— Дома я один, жена на работе, больше никого нет.
— И моей сумки тоже нет, — грустно продолжила я. — Её забрал высокий, худой мужчина, только что, я видела. Вы можете мне сказать, что все это значит?
Хозяин дома сел на стуле у стола, со вздохом облегчения положив ногу в гипсе на соседний стул, нагнулся и извлёк откуда-то из-под стола бутылку пива, раскупорил её и разлил пиво в два стакана, из которых один отличался просто сверкающей чистотой. Мне никогда не удавалось довести до такого совершенства посуду у себя дома. Должно быть, хорошая хозяйка его жена…
— А я, по правде сказать, надеялся, что это вы мне объясните, что все это значит, — сказал он, пододвинув ко мне пиво в сверкающем стакане. — В людях я разбираюсь, вы не из тех, за которыми должна следить полиция, а она следит. Так в чем дело?
— Я оказалась свидетелем одного неприятного происшествия, — ответила я правду. — И прежде чем позволю себя поймать, хотела бы сама кое в чем разобраться. Не буду от вас скрывать, в той сумке, которую я попросила вас спрятать, находились вещи человека… убитого человека, из-за него меня полиция и разыскивает. Но не беспокойтесь, когда я вам их отдавала, он был ещё жив. То есть, возможно, уже и не был жив, но мне-то сумку отдавал живёхоньким! А потом я узнала, что он убит, поэтому и хотела обязательно получить ту сумку.
— Ну ладно, а какого черта вы отобрали сумку у тех, что на меня напали? Что вам в голову стукнуло? Ведь это же бандюги, уголовники, от них надо держаться подальше. Зачем вам их сумка?
— Так я же думала-это моя! Нужен мне их товар как рыбке зонтик! Увидела, как этот бандюга вытаскивает мою торбу из-под прилавка, ну я и кинулась её отнимать, даже как следует не сообразила, что это опасно. А потом давай Бог ноги. Откуда я знала, что у вас там столько сумокпо-напихано!
Хозяин дома смотрел на меня с подозрением, явно раздумывая — верить или нет.
— Вы это серьёзно? Или голову мне морочите? Отколоть такой номер! В жизни ни с чем подобным не сталкивался. Вы и в самом деле по ошибке спёрли их сумку?
— В самом деле, чтоб мне до утра не дожить.
— Это ж надо отмочить такое! — расхохотался дежурный.
— А они-то… Совсем головы потеряли. О вашей сумке им ничего не было известно, я сразу понял, вот и прихватил её с собой, когда смена кончилась. И никто меня ни разу не спросил о ней, хотя менты о многом расспрашивали, и только вот теперь этот…
— Минутку, проше пана! — перебила я хозяина. — Минутку, очень прошу, расскажите обо всем по порядку, чтобы я наконец поняла, что к чему. Менты своим путём, но бандиты ведь тоже?
— А это смотря когда и где. Ну да ладно, скажу. Но только вам, если придётся где давать показания, отопрусь от своих слов, имейте в виду. Мой сменщик снюхался с турками и русской мафией, меня, конечно, не информирует, но я знаю, они промышляют наркотиками. Что я, моё дело маленькое, я слеп и глух, если проболтаюсь — мне крышка, это ежу понятно. Ну, я и молчу. А действуют они точно таким образом, один оставляет товар, другой за ним приходит. Может, у них пароль какой, может, знак условный, черт их знает, не моё дело. Этим сменщик занимается, а не я. Вот они и стараются подгадать к его смене, особенно, когда приходят получить товар. Потому как оставлять, так и мне оставляли, я что, я не против. Служба у меня такая — принимать вещи на хранение. Пусть оставляют, сволочи. А тут первый раз явились за товаром, когда того не было, наверное, накладочка у них вышла из-за того, что мы дежурствами поменялись. Он недавно болел, пришлось за него работать, так он потом два дежурства сряду за меня отстоял, а когда я вышел, получилось, в его смену. Мне сдаётся, со мной потасовку они затеяли для вида, серьёзно бить меня не собирались, просто хотели сделать вид, что спьяна в амбицию полезли, третий же их дружок тем временем схватит свой товар, и все трое смоются, поминай, как звали. А тут, как на грех, пани в это дело встряла! Уж какого я страху натерпелся — сказать нельзя! Ведь они могли заподозрить меня, дескать, я в сговоре с пани и себе их товар забрал. В следующее моё дежурство подкатывает ко мне один из ихней мафии, я его в лицо знаю. Ну, я и рассказал правду. Спрашивает, что я о вас знаю. Ничего, говорю, не знаю, святую правду сказал. Только о сумке промолчал.
— Так что же вы ему сказали?
— Что подошла ко мне незнакомая женщина, расспрашивала, как обстоит дело с автоматическими камерами хранения, очень расстроилась, что они не действуют, потом попросила жетончик позвонить, я дал, а того, что потом произошло — сам не понимаю. Может, и поверили мне, до сих пор ничего мне не сделали…
— А здесь?
— Что здесь?
— Когда я к вам в первый раз зашла…
— Да ведь то менты были.
— Что?!
— Следователи из полиции, уже который раз меня допрашивали. А пани что думала? Бандиты?
— Езус-Мария! — только и могла я произнести и, чтобы прийти в себя, опорожнила стакан с пивом. — Менты, значит?
— Они. Тоже о пани расспрашивали. И о той сумке, что пани прихватила у бандитов. Что да как. Ну, я им, конечно, ничего не рассказал, как вот сейчас пани. Мне ещё жить не надоело! А они все пани ждали. И дождались. Велели впустить, если появитесь. Я вас не сразу признал, думал, какую другую вы прислали, только как вы стали от них драпать, сразу признал, тогда, на вокзале, тоже лихо мчались. А им я сказал — такой рыжей не знаю, незнакомая баба. Вы покрасились или парик надели?
— Парик.
— Надо же, совсем не узнать! Я и решил — незнакомая баба. Только менты все равно догадались, что это вы были, хотя полной уверенности у них не было.
Ну и получается, что не только мою свободу, но и мою жизнь спас этот скромный работник железной дороги.
Не зря тогда показался мне ангелом небесным! И моё предположение о наркотиках тоже подтвердил, Естественно, я тоже была с ним откровенна:
— Теперь я знаю, что в чужой сумке, которую я украла у контрабандистов, были наркотики, и боюсь я этой проклятой сумки по-страшному. А что с ней делать — не знаю. Нужно было бы отдать её полиции, но ведь тогда мафия меня сразу со свету сживёт, правда?
— Ясное дело.
— А со своим сменщиком вы не говорили об этом?
— Говорил, а как же! Обо всем, что случилось, рассказал, только о вашей сумке опять-таки словечка не промолвил.
— А он что?
— Прямо ничего не сказал, ясное дело, будто он тут ни при чем, но дал понять, что если больше никто о наркотиках не дознается, дело кончится тихо-мирно. И пани оставят в покое, потому как считают, что пани их не знает, так, по дурости, схватила не ту сумку. Если я, конечно, правильно понял. Поэтому никто из них не хочет вам на глаза попадаться, чтобы и впредь вы никого из них опознать не могли. А то придётся тогда пани прикончить, а они люди мирные, мокрое дело им ни к чему. Главным у них неглупый мужик, контрабанду наладил — без сучка и задоринки, все идёт как по маслу, и труп в их бизнесе лишний. Вонять будет… Так я понял и, думаю, не ошибаюсь.
— А как вы думаете, если я им отдам их проклятую сумку, поверят они, что я в неё не заглядывала и понятия об их контрабанде не имею?
— Интересно, как вы её думаете вернуть?
— Через камеру хранения. Вроде забрала по ошибке, увидела, что не моя, и, как честная женщина, принесла обратно.
Железнодорожник погрузился в размышления, наморщив лоб, потом задумчиво произнёс:
— Тогда вам придётся сказать о своей сумке. И я должен буду подтвердить — так оно и было. С виду вы вроде не похожи на такую уж дуру, но, может, пройдёт. Вот только ко мне прицепятся, чего это я с самого начала молчал о второй сумке. Так что лучше не стоит.
Я совсем пала духом. Что же это такое, куда ни кинь — везде осложнения. Сначала Павел, забота о нем, теперь вот этот ангел во плоти на моей совести. Не могу же я подставить его под нож! Добро бы ещё свою сумку получила, а так…
— Вроде бы теперь ситуация для меня становится ясной, — мрачно сказала я. — Остался ещё этот тощий, кому вы отдали мою сумку. Зачем вы отдали? Кто этот человек? — А он разве не от вас? Не вы его прислали?
— Да я его вовсе не знаю! Дежурный огорчился и встревожился.
— Холера! До сих пор меня никто, кроме вас, о вашей сумке не расспрашивал, это первый, который о ней знал. И вообще знал обо всем. Пришёл, сказал, что от вас, рассказал, как вы оставили у меня сумку, как приходили ко мне за ней, как сбежали, потому что менты здесь засаду устроили, ну, в общем, все знал, И что будто вы его прислали за сумкой, а сами потом придёте и мне все объясните, вот вы и пришли. Все знал! Оставил мне пятьдесят злотых за труды, а я, дурак, и уши развесил! Откровенно говоря, очень уж мне хотелось избавиться от сумки! Я обрадовался, что вот наконец её от меня забирают.
— А не сказал, кто он такой? Может, тоже из полиции?
— Нет, не сказал, но не из полиции, точно. И не из бандитов, уж у меня глаз намётан. Как увидел эту зеленую пакость, так и расцвёл весь, я и поверил, что сумка ему знакомая, Как было не поверить, когда его прислали вы?
Не знаю почему вспомнился мне вдруг свёрток, завёрнутый в брезент, который принесли якобы сдавать в камеру хранения два мафиози. Не может быть, чтобы между всем этим не было никакой связи. Может, следили за мной, когда я с торбой Миколая вышла из его дома, видели, как я отправилась на вокзал, помню, ехать быстро я тогда не могла, пробки на улицах. Времени у них было более чем достаточно, чтобы приготовить сдаваемые в камеру хранения вещи. Вот только запаковывать их в знакомый мне брезент… Да, это было с их стороны непростительной ошибкой. Хотя откуда им знать о гвоздике и лошадиной подкове? Могли и не знать. И вот теперь спокойно, без шума, дождавшись подходящего момента, спёрли-таки проклятую сумку у меня из-под носа. Эх, зачем я медлила, зачем не пришла за ней вчера?!
— Послушайте, — сказала я, догадавшись наконец о новом повороте дела. — Выходит, те менты, что в вашем доме устроили засаду, охотились не за мной? Зачем тогда выскакивали и меня преследовали?
— Ясное дело, не за пани. Несколько раз меня допрашивали, и все о тех бандюгах, вы тут с боку припёка. И когда вы пришли, думали, это кто-то от них. Спрашивали, правда, не вы ли пани, что сумку у бандюг спёрла, а я отвечал — нет, совсем не похожа. Они ещё между собой говорили — надо бы устроить здесь засаду, может, вы появитесь, никак вас найти не могут. Им и в голову не приходило, что вы можете появиться в моем доме, ведь о вашей сумке они ничего не знали. Так с какой стати вам приходить ко мне домой?
Да что же это такое, сколько всего накручивается, а я только и знаю, делаю глупости одну за другой! Кем мог быть этот тощий? Логично предположить, что из шайки фальшивомонетчиков. Те наверняка пронюхали, что Миколай слишком много о них знает, вот и решили избавиться от него, прикончили, обыскали квартиру и догадались, что именно я унесла в сумке…
Железнодорожник неожиданно прервал ход моих рассуждений:
— Сдаётся мне, этот тощий — фотограф, — неожиданно сказал он.
— Почему вам так кажется
— -вздрогнула я.
— Так у него на шее висел фотоаппарат, а ведь он не турист, только туристы ходят с фотоаппаратами на шее, в основном американцы или какие японцы. И при аппарате висел такой… как его…
— Фотоэкспонометр?
— Наверное, он. А когда тощий полез в карман за сигаретами, сначала достал новую запечатанную плёнку, она ему мешала. Может, конечно, все это не имеет значения, никакой он не фотограф, но сдаётся мне, все-таки фотограф. Это я только пани говорю, полиции, если опять придёт, ничего, конечно, не скажу, как и о сумке вашей не сказал. Боюсь я, не хочу, чтобы меня бандиты прикончили, так что предпочитаю язык держать за зубами, вот только вам и сказал. И о вас никому…
Человек был явно в раздёрганных чувствах, и ничего удивительного, опасность над ним нависла реальная. Я с сочувствием взглянула на своего ангела-хранителя и попыталась его хоть немного успокоить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— И моей сумки тоже нет, — грустно продолжила я. — Её забрал высокий, худой мужчина, только что, я видела. Вы можете мне сказать, что все это значит?
Хозяин дома сел на стуле у стола, со вздохом облегчения положив ногу в гипсе на соседний стул, нагнулся и извлёк откуда-то из-под стола бутылку пива, раскупорил её и разлил пиво в два стакана, из которых один отличался просто сверкающей чистотой. Мне никогда не удавалось довести до такого совершенства посуду у себя дома. Должно быть, хорошая хозяйка его жена…
— А я, по правде сказать, надеялся, что это вы мне объясните, что все это значит, — сказал он, пододвинув ко мне пиво в сверкающем стакане. — В людях я разбираюсь, вы не из тех, за которыми должна следить полиция, а она следит. Так в чем дело?
— Я оказалась свидетелем одного неприятного происшествия, — ответила я правду. — И прежде чем позволю себя поймать, хотела бы сама кое в чем разобраться. Не буду от вас скрывать, в той сумке, которую я попросила вас спрятать, находились вещи человека… убитого человека, из-за него меня полиция и разыскивает. Но не беспокойтесь, когда я вам их отдавала, он был ещё жив. То есть, возможно, уже и не был жив, но мне-то сумку отдавал живёхоньким! А потом я узнала, что он убит, поэтому и хотела обязательно получить ту сумку.
— Ну ладно, а какого черта вы отобрали сумку у тех, что на меня напали? Что вам в голову стукнуло? Ведь это же бандюги, уголовники, от них надо держаться подальше. Зачем вам их сумка?
— Так я же думала-это моя! Нужен мне их товар как рыбке зонтик! Увидела, как этот бандюга вытаскивает мою торбу из-под прилавка, ну я и кинулась её отнимать, даже как следует не сообразила, что это опасно. А потом давай Бог ноги. Откуда я знала, что у вас там столько сумокпо-напихано!
Хозяин дома смотрел на меня с подозрением, явно раздумывая — верить или нет.
— Вы это серьёзно? Или голову мне морочите? Отколоть такой номер! В жизни ни с чем подобным не сталкивался. Вы и в самом деле по ошибке спёрли их сумку?
— В самом деле, чтоб мне до утра не дожить.
— Это ж надо отмочить такое! — расхохотался дежурный.
— А они-то… Совсем головы потеряли. О вашей сумке им ничего не было известно, я сразу понял, вот и прихватил её с собой, когда смена кончилась. И никто меня ни разу не спросил о ней, хотя менты о многом расспрашивали, и только вот теперь этот…
— Минутку, проше пана! — перебила я хозяина. — Минутку, очень прошу, расскажите обо всем по порядку, чтобы я наконец поняла, что к чему. Менты своим путём, но бандиты ведь тоже?
— А это смотря когда и где. Ну да ладно, скажу. Но только вам, если придётся где давать показания, отопрусь от своих слов, имейте в виду. Мой сменщик снюхался с турками и русской мафией, меня, конечно, не информирует, но я знаю, они промышляют наркотиками. Что я, моё дело маленькое, я слеп и глух, если проболтаюсь — мне крышка, это ежу понятно. Ну, я и молчу. А действуют они точно таким образом, один оставляет товар, другой за ним приходит. Может, у них пароль какой, может, знак условный, черт их знает, не моё дело. Этим сменщик занимается, а не я. Вот они и стараются подгадать к его смене, особенно, когда приходят получить товар. Потому как оставлять, так и мне оставляли, я что, я не против. Служба у меня такая — принимать вещи на хранение. Пусть оставляют, сволочи. А тут первый раз явились за товаром, когда того не было, наверное, накладочка у них вышла из-за того, что мы дежурствами поменялись. Он недавно болел, пришлось за него работать, так он потом два дежурства сряду за меня отстоял, а когда я вышел, получилось, в его смену. Мне сдаётся, со мной потасовку они затеяли для вида, серьёзно бить меня не собирались, просто хотели сделать вид, что спьяна в амбицию полезли, третий же их дружок тем временем схватит свой товар, и все трое смоются, поминай, как звали. А тут, как на грех, пани в это дело встряла! Уж какого я страху натерпелся — сказать нельзя! Ведь они могли заподозрить меня, дескать, я в сговоре с пани и себе их товар забрал. В следующее моё дежурство подкатывает ко мне один из ихней мафии, я его в лицо знаю. Ну, я и рассказал правду. Спрашивает, что я о вас знаю. Ничего, говорю, не знаю, святую правду сказал. Только о сумке промолчал.
— Так что же вы ему сказали?
— Что подошла ко мне незнакомая женщина, расспрашивала, как обстоит дело с автоматическими камерами хранения, очень расстроилась, что они не действуют, потом попросила жетончик позвонить, я дал, а того, что потом произошло — сам не понимаю. Может, и поверили мне, до сих пор ничего мне не сделали…
— А здесь?
— Что здесь?
— Когда я к вам в первый раз зашла…
— Да ведь то менты были.
— Что?!
— Следователи из полиции, уже который раз меня допрашивали. А пани что думала? Бандиты?
— Езус-Мария! — только и могла я произнести и, чтобы прийти в себя, опорожнила стакан с пивом. — Менты, значит?
— Они. Тоже о пани расспрашивали. И о той сумке, что пани прихватила у бандитов. Что да как. Ну, я им, конечно, ничего не рассказал, как вот сейчас пани. Мне ещё жить не надоело! А они все пани ждали. И дождались. Велели впустить, если появитесь. Я вас не сразу признал, думал, какую другую вы прислали, только как вы стали от них драпать, сразу признал, тогда, на вокзале, тоже лихо мчались. А им я сказал — такой рыжей не знаю, незнакомая баба. Вы покрасились или парик надели?
— Парик.
— Надо же, совсем не узнать! Я и решил — незнакомая баба. Только менты все равно догадались, что это вы были, хотя полной уверенности у них не было.
Ну и получается, что не только мою свободу, но и мою жизнь спас этот скромный работник железной дороги.
Не зря тогда показался мне ангелом небесным! И моё предположение о наркотиках тоже подтвердил, Естественно, я тоже была с ним откровенна:
— Теперь я знаю, что в чужой сумке, которую я украла у контрабандистов, были наркотики, и боюсь я этой проклятой сумки по-страшному. А что с ней делать — не знаю. Нужно было бы отдать её полиции, но ведь тогда мафия меня сразу со свету сживёт, правда?
— Ясное дело.
— А со своим сменщиком вы не говорили об этом?
— Говорил, а как же! Обо всем, что случилось, рассказал, только о вашей сумке опять-таки словечка не промолвил.
— А он что?
— Прямо ничего не сказал, ясное дело, будто он тут ни при чем, но дал понять, что если больше никто о наркотиках не дознается, дело кончится тихо-мирно. И пани оставят в покое, потому как считают, что пани их не знает, так, по дурости, схватила не ту сумку. Если я, конечно, правильно понял. Поэтому никто из них не хочет вам на глаза попадаться, чтобы и впредь вы никого из них опознать не могли. А то придётся тогда пани прикончить, а они люди мирные, мокрое дело им ни к чему. Главным у них неглупый мужик, контрабанду наладил — без сучка и задоринки, все идёт как по маслу, и труп в их бизнесе лишний. Вонять будет… Так я понял и, думаю, не ошибаюсь.
— А как вы думаете, если я им отдам их проклятую сумку, поверят они, что я в неё не заглядывала и понятия об их контрабанде не имею?
— Интересно, как вы её думаете вернуть?
— Через камеру хранения. Вроде забрала по ошибке, увидела, что не моя, и, как честная женщина, принесла обратно.
Железнодорожник погрузился в размышления, наморщив лоб, потом задумчиво произнёс:
— Тогда вам придётся сказать о своей сумке. И я должен буду подтвердить — так оно и было. С виду вы вроде не похожи на такую уж дуру, но, может, пройдёт. Вот только ко мне прицепятся, чего это я с самого начала молчал о второй сумке. Так что лучше не стоит.
Я совсем пала духом. Что же это такое, куда ни кинь — везде осложнения. Сначала Павел, забота о нем, теперь вот этот ангел во плоти на моей совести. Не могу же я подставить его под нож! Добро бы ещё свою сумку получила, а так…
— Вроде бы теперь ситуация для меня становится ясной, — мрачно сказала я. — Остался ещё этот тощий, кому вы отдали мою сумку. Зачем вы отдали? Кто этот человек? — А он разве не от вас? Не вы его прислали?
— Да я его вовсе не знаю! Дежурный огорчился и встревожился.
— Холера! До сих пор меня никто, кроме вас, о вашей сумке не расспрашивал, это первый, который о ней знал. И вообще знал обо всем. Пришёл, сказал, что от вас, рассказал, как вы оставили у меня сумку, как приходили ко мне за ней, как сбежали, потому что менты здесь засаду устроили, ну, в общем, все знал, И что будто вы его прислали за сумкой, а сами потом придёте и мне все объясните, вот вы и пришли. Все знал! Оставил мне пятьдесят злотых за труды, а я, дурак, и уши развесил! Откровенно говоря, очень уж мне хотелось избавиться от сумки! Я обрадовался, что вот наконец её от меня забирают.
— А не сказал, кто он такой? Может, тоже из полиции?
— Нет, не сказал, но не из полиции, точно. И не из бандитов, уж у меня глаз намётан. Как увидел эту зеленую пакость, так и расцвёл весь, я и поверил, что сумка ему знакомая, Как было не поверить, когда его прислали вы?
Не знаю почему вспомнился мне вдруг свёрток, завёрнутый в брезент, который принесли якобы сдавать в камеру хранения два мафиози. Не может быть, чтобы между всем этим не было никакой связи. Может, следили за мной, когда я с торбой Миколая вышла из его дома, видели, как я отправилась на вокзал, помню, ехать быстро я тогда не могла, пробки на улицах. Времени у них было более чем достаточно, чтобы приготовить сдаваемые в камеру хранения вещи. Вот только запаковывать их в знакомый мне брезент… Да, это было с их стороны непростительной ошибкой. Хотя откуда им знать о гвоздике и лошадиной подкове? Могли и не знать. И вот теперь спокойно, без шума, дождавшись подходящего момента, спёрли-таки проклятую сумку у меня из-под носа. Эх, зачем я медлила, зачем не пришла за ней вчера?!
— Послушайте, — сказала я, догадавшись наконец о новом повороте дела. — Выходит, те менты, что в вашем доме устроили засаду, охотились не за мной? Зачем тогда выскакивали и меня преследовали?
— Ясное дело, не за пани. Несколько раз меня допрашивали, и все о тех бандюгах, вы тут с боку припёка. И когда вы пришли, думали, это кто-то от них. Спрашивали, правда, не вы ли пани, что сумку у бандюг спёрла, а я отвечал — нет, совсем не похожа. Они ещё между собой говорили — надо бы устроить здесь засаду, может, вы появитесь, никак вас найти не могут. Им и в голову не приходило, что вы можете появиться в моем доме, ведь о вашей сумке они ничего не знали. Так с какой стати вам приходить ко мне домой?
Да что же это такое, сколько всего накручивается, а я только и знаю, делаю глупости одну за другой! Кем мог быть этот тощий? Логично предположить, что из шайки фальшивомонетчиков. Те наверняка пронюхали, что Миколай слишком много о них знает, вот и решили избавиться от него, прикончили, обыскали квартиру и догадались, что именно я унесла в сумке…
Железнодорожник неожиданно прервал ход моих рассуждений:
— Сдаётся мне, этот тощий — фотограф, — неожиданно сказал он.
— Почему вам так кажется
— -вздрогнула я.
— Так у него на шее висел фотоаппарат, а ведь он не турист, только туристы ходят с фотоаппаратами на шее, в основном американцы или какие японцы. И при аппарате висел такой… как его…
— Фотоэкспонометр?
— Наверное, он. А когда тощий полез в карман за сигаретами, сначала достал новую запечатанную плёнку, она ему мешала. Может, конечно, все это не имеет значения, никакой он не фотограф, но сдаётся мне, все-таки фотограф. Это я только пани говорю, полиции, если опять придёт, ничего, конечно, не скажу, как и о сумке вашей не сказал. Боюсь я, не хочу, чтобы меня бандиты прикончили, так что предпочитаю язык держать за зубами, вот только вам и сказал. И о вас никому…
Человек был явно в раздёрганных чувствах, и ничего удивительного, опасность над ним нависла реальная. Я с сочувствием взглянула на своего ангела-хранителя и попыталась его хоть немного успокоить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45