Иначе я не стал бы делиться с ним прибылью.
- Мне очень жаль, мистер Дрейк, но я не могу предоставить более
солидные доказательства. Но в этом виноват я сам и никто другой.
- Что вы хотите этим сказать? - шеф удивленно поднимает брови.
- Я слишком примитивно разыграл свои карты с мисс Нельсон. Мне нужно
было сначала вызвать ее на откровенность, а я вместо этого поспешил
выложить ей свои обвинения.
- А чего же вы так поторопились? Обычно вы достаточно ловки в таких
делах, приятель.
- Да потому, что ее стриптиз вывел меня из равновесия. Я ведь тоже не
из железа, мистер Дрейк.
- А вот это мне приятно услышать от вас, Питер, - шеф довольно
усмехается. - Ну наконец-то. Оказывается, эта женщина была способна
соблазнить не только старину Дрейка. Выходит, вы были не так уж
безразличны к ее гибкому телу. А я, признаться, подумал, что я один такой
дурень на свете.
Итак, мне надо зарубить на носу, что Ларкин нужен Дрейку. И хотя было
бы совсем неплохо, если бы шеф постепенно свыкся с мыслью о том, что
американец может оказаться предателем, не следует пока особенно нажимать
на Дрейка, чтобы не перегнуть палку и не навлечь на себя беды.
Мне тоже нужен Ларкин, причем не меньше, чем шефу. Тем обиднее, что
мне редко удается видеть его хотя бы издали, - ведь Ларкин не принадлежит
к фауне Дрейк-стрит. Он появляется на нашей улице только в те дни, когда
ему нужно встретиться с шефом по делам или обсудить кое-какие вопросы.
Причем Питера, будь он хоть трижды секретарем Дрейка, никогда не
приглашают на эти совещания.
А вот я Ларкину не нужен. Несмотря на то, что уже сентябрь и со дня
моего возвращения из Болгарии прошло много времени, американец ни разу не
попытался войти со мной в контакт. Следовательно, по логике вещей, Ларкин
совершенно не заботится о возможности продолжительного использования нашей
сети в своих целях.
Значит, если он действительно является агентом ЦРУ, эта сеть будет
использована для политической провокации. А пока в процессе подготовки ее
они делают ставку на Дрейка.
Такой вариант следует признать самым худшим, поскольку я со своими
людьми могу стать орудием провокации, последствия которой трудно
предугадать. А поскольку канал уже проверен, начала операции недолго
ждать. И нельзя терять времени.
Я же все эти дни только тем и занимаюсь, что теряю время. Торчу в
книжном магазине на Дрейк-стрит, читаю газеты в кафе, а сам не свожу глаз
с входа в нашу в штаб-квартиру, чтобы не пропустить появления Ларкина.
Уже дважды мне удавалось, соблюдая все меры предосторожности,
выследить американца, и я наконец устанавливаю его местопребывание. Ларкин
поселился в гостинице "Сплендид", на одной из небольших улиц по ту сторону
площади. Великолепие этой гостиницы ограничивается только ее названием. На
самом деле это заведение для туристов средней категории. Ларкин снимает в
ней комнату под номером 305. Окно его номера выходит на улицу, и я могу
следить по вечерам, горит у него свет или нет. Пока что это все, что мне
удалось установить.
Мне предоставилась и другая возможность: проследовать - опять же
соблюдая все меры предосторожности - за американцем от главной квартиры
Дрейка до гостиницы "Сплендид". Я тщательно изучаю улицы, по которым он
двигался, в каком киоске покупал газету, я даже не упускаю из виду такой
знаменательный факт, что он кроме газеты купил и журнал "Тайм". Да, пока
это все.
С тем же успехом вы могли бы следить за каким-нибудь типом, тогрующим
марихуаной. Но если этот тип отправится заключать очередную сделку с
поставщиком наркотика - а как известно, подобные вещи происходят с глазу
на глаз, - единственным осязаемым результатом вашей слежки будут стертые
подметки. Вот этим я и занимаюсь - за неимением иных возможностей стираю
себе подметки.
Единственное полезное дело, которое мне удается, - это восстановить
связь. В определенные дни в одно и то же время я прогуливаюсь в одном из
переулков, где находится интересующий меня дом с интересующей меня дверью.
В нижней части этой двери, как в большинстве подобных дверей, есть прорезь
для писем. И когда мне нужно отправить письмо, я опускаю его в это
отверстие. А когда письмо адресовано мне, то его краешек слегка
выглядывает наружу, зажатый бронзовой крышкой. Когда письма нет, я прохожу
мимо - вот и вся премудрость.
На самом деле письма, которые я отправляю и которые я получаю, -
никакие не письма, а обычные рекламные листовки, из тех, что раздают на
улицах прохожим, с целью убедить их, что они должны пользоваться таким-то
и таким-то стиральным порошком или летать самолетами такой-то и такой-то
авиакомпании. На такой безобидный листок, даже если он попадет не по
назначению, вряд ли кто-нибудь обратит внимание, поскольку такие рекламы
опускаются во все почтовые ящики Лондона.
И хотя тайнопись в наши дни выглядит анахронизмом, она все еще
неплохо делает свое дело, особенно если вы применяете ее там, где ее никто
не станет искать. Типичный пример - рекламные листовки, которыми я
пользуюсь. Кстати, они практически не содержат тайнописи. Сам факт, что я
их опускаю по определенным дням и в определенное время, означает: "Жив,
сообщений не имею".
В тех же двух листовках, которые я вынул из ящика, содержались два
сообщения. Одно из них информировало меня о публикации материалов в связи
с торговлей наркотиками. Другое было предельно лаконично: "Первый груз
пропущен сегодня по каналу в Вену. Содержание - десять килограммов чистого
крахмала".
Дом, почтовый ящик которого служит мне тайником, находится неподалеку
от квартиры Линды, поэтому даже если меня увидят прогуливающимся в этих
местах, я смогу оправдаться посещением мисс Грей. Лучше, конечно, чтобы
меня никто не видел, и пока что такой риск минимален. С тех пор как надзор
за мной был поручен Линде, всякая другая слежка прекратилась. А что
касается операций с почтовым ящиком, то они занимают не более двух секунд,
я почти не останавливаюсь, причем дело происходит вечером на полутемной
улице, так что мои действия можно зафиксировать только с помощью
инфракрасных лучей. Сами подумайте: Дрейк и инфракрасные лучи! Это так же
невероятно, как застать меня слушающим оперную музыку.
В данный же момент меня беспокоит вовсе не Дрейк, а Ларкин. А также
то неприятное для меня обстоятельство, что он нужен Дрейку. В противном
случае все могло бы решиться легче и быстрее. Но как напасть на такой
случай?
Американец совсем не похож на человека из преступного мира. Его образ
жизни и привычки не имеют ничего общего с субъектами, обитающими на
Дрейк-стрит. Женщины и карты его не интересуют. Склонности к выпивке не
обнаруживает. Жизнь Сохо ему откровенно чужда, и он появляется здесь
только для того, чтобы увидеться с шефом. Но должны же у него быть и
другие связи! Это тот самый вопрос, который не дает мне покоя. Пока мне не
удалось установить ни одной связи Ларкина. Конечно, он может поддерживать
свои служебные контакты и с помощью радио. В наш век техники и
микроэлектроники это не так трудно... Не так трудно, но маловероятно. В
конце концов, он ведь не в тылу врага, чтобы в одиночку выходить на
радиосвязь. Но чтобы добраться до его человеческих связей, мне нужно
следить за ним с утра до вечера. А такая возможность совершенно
исключается: я должен постоянно находиться под рукой у Дрейка на его улице
и за каждое свое отсутствие давать подробные объяснения, которые, как
правило, вызывают у Дрейка недоверие.
А впрочем, допустим, я узнаю, с кем связан Ларкин, что из того?
Получу возможность полюбоваться, как этот тип прогуливается с другим
типом. Или пьет кофе еще с одним. Или переглядывается c третьим. Один
цереушник с глазу на глаз с другим цереушником. А в результате? Два
цереушника - и только.

По мнению мисс Грей, не стоит пренебрегать солнечным воскресным днем
- ведь в субботу шел дождь, а понедельник тоже может оказаться дождливым.
Поэтому вторую половину дня мы отводим для длительной прогулки, во время
которой я наконец получаю возможность увидеть настоящий Лондон, то есть ту
его часть, которую принято показывать туристам.
Прогулка наша начинается с Трафальгарской площади, где Линда
показывает мне колонну, воздвигнутую в честь адмирала Нельсона, достаточно
большую, чтобы ее можно было увидеть и без подсказки. В отместку я
спрашиваю ее, кто такой Нельсон. Она объясняет: был такой знаменитый
адмирал. Тогда я интересуюсь, чем же он был знаменит, на что Линда
отвечает - битвой при Трафальгаре. Естественно, что после этого я
спрашиваю, чем кончилась эта битва, на что моя дама отвечает не совсем
уверенно:
- По-моему, он разбил там испанский флот. А может, французский... Или
оба вместе... О Питер, пожалуйста, не напоминайте мне об уроках истории.
На этом любопытство мое удовлетворено, и я рассматриваю памятник, не
задавая больше вопросов, хотя этот адмирал своей фамилией напомнил мне о
несчастной судьбе Бренды Нельсон. Впрочем, не думаю, чтобы она приходилась
ему родственницей. И еще он навел меня на мысль об известной шахматной
фигуре, которая ходит только по диагонали, - памятник отличается от нее
лишь тем, что фигура адмирала слишком мала, а постамент чрезмерно высок.
Чтобы вытеснить воспоминания о кровавых событиях истории чем-нибудь
более возвышенным, Линда предлагает зайти в картинную галерею, которая
находится напротив памятника адмиралу. В галерее тоже нет недостатка в
кровавых сюжетах распятия и картин вроде той, где изображен святой
Себастьян, пронзенный стрелами, или где закованный в латы воин протыкает
кинжалом святого Петра, хотя на меня гораздо большее впечатление
производит картина, написанная рукой какого-то итальянца, на которой
красавица Саломея с ангельским лицом держит в руках вазу для фруктов, куда
некий головорез опускает кровавый плод, вернее - отрезанную голову бедняги
Иоанна Крестителя. "Вот так и в жизни, - думаю я про себя. - За
ангельскими лицами зачастую кроются дьявольские намерения. Хорошо, что у
Линды лицо совсем не ангельское, не то мне следовало бы хорошенько
подумать, прежде чем отправляться с ней на воскресную прогулку".
Мы бродим по залам, пытаясь рассмотреть картины, забаррикадированные
лысинами и дамскими шляпками. Моя дама, которая гораздо догадливее меня,
вовремя спохватывается, что если мы будем и дальше топтаться в этих залах,
то на пресловутую прогулку у нас не хватит сил, поэтому мы покидаем музей
и идем сначала по Пел-Мел, потом поворачиваем на Сент-Джеймс-стрит, а
оттуда выходим на Пикадилли, чтобы затем оказаться на Парк-лейн и
полюбоваться ласкающей глаз зеленью Гайд-парка, пока зелень не уступила
место золотым краскам осени.
- Ну все, я больше не могу, - объявляет мисс Грей, когда мы
добираемся до Марбл-Арч. Мы усаживаемся на террасе открытого кафе и
наслаждаемся свежим воздухом, редкой вещью в городе, где абсолютно все,
начиная с ресторанов и кончая семейными тайнами, скрыто за холодными
массивными фасадами.
Официантка в костюме небесно-голубого цвета, в котором юбка
присутствует чисто символически, приносит нам по чашке двойного
"эспрессо". Надо сказать, что в последние годы Лондон пережил невиданное
потрясение основ традиционализма, и одним из результатов потрясения было
появление "эспрессо", этой всеобщей напасти, которая не предвещает
Британской империи ничего хорошего, - все это более подробно может
объяснить вам мистер Оливер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45