— угрюмо поинтересовалась я. — Ведь я тоже в картотеках не фигурирую, разве что вот теперь занесут мои данные… Да нет, я понимаю, что оставила у Миколая свою сумку, но ведь в ней не было никаких документов, а та светлой памяти зараза, что подглядывала в глазок, моей фамилии не знала…
Майор Боровицкий так и расцвёл.
— А через пиво! — ответил он и выдержал эффектную паузу, открывая банку с пивом.
— Через какое пиво? — в один голос вскричали мы со свекровью.
Немного помучив нас, Януш снисходительно пояснил: в сумке находилась открывалка для пива, единственный предмет в моей сумке, на котором были и другие отпечатки пальцев, кроме моих. Плоский отполированный предмет из стали, на нем отпечатки сохранились отлично…
— Все правильно, — с горечью подтвердила свекровь. — Та самая открывалка, которую я тебе дала месяца два назад, её мне в прошлом году подарила Алиция. Естественно, мне и в голову не пришло стирать с неё отпечатки пальцев!
— А теперь, уважаемые пани, минуточку внимания, — сказал майор Боровицкий, становясь вдруг страшно серьёзным и официальным. — Иоанне по-прежнему угрожает опасность.
— Интересно, из-за чего? — разозлилась я. — Вы и в самом деле считаете, что заползшие в глубокие норы недобитки посвятят остаток своей жизни вендетте? Кровная месть? Не успокоятся, пока не загонят меня в могилу? Теперь-то я для них не опасна.
— Из-за негритянки.
— Что?!
— Своей негритянкой ты подняла такую бурю в их стоячем болоте, что оно до сих пор не может успокоиться.
И поскольку мы обе вопросительно смотрели на Януша, тот начал перечислять, загибая пальцы:
— Ты появилась, как чёртик из табакерки, и сразу вызвала переполох в их рядах. Главное — посеяла взаимное недоверие. Стало ясно, в шайке действует тайный агент полиции, шпик, предатель, и все принялись подозревать друг дружку. Из-за тебя примчался в Польшу Роман Пергеля, тот самый Хмырь, им пришлось предпринимать непредусмотренное меры предосторожности, хорошо налаженная машина доставки застопорилась, и в руки полиции попала очередная партия товара на крупную сумму. Видишь, какие из-за тебя убытки? И первую партию потеряли ведь только из-за тебя. Ты поломала хорошо отлаженную машину доставки и распространения товара, из-за тебя мафия понесла колоссальные убытки, учитывая невозможность распространения наркотиков и в ближайшем будущем — ведь неизвестно, кто может донести полиции, и вообще неизвестно, что тебе ещё известно…
— И все из-за её дурацких бегов! — изумлённо вскричала свекровь.
— Вот именно — дурацких. Как тебе вообще пришла в голову шальная мысль вмешаться в деятельность мафии?
— Из-за дурацких бегов, — призналась я. — Знаете же, на них я сама не своя, тут ещё эйфория по случаю выигрыша…
— Нет худа без добра, из-за тебя Хмырь пустил краску и теперь сыпет всех направо и налево.
Я невольно улыбнулась, вспомнив, какую комедию мы разыграли с капитаном Росяковским. По его просьбе я под видом негритянки согласилась на очную ставку с Хмырём, и эффект превзошёл все ожидания. До этого твёрдый Хмырь упирался всеми лапами и упрямо твердил, что знать ничего не знает. До тех пор твердил, пока в лёгком полумраке вдруг не узрел перед собой ужасающее видение. Во всяком случае впечатление было такое, что он увидел привидение, выходца с того света и вообще кошмарный призрак, от которого волосы у бедняги поднялись дыбом и перехватило горло. Этот твердокаменный уголовник чуть не задохнулся от ужаса, а когда пришёл в себя, начал не переставая сыпать коллег и сообщников, после каждой второй фразы нервно допытываясь у следователя, действительно ли добровольное признание служит смягчающим вину обстоятельством. Я упиралась, когда по окончании моей миссии меня пытались удалить из комнаты следователя, уж очень захватывающим было зрелище.
— Так вот, когда они узнают, что негритянкой была ты, тебе не простят, — сказал майор Боровицкий. — И за твою жизнь я не дам гроша ломаного. Фальшивомонетчики, правда, сидят в полном комплекте, но шайка дельцов наркобизнеса столь разветвлена, что до сих пор всех ещё не выловили. Росяковский считает, что переловил половину, датчане тоже могут похвастаться кое-какими успехами, но нечего себя обманывать — это ещё далеко не конец.
— Так что же мне делать? — совсем уже разозлилась я. — В монастырь уйти? Или, для разнообразия, перекраситься в альбиноску?
— Просто уехать на время. Я уже говорил об этом с нашими, те тоже так считают. Тебе надо уехать за границу, но ни в коем случае не в Данию.
Каждое слово майора свекровь сопровождала таким энергичным кивком, что у неё пиво выплеснулось из стакана.
— И уезжай обязательно на поезде, — добавила она. — Машину твою они знают, а в самолётах составляют списки пассажиров. Правда, они вроде бы представляют государственную тайну, но лучше не искушать судьбу.
Я уже раскрыла рот, чтобы горячо возразить, но раздумала и закрыла. Мне вдруг пришло в голову, что здесь, на родине, в данный момент меня ничто не удерживает, кроме чистого патриотизма. Человек, залечивший в своё время раны моего сердца, нанесённые Миколаем, как-то перестал меня интересовать, и я незаметно для себя позабыла о нем совершенно. Даже не заметила, что уже больше шести недель мы не виделись, ничего себе! Профессия у меня, можно сказать, международная, языки я знаю…
— И разреши заметить, что имя Павла так и не мелькнуло в деле, — небрежно бросила свекровь, Она не хуже меня знала, какая заноза сидит в моем сердце. Я притворяться не стала, лишь головой кивнула и всерьёз принялась обдумывать выдвинутое предложение…
— Никогда не хотел стать пупом земли, но занять в этом мире достойное место стремился. В своей стране мне это не удалось, характер не позволил смириться, ну а результат ты можешь сейчас видеть собственными глазами.
Я обвела взглядом его скромную мастерскую-квартиру. Общая площадь — не менее двухсот квадратных метров, в двух уровнях. Внизу — огромный салон и гигантская мастерская, наверху — спальни и прочие жилые помещения. Через огромное окно салона просматривался в поэтической дымке Париж.
Сюда я приехала, как и было решено, на поезде. За мной никто не следил, это я проверила. Остановилась в недорогой гостинице и позвонила Павлу на работу. У него была собственная контора, домашняя мастерская служила лишь дополнением. В заботе о его паршивом супружеском счастье я не стала звонить домой, больше всего на свете боясь нарваться на его проклятую, ненавистную красавицу жену.
Итак, позвонила я ему на работу и застала на месте.
— Ты надолго приехала? — был первый вопрос.
— Ещё не знаю, — был грустный ответ. — Может, и на всю жизнь.
— Сам Бог тебя послал! Не знаю, что там стряслось, но я нанимаю тебя на работу прямо с сегодняшнего дня. У меня срочный заказ на торговые павильоны, ты займёшься колористикой.
Это его мне послал Бог! Только приехала — и сразу нашла работу по специальности! Я согласилась не задумываясь. Как на наше сотрудничество посмотрит его баба — не моё дело, пусть сам разбирается. Сообщив адрес, по которому я должна приехать вечером, он закончил со мной разговор.
— Что это? — подозрительно поинтересовалась я, застыв на пороге роскошных апартаментов.
— Мой дом.
Я невольно сделала шаг назад.
— А твоя жена со скалкой притаилась за дверью?
— Не знаю, что сейчас делает моя бывшая жена, — ответил Павел и за руку втащил меня в гостиную, хоть и с некоторым трудом, ибо ноги меня не слушались. — Аська, говорю тебе — сейчас ничто не могло меня так обрадовать, как твоё появление. Знаешь, такое стечение обстоятельств и вдруг ещё ты!
В огромном доме мы были одни. Возможно ли такое счастье? Павел был мой, только мой! Господи, каким кошмаром был Миколай, каким безграничным подлецом его предшественник, каким абсолютным ничтожеством его преемник! Павел, один Павел был настоящим, только о нем я всегда мечтала, ощущала его каждой частичкой своего существа, он был у меня в кончиках пальцев, в каждой волосинке…
Все мои вещи оставались в гостинице, но разве это имело значение? Часа через два мы были в состоянии начать более или менее нормальный разговор, и я спросила, что же произошло.
— Наконец-то я могу об этом рассказать. Только тебе и могу.
Оказалось, у его третьей жены был сын от первого мужа. Она оставила его отцу, потому что мальчишка его обожал, но борьбу за сына вела неустанно. И недавно одержала победу, потому что первый муж приобрёл ещё двоих детей со своей второй женой, сын от первого брака перестал быть главной персоной в доме и предпочёл вернуться к матери.
И в доме Павла начался форменный ад. Ну, может быть, не сразу, пока ещё парень не вырос — туда-сюда, но в последнее время семнадцатилетний буцефал, воспитанный в обстановке вседозволен-ности, заполнял собой все на свете. Павел уже не воспринимался как представитель рода человеческого, на него смотрели лишь как на автомат, выбрасывающий денежки. И этих денежек постоянно не хватало, юный отпрыск жены транжирил их в поразительном темпе. Мамочка наблюдала это со снисходительной улыбкой.
— Ничего не скажу, она все ещё очень красивая женщина, — продолжал Павел. — Не знаю, что на неё такое нашло, но ко мне она стала относиться просто наплевательски. Может, потому что подвернулся ей страшно богатый старичок и она с радостью переменила обстановку. Так и не знаю, всегда ли она была такой и только скрывала свои чувства или стала из-за своего засранца, во всяком случае со спокойной душой я с ней расстался. И не питаю к ней претензий, мать имеет право обожать сына, пусть этим и занимается, но только без моего участия.
Тут он взглянул на меня, и голос его дрогнул.
— А сейчас я тебе скажу то, чего никогда ещё никому не говорил. Мне очень хотелось иметь собственного ребёнка. Пусть одного, но моего собственного. А жизнь складывалась так, что из этой мечты ничего не получалось. В первом браке мы с женой просто не могли себе позволить завести ребёнка, вторая жена не могла иметь детей, третья не хотела. Потом я понял почему, все свои материнские чувства она израсходовала на первого сына и мечтала лишь о том, чтобы он был при ней. Я даже и не отдавал себе отчёта в том, как мечтаю о ребёнке…
И только тут я поняла, как же сильно я его люблю! И всю жизнь любила, вопреки мужу, вопреки всем моим хахалям и Миколаю. Ненормальная, да что поделаешь…
— И ты уже присмотрел себе очередную жену, с которой у тебя будет наконец желанный ребёнок? — осторожно спросила я вдруг севшим голосом.
— Да, присмотрел, — ответил он и, прежде чем я успела прийти в отчаяние, добавил: — Тебя. Если ты согласна.
Откашлявшись, я ответила чистым голосом:
— Что ж, пожалуй, я соглашусь. Откровенность за откровенность. Все эти годы я хотела, чтобы моим мужем был ты. И не против того, чтобы что-нибудь родить. Это у меня получается неплохо…
И тут он сказал такие слова, что мне показалось, первый раз в жизни показалось, будто я вдруг очутилась в раю.
— Если хочешь знать, то я с самого начала хотел жениться на тебе, — сказал Павел. — И ты сама знаешь, у нас как-то не получалось. Был уверен, что всех этих своих придурков-хахалей во главе с первым мужем ты предпочитаешь мне. А я — так себе, где-то в стороне…
— Взаимно.
И больше ни о чем не надо было говорить.
Знала я, что моя райская жизнь будет не совсем райской. У Павла характер трудный, да и мой не сахар. Но после всего, что нам пришлось в жизни вытерпеть, после бесконечных трагедий и разочарований, потерь и поисков, длившихся годами, человек становится умнее и мягче. Живи сам и давай жить другим. Да нет, пожалуй, мы с ним поладим, а мне в глубине души всегда хотелось иметь третьего ребёнка…
Вынимая из бара бутылку шампанского, Павел сказал:
— А знаешь, я чувствую, что чем-то обязан этому чёртову Миколаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Майор Боровицкий так и расцвёл.
— А через пиво! — ответил он и выдержал эффектную паузу, открывая банку с пивом.
— Через какое пиво? — в один голос вскричали мы со свекровью.
Немного помучив нас, Януш снисходительно пояснил: в сумке находилась открывалка для пива, единственный предмет в моей сумке, на котором были и другие отпечатки пальцев, кроме моих. Плоский отполированный предмет из стали, на нем отпечатки сохранились отлично…
— Все правильно, — с горечью подтвердила свекровь. — Та самая открывалка, которую я тебе дала месяца два назад, её мне в прошлом году подарила Алиция. Естественно, мне и в голову не пришло стирать с неё отпечатки пальцев!
— А теперь, уважаемые пани, минуточку внимания, — сказал майор Боровицкий, становясь вдруг страшно серьёзным и официальным. — Иоанне по-прежнему угрожает опасность.
— Интересно, из-за чего? — разозлилась я. — Вы и в самом деле считаете, что заползшие в глубокие норы недобитки посвятят остаток своей жизни вендетте? Кровная месть? Не успокоятся, пока не загонят меня в могилу? Теперь-то я для них не опасна.
— Из-за негритянки.
— Что?!
— Своей негритянкой ты подняла такую бурю в их стоячем болоте, что оно до сих пор не может успокоиться.
И поскольку мы обе вопросительно смотрели на Януша, тот начал перечислять, загибая пальцы:
— Ты появилась, как чёртик из табакерки, и сразу вызвала переполох в их рядах. Главное — посеяла взаимное недоверие. Стало ясно, в шайке действует тайный агент полиции, шпик, предатель, и все принялись подозревать друг дружку. Из-за тебя примчался в Польшу Роман Пергеля, тот самый Хмырь, им пришлось предпринимать непредусмотренное меры предосторожности, хорошо налаженная машина доставки застопорилась, и в руки полиции попала очередная партия товара на крупную сумму. Видишь, какие из-за тебя убытки? И первую партию потеряли ведь только из-за тебя. Ты поломала хорошо отлаженную машину доставки и распространения товара, из-за тебя мафия понесла колоссальные убытки, учитывая невозможность распространения наркотиков и в ближайшем будущем — ведь неизвестно, кто может донести полиции, и вообще неизвестно, что тебе ещё известно…
— И все из-за её дурацких бегов! — изумлённо вскричала свекровь.
— Вот именно — дурацких. Как тебе вообще пришла в голову шальная мысль вмешаться в деятельность мафии?
— Из-за дурацких бегов, — призналась я. — Знаете же, на них я сама не своя, тут ещё эйфория по случаю выигрыша…
— Нет худа без добра, из-за тебя Хмырь пустил краску и теперь сыпет всех направо и налево.
Я невольно улыбнулась, вспомнив, какую комедию мы разыграли с капитаном Росяковским. По его просьбе я под видом негритянки согласилась на очную ставку с Хмырём, и эффект превзошёл все ожидания. До этого твёрдый Хмырь упирался всеми лапами и упрямо твердил, что знать ничего не знает. До тех пор твердил, пока в лёгком полумраке вдруг не узрел перед собой ужасающее видение. Во всяком случае впечатление было такое, что он увидел привидение, выходца с того света и вообще кошмарный призрак, от которого волосы у бедняги поднялись дыбом и перехватило горло. Этот твердокаменный уголовник чуть не задохнулся от ужаса, а когда пришёл в себя, начал не переставая сыпать коллег и сообщников, после каждой второй фразы нервно допытываясь у следователя, действительно ли добровольное признание служит смягчающим вину обстоятельством. Я упиралась, когда по окончании моей миссии меня пытались удалить из комнаты следователя, уж очень захватывающим было зрелище.
— Так вот, когда они узнают, что негритянкой была ты, тебе не простят, — сказал майор Боровицкий. — И за твою жизнь я не дам гроша ломаного. Фальшивомонетчики, правда, сидят в полном комплекте, но шайка дельцов наркобизнеса столь разветвлена, что до сих пор всех ещё не выловили. Росяковский считает, что переловил половину, датчане тоже могут похвастаться кое-какими успехами, но нечего себя обманывать — это ещё далеко не конец.
— Так что же мне делать? — совсем уже разозлилась я. — В монастырь уйти? Или, для разнообразия, перекраситься в альбиноску?
— Просто уехать на время. Я уже говорил об этом с нашими, те тоже так считают. Тебе надо уехать за границу, но ни в коем случае не в Данию.
Каждое слово майора свекровь сопровождала таким энергичным кивком, что у неё пиво выплеснулось из стакана.
— И уезжай обязательно на поезде, — добавила она. — Машину твою они знают, а в самолётах составляют списки пассажиров. Правда, они вроде бы представляют государственную тайну, но лучше не искушать судьбу.
Я уже раскрыла рот, чтобы горячо возразить, но раздумала и закрыла. Мне вдруг пришло в голову, что здесь, на родине, в данный момент меня ничто не удерживает, кроме чистого патриотизма. Человек, залечивший в своё время раны моего сердца, нанесённые Миколаем, как-то перестал меня интересовать, и я незаметно для себя позабыла о нем совершенно. Даже не заметила, что уже больше шести недель мы не виделись, ничего себе! Профессия у меня, можно сказать, международная, языки я знаю…
— И разреши заметить, что имя Павла так и не мелькнуло в деле, — небрежно бросила свекровь, Она не хуже меня знала, какая заноза сидит в моем сердце. Я притворяться не стала, лишь головой кивнула и всерьёз принялась обдумывать выдвинутое предложение…
— Никогда не хотел стать пупом земли, но занять в этом мире достойное место стремился. В своей стране мне это не удалось, характер не позволил смириться, ну а результат ты можешь сейчас видеть собственными глазами.
Я обвела взглядом его скромную мастерскую-квартиру. Общая площадь — не менее двухсот квадратных метров, в двух уровнях. Внизу — огромный салон и гигантская мастерская, наверху — спальни и прочие жилые помещения. Через огромное окно салона просматривался в поэтической дымке Париж.
Сюда я приехала, как и было решено, на поезде. За мной никто не следил, это я проверила. Остановилась в недорогой гостинице и позвонила Павлу на работу. У него была собственная контора, домашняя мастерская служила лишь дополнением. В заботе о его паршивом супружеском счастье я не стала звонить домой, больше всего на свете боясь нарваться на его проклятую, ненавистную красавицу жену.
Итак, позвонила я ему на работу и застала на месте.
— Ты надолго приехала? — был первый вопрос.
— Ещё не знаю, — был грустный ответ. — Может, и на всю жизнь.
— Сам Бог тебя послал! Не знаю, что там стряслось, но я нанимаю тебя на работу прямо с сегодняшнего дня. У меня срочный заказ на торговые павильоны, ты займёшься колористикой.
Это его мне послал Бог! Только приехала — и сразу нашла работу по специальности! Я согласилась не задумываясь. Как на наше сотрудничество посмотрит его баба — не моё дело, пусть сам разбирается. Сообщив адрес, по которому я должна приехать вечером, он закончил со мной разговор.
— Что это? — подозрительно поинтересовалась я, застыв на пороге роскошных апартаментов.
— Мой дом.
Я невольно сделала шаг назад.
— А твоя жена со скалкой притаилась за дверью?
— Не знаю, что сейчас делает моя бывшая жена, — ответил Павел и за руку втащил меня в гостиную, хоть и с некоторым трудом, ибо ноги меня не слушались. — Аська, говорю тебе — сейчас ничто не могло меня так обрадовать, как твоё появление. Знаешь, такое стечение обстоятельств и вдруг ещё ты!
В огромном доме мы были одни. Возможно ли такое счастье? Павел был мой, только мой! Господи, каким кошмаром был Миколай, каким безграничным подлецом его предшественник, каким абсолютным ничтожеством его преемник! Павел, один Павел был настоящим, только о нем я всегда мечтала, ощущала его каждой частичкой своего существа, он был у меня в кончиках пальцев, в каждой волосинке…
Все мои вещи оставались в гостинице, но разве это имело значение? Часа через два мы были в состоянии начать более или менее нормальный разговор, и я спросила, что же произошло.
— Наконец-то я могу об этом рассказать. Только тебе и могу.
Оказалось, у его третьей жены был сын от первого мужа. Она оставила его отцу, потому что мальчишка его обожал, но борьбу за сына вела неустанно. И недавно одержала победу, потому что первый муж приобрёл ещё двоих детей со своей второй женой, сын от первого брака перестал быть главной персоной в доме и предпочёл вернуться к матери.
И в доме Павла начался форменный ад. Ну, может быть, не сразу, пока ещё парень не вырос — туда-сюда, но в последнее время семнадцатилетний буцефал, воспитанный в обстановке вседозволен-ности, заполнял собой все на свете. Павел уже не воспринимался как представитель рода человеческого, на него смотрели лишь как на автомат, выбрасывающий денежки. И этих денежек постоянно не хватало, юный отпрыск жены транжирил их в поразительном темпе. Мамочка наблюдала это со снисходительной улыбкой.
— Ничего не скажу, она все ещё очень красивая женщина, — продолжал Павел. — Не знаю, что на неё такое нашло, но ко мне она стала относиться просто наплевательски. Может, потому что подвернулся ей страшно богатый старичок и она с радостью переменила обстановку. Так и не знаю, всегда ли она была такой и только скрывала свои чувства или стала из-за своего засранца, во всяком случае со спокойной душой я с ней расстался. И не питаю к ней претензий, мать имеет право обожать сына, пусть этим и занимается, но только без моего участия.
Тут он взглянул на меня, и голос его дрогнул.
— А сейчас я тебе скажу то, чего никогда ещё никому не говорил. Мне очень хотелось иметь собственного ребёнка. Пусть одного, но моего собственного. А жизнь складывалась так, что из этой мечты ничего не получалось. В первом браке мы с женой просто не могли себе позволить завести ребёнка, вторая жена не могла иметь детей, третья не хотела. Потом я понял почему, все свои материнские чувства она израсходовала на первого сына и мечтала лишь о том, чтобы он был при ней. Я даже и не отдавал себе отчёта в том, как мечтаю о ребёнке…
И только тут я поняла, как же сильно я его люблю! И всю жизнь любила, вопреки мужу, вопреки всем моим хахалям и Миколаю. Ненормальная, да что поделаешь…
— И ты уже присмотрел себе очередную жену, с которой у тебя будет наконец желанный ребёнок? — осторожно спросила я вдруг севшим голосом.
— Да, присмотрел, — ответил он и, прежде чем я успела прийти в отчаяние, добавил: — Тебя. Если ты согласна.
Откашлявшись, я ответила чистым голосом:
— Что ж, пожалуй, я соглашусь. Откровенность за откровенность. Все эти годы я хотела, чтобы моим мужем был ты. И не против того, чтобы что-нибудь родить. Это у меня получается неплохо…
И тут он сказал такие слова, что мне показалось, первый раз в жизни показалось, будто я вдруг очутилась в раю.
— Если хочешь знать, то я с самого начала хотел жениться на тебе, — сказал Павел. — И ты сама знаешь, у нас как-то не получалось. Был уверен, что всех этих своих придурков-хахалей во главе с первым мужем ты предпочитаешь мне. А я — так себе, где-то в стороне…
— Взаимно.
И больше ни о чем не надо было говорить.
Знала я, что моя райская жизнь будет не совсем райской. У Павла характер трудный, да и мой не сахар. Но после всего, что нам пришлось в жизни вытерпеть, после бесконечных трагедий и разочарований, потерь и поисков, длившихся годами, человек становится умнее и мягче. Живи сам и давай жить другим. Да нет, пожалуй, мы с ним поладим, а мне в глубине души всегда хотелось иметь третьего ребёнка…
Вынимая из бара бутылку шампанского, Павел сказал:
— А знаешь, я чувствую, что чем-то обязан этому чёртову Миколаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45