Уж больно было неловко.
Именно эта неопределенность положения вдруг оказалась до крайности соблазнительна. И это даже смутило подпоручика Тучкова.
Честно исполняя поручение Архарова, Левушка пошарил по комнатке, заглянул за оконные занавески, потрогал зачем-то пальцем землю в цветочных горшках. Показал язык большому задумчивому попугаю и опять подошел к пышной постели.
– Ду… - и от волнения у него сел голос. Левушка прокашлялся и начал заново.
– Душенька!…
Никакого шевеления под одеялом не обнаружилось. Тогда Левушка коснулся рукой места, где предполагал ощутить плечико. Душенька поерзала, не желая просыпаться. Левушка, уже частично теряя голову, решительно потянул за одеяло.
Душенька с ворчаньем повернулась - и на Левушку уставилась хотя и красивая, с огромными томными глазами, хотя и чернобровая, хотя и в обрамлении густых всклокоченных темных кудрей, однако усатая и небритая рожа.
– Архаров! - заорал Левушка, выхватывая шпагу.
– Свят-свят-свят! - заорал, выпрастывая босые ноги из-под одеяла, усатый молодец.
– Тревога! Аларм! - еще громче завопил Левушка и, к радости своей, услышал внизу топот. Теперь главное было - не дать злоумышленнику скрыться.
Усатый молодец попыталося было встать, но Левушка сделал шпажный выпад, и молодец, не желая получить в живот три дюйма стали, завалился обратно на постель.
– Караул, убивают! - взвыл он. Тут же Левушка приставил ему к горлу шпагу.
– Ты кто таков? - спросил он яростно.
Тут попугай решил, что без его вмешательства получается как-то скучновато. И с особой попугайской пронзительностью выкрикнул:
– Давай хрен свежий, хоть медвежий!
– Живу я здесь! Сожитель! - одновременно с попугаем объявил про себя молодец.
В дверях гнездышка появился готовый ко всему Архаров.
– Какой такой сожитель? Какого черта от людей прячешься? А ну, пошли вниз - разбираться!
Левушка отвел шпагу - и, стоило молодцу сесть прямо, Архаров твердой рукой ухватил его за шиворот.
– Да что вы, ваши милости?! - взвыл молодец.
– Уху ели, али так охренели? - добавил язвительный попугай, уже вдогонку.
В гостиную они не столь вошли, сколь ввалились, едва не застряв в дверях: Архаров сгоряча норовил втиснуться вместе со своей возмущенной добычей, которую к тому же подгонял сзади шпагой Левушка.
Девки, уже много чего успевшие в деле нехитрого соблазнения, взвизгнули и, вскочив, ухватились друг за дружку.
Одна Марфа осталась сидеть за столом, преспокойно наливая Матвею из штофа в стопочку.
Она повернулась, поглядела на Архарова, именно на него, и выпрямилась.
– Чего ты, батюшка Николай Петрович, к моему дармоеду привязался? - удивленно, но и довольно сердито спросила Марфа. - Это Никодимка, при моей особе состоит. Никаких иных грехов за ним не водится.
– Ишь ты, при особе! - прямо-таки восхитился Архаров. - Сколько ж тебе лет, чтобы молоденьких ребят к своей юбке пришпиливать?
Никодимкиного шиворота он тем не менее не отпускал.
– Да уж не больше, чем нашей государыне, - дерзко отрубила Марфа.
– Ты постерегись такие слова выговаривать, - предупредил Архаров.
– А то вся Москва не знает, что она с Гришкой Орловым живет! А он ее на пять лет моложе. Не смеши, сударик. И не грозись - чума вон пострашнее тебя будет, и той не боюсь. Немало погуляно, наливочек попито, молоденьких мальчиков полюблено!
Тут-то Архаров и ощутил, что нашла коса на камень.
Он оценивал всякую женщину по мужчине, который ее так или иначе содержал - в законном ли браке, иным ли порядком. Тот, кто научил Марфу независимо и дерзко обращаться с мужчинами, был, видать, человек не простой, а наглый и веселый - в бабьем голосе Архаров уловил перепев мужской молодецкой интонации.
– Не связывайся, Архаров, - подал голос Бредихин. - Марфа у нас черт, а не баба.
Это звучало лучше всякого галантного комплимента.
Решив, что и впрямь не стоит затевать шумихи в домишке сводни, Архаров отпустил Никодимкин шиворот.
– Вот и Ваня мой так же, бывало, говорил. Бывало, как сцепимся ругаться - только искры летят. И чертом звал, и гадюкой семибатюшной. А замуж меня провожал - шкатулочку подарил, а в шкатулке той такие камушки, что нашей государыне и не снились. На черный день берегу. Никодимка, поди сюда, сядь тут!
Парень послушно уселся на стул, тут же девки бросились к нему с гребешком, расчесали кудри. Марфа подошла, подхватила юбки и взгромоздилась к нему на колени.
– Так-то, сударь мой, - сказала она гордо. - Девки, чего струхнули? За стол живо - и жеманничайте пободрее! И кавалеров разбирайте, пока я стариной не тряхнула! Фаншета! Ну-ка, приголубь кавалера!
И указала ей на Архарова.
Фаншета-Дунька бойко подошла к нему.
– За стол пожалуй, сударь, а то и сразу в светелку.
Архаров невольно ухмыльнулся. И похлопал ее по плечику - там, где соскользнула кружевная косынка.
– Погоди, прелестница, мне с хозяйкой сперва переговорить надобно.
– Как изволишь, сударь, - обиженно сказала Дуська и пошла добывать Левушку.
Архаров же подошел к Марфе и встал перед ней твердо, всем видом показывая: бабьи штучки не про меня, а поговорить о деле надобно.
– Ты, надо думать, под ручной заклад деньги даешь, - сказал сводне Архаров. - Сережки там, перстеньки…
– Случается, - осторожно согласилась она.
– Пойдем-ка ненадолго.
– А пойдем.
Она, словно ждала как раз такого приглашения, соскользнула с Никодимкиных колен и, даже не обернувщись на своего дармоеда, пошла из гостиной прочь, Архаров - за ней.
Сводня привела его в розовое гнездышко, преспокойно убрала со стула свои наряды.
– Тут ты, сударь, можешь быть безопасен, - сказала. - Лестница со скрипом, девки уже умные - меня не подслушаешь.
– Так я про заклады.
Марфа посмотрела на него вопрошающе.
– Не похож ты, кавалер, на ветропраха, который часишки с табакерочками закладывает, - сообщила она.
– Нет, я не вертопрах, - согласился Архаров. - Могу весь твой домишко вместе с девками купить.
Она помолчала.
– Твое счастье, Николай Петрович, что не сказал - вместе с девками да с тобой самой впридачу. Тут-то бы и опозорился. Спрашивай, отвечу.
– Часто ли приходят заклады выкупать?
– Иной раз и приходят. Сам видишь, чума. Иной бы и рад выкупить, да на тот свет отправляется.
– Заклад, стало быть, за гроши тебе достается?
– Такое уж ремесло, - отрубила Марфа.
– А куда потом денешь?
– Чума не навек. Кончится - буду разбираться. Иное продать можно. Иное - камни выну, продам особо, оправа - ювелирам, на вес. А есть вещицы, что себе оставлю.
– Ловко ты, Марфа Ивановна, устроилась. Чума тебе и кормилица, и поилица. А что, в последние дни не приносил ли кто заклада?
– У тебя стянули чего? - оживилась она.
Архаров усмехнулся - он уже сообразил, что сводня не брезговала и краденым, но брала только у верных, годами проверенных людей.
– Не у меня. Ищу я человека, который сразу бы много принес - перстеньков с десяточек, сережек пригоршню… понимаешь?
Марфа задумалась.
– И рада бы тебе, сударь, помочь. Да только не приносили. Коли у кого золота с каменьями много прикоплено - тот, вроде меня, будет ждать, пока моровое поветрие пройдет. Сейчас-то сбыть с рук разве что за гроши удастся. А и принесут много - не возьму. Золотишка-то с камушками у меня набралось, а живые деньги - на исходе. Вон, для них не поленилась, за Яузу побежала…
Архаров задумался.
Его попытки понять по крайней мере, кто был тот человек, или же люди, что завладели сундучком с деньгами, пока оказались безрезультатны. Хотя, очевидно, сундучок попал не к фабричным - те бы уж живо пустили в ход и деньги, и побрякушки, потому что оголодали, и Марфа могла об этом знать. Но мало ли на Москве баб, которые, как Марфа, промышляют ручным закладом?
Была еще одна зацепка.
– Ну-ка, взгляни… - Архаров достал из кармана монету. - Такой рублевик тебе в последние дни не попадался? Может, кто заклад выкупал? Или за любовь расплатился?
Марфа разглядела монету и попробовала на зуб.
– Погоди, вроде видала… Отвернись, сударь, не подглядывай.
Архаров честно отвернулся, она достала из-под перин кошелек, высыпала на столик монеты.
– Поворачивайся, ищи.
Архаров поворошил пальцем груду монет, поднес одну к самому носу.
– Таков, да не тот. Вот что, Марфа Ивановна. Я про твои шашни никому докладывать не побегу, а ты сделай милость - как увидишь вдругорядь большой рубль… А ты читать умеешь?
Он достал из кармана последний, четвертый рубль.
– Обучена! - гордо сказала Марфа. - Мой Ванюшка взъелся на меня - пришлось грамоте учиться.
– Гляди - по ободу «Санкт-Петербургского монетного двора», а вензель под государыней - московский, с «мыслете».
– И точно!
– Коли попадет к тебе такой здоровенный рубль, да еще с особинкой, - дай мне знать. А я в долгу не останусь.
– Меченую монету ловишь? - вдруг спросила она. - И кому ж ты ее подсунул? Да ты не кобенься, прямо говори. Я когда с Ванюшкой моим жила, и не на такое нагляделась.
– Да что за Ванюшка-то?
– А душегуб Ваня Каин! - гордо и весело произнесла Марфа. - Что сперва главным вором на Москве был, а потом на службу к государыне подался и все воровство враз повывел. Слыхивал про такого?
Архаров присвистнул. Такое сожительство многое в Марфе объясняло.
– Слыхивал. Тот вор, что в полицию прошел служить, что ли?
– Он самый. И знал бы ты, как при нем на Москве тихо жилось!
– Как же он с ворьем сладил? - полюбопытствовал Архаров. - И как его ворье за такое рвение не пришибло?
– А давай я тебе сказочку скажу, - вдруг предложила Марфа. - Я ведь, сударь мой, однажды точно тот же вопросец ему задала. Как тебя-де до сих пор терпят? А он мне - сказочку. Слушай. Завелись у одного хозяина в амбаре крысы. Здоровенные, хитрые, злобные, сладу нет. Пошел он, купил кота. Кот - тридцати фунтов весом, гладкий, клыки, когти - все котовье снаряжение, как полагается. Запустил в амбар. Утром приходит - крысы кота сожрали. Идет опять, покупает другого кота, в сорок фунтов, когти в вершок, клыки как у пса. Запускает в амбар. Наутро - одни косточки. Ну, что делать? И говорит ему кум - вон на помойке рыжий котишка есть, облезлый, никакого вида, попробуй-ка его. Хозяин, делать нечего, идет рыжего кота звать. Тот согласился, пошел ночевать в амбар. Утром хозяин глядит - все крысы передушены, кот лапой рыльце намывает. Как так - спрашивает, тут же у меня не коты, львы жизни лишились, как это крысы тебе поддались? А котишка и отвечает: это потому, что они - крысы, а я - кот!
– Занятная сказка, - оценил Архаров.
– Мудрая сказка, - поправила Марфа. - Я это уж потом поняла. А теперь ступай, сударик, Фаншета заждалась. Лучшую девку тебе отдаю. Сама бы легла - так ведь Никодимка обидится.
Архаров усмехнулся - умела Марфа Ивановна валять дурака.
– Погоди, еще вопрос.
– Спрашивай.
– Сказывали, потайные кабаки завелись. Так не присоветуешь ли, где искать?
– А не присоветую! - отрубила Марфа. - За себя я сама ответчица, а добрых людей подводить под розыск не желаю! Ступай, ступай, батюшка, к Фаншетке!
* * *
Архаров знал, что с ним ложатся за деньги, и большой беды в этом уже не видел.
Дунька-Фаншета привела его в свою каморочку на первом этаже. И встала у постели, опустив руки, ожидая от кавалера хотя бы слова.
Свечка на столе тоже ждала - чтобы погасили.
В ее неярком свете Дунька-Фаншета казалась совсем юной и невинной - вроде тех монастырок, которые свели с ума влюбчивого Левушку.
Она подняла свои раскосые глазищи - личико было немного испуганным.
Архаров же смотрел на Дуньку исподлобья, словно бы собираясь с духом.
Всякий раз, когда нужно было говорить женщинам необязательные и ненужные слова, он недоумевал - да ведь и без того все ясно. Глаза в глаза, узкая каморка, жалкая свечка - да ведь и понятно, что за все это будут плачены деньги.
Правда, до сих пор Архаров имел дело с женщинами постарше, поопытнее, и его устраивало их деловитое отношение к его надобности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Именно эта неопределенность положения вдруг оказалась до крайности соблазнительна. И это даже смутило подпоручика Тучкова.
Честно исполняя поручение Архарова, Левушка пошарил по комнатке, заглянул за оконные занавески, потрогал зачем-то пальцем землю в цветочных горшках. Показал язык большому задумчивому попугаю и опять подошел к пышной постели.
– Ду… - и от волнения у него сел голос. Левушка прокашлялся и начал заново.
– Душенька!…
Никакого шевеления под одеялом не обнаружилось. Тогда Левушка коснулся рукой места, где предполагал ощутить плечико. Душенька поерзала, не желая просыпаться. Левушка, уже частично теряя голову, решительно потянул за одеяло.
Душенька с ворчаньем повернулась - и на Левушку уставилась хотя и красивая, с огромными томными глазами, хотя и чернобровая, хотя и в обрамлении густых всклокоченных темных кудрей, однако усатая и небритая рожа.
– Архаров! - заорал Левушка, выхватывая шпагу.
– Свят-свят-свят! - заорал, выпрастывая босые ноги из-под одеяла, усатый молодец.
– Тревога! Аларм! - еще громче завопил Левушка и, к радости своей, услышал внизу топот. Теперь главное было - не дать злоумышленнику скрыться.
Усатый молодец попыталося было встать, но Левушка сделал шпажный выпад, и молодец, не желая получить в живот три дюйма стали, завалился обратно на постель.
– Караул, убивают! - взвыл он. Тут же Левушка приставил ему к горлу шпагу.
– Ты кто таков? - спросил он яростно.
Тут попугай решил, что без его вмешательства получается как-то скучновато. И с особой попугайской пронзительностью выкрикнул:
– Давай хрен свежий, хоть медвежий!
– Живу я здесь! Сожитель! - одновременно с попугаем объявил про себя молодец.
В дверях гнездышка появился готовый ко всему Архаров.
– Какой такой сожитель? Какого черта от людей прячешься? А ну, пошли вниз - разбираться!
Левушка отвел шпагу - и, стоило молодцу сесть прямо, Архаров твердой рукой ухватил его за шиворот.
– Да что вы, ваши милости?! - взвыл молодец.
– Уху ели, али так охренели? - добавил язвительный попугай, уже вдогонку.
В гостиную они не столь вошли, сколь ввалились, едва не застряв в дверях: Архаров сгоряча норовил втиснуться вместе со своей возмущенной добычей, которую к тому же подгонял сзади шпагой Левушка.
Девки, уже много чего успевшие в деле нехитрого соблазнения, взвизгнули и, вскочив, ухватились друг за дружку.
Одна Марфа осталась сидеть за столом, преспокойно наливая Матвею из штофа в стопочку.
Она повернулась, поглядела на Архарова, именно на него, и выпрямилась.
– Чего ты, батюшка Николай Петрович, к моему дармоеду привязался? - удивленно, но и довольно сердито спросила Марфа. - Это Никодимка, при моей особе состоит. Никаких иных грехов за ним не водится.
– Ишь ты, при особе! - прямо-таки восхитился Архаров. - Сколько ж тебе лет, чтобы молоденьких ребят к своей юбке пришпиливать?
Никодимкиного шиворота он тем не менее не отпускал.
– Да уж не больше, чем нашей государыне, - дерзко отрубила Марфа.
– Ты постерегись такие слова выговаривать, - предупредил Архаров.
– А то вся Москва не знает, что она с Гришкой Орловым живет! А он ее на пять лет моложе. Не смеши, сударик. И не грозись - чума вон пострашнее тебя будет, и той не боюсь. Немало погуляно, наливочек попито, молоденьких мальчиков полюблено!
Тут-то Архаров и ощутил, что нашла коса на камень.
Он оценивал всякую женщину по мужчине, который ее так или иначе содержал - в законном ли браке, иным ли порядком. Тот, кто научил Марфу независимо и дерзко обращаться с мужчинами, был, видать, человек не простой, а наглый и веселый - в бабьем голосе Архаров уловил перепев мужской молодецкой интонации.
– Не связывайся, Архаров, - подал голос Бредихин. - Марфа у нас черт, а не баба.
Это звучало лучше всякого галантного комплимента.
Решив, что и впрямь не стоит затевать шумихи в домишке сводни, Архаров отпустил Никодимкин шиворот.
– Вот и Ваня мой так же, бывало, говорил. Бывало, как сцепимся ругаться - только искры летят. И чертом звал, и гадюкой семибатюшной. А замуж меня провожал - шкатулочку подарил, а в шкатулке той такие камушки, что нашей государыне и не снились. На черный день берегу. Никодимка, поди сюда, сядь тут!
Парень послушно уселся на стул, тут же девки бросились к нему с гребешком, расчесали кудри. Марфа подошла, подхватила юбки и взгромоздилась к нему на колени.
– Так-то, сударь мой, - сказала она гордо. - Девки, чего струхнули? За стол живо - и жеманничайте пободрее! И кавалеров разбирайте, пока я стариной не тряхнула! Фаншета! Ну-ка, приголубь кавалера!
И указала ей на Архарова.
Фаншета-Дунька бойко подошла к нему.
– За стол пожалуй, сударь, а то и сразу в светелку.
Архаров невольно ухмыльнулся. И похлопал ее по плечику - там, где соскользнула кружевная косынка.
– Погоди, прелестница, мне с хозяйкой сперва переговорить надобно.
– Как изволишь, сударь, - обиженно сказала Дуська и пошла добывать Левушку.
Архаров же подошел к Марфе и встал перед ней твердо, всем видом показывая: бабьи штучки не про меня, а поговорить о деле надобно.
– Ты, надо думать, под ручной заклад деньги даешь, - сказал сводне Архаров. - Сережки там, перстеньки…
– Случается, - осторожно согласилась она.
– Пойдем-ка ненадолго.
– А пойдем.
Она, словно ждала как раз такого приглашения, соскользнула с Никодимкиных колен и, даже не обернувщись на своего дармоеда, пошла из гостиной прочь, Архаров - за ней.
Сводня привела его в розовое гнездышко, преспокойно убрала со стула свои наряды.
– Тут ты, сударь, можешь быть безопасен, - сказала. - Лестница со скрипом, девки уже умные - меня не подслушаешь.
– Так я про заклады.
Марфа посмотрела на него вопрошающе.
– Не похож ты, кавалер, на ветропраха, который часишки с табакерочками закладывает, - сообщила она.
– Нет, я не вертопрах, - согласился Архаров. - Могу весь твой домишко вместе с девками купить.
Она помолчала.
– Твое счастье, Николай Петрович, что не сказал - вместе с девками да с тобой самой впридачу. Тут-то бы и опозорился. Спрашивай, отвечу.
– Часто ли приходят заклады выкупать?
– Иной раз и приходят. Сам видишь, чума. Иной бы и рад выкупить, да на тот свет отправляется.
– Заклад, стало быть, за гроши тебе достается?
– Такое уж ремесло, - отрубила Марфа.
– А куда потом денешь?
– Чума не навек. Кончится - буду разбираться. Иное продать можно. Иное - камни выну, продам особо, оправа - ювелирам, на вес. А есть вещицы, что себе оставлю.
– Ловко ты, Марфа Ивановна, устроилась. Чума тебе и кормилица, и поилица. А что, в последние дни не приносил ли кто заклада?
– У тебя стянули чего? - оживилась она.
Архаров усмехнулся - он уже сообразил, что сводня не брезговала и краденым, но брала только у верных, годами проверенных людей.
– Не у меня. Ищу я человека, который сразу бы много принес - перстеньков с десяточек, сережек пригоршню… понимаешь?
Марфа задумалась.
– И рада бы тебе, сударь, помочь. Да только не приносили. Коли у кого золота с каменьями много прикоплено - тот, вроде меня, будет ждать, пока моровое поветрие пройдет. Сейчас-то сбыть с рук разве что за гроши удастся. А и принесут много - не возьму. Золотишка-то с камушками у меня набралось, а живые деньги - на исходе. Вон, для них не поленилась, за Яузу побежала…
Архаров задумался.
Его попытки понять по крайней мере, кто был тот человек, или же люди, что завладели сундучком с деньгами, пока оказались безрезультатны. Хотя, очевидно, сундучок попал не к фабричным - те бы уж живо пустили в ход и деньги, и побрякушки, потому что оголодали, и Марфа могла об этом знать. Но мало ли на Москве баб, которые, как Марфа, промышляют ручным закладом?
Была еще одна зацепка.
– Ну-ка, взгляни… - Архаров достал из кармана монету. - Такой рублевик тебе в последние дни не попадался? Может, кто заклад выкупал? Или за любовь расплатился?
Марфа разглядела монету и попробовала на зуб.
– Погоди, вроде видала… Отвернись, сударь, не подглядывай.
Архаров честно отвернулся, она достала из-под перин кошелек, высыпала на столик монеты.
– Поворачивайся, ищи.
Архаров поворошил пальцем груду монет, поднес одну к самому носу.
– Таков, да не тот. Вот что, Марфа Ивановна. Я про твои шашни никому докладывать не побегу, а ты сделай милость - как увидишь вдругорядь большой рубль… А ты читать умеешь?
Он достал из кармана последний, четвертый рубль.
– Обучена! - гордо сказала Марфа. - Мой Ванюшка взъелся на меня - пришлось грамоте учиться.
– Гляди - по ободу «Санкт-Петербургского монетного двора», а вензель под государыней - московский, с «мыслете».
– И точно!
– Коли попадет к тебе такой здоровенный рубль, да еще с особинкой, - дай мне знать. А я в долгу не останусь.
– Меченую монету ловишь? - вдруг спросила она. - И кому ж ты ее подсунул? Да ты не кобенься, прямо говори. Я когда с Ванюшкой моим жила, и не на такое нагляделась.
– Да что за Ванюшка-то?
– А душегуб Ваня Каин! - гордо и весело произнесла Марфа. - Что сперва главным вором на Москве был, а потом на службу к государыне подался и все воровство враз повывел. Слыхивал про такого?
Архаров присвистнул. Такое сожительство многое в Марфе объясняло.
– Слыхивал. Тот вор, что в полицию прошел служить, что ли?
– Он самый. И знал бы ты, как при нем на Москве тихо жилось!
– Как же он с ворьем сладил? - полюбопытствовал Архаров. - И как его ворье за такое рвение не пришибло?
– А давай я тебе сказочку скажу, - вдруг предложила Марфа. - Я ведь, сударь мой, однажды точно тот же вопросец ему задала. Как тебя-де до сих пор терпят? А он мне - сказочку. Слушай. Завелись у одного хозяина в амбаре крысы. Здоровенные, хитрые, злобные, сладу нет. Пошел он, купил кота. Кот - тридцати фунтов весом, гладкий, клыки, когти - все котовье снаряжение, как полагается. Запустил в амбар. Утром приходит - крысы кота сожрали. Идет опять, покупает другого кота, в сорок фунтов, когти в вершок, клыки как у пса. Запускает в амбар. Наутро - одни косточки. Ну, что делать? И говорит ему кум - вон на помойке рыжий котишка есть, облезлый, никакого вида, попробуй-ка его. Хозяин, делать нечего, идет рыжего кота звать. Тот согласился, пошел ночевать в амбар. Утром хозяин глядит - все крысы передушены, кот лапой рыльце намывает. Как так - спрашивает, тут же у меня не коты, львы жизни лишились, как это крысы тебе поддались? А котишка и отвечает: это потому, что они - крысы, а я - кот!
– Занятная сказка, - оценил Архаров.
– Мудрая сказка, - поправила Марфа. - Я это уж потом поняла. А теперь ступай, сударик, Фаншета заждалась. Лучшую девку тебе отдаю. Сама бы легла - так ведь Никодимка обидится.
Архаров усмехнулся - умела Марфа Ивановна валять дурака.
– Погоди, еще вопрос.
– Спрашивай.
– Сказывали, потайные кабаки завелись. Так не присоветуешь ли, где искать?
– А не присоветую! - отрубила Марфа. - За себя я сама ответчица, а добрых людей подводить под розыск не желаю! Ступай, ступай, батюшка, к Фаншетке!
* * *
Архаров знал, что с ним ложатся за деньги, и большой беды в этом уже не видел.
Дунька-Фаншета привела его в свою каморочку на первом этаже. И встала у постели, опустив руки, ожидая от кавалера хотя бы слова.
Свечка на столе тоже ждала - чтобы погасили.
В ее неярком свете Дунька-Фаншета казалась совсем юной и невинной - вроде тех монастырок, которые свели с ума влюбчивого Левушку.
Она подняла свои раскосые глазищи - личико было немного испуганным.
Архаров же смотрел на Дуньку исподлобья, словно бы собираясь с духом.
Всякий раз, когда нужно было говорить женщинам необязательные и ненужные слова, он недоумевал - да ведь и без того все ясно. Глаза в глаза, узкая каморка, жалкая свечка - да ведь и понятно, что за все это будут плачены деньги.
Правда, до сих пор Архаров имел дело с женщинами постарше, поопытнее, и его устраивало их деловитое отношение к его надобности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55