали его, но, по сравнению с могуществом Мамы, они были муравьями на обратной стороне Земли.
Когда он вытаскивал из-под Мамы остатки платья, ее грудь в бюстгальтере дрожала. Он разрешил глазам полюбоваться ее кожей и услышал, как Плохая Девочка в ней начала петь. Он громко замычал, чтобы заглушить это пение в своей голове. ММММммммммммммм. Именно сейчас Мама была наиболее опасна. ММММммммммммммм.
Уиллет Линди замычал еще громче и, направившись к телевизору у стола для вскрытий, принялся подключать провода для своего волшебного шоу.
Темнело, и дождь становился все сильнее. Видимость была минимальной, но и она полностью пропадала, когда порывы ветра швыряли в лицо капли дождя. Я взглянул на карту реки: мы были уже близко. Я боялся проскочить нужный участок, чтобы Линди не услышал, что на реке кто-то есть. Наша лодка была единственной с момента выхода из бухты Мобил.
– Карсон!
Гарри показывал куда-то вперед. Я поднял глаза и увидел странный серебристый предмет, летевший к нам сбоку. Я инстинктивно переложил руль, но удара уже было не миновать. Раздался громкий скрежет, и мы боком взлетели на этот предмет, увидев сначала воду, и только потом – кувыркающееся небо. Взревел двигатель, лодка наклонилась, из воды показался разваливающийся гребной винт. Осколки металла свистели в воздухе, как пули. Через планшир хлынула коричневая вода. Ревущая лодка под визг агонизирующего металла врезалась в берег и замерла, сильно накренившись в бок и застряв в грязи. Я поднялся, опираясь на руль. Единственным звуком, который я слышал, был шум дождя. Гарри рядом не было.
– Гарри! Гарри!
Послышалось шлепанье по воде.
– Черт, я не могу идти!
Я, спотыкаясь, двинулся к корме и увидел выходящего из реки Гарри, борющегося с быстрым течением. Ноги мои соскользнули, я по щиколотки провалился в черный ил, но все же добрался до Гарри и помог ему выкарабкаться на берег.
– Что произошло, черт возьми? – спросил он, протирая глаза. – Я кувыркнулся через голову и пришел в себя уже в реке.
– Мы налетели на перевернутую плоскодонку. Ты в порядке?
Он кивнул и смахнул воду с лица промокшим рукавом.
– Где мы находимся? Я имею в виду, относительно Линди.
Наша карта выпала вместе с Гарри. Дождь сейчас шел отвесно. Капли шуршали по воде и мокрой траве, барабанили по корпусу нашей несчастной лодки. Я закрыл глаза и постарался вспомнить пометки на карте.
– Осталось, может быть, с четверть мили. Одна проблема… – Я взглянул на поток бушующей воды шириной метров в тридцать. – Мы сейчас на другом берегу.
В тусклом свете угасающего дня я осмотрелся: река была одинаковой ширины от одного изгиба до другого. Следовало плыть вперед и вверх по течению, борясь с потоком и не останавливаясь. Если плыть поперек, то я выплыву в нескольких сотнях метров ниже по течению. Если, конечно, вообще не утянет вниз.
– Покажи мне, как плыть, – сказал Гарри.
– Только не так, дружище, – сказал я, глядя, как двухсотлитровая бочка кувыркается в потоке, словно банка от колы.
– Там, где я рос, в общине был бассейн, – сказал он. – Там мне показали, как плыть по-собачьи. И у меня есть вот это, – Гарри ткнул в свой желтый жилет – самую яркую вещь на много миль вокруг, да еще светящуюся. Он, вероятно, был предназначен для человека, который весил килограммов на пятьдесят меньше Гарри. Белые ремешки были слишком короткими, чтобы обхватить его, и висели по бокам, как гротескная пародия на смирительную рубашку.
– Это вода не для плаванья по-собачьи, Гарри, – сказал я. – Для тебя это вода, чтобы утонуть.
– А для тебя она что такое, блин?
– Просто сырость, Гарри. Не волнуйся…
Я сорвал рубашку – пуговицы попадали в воду и мгновенно утонули. Дождь усилился. Он жег мои голые плечи, как каменная соль, сброшенная с крыши. Я разделся до трусов, оставив только наплечную кобуру с «береттой» и пояс с запасной обоймой и коротким охотничьим ножом в кожаных ножнах. В лодке осталась винтовка «марлин» тридцатого калибра и ружье двенадцатого, но лишний вес делал меня тяжелее и, значит, ближе ко дну. У меня была пара хороших ног и примерно одна и одна треть руки. Этого должно было хватить.
Философ Гераклит когда-то сказал, что нельзя дважды вступить в одну и ту же реку, имея в виду, что за время, пока ты будешь вступать туда во второй раз, вода уже сменится. Его превзошел Парменид, который сказал, что нельзя войти в одну и ту же реку даже один раз, поскольку она изменится, пока ты будешь шагать. Я прошел через тысячи рек, прежде чем зашел по пояс в эту теплую и мутную воду. Ниже меня на поверхности крутились маленькие водовороты, а вокруг собирались листья и всякий мусор, как бы еще до начала путешествия предупреждая о мертвой хватке реки.
Я посмотрел на другой берег. Темные деревья на фоне багрового неба, и все это покрыто серой пеленой дождя. Я подумал об Эйве: в какой-то лачуге, неизвестно где, наедине с маньяком, которому дождь вбивает в голову его бредовые фантазии еще глубже… Я набрал побольше воздуха и нырнул.
Это оказалось хуже, чем я себе представлял.
Глава 35
Он стоял на верхней палубе и смотрел через болото на угасающий серый свет, превращающийся в плотную, как черный бархат, темноту. Не было видно ни звезд, ни луны, ни огней. Иногда ему удавалось заметить свет фонаря в рыбацком лагере, находившемся в четверти мили вниз по течению, но старик, который там жил, передвигался с палочкой и прикладывал руку к уху, когда хотел что-то услышать. Старику повезло: если бы он представлял угрозу, мистеру Каттеру пришлось бы впрыснуть ему препарат, вызывающий инфаркт, как он сделал это тому ухмыляющемуся извращенцу, которого послал Колфилду. Этот распущенный монстр пристал к мистеру Каттеру в баре, когда он выслеживал Нельсона. Как приятно было завлечь его, сделать укол и ручкой от метлы засунуть в него простое взрывное устройство. Просто восхитительно, что можно сделать из пороха от трех патронов к дробовику, распиленного корпуса фонарика, искрового запала, полуметра хирургической мононити и тройного рыболовного крючка!
– Мои пальцы? Где мои пальцы?
Вилли Линди улыбался, вспоминая первое и последнее вскрытие Колфилда. Какой-то посторонний молодой патологоанатом попробовал украсть у Мамы предназначенное для нее место – то самое, которое вернет ее назад, к Вилли.
Сейчас он был в безопасности в своем собственном мире. Дождь делал это место еще более укромным. Вселенная отдала ему назад лодку, вернула Маму и защитила от внешнего мира, подарив время. Время для Вилли, время для Мамы. Для двоих усталых путников, объединенных одной расплатой, где грехи прошлого будут искуплены через раскрытие образа, а души омыты в алых волнах избавления, чтобы оставить их невредимыми, одинокими и навсегда вместе.
Он услышал какой-то шум из машинного отделения, где была Мама. Она, наверно, хочет знать, что происходит. Лучше ему пойти к ней и все рассказать.
И показать.
– Карс! Осторожно!
Я проплыл уже половину пути. Мышцы гудели и горели, глаза слепили песок и мусор, когда вдруг появился вывернутый с корнями пень. Размером он был с автомобиль и подмял меня. Корни его были гибкими и крепкими, как железо, не вырвешься. Они словно были приварены к передней решетке локомотива, на всех парах мчащегося по дну. Я дергался в этих щупальцах, отталкивал их, рвал. В голове нарастал вопль. Какие-то искаженные звуки… Боль на месте сорванных ногтей…
Пень вздрогнул, перевернулся и вмял меня в толстый слой ила на дне – мягкий, как губка, сверху, плотный и песчаный внизу. Грязь залила мне рот, нос и уши. Я ждал, что сейчас меня раздавит. В голове оглушительно ревели оркестровые трубы. Меня тащило по дну, из моих легких выходили последние капли воздуха. Мой последний момент: пузырьки по лицу…
Пень снова содрогнулся и перевернулся вверх корнями. Прошла целая вечность, прежде чем он достиг поверхности. Дождь и великолепный воздух! И я, втягивая грязь и песок, захлебываясь и отплевываясь, но все-таки дышу. Я закричал и вывернулся. Пень медленно поднимал меня к небу, пока я лихорадочно пытался определить, за что же зацепился.
Ремень кобуры запутался! – вскрикнуло мое сознание…
Я пытался разбитыми пальцами справиться с застежкой, как вдруг услышал сквозь шум дождя сильный всплеск и увидел в реке Гарри. Он был в четырех метрах от берега и в двадцати от меня и удалялся, оставляя за собой брызги от шлепающих по воде рук. Увидев, как меня подмяло пнем, он прыгнул в воду, решив, что если останется на месте, то это будет хуже, чем если попытаться плыть.
– Вернись! – заорал я. – Гарри, стой!
Я с ужасом смотрел, как течение относит его на середину главного русла, как он бьет руками и захлебывается. Пень снова начал тащить меня под воду.
– Держи дыхание, и останешься на плаву! – изо всех сил крикнул я. – Тело поплывет само.
Его голова исчезла под водой, но через несколько секунд появилась в десяти метрах ниже. Он удалялся, медленно вращаясь, как в стиральной машине, затем снова ушел вниз.
Осталась только гладкая и безжалостная поверхность воды.
Я ругался, кричал и рвался, пытаясь избавиться от кобуры, а вода все поднималась. На мне остался только ремень, «беретта» выскользнула где-то на дне. Мои избитые руки не могли справиться с застежкой, пальцы были словно из ваты. Вода дошла уже до груди.
Я вспомнил о ноже на поясе, неловко вытащил его, зажал между ладонями и яростно резанул по ремню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50