Выкладывай все, что запомнил.
Чесняк с пониманием отнёсся к просьбе коллеги и, сосредоточившись, стал вспоминать:
—Не рыжая, иначе я бы запомнил…
— начал он раздумчиво. — И не сказать, чтобы совсем чёрная. И кос у неё не было… Какая-то длинная куртка, кажется темно-зелёная, может непромокаемая. Наверное, и юбка на ней была, что не в брюках — это помню, ещё подумал — неплохие ножки, туфли на высоких каблуках.
У подпоручика Яжембского по мере воспоминаний коллеги стало сильнее биться сердце.
— Подходит. Говори, говори… Расскажи подробно, что там вообще произошло.
— Да я только что тут рассказывал!
— Я начала не слышал.
— Ну ладно. На вокзал я пришёл по своим делам, в штатском. Встретить жену, она возвращалась от родителей, везла тяжёлые книги. Шёл я к перрону через зал, знаешь, тот, где камера хранения и автоматические ячейки.
И поручик подробно, обстоятельно описал происшествие, свидетелем которого он стал, уже не так подчёркивая его юмористические моменты. Сначала он заметил потасовку у окошка камеры хранения, где каких-то двое парней напали на дежурного. На полу у самого прилавка валялся развязавшийся свёрток, и именно о него потом споткнулась та самая женщина. Откуда взялся третий парень, которого она обезвредила, — непонятно, наверное, только что появился, в драке с дежурным участия он не принимал. Почти одновременно с поручиком к месту происшествия поспешил и дежурный патруль вокзала, они сразу же навели порядок, наверное, и протокол составили, он, Чесняк, этого не видел, потому как побежал за багажные камеры, чтобы вволю посмеяться, но один из полицейских бросился за ним, пришлось показать своё служебное удостоверение. А что было дальше, не знает, пора было поспешать к поезду, и без того опаздывал, а задерживаться не стал, происшедшее не относилось к разряду краж со взломом.
— А во сколько это было? — спросил Яжембский.
— Могу точно сказать — семнадцать часов десять минут.
— Опять подходит, холера! Надо же, бабой никто не заинтересовался!
— Так ведь с какой стати? — удивился поручик Чесняк. — Она ни на кого не нападала…
— То есть как? Сам говорил — головой в желудок!
— Дак ведь это случайно получилось, я готов в этом поклясться.
— А зачем же сбежала? — спросил подозрительный сержант.
— Может, ей стыдно стало…
— А сумка, которую она прихватила убегая? Кстати, чья это сумка?
— Её, наверно.
— Ты в этом уверен?
Поручик опять добросовестно задумался.
— За это не поручусь, — ответил он, подумав. — Когда атаковала парня, в руках у неё ничего не было, это помню точно. А вот где была эта сумка… То ли у парня, то ли рядом с ним стояла на полу. А потом уже видел, как баба смывалась с этой сумкой. Да нет, наверное, её сумка, иначе бы крик подняли, если бы у кого украла. Такое у меня впечатление, что её.
— А как она выглядела, эта сумка?
— Большая, зелёная. Я был довольно далеко, но кажется, пластиковая. Очень большая, приличных габаритов.
— Ну вот, холера, опять подходит! Подпоручик Яжембский не знал, радоваться ему или огорчаться, испытывая попеременно то удовлетворение — все-таки появилась на горизонте таинственная женщина, унёсшая из квартиры Миколая какие-то вещи, то разочарование — ей так и удалось скрыться с этими вещами. Может, все-таки на вокзале действительно составили протокол о происшедшем и из него можно будет что-нибудь узнать?
— Эх, жаль, что она тебе не так уж сильно понравилась, а то, глядишь, и попытался бы догнать её.
— Я пришёл встречать жену, — с достоинством ответствовал поручик.
— А что эта женщина сделала? — поинтересовался дотошный сержант.
— Так, пустяки, прикончила одного типа, — рассеянно ответил Яжембский и, о чем-то размышляя, покинул секцию краж со взломом, в углу которой за столом сидел один из самых опытных её сотрудников капитан Росяковский. Он имел возможность дважды выслушать красочный рассказ поручика Чесняка о происшествии на Центральном вокзале. И хотя делал вид, что всецело погружён в изучение дела о краже со взломом в одной из крупнейших аптек Варшавы, ни словечка из рассказа поручика не упустил. Хотя и не проронил тоже ни слова…
Осчастливив капитана Фрельковича новыми сведениями о женщине с сумкой, подпоручик Яжембский слетал на вокзал, где и ознакомился с рапортом полицейского патруля о происшествии. Поскольку из короткого рапорта не удалось извлечь ничего нового, он попросил вызвать в комнату дежурного тех членов патруля, которые несли вчера службу. Капрал и двое рядовых охотно дали показания.
Капрал сказал:
— Такого рода драки — дело обычное, мы даже рапорта не пишем. А тут я все-таки решил составить протокол о происшествии — показалось мне, что они что-то крутят. Во-первых, в том свёртке, что упал на пол, оказались две большие картонные коробки, заполненные таким барахлом, которое и хранить-то ни к чему, впору на свалку выбросить — рваные джинсы, продранные свитера, тряпки какие-то. Все запихнуто кое-как, да и в брезент завязано спустя рукава…
— …и выглядело так, будто им просто хотелось найти предлог, чтобы начать драку с дежурным камеры хранения, — вмешался в рассказ начальства один из его подчинённых.
— Очень верное замечание! — похвалил подпоручик, и наблюдательный рядовой от радости чуть не вытянулся по стойке смирно.
— И как они объяснили наличие такого барахла? — обратился подпоручик к капралу.
— Сказали, что как раз собирались отдать все это в стирку, — ответил тот. — Вроде бы там, на вокзале, организован пункт приёма в стирку, стирают для приезжающих русских, вот и они тоже хотели воспользоваться. Такой пункт и в самом деле существует. Вот они якобы и решили пока оставить свои вещички в камере хранения, присмотреться, как обстоит дело с приёмом белья, а потом замешаться в кучу приезжих русских и пристроить своё бельишко. Нет, они не приезжие, все трое варшавяне, никуда уезжать вроде не собирались. Тот, с желудком, заявил, что подошёл к окошку камеры хранения лишь для того, чтобы спросить жетон. Позвонить ему надо было. Сказал, он уже звонил, да телефон съел все его жетоны, он и надеялся получить хоть один у дежурного. Не знаю, может, так оно и было. Вроде бы те двое и этот третий не знакомы, так они заявили. Просто стечение обстоятельств, у камеры хранения оказались вместе случайно. Возможно, так оно и было…
— А сумка? — нетерпеливо перебил подпоручик. — Та сумка, с которой сбежала женщина. Что о ней можете сказать?
Полицейские недоуменно переглянулись, и все трое пожали плечами. Капрал демонстративно, рядовые деликатно.
— Сказать о ней нечего, — ответил капрал. — Никто из задержанных ни словом о ней не упомянул, выходит, она принадлежала той женщине. Ведь трудно предположить, что человек, которого ни за что двинули головой в живот и при этом похитили ещё сумку, не пожаловался властям, а даже извинился.
— Извинился?
— Да, вежливо извинился за беспокойство. Второй рядовой попытался объяснить такую неуместную вежливость:
— Мне показалось, он от всего этого немного умом тронулся.
— Его же не по голове стукнули, — удивился подпоручик.
Капрал поддержал мнение своего подчинённого:
— У меня тоже создалось впечатление, что он от всего этого малость офонарел. Ни с того ни с сего приличная с виду женщина бьёт его головой в живот, да просто с ног сбивает! Каждый бы офонарел. И все-таки, если бы она ещё и его сумку похитила, думаю, он бы заметил пропажу и сказал нам.
— А сотрудник камеры хранения сказал что-нибудь ещё, кроме того, что зафиксировано в протоколе?
— Да нет, пожалуй. Он тоже был ошеломлён случившимся, но меньше остальных. В камере хранения работает давно, уже ко многому привык. Если бы они вели себя как следует, сказал, я бы им даже помог привести в порядок их свёрток и принял его на хранение, а это оказались какие-то бандиты — ни слова не говоря, сразу же дали волю рукам. Да я бы справился с ними, опыт у меня есть, говорил. Когда мы подбежали, он и в самом деле уже вырвался от них, но все внимание переключилось на бабу и её жертву, все прямо-таки остолбенели, только пан поручик забежал за автоматические камеры и там заходился от смеха. Ну да он наверняка вам все рассказал подробнее, он видел больше, мы уже за ним подоспели. Но сдаётся мне, этот дежурный из камеры хранения что-то темнит.
— Почему вам так сдаётся?
— Такое создалось впечатление. Вроде все как положено, обслуживает камеру хранения, действует по правилам, имеет право не принять вещей, если упакованы не по правилам. И все-таки что-то там не так. Железнодорожники перед нашей полицией обычно не дрожат, у них своё ведомство, а он… Я бы сказал — чересчур вежлив с нами и чересчур взволнован. Посмотрели бы вы на него — мужик, как бык, он бы и не с такими справился, а к дракам ему не привыкать. А он весь в нервах…
Подпоручик тут же решил пообщаться с впечатлительным сотрудником камеры хранения, а пока отправился к капитану Фрельковичу, к которому как раз явился и подпоручик Вербель.
Последний с самого утра лично занимался подозрительными улицами. Дома под номером 46 не оказалось ни на одной из них. Подпоручик поразмыслил и предположил, что это мог быть номер 46. 46 действительно оказался, причём на обеих улицах. На улице Знаной в квартире 16 такого дома помещалась частная зубопротезная мастерская, на улице Знанецкого в квартире 16 проживали молодые супруги с ребёнком. Всех троих подпоручик застал дома. Муж с женой работали в другую смену, а ребёнок простудился, в связи с чем его не отвели в садик.
Откровенно говоря, подпоручик Вербель не имел ни малейшего понятия, о чем их следует расспрашивать. Тот факт, что их адрес оказался на клочке бумаги в сумке убийцы, ещё ни о чем не говорил. Разыскиваемая женщина с таким же успехом могла оказаться не только знакомой, но даже и родственницей этих людей, как и совсем незнакомым им человеком. Подпоручик продемонстрировал молодым супругам клочок бумаги с их адресом и узнал, что почерк на клочке им не знаком. Он не очень разочаровался, ибо каракули на клочке с очень большой натяжкой можно было вообще назвать почерком. Потом он продемонстрировал сумку и спросил, не знают ли они, чья она.
Мужчина сразу же поднял обе руки вверх в знак того, что сдаётся, ибо бессилен что-либо сказать, его жена сдалась не сразу. Наморщив лоб, она принялась внимательно изучать предмет, и был момент, когда подпоручику показалось, что женщина сумку узнала. Но его ждало разочарование — женщина покачала головой. Нет, она не знает, чья эта старая сумка с оторванным ремешком.
Может, кто другой тут бы и отступился, но настырный подпоручик решил идти до конца. Он достал и дал прочитать женщине список предметов, находившихся в неопознанной сумке. И опять ему показалось, что предметы о чем-то говорят свидетельнице. Да, совершенно определённо, она узнала сумку, знает её владелицу, знает, но ни за что не признается в этом. Интуитивного убеждения подпоручика явно недостаточно, а заставить женщину признаться он не может. Что делать?
Молодой офицер полиции проявил недюжинную находчивость и смекалку, задав в лоб неожиданный вопрос.
— Вы знаете Миколая Торовского? Женщина колебалась лишь одно коротенькое мгновение, прежде чем ответила:
— Знаю. Вернее, следовало бы сказать в прошедшем времени.
— О! — обрадовался подпоручик. Оказалось, рано радовался.
— Я знала его десять лет назад, — продолжала женщина. — Когда заканчивала школу.
— И что?
— Что «и что»?
— Что вы можете о нем сказать?
— В каком смысле? Так, вообще?
— Да, вообще.
— Ну вообще, это был человек очень энергичный, очень такой, знаете ли, подвижный. И очень услужливый. Много делал для людей. Его все интересовало. Меня он, например, пристроил на работу. А потом как-то скрылся с поля зрения, и в настоящее время я ничего о нем не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Чесняк с пониманием отнёсся к просьбе коллеги и, сосредоточившись, стал вспоминать:
—Не рыжая, иначе я бы запомнил…
— начал он раздумчиво. — И не сказать, чтобы совсем чёрная. И кос у неё не было… Какая-то длинная куртка, кажется темно-зелёная, может непромокаемая. Наверное, и юбка на ней была, что не в брюках — это помню, ещё подумал — неплохие ножки, туфли на высоких каблуках.
У подпоручика Яжембского по мере воспоминаний коллеги стало сильнее биться сердце.
— Подходит. Говори, говори… Расскажи подробно, что там вообще произошло.
— Да я только что тут рассказывал!
— Я начала не слышал.
— Ну ладно. На вокзал я пришёл по своим делам, в штатском. Встретить жену, она возвращалась от родителей, везла тяжёлые книги. Шёл я к перрону через зал, знаешь, тот, где камера хранения и автоматические ячейки.
И поручик подробно, обстоятельно описал происшествие, свидетелем которого он стал, уже не так подчёркивая его юмористические моменты. Сначала он заметил потасовку у окошка камеры хранения, где каких-то двое парней напали на дежурного. На полу у самого прилавка валялся развязавшийся свёрток, и именно о него потом споткнулась та самая женщина. Откуда взялся третий парень, которого она обезвредила, — непонятно, наверное, только что появился, в драке с дежурным участия он не принимал. Почти одновременно с поручиком к месту происшествия поспешил и дежурный патруль вокзала, они сразу же навели порядок, наверное, и протокол составили, он, Чесняк, этого не видел, потому как побежал за багажные камеры, чтобы вволю посмеяться, но один из полицейских бросился за ним, пришлось показать своё служебное удостоверение. А что было дальше, не знает, пора было поспешать к поезду, и без того опаздывал, а задерживаться не стал, происшедшее не относилось к разряду краж со взломом.
— А во сколько это было? — спросил Яжембский.
— Могу точно сказать — семнадцать часов десять минут.
— Опять подходит, холера! Надо же, бабой никто не заинтересовался!
— Так ведь с какой стати? — удивился поручик Чесняк. — Она ни на кого не нападала…
— То есть как? Сам говорил — головой в желудок!
— Дак ведь это случайно получилось, я готов в этом поклясться.
— А зачем же сбежала? — спросил подозрительный сержант.
— Может, ей стыдно стало…
— А сумка, которую она прихватила убегая? Кстати, чья это сумка?
— Её, наверно.
— Ты в этом уверен?
Поручик опять добросовестно задумался.
— За это не поручусь, — ответил он, подумав. — Когда атаковала парня, в руках у неё ничего не было, это помню точно. А вот где была эта сумка… То ли у парня, то ли рядом с ним стояла на полу. А потом уже видел, как баба смывалась с этой сумкой. Да нет, наверное, её сумка, иначе бы крик подняли, если бы у кого украла. Такое у меня впечатление, что её.
— А как она выглядела, эта сумка?
— Большая, зелёная. Я был довольно далеко, но кажется, пластиковая. Очень большая, приличных габаритов.
— Ну вот, холера, опять подходит! Подпоручик Яжембский не знал, радоваться ему или огорчаться, испытывая попеременно то удовлетворение — все-таки появилась на горизонте таинственная женщина, унёсшая из квартиры Миколая какие-то вещи, то разочарование — ей так и удалось скрыться с этими вещами. Может, все-таки на вокзале действительно составили протокол о происшедшем и из него можно будет что-нибудь узнать?
— Эх, жаль, что она тебе не так уж сильно понравилась, а то, глядишь, и попытался бы догнать её.
— Я пришёл встречать жену, — с достоинством ответствовал поручик.
— А что эта женщина сделала? — поинтересовался дотошный сержант.
— Так, пустяки, прикончила одного типа, — рассеянно ответил Яжембский и, о чем-то размышляя, покинул секцию краж со взломом, в углу которой за столом сидел один из самых опытных её сотрудников капитан Росяковский. Он имел возможность дважды выслушать красочный рассказ поручика Чесняка о происшествии на Центральном вокзале. И хотя делал вид, что всецело погружён в изучение дела о краже со взломом в одной из крупнейших аптек Варшавы, ни словечка из рассказа поручика не упустил. Хотя и не проронил тоже ни слова…
Осчастливив капитана Фрельковича новыми сведениями о женщине с сумкой, подпоручик Яжембский слетал на вокзал, где и ознакомился с рапортом полицейского патруля о происшествии. Поскольку из короткого рапорта не удалось извлечь ничего нового, он попросил вызвать в комнату дежурного тех членов патруля, которые несли вчера службу. Капрал и двое рядовых охотно дали показания.
Капрал сказал:
— Такого рода драки — дело обычное, мы даже рапорта не пишем. А тут я все-таки решил составить протокол о происшествии — показалось мне, что они что-то крутят. Во-первых, в том свёртке, что упал на пол, оказались две большие картонные коробки, заполненные таким барахлом, которое и хранить-то ни к чему, впору на свалку выбросить — рваные джинсы, продранные свитера, тряпки какие-то. Все запихнуто кое-как, да и в брезент завязано спустя рукава…
— …и выглядело так, будто им просто хотелось найти предлог, чтобы начать драку с дежурным камеры хранения, — вмешался в рассказ начальства один из его подчинённых.
— Очень верное замечание! — похвалил подпоручик, и наблюдательный рядовой от радости чуть не вытянулся по стойке смирно.
— И как они объяснили наличие такого барахла? — обратился подпоручик к капралу.
— Сказали, что как раз собирались отдать все это в стирку, — ответил тот. — Вроде бы там, на вокзале, организован пункт приёма в стирку, стирают для приезжающих русских, вот и они тоже хотели воспользоваться. Такой пункт и в самом деле существует. Вот они якобы и решили пока оставить свои вещички в камере хранения, присмотреться, как обстоит дело с приёмом белья, а потом замешаться в кучу приезжих русских и пристроить своё бельишко. Нет, они не приезжие, все трое варшавяне, никуда уезжать вроде не собирались. Тот, с желудком, заявил, что подошёл к окошку камеры хранения лишь для того, чтобы спросить жетон. Позвонить ему надо было. Сказал, он уже звонил, да телефон съел все его жетоны, он и надеялся получить хоть один у дежурного. Не знаю, может, так оно и было. Вроде бы те двое и этот третий не знакомы, так они заявили. Просто стечение обстоятельств, у камеры хранения оказались вместе случайно. Возможно, так оно и было…
— А сумка? — нетерпеливо перебил подпоручик. — Та сумка, с которой сбежала женщина. Что о ней можете сказать?
Полицейские недоуменно переглянулись, и все трое пожали плечами. Капрал демонстративно, рядовые деликатно.
— Сказать о ней нечего, — ответил капрал. — Никто из задержанных ни словом о ней не упомянул, выходит, она принадлежала той женщине. Ведь трудно предположить, что человек, которого ни за что двинули головой в живот и при этом похитили ещё сумку, не пожаловался властям, а даже извинился.
— Извинился?
— Да, вежливо извинился за беспокойство. Второй рядовой попытался объяснить такую неуместную вежливость:
— Мне показалось, он от всего этого немного умом тронулся.
— Его же не по голове стукнули, — удивился подпоручик.
Капрал поддержал мнение своего подчинённого:
— У меня тоже создалось впечатление, что он от всего этого малость офонарел. Ни с того ни с сего приличная с виду женщина бьёт его головой в живот, да просто с ног сбивает! Каждый бы офонарел. И все-таки, если бы она ещё и его сумку похитила, думаю, он бы заметил пропажу и сказал нам.
— А сотрудник камеры хранения сказал что-нибудь ещё, кроме того, что зафиксировано в протоколе?
— Да нет, пожалуй. Он тоже был ошеломлён случившимся, но меньше остальных. В камере хранения работает давно, уже ко многому привык. Если бы они вели себя как следует, сказал, я бы им даже помог привести в порядок их свёрток и принял его на хранение, а это оказались какие-то бандиты — ни слова не говоря, сразу же дали волю рукам. Да я бы справился с ними, опыт у меня есть, говорил. Когда мы подбежали, он и в самом деле уже вырвался от них, но все внимание переключилось на бабу и её жертву, все прямо-таки остолбенели, только пан поручик забежал за автоматические камеры и там заходился от смеха. Ну да он наверняка вам все рассказал подробнее, он видел больше, мы уже за ним подоспели. Но сдаётся мне, этот дежурный из камеры хранения что-то темнит.
— Почему вам так сдаётся?
— Такое создалось впечатление. Вроде все как положено, обслуживает камеру хранения, действует по правилам, имеет право не принять вещей, если упакованы не по правилам. И все-таки что-то там не так. Железнодорожники перед нашей полицией обычно не дрожат, у них своё ведомство, а он… Я бы сказал — чересчур вежлив с нами и чересчур взволнован. Посмотрели бы вы на него — мужик, как бык, он бы и не с такими справился, а к дракам ему не привыкать. А он весь в нервах…
Подпоручик тут же решил пообщаться с впечатлительным сотрудником камеры хранения, а пока отправился к капитану Фрельковичу, к которому как раз явился и подпоручик Вербель.
Последний с самого утра лично занимался подозрительными улицами. Дома под номером 46 не оказалось ни на одной из них. Подпоручик поразмыслил и предположил, что это мог быть номер 46. 46 действительно оказался, причём на обеих улицах. На улице Знаной в квартире 16 такого дома помещалась частная зубопротезная мастерская, на улице Знанецкого в квартире 16 проживали молодые супруги с ребёнком. Всех троих подпоручик застал дома. Муж с женой работали в другую смену, а ребёнок простудился, в связи с чем его не отвели в садик.
Откровенно говоря, подпоручик Вербель не имел ни малейшего понятия, о чем их следует расспрашивать. Тот факт, что их адрес оказался на клочке бумаги в сумке убийцы, ещё ни о чем не говорил. Разыскиваемая женщина с таким же успехом могла оказаться не только знакомой, но даже и родственницей этих людей, как и совсем незнакомым им человеком. Подпоручик продемонстрировал молодым супругам клочок бумаги с их адресом и узнал, что почерк на клочке им не знаком. Он не очень разочаровался, ибо каракули на клочке с очень большой натяжкой можно было вообще назвать почерком. Потом он продемонстрировал сумку и спросил, не знают ли они, чья она.
Мужчина сразу же поднял обе руки вверх в знак того, что сдаётся, ибо бессилен что-либо сказать, его жена сдалась не сразу. Наморщив лоб, она принялась внимательно изучать предмет, и был момент, когда подпоручику показалось, что женщина сумку узнала. Но его ждало разочарование — женщина покачала головой. Нет, она не знает, чья эта старая сумка с оторванным ремешком.
Может, кто другой тут бы и отступился, но настырный подпоручик решил идти до конца. Он достал и дал прочитать женщине список предметов, находившихся в неопознанной сумке. И опять ему показалось, что предметы о чем-то говорят свидетельнице. Да, совершенно определённо, она узнала сумку, знает её владелицу, знает, но ни за что не признается в этом. Интуитивного убеждения подпоручика явно недостаточно, а заставить женщину признаться он не может. Что делать?
Молодой офицер полиции проявил недюжинную находчивость и смекалку, задав в лоб неожиданный вопрос.
— Вы знаете Миколая Торовского? Женщина колебалась лишь одно коротенькое мгновение, прежде чем ответила:
— Знаю. Вернее, следовало бы сказать в прошедшем времени.
— О! — обрадовался подпоручик. Оказалось, рано радовался.
— Я знала его десять лет назад, — продолжала женщина. — Когда заканчивала школу.
— И что?
— Что «и что»?
— Что вы можете о нем сказать?
— В каком смысле? Так, вообще?
— Да, вообще.
— Ну вообще, это был человек очень энергичный, очень такой, знаете ли, подвижный. И очень услужливый. Много делал для людей. Его все интересовало. Меня он, например, пристроил на работу. А потом как-то скрылся с поля зрения, и в настоящее время я ничего о нем не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45