А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


И остановился возле столика с коньяком.
«Наполеон». Неплохо живут, черти. , Звягинцев с сожалением взглянул на спиртное, его так и подмывало попробовать легендарный напиток. Но… Не исключено, что на бутылке и бокалах могут быть отпечатки, которые потом пригодятся следствию. Ладно, этим он займется потом. Сейчас главное — девушка.
Он снова вернулся к Инке и снова присел на краешек кровати.
— Вы в состоянии говорить? — мягко спросил он.
Инесса судорожно кивнула.
— Тогда расскажите, что произошло.
— Я… Я не знаю. Игорь… — Она снова попыталась зарыдать, но Звягинцев предупредительно поднял руку.
— Все. Попытайтесь успокоиться.
Легко сказать, подумал он, ты требуешь от стриженой кошки невозможного. Попытаться успокоиться, когда в двух метрах от тебя лежит тело мужа…
— Да, да… Конечно. — Она кивнула.
— Тогда начнем сначала. Лежащий на полу человек — ваш муж?
— Да.
— Фамилия, имя, отчество.
— Мои?
— Ваши само собой. Но это потом. Сначала его.
— Шмаринов… Шмаринов Игорь Анатольевич. Я тоже Шмаринова.
— Ясно.
— Вы знаете… Он только вчера прилетел.
Всю эту романтическую историю о прилете мужа Инессы он уже слышал от мужа Ольги. Парень заявился из Москвы и рисковал своей головой в вертолетной болтанке только потому, что его жена разбилась на трассе и теперь находится без движения. Сильные чувства, достойные быть зафиксированными в Книге рекордов Гиннесса. А теперь он лежит на полу в луже крови, а его жена — та самая, что разбилась на трассе, — в шоковом состоянии сосет звягинцевскую карамель…
— Да. Я знаю.
— Он прилетел… Он… А потом пришел доктор, уже вечером. Он принес снотворное, сказал, что это очень хорошее снотворное, и что я буду хорошо спать, и ноги не будут меня тревожить…
— А сейчас?
— Что — сейчас? Я их все равно не чувствую… Я ничего не чувствую… Ничего.
— Ну-ну, успокойтесь. Значит, вам принесли снотворное.
— Да. Артем… Кажется, его зовут именно Артем.
— Я знаю, наш доктор…
— Я выпила. Игорь был со мной… Он сидел там, где сидите вы… — Она всхлипнула. — Да. Он говорил, что мы завтра улетим отсюда. Уже сегодня… Господи, зачем он только сюда приехал… Я не хотела, чтобы он приезжал, но Марк… Марк сказал, что Игорь никогда нам не простит, если мы скроем от него… Что я упала… Он был зол на то, что здесь невозможно ничего установить… Что я не хожу… Не Игорь — Марк. Я говорю о Марке. Он позвонил в Москву.
Поток сознания стал утомлять Звягинцева, девушка явно уклонялась от магистральной линии, и Звягинцев снова попытался направить ее в нужное русло:
— Итак, вы заснули.
— Я не помнила, как я заснула. Я знала только, что все это время Игорь был рядом со мной.
— А потом?
— Потом — я не знаю. Я очнулась только сегодня утром.
Я даже не знала, сколько времени. Но было еще темно. Я сразу вспомнила, что произошло… Что произошло со мной, как я упала… И вспомнила, что прилетел Игорь. Он… Я думала, что он прилег на кушетке… Но на кушетке его не было. Я подумала, что он еще не вернулся из бара…
— Он что, должен был пойти в бар?
— Не знаю… Нет. Вернее, я не знаю, должен был или нет.
Он мог пойти. Вчера вечером я слышала, что Марк… Марк — это муж моей подруги, дочери Игоря.
— Я в курсе, — нетерпеливо сказал Звягинцев.
— Марк сказал Игорю: «Мы будем в баре. Если хотите — можете подойти…» Но Игорь оставался со мной. А когда я проснулась, его не было. То есть он был, но я еще не знала. Я подумала, что это нечестно с его стороны — бросать больную жену. Я даже рассердилась на него. — По щекам Инессы снова потекли слезы. — Я рассердилась, а потом увидела, что он лежит на полу. Было еще темно… Я позвала его, но он не отозвался. Я подумала…
— Вы подумали, что он напился, ввалился в номер и заснул прямо на ковре?
— Нет… Я не знаю, что я подумала… Игорь очень мало пьет.
Он почти не пьет, если быть совсем точной.
— Значит, вы увидели своего непьющего мужа лежащим на ковре и даже не заволновались?
— Ну… Вы понимаете… Вчера была экстремальная ситуация. Он очень меня любит…
Да уж, любит — не то слово, если приволокся из Москвы.
А судя по всему, он живет не на ренту. А все свои немалые бабки зарабатывает каторжным трудом. От Марка Пал Палыч уже знал, что Шмаринов руководит крупным нефтяным концерном. И бросить фирму вот так, за здорово живешь, — для этого нужно иметь веские причины. И в этот контрольный пакет веских причин вполне может входить эта самая любовь, Звягинцев допускал это. И вообще, после многолетних расследований коммунальных склок и таких же коммунальных страстей он мог допустить все, что угодно.
— Я подумала, он вполне мог переволноваться из-за меня.
И потом, он же летел сюда на вертолете, а вчера был такой снег, такая метель… Может быть, он решил снять стресс.
— Я понимаю.
— А потом, когда начало светать, когда я увидела его полностью… Он так неестественно лежал. И это темное пятно под ним… И он не отзывался… Я поняла, что случилось что-то страшное… Что-то непоправимое…
Она снова зарыдала, вспоминая весь ужас, который постепенно входил в нее — вместе с надвигающимся рассветом.
Звягинцев ласково похлопал по ногам девушки, лежащим под одеялом. Она никак не отреагировала и даже не подняла головы. Ну, конечно, он напрочь забыл то, что говорили ему и Марк, и доктор, и она сама, — она не может двигаться и ничего не чувствует.
— Когда я поняла это… Вы понимаете, что это значит — он лежит рядом с тобой, а ты даже не можешь встать, ты даже не можешь помочь ему. Я не могла дотянуться до телефона, чтобы позвонить. Не было никакого выхода… А что, если он жив, он только ранен, и я теряю драгоценное время, когда его еще можно спасти…
— А почему вы подумали, что он ранен?
— Я хотела так думать. А вы… Если бы такое произошло с близким вам человеком? И вы бы не знали наверняка, что его… Что его нет в живых? Вы бы стали уговаривать себя, что, может быть, случилось не самое страшное и что все еще можно исправить.
— Да. Я понимаю вас.
Он понимал. Что-то похожее он испытывал, когда его единственный сын Володя лежал на асфальте в колодце двора, и Пал Палыч говорил себе: «Может быть, случилось не самое страшное и все еще можно исправить». И даже тогда, когда он узнал правду, — он не поверил в нее. А эта девушка, Инесса, как точно она все сформулировала. Как точно и трезво.
— Я не могла добраться до телефона. И тогда я начала кричать.. Я уже плохо это помню. Кажется, я кричала до тех пор, пока не появились эти парни.
— Да. Именно так все и было. Вы в состоянии все это написать? Как вы обнаружили… Тело. Что этому предшествовало и что было потом.
— Сейчас? — Инесса с ужасом посмотрела на Звягинцева. — Да. Это не очень хорошая идея.
— Чуть позже, — попытался реабилитироваться Звягинцев.
Инесса не успела ответить ему. Зазвонил телефон. Звягинцев увидел, как задрожали ее губы: долго же ей придется приходить в себя, бедняжке.
Подойдя к телефону, он снял трубку и кашлянул в нее.
— Алло!
— Пал Палыч? Это я, Иван.
— Ну что? Ты связался с городом?
— Телефон не работает. Обрыв по одной из линий из-за снега.
— Интересно, как же мы с тобой тогда говорим?
— Это же внутренний телефон. Пал Палыч.
— Мать твою! — выругался Звягинцев и тотчас же бросил в трубку:
— Есть же рация. Есть спутниковая связь. Соображать надо, Иван.
— Уже.
— Что — «уже»?
— Сообразил. Связался.
— Молодец. Перевожу тебя из разряда дураков в разряд сочувствующих. Когда они будут?
— Не знаю.
— Как это — не знаю? Ты передал им информацию?
— Конечно. Сказал, что у нас тело. Но у них тоже неприятности. Погода. Все перевалы закрыты, метель и шквалистый ветер. Так что они не смогут добраться даже по воздуху.
Сказали провести предварительное расследование, собрать показания, а они будут сразу же, как только улучшатся погодные условия.
— С кем ты разговаривал?
— Не знаю. Подождите, я записал… Какой-то майор Рахматуллин. С двумя "л".
Звягинцев повесил трубку.
Почему же все-таки он не взял отпуск?
Хотя что-то подобное можно было предположить. Уже вчера большинство перевалов было закрыто. Этот прорвавшийся сквозь буран на этажерке «Ми-2» сумасшедший-камикадзе, ныне, правда, покойный, — единственное исключение. Вертолетчики не полетят сюда ни при каких условиях.
А пяти тысяч долларов, чтобы соблазнить их на безумный коммерческий рейс, нет ни у кого в следственном управлении.
Придется самому заниматься рутинной работой — и это при его возрасте, радикулите и полном отсутствии вкуса к такой изысканной мокрухе…
Но сначала нужно решить, что делать с девушкой. Оставлять ее здесь и на ее же глазах заниматься осмотром тела любимого мужа — это просто неэтично. Варварство и вандализм…
Надо же, вандализм, прицепилось же к нему это слово, а все с подачи Запесоцкой. Да, дрянная история с этим ледяным городком. Конечно, ни в какое сравнение с сегодняшним убийством не идет, но все равно дрянная.
А девушку нужно перевести в другое место, это точно. Договориться с докторишкой и перевести.
Пока Звягинцев без всякого энтузиазма размышлял об этом, в дверях возникла легкая возня.
— Что там, Радик? — спросил Звягинцев. — Соболезнующие штурмуют дверь?
— Нет, это доктор. Впустить, что ли?
— Впусти.
Через секунду в номере оказался Артем Львович. Бросив равнодушный взгляд на прикрытое покрывалом тело, он пожал руку Звягинцеву.
— Даже носилки прихватил? Молодец, Артем, — похвалил сообразительного доктора Звягинцев.
— Ну, так все сообщили.
— Значит, так, оттранспортируешь барышню, устроишь ее и вернешься сюда. Освидетельствуем труп… — Звягинцев бросил взгляд на Инессу и понизил голос:
— Освидетельствуем.., м-м.., потерпевшего и составим протокол.
— Опять вы со своими протоколами. Пал Палыч.
— Иначе не получится. Это же тебе не лыжные палки украли, верно?
— Куда нести?
Звягинцев сразу же вспомнил о родственниках Инессы, которые проживали в коттедже. Но общаться с ними, тем более с дочерью убитого, он был не готов.
— Пока отнеси к себе. А там видно будет.
— Вы… Вы собираетесь забрать меня? — наконец-то Инка поняла цель визита врача.
— Ну, конечно. Вам нельзя здесь оставаться.
— Нет. Я никуда не пойду.
— Конечно, не пойдете. Доставим вас на носилочках, как китайского мандарина.
— Нет…
— Придется, барышня. Вы же сами понимаете, что произошло…
— Я должна… — Она всхлипнула. — Я должна хотя бы позвонить Марку и Ольге…
— Не волнуйтесь, я сам позвоню. Вызову, допрошу и все прочее…
— Вы не поняли. Им нужно сообщить. Ольге нужно сообщить. Ведь Игорь ее отец. Она не простит мне…
— Чего не простит?
Инесса подняла на Звягинцева огромные, полные слез глаза. у — Что ей не сказали сразу.
— На десять минут раньше, на десять минут позже, какая разница? Наоборот, пусть еще десять минут думает, что ничего не произошло. — Звягинцев только сейчас понял весь цинизм своих слов. Говорить так с новоиспеченной вдовой по меньшей мере нетактично. Хотя, с другой стороны: она слишком молода, чтобы убиваться всю оставшуюся жизнь.
Да и на Джульетту не тянет, подводят глазки — уж слишком очаровательные, чтобы быть не прожженными. Через месячишко-другой найдет себе молодого жеребца с тренажерами во всех углах и думать забудет про своего бывшего и не такого уж молодого мужа. Тем более в особую бедность она не впадет — он наверняка много чего ей оставил, если так любил…
— Как вы можете! — Нет, все-таки она красива, Володька втюрился бы в нее с лету, вон как картинно переживает, даже горе не искажает черты.
— Я должен провести следственные действия, — открытым текстом просемафорил вдове Звягинцев, — так что отправляйтесь с доктором, а я к вам загляну. Попозже.
Радик и Коля погрузили Инку на носилки, и вместе с Артемом вся кавалькада отчалила. Звягинцев выглянул в коридор и увидел в дальнем его конце группу любопытствующих постояльцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62