Однако увидеть других он и не ждал.
– Хлеб да соль, - пожелал Архаров, видя, что мортусы расходятся от котла с дымящимися мисками в руках.
– Ем, да свой! - вразнобой откликнулись мортусы.
Навстречу вышел сержант в грязной епанче, зевая во весь беззубый рот.
– Чего вашей милости вдругорядь угодно? - не слишком учтиво осведомился он.
– Федора ищу. И того молодца, что растолковал про рябую оклюгу. Прими…
Архаров спешился, отдал поводья сержанту и преспокойно пошел к мортусам.
– Ты, что ль, Ваня? - спросил безносого верзилу.
– Запомнил, - хмуро сказал на это верзила. - С чем пожаловать изволил, талыгайко?
– Мне фура нужна и балахонов ваших штуки четыре. С крюками, как положено.
Гнусавый Ваня чуть не выронил миску.
– На что тебе? - почти по-человечески спросил он.
– Мародеров из ховринского дома выковыривать.
– Крюками?!
– Именно так, - подтвердил Архаров. - Молодцы, ступайте сюда, растолкую.
Первым быстро подошел высокий красивый парень, лет двадцати двух, черноглазый, чернобровый и кудрявый, любой купец хотел бы заполучить такого орла в приказчики - не было бы отбою от покупательниц. По его лицу Архаров прочитал, как если бы написано большими печатными буквами: норов пылкий, упрямый, чувства вскипают бурно, разражаясь мордобоем или слезами, и при этом парню вечно подавай нечто невозможное, для чего пришлось бы идти на край света. Иной рекомендации не понадобилось - перед ним был Федька.
Далее - за Федькиной спиной встал сорокалетний крупный мужчина, не толстый, но тяжеловесный, пожалуй, поплотнее телом самого Архарова, да и ростом повыше, русоволосый и голубоглазый, с короткой бородой, прямым носом, огромными ручищами. Был он несколько скуласт и раскос - знающий человек сказал бы по разрезу глаз, что в роду у него - какие-то сибирские инородцы.
И подошел вразвалочку молодец щуплого сложения, остроносый, белобрысый, кудлатый, как нечесаный пес, с плохо растущей рыжеватой бороденкой, но живая его мордочка, малость напоминавшая Левушкину, выражала ум и сообразительность, особенно они светились в прищуре темных глаз.
Затем подошел мужик лет пятидесяти, клейменый - три буквы в вершок высотой, на щеках и на лбу, составляли слово «ВОР». Подошел рыжий курчавый невысокий парнишка,. И еще мортусы подтянулись.
Компания была опасная, что и говорить, много чего повидавшая компания. Если Федька стал преступником по дурацкой случайности, то Ваня - вряд ли! И прочие тоже не выглядели законопослушными гражданами. Хотя как посмотреть - законопослушные граждане сидели по домам, оберегаясь от чумы, или вовсе сбежали, а этот сброд добровольно очищал Москву от заразы. Хотя добровольность была не совсем правильная: не хочешь вывозить зачумленные трупы - сиди под замком. Но ведь на что-то же они рассчитывали, берясь за свой новый промысел!
И не природная же склонность к воровству и грабежу велела им, когда фабричные громили бараки, идти в драку, защищая врачей-немцев…
– Так вот, - сказал Архаров. - Поблизости завелись ловкие ребята. Вечером надевают такие, как у вас, робы, садятся на такую, как у вас, фуру и едут грабить пустые дома.
Кто-то присвистнул.
– Фуришь, талыгай!
– Чистая правда, как Бог свят. Коли тут есть крестники Карла Ивановича Шварца…
Архаров замолчал.
Молчали и мортусы.
– Ты сказывай, талыгайко, - вдруг ободрил Ваня. - Шварца знаем. В лицо.
– Он их выследил. Сперва думал, будто вы таким ремеслом промышляете, следил за бастионом. Потом догадался, что это ловкачи под вас рядятся. Так вот, молодцы, хотим мы их взять прямо в логове. Нужны фура, балахоны, крюки. Коли бы кто из вас приехал поранее, а с сержантом я уговорюсь, мы бы ваше добро над дымом покоптили и, как стемнеет, поехали брать мародеров. Сколько надо заплатить - заплачу.
– Ты так уж прямо об этом толкуешь, - сказал крупный русоволосый мужик. - Не боишься?
– Вас - не боюсь. Не вы же выморочные дома грабите.
– А сколько дашь? - спросил Ваня.
– Полтины довольно?
Это были немалые деньги - но и не из своего кармана платил их Архаров.
– Сряжено, - сказал мужик. - Я - Арсеньев Тимофей, спрашивай Тимофееву фуру.
– Черт их душу ведает, поедут ли они этой ночью или затаятся, потому - возвращайтесь на бастион, как начнет темнеть, и ждите моего знака, - велел Архаров. - Может статься, его и не будет.
– Ты, талыгай, с нашим убогим условься, - посоветовал Ваня, показав пальцем на сержанта. - А то будет Тимоша туды-сюды шастать - ему не понравится, не донес бы. Больше гривенника ему не давай - он больше не стоит.
Мортусы засмеялись.
– Он с этим доносом дальше господина Еропкина и его сиятельства графа Орлова не доберется, а там я свое слово скажу, - пообещал Архаров.
Смешочки смолкли.
Он не сразу понял, что означает это молчание, что означают переменившиеся лица. Да, собственно, и не задумывался. Ему еще нужно было ехать назад, договариваться о солдатах, с которыми брать приступом особняк. И держать совет с хитрым немцем Шварцем, которого вся каторга в лицо знает.
И доподлинно убедиться в том, точно ли мародеров можно расстреливать там, где они взяты с поличным, без суда и следствия. Он, столько лет отслужив в гвардии, был приучен к порядку и прекрасно осознавал разницу между словом, сорвавшимся сгоряча с командирских уст, и подписанным указом. А рисковать своей карьерой, которая сейчас могла и резво пойти в гору, и сковырнуться в болото, Архаров не желал.
* * *
Неприятность обнаружилась на следующий вечер.
Для поимки мародеров Архарову выделили два десятка солдат Великолуцкого полка, да еще он усилил свою партию преображенцами во главе с Бредихиным и взял с собой Левушку - попробовал бы не взять…
Денщик Фомка, свивший себе гнездо на чердаке заброшенного дома, подал, когда фура мнимых мортусов двинулась со двора, условленный знак фонарем. Знак был уловлен дежурившими на углу Варварки и Зарядского переулка конными преображенцами Басевичем и Соловьевым. Тут же Соловьев поскакал вверх по Москве-реке и очень скоро был на Остоженке.
Архаровский отряд второй вечер ожидал знака. Послали конного за Шварцем. Бредихин тут же повел солдат к Зарядью, но не всех разом и маршевым шагом - а поделив на четыре небольшие команды, каждая из коих двигалась своим путем. Одна из них, выйдя первой, даже обогнула Кремль с севера. Местом встречи был выбран Ершовский переулок - не слишком далеко от особняка, но и так, чтобы оттуда не услыхали сомнительного шума.
Сам Архаров с Левушкой поскакали на бастион за фурой и балахонами.
Они увидели презанятную картину - мортусы устроили себе из окуривания фуры ярмарочное гуляние. Они чуть ли не хоровод водили, маша над ней зажженными можжевеловыми ветками, а на самой фуре приплясывал, распялив на руках дегтярную робу, Демка Костемаров и пел срамную песню.
Голос у него был лихой, заливистый, истинно соловьиный, передавал все оттенки вопросов и ответов с точностью неимоверной, и Демка вроде бы и держал его в узде, но вдруг дозволял отправиться в полет - и над мрачным обезлюдевшим Зарядьем летел он без всякой натуги, как живая и торжествующая щедрость души.
– А девушка у девушки спрашивала - а и с кем-де, сестрица, ты начивала? А одна де я ночесь на-а-аи-ва-ла…
– Ой, лели, лели, на-чи-ва-ла… - негромко поддержали этот полет менее звонкие голоса.
– В полночь лишь приходил ко мне докука, засыкал белу рубаху до пу-у-упа!… - Тут Демка препотешно нагнулся, показывая, как девка разглядывает опозоренный подол своей сорочки.
Архаров с Левушкой, придержав коней, дослушали и досмотрели песню до конца, вызвавшего общий хохот весьма ловким подражанием действиям развратной девки, и тогда лишь появились на горже.
– Принимай имущество, господин офицер, - сказал им Тимофей. - Фура с лошадьми, четыре робы свежекопченые, четыре крюка - довольно, или еще надобно?
Архаров улыбнулся - ему понравилось, как деловито отнеслись мортусы к его просьбе. Он велел позвать сержанта - который, бедолага, уж был не рад явлению на Москве орловской экспедиции, - и распорядился отпустить с ним Тимофея или Федьку - чтоб было кому править лошадьми.
– Только фонаря не зажигай, - приказал он, когда Тимофей уселся на передок.
Фура тронулась, первой выехала с бастиона, Архаров с Левушкой - следом.
Но, когда они прибыли в Ершовский переулок, обнаружилось самое слабое место диспозиции.
Архаров и Шварц, сочиняя способ взятия особняка без лишней стрельбы, настолько были увлечены его целесообразностью, что совершенно позабыли о чуме. А чума меж тем продолжала хозяйничать в Москве, и фура мортусов, на которой, часу не прошло, еще лежали мертвые тела, вызвала ужас не только у солдат, но и у Бредихина. Тут-то и выяснилось, что его похвальба оспой, до которой чуме еще далеко, была пустыми словами.
– Сам на фуру не сяду и молодцов не пущу, - прямо заявил он Архарову. - Ты сдурел?! Над пропастью по лезвию ходим, а ты еще зачумленную фуру приволок!
– Да прокоптили же все, у меня на глазах коптили! - уговаривал его Архаров.
– Мало ли - у тебя на глазах! А как кто из ребяток заразу подцепит да на Остоженку ее занесет?
Приехавший Шварц тоже оказался бессилен - Бредихин не просто кобенился, а упорно не желал выполнять приказа. И спорить с ним было затруднительно - докладывая Орлову о грядущем штурме особняка, Архаров и словом не обмолвился о чумной фуре и таких же балахонах.
Положение осложнялось тем, что Бредихин не был его прямым подчиненным. И вообще оказался прикомандирован к новоявленной партии скорее в волонтерском порядке - на Остоженке бумаг со списками по такому случаю не сочиняли, а как раз руководствовались устным словом графа или старших офицеров.
– Что делать будем, Карл Иванович? - спросил Архаров немца. Спросил строго, не желая показывать своей растерянности.
– Коли с соблюдением всех правил, то следует слать солдата с донесением его сиятельству, - сказал чертов немец.
Архаров высказался…
Он так высказался, что вынужден был тут же обернуться - в темноте за его спиной прозвучал смешок.
– Кто там есть - вылезай! - приказал он, и тут же Левушка схватился за шпагу, Бредихин выдернул из петли висевший на шее пистолет, солдаты изготовились к штыковому бою.
– Мы это, талыгайко, - раздался знакомый гнусавый голос, и появилась долговязая личность - это мог быть только Ваня. За ним стояли еще мужчины, иные - в балахонах, но без колпаков, иные - в армяках.
– Какого черта приперлись? - спросил сильно недовольный Архаров. - Вас что, с бастиона отпустили?
– Да кто нашего убогого спрашивать будет? - сказал Федька. - А приперлись поглядеть. Как это их из дома выкуривать будут.
– Удрали, выходит. Бредихин, опусти пистолет, свои, - обернувшись, распорядился Архаров. - Слышали, стало быть, какая у нас неурядица?
– Был бы ты, талыгайко, не ховряк, вышел бы из тебя клевый маз, - ответил Ваня. Но мало того, что гнусаво - еще и глумливо.
– С чего ты взял? - спросил Архаров.
– А как же! Трущей, как лохов, на пельмоху посылаешь, сам в сторонке стоишь да покрикиваешь.
– Пошел к черту, - вместо Архарова ответил ему Бредихин. - Будешь ваньку валять - как гусей, на бастион погоним.
– Погоди, - Архаров схватил сослуживца за плечо, потому что Бредихин уже шагнул вперед, одновременно взмахом руки собирая к себе солдат. - Стой! Я сам управлюсь.
Он подошел к фуре, взял один из балахонов и обнюхал его.
– Толково закоптили. Как эту дерюгу надевать?
– Сам, что ли, пойдешь брать тех шуров? - спросил с передка Тимофей.
– Сам пойду. Тучков, кыш отсюда! Мне главное - в дом попасть…
– Там кулаками не отмашешься, - сказал Ваня. - Там и трущовки, и жулы.
– Так и я не с пустыми руками.
Положив балахон обратно на фуру, Архаров подошел к своей лошади и вынул из седельных чушек пистолеты.
– Пойдете следом за фурой, - велел он Бредихину.
– Архаров, я велю молодцам тебя связать, - пригрозил Бредихин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Хлеб да соль, - пожелал Архаров, видя, что мортусы расходятся от котла с дымящимися мисками в руках.
– Ем, да свой! - вразнобой откликнулись мортусы.
Навстречу вышел сержант в грязной епанче, зевая во весь беззубый рот.
– Чего вашей милости вдругорядь угодно? - не слишком учтиво осведомился он.
– Федора ищу. И того молодца, что растолковал про рябую оклюгу. Прими…
Архаров спешился, отдал поводья сержанту и преспокойно пошел к мортусам.
– Ты, что ль, Ваня? - спросил безносого верзилу.
– Запомнил, - хмуро сказал на это верзила. - С чем пожаловать изволил, талыгайко?
– Мне фура нужна и балахонов ваших штуки четыре. С крюками, как положено.
Гнусавый Ваня чуть не выронил миску.
– На что тебе? - почти по-человечески спросил он.
– Мародеров из ховринского дома выковыривать.
– Крюками?!
– Именно так, - подтвердил Архаров. - Молодцы, ступайте сюда, растолкую.
Первым быстро подошел высокий красивый парень, лет двадцати двух, черноглазый, чернобровый и кудрявый, любой купец хотел бы заполучить такого орла в приказчики - не было бы отбою от покупательниц. По его лицу Архаров прочитал, как если бы написано большими печатными буквами: норов пылкий, упрямый, чувства вскипают бурно, разражаясь мордобоем или слезами, и при этом парню вечно подавай нечто невозможное, для чего пришлось бы идти на край света. Иной рекомендации не понадобилось - перед ним был Федька.
Далее - за Федькиной спиной встал сорокалетний крупный мужчина, не толстый, но тяжеловесный, пожалуй, поплотнее телом самого Архарова, да и ростом повыше, русоволосый и голубоглазый, с короткой бородой, прямым носом, огромными ручищами. Был он несколько скуласт и раскос - знающий человек сказал бы по разрезу глаз, что в роду у него - какие-то сибирские инородцы.
И подошел вразвалочку молодец щуплого сложения, остроносый, белобрысый, кудлатый, как нечесаный пес, с плохо растущей рыжеватой бороденкой, но живая его мордочка, малость напоминавшая Левушкину, выражала ум и сообразительность, особенно они светились в прищуре темных глаз.
Затем подошел мужик лет пятидесяти, клейменый - три буквы в вершок высотой, на щеках и на лбу, составляли слово «ВОР». Подошел рыжий курчавый невысокий парнишка,. И еще мортусы подтянулись.
Компания была опасная, что и говорить, много чего повидавшая компания. Если Федька стал преступником по дурацкой случайности, то Ваня - вряд ли! И прочие тоже не выглядели законопослушными гражданами. Хотя как посмотреть - законопослушные граждане сидели по домам, оберегаясь от чумы, или вовсе сбежали, а этот сброд добровольно очищал Москву от заразы. Хотя добровольность была не совсем правильная: не хочешь вывозить зачумленные трупы - сиди под замком. Но ведь на что-то же они рассчитывали, берясь за свой новый промысел!
И не природная же склонность к воровству и грабежу велела им, когда фабричные громили бараки, идти в драку, защищая врачей-немцев…
– Так вот, - сказал Архаров. - Поблизости завелись ловкие ребята. Вечером надевают такие, как у вас, робы, садятся на такую, как у вас, фуру и едут грабить пустые дома.
Кто-то присвистнул.
– Фуришь, талыгай!
– Чистая правда, как Бог свят. Коли тут есть крестники Карла Ивановича Шварца…
Архаров замолчал.
Молчали и мортусы.
– Ты сказывай, талыгайко, - вдруг ободрил Ваня. - Шварца знаем. В лицо.
– Он их выследил. Сперва думал, будто вы таким ремеслом промышляете, следил за бастионом. Потом догадался, что это ловкачи под вас рядятся. Так вот, молодцы, хотим мы их взять прямо в логове. Нужны фура, балахоны, крюки. Коли бы кто из вас приехал поранее, а с сержантом я уговорюсь, мы бы ваше добро над дымом покоптили и, как стемнеет, поехали брать мародеров. Сколько надо заплатить - заплачу.
– Ты так уж прямо об этом толкуешь, - сказал крупный русоволосый мужик. - Не боишься?
– Вас - не боюсь. Не вы же выморочные дома грабите.
– А сколько дашь? - спросил Ваня.
– Полтины довольно?
Это были немалые деньги - но и не из своего кармана платил их Архаров.
– Сряжено, - сказал мужик. - Я - Арсеньев Тимофей, спрашивай Тимофееву фуру.
– Черт их душу ведает, поедут ли они этой ночью или затаятся, потому - возвращайтесь на бастион, как начнет темнеть, и ждите моего знака, - велел Архаров. - Может статься, его и не будет.
– Ты, талыгай, с нашим убогим условься, - посоветовал Ваня, показав пальцем на сержанта. - А то будет Тимоша туды-сюды шастать - ему не понравится, не донес бы. Больше гривенника ему не давай - он больше не стоит.
Мортусы засмеялись.
– Он с этим доносом дальше господина Еропкина и его сиятельства графа Орлова не доберется, а там я свое слово скажу, - пообещал Архаров.
Смешочки смолкли.
Он не сразу понял, что означает это молчание, что означают переменившиеся лица. Да, собственно, и не задумывался. Ему еще нужно было ехать назад, договариваться о солдатах, с которыми брать приступом особняк. И держать совет с хитрым немцем Шварцем, которого вся каторга в лицо знает.
И доподлинно убедиться в том, точно ли мародеров можно расстреливать там, где они взяты с поличным, без суда и следствия. Он, столько лет отслужив в гвардии, был приучен к порядку и прекрасно осознавал разницу между словом, сорвавшимся сгоряча с командирских уст, и подписанным указом. А рисковать своей карьерой, которая сейчас могла и резво пойти в гору, и сковырнуться в болото, Архаров не желал.
* * *
Неприятность обнаружилась на следующий вечер.
Для поимки мародеров Архарову выделили два десятка солдат Великолуцкого полка, да еще он усилил свою партию преображенцами во главе с Бредихиным и взял с собой Левушку - попробовал бы не взять…
Денщик Фомка, свивший себе гнездо на чердаке заброшенного дома, подал, когда фура мнимых мортусов двинулась со двора, условленный знак фонарем. Знак был уловлен дежурившими на углу Варварки и Зарядского переулка конными преображенцами Басевичем и Соловьевым. Тут же Соловьев поскакал вверх по Москве-реке и очень скоро был на Остоженке.
Архаровский отряд второй вечер ожидал знака. Послали конного за Шварцем. Бредихин тут же повел солдат к Зарядью, но не всех разом и маршевым шагом - а поделив на четыре небольшие команды, каждая из коих двигалась своим путем. Одна из них, выйдя первой, даже обогнула Кремль с севера. Местом встречи был выбран Ершовский переулок - не слишком далеко от особняка, но и так, чтобы оттуда не услыхали сомнительного шума.
Сам Архаров с Левушкой поскакали на бастион за фурой и балахонами.
Они увидели презанятную картину - мортусы устроили себе из окуривания фуры ярмарочное гуляние. Они чуть ли не хоровод водили, маша над ней зажженными можжевеловыми ветками, а на самой фуре приплясывал, распялив на руках дегтярную робу, Демка Костемаров и пел срамную песню.
Голос у него был лихой, заливистый, истинно соловьиный, передавал все оттенки вопросов и ответов с точностью неимоверной, и Демка вроде бы и держал его в узде, но вдруг дозволял отправиться в полет - и над мрачным обезлюдевшим Зарядьем летел он без всякой натуги, как живая и торжествующая щедрость души.
– А девушка у девушки спрашивала - а и с кем-де, сестрица, ты начивала? А одна де я ночесь на-а-аи-ва-ла…
– Ой, лели, лели, на-чи-ва-ла… - негромко поддержали этот полет менее звонкие голоса.
– В полночь лишь приходил ко мне докука, засыкал белу рубаху до пу-у-упа!… - Тут Демка препотешно нагнулся, показывая, как девка разглядывает опозоренный подол своей сорочки.
Архаров с Левушкой, придержав коней, дослушали и досмотрели песню до конца, вызвавшего общий хохот весьма ловким подражанием действиям развратной девки, и тогда лишь появились на горже.
– Принимай имущество, господин офицер, - сказал им Тимофей. - Фура с лошадьми, четыре робы свежекопченые, четыре крюка - довольно, или еще надобно?
Архаров улыбнулся - ему понравилось, как деловито отнеслись мортусы к его просьбе. Он велел позвать сержанта - который, бедолага, уж был не рад явлению на Москве орловской экспедиции, - и распорядился отпустить с ним Тимофея или Федьку - чтоб было кому править лошадьми.
– Только фонаря не зажигай, - приказал он, когда Тимофей уселся на передок.
Фура тронулась, первой выехала с бастиона, Архаров с Левушкой - следом.
Но, когда они прибыли в Ершовский переулок, обнаружилось самое слабое место диспозиции.
Архаров и Шварц, сочиняя способ взятия особняка без лишней стрельбы, настолько были увлечены его целесообразностью, что совершенно позабыли о чуме. А чума меж тем продолжала хозяйничать в Москве, и фура мортусов, на которой, часу не прошло, еще лежали мертвые тела, вызвала ужас не только у солдат, но и у Бредихина. Тут-то и выяснилось, что его похвальба оспой, до которой чуме еще далеко, была пустыми словами.
– Сам на фуру не сяду и молодцов не пущу, - прямо заявил он Архарову. - Ты сдурел?! Над пропастью по лезвию ходим, а ты еще зачумленную фуру приволок!
– Да прокоптили же все, у меня на глазах коптили! - уговаривал его Архаров.
– Мало ли - у тебя на глазах! А как кто из ребяток заразу подцепит да на Остоженку ее занесет?
Приехавший Шварц тоже оказался бессилен - Бредихин не просто кобенился, а упорно не желал выполнять приказа. И спорить с ним было затруднительно - докладывая Орлову о грядущем штурме особняка, Архаров и словом не обмолвился о чумной фуре и таких же балахонах.
Положение осложнялось тем, что Бредихин не был его прямым подчиненным. И вообще оказался прикомандирован к новоявленной партии скорее в волонтерском порядке - на Остоженке бумаг со списками по такому случаю не сочиняли, а как раз руководствовались устным словом графа или старших офицеров.
– Что делать будем, Карл Иванович? - спросил Архаров немца. Спросил строго, не желая показывать своей растерянности.
– Коли с соблюдением всех правил, то следует слать солдата с донесением его сиятельству, - сказал чертов немец.
Архаров высказался…
Он так высказался, что вынужден был тут же обернуться - в темноте за его спиной прозвучал смешок.
– Кто там есть - вылезай! - приказал он, и тут же Левушка схватился за шпагу, Бредихин выдернул из петли висевший на шее пистолет, солдаты изготовились к штыковому бою.
– Мы это, талыгайко, - раздался знакомый гнусавый голос, и появилась долговязая личность - это мог быть только Ваня. За ним стояли еще мужчины, иные - в балахонах, но без колпаков, иные - в армяках.
– Какого черта приперлись? - спросил сильно недовольный Архаров. - Вас что, с бастиона отпустили?
– Да кто нашего убогого спрашивать будет? - сказал Федька. - А приперлись поглядеть. Как это их из дома выкуривать будут.
– Удрали, выходит. Бредихин, опусти пистолет, свои, - обернувшись, распорядился Архаров. - Слышали, стало быть, какая у нас неурядица?
– Был бы ты, талыгайко, не ховряк, вышел бы из тебя клевый маз, - ответил Ваня. Но мало того, что гнусаво - еще и глумливо.
– С чего ты взял? - спросил Архаров.
– А как же! Трущей, как лохов, на пельмоху посылаешь, сам в сторонке стоишь да покрикиваешь.
– Пошел к черту, - вместо Архарова ответил ему Бредихин. - Будешь ваньку валять - как гусей, на бастион погоним.
– Погоди, - Архаров схватил сослуживца за плечо, потому что Бредихин уже шагнул вперед, одновременно взмахом руки собирая к себе солдат. - Стой! Я сам управлюсь.
Он подошел к фуре, взял один из балахонов и обнюхал его.
– Толково закоптили. Как эту дерюгу надевать?
– Сам, что ли, пойдешь брать тех шуров? - спросил с передка Тимофей.
– Сам пойду. Тучков, кыш отсюда! Мне главное - в дом попасть…
– Там кулаками не отмашешься, - сказал Ваня. - Там и трущовки, и жулы.
– Так и я не с пустыми руками.
Положив балахон обратно на фуру, Архаров подошел к своей лошади и вынул из седельных чушек пистолеты.
– Пойдете следом за фурой, - велел он Бредихину.
– Архаров, я велю молодцам тебя связать, - пригрозил Бредихин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55