И в полной тишине раздался звук поворачиваемого ключа: дверь в ванную приоткрылась. Марк, до этого сидевший в своем кресле совершенно спокойно и даже вальяжно, моментально вскочил с места, как будто подброшенный катапультой. Один гигантский прыжок — и он уже оказался у двери, ведущей в ванную. И спустя секунду скрылся за ней.
Звягинцев, проклиная все на свете — и прежде всего самого себя, — мелкой рысцой протрусил следом за Марком и приложил к двери мохнатое ухо. Вот, в бога душу мать, чем приходится заниматься на старости лет!
Старания Звягинцева оказались почти напрасными: скорее всего предусмотрительный, знающий человеческую психологию (а иначе тебе никогда не добиться поста коммерческого директора, парень!) Марк вывернул в ванной все краны, и до Звягинцева вначале доносился только шум воды. Но, приноровившись, он смог услыхать обрывки разговора между супругами.
— Кто там, Марк? — Голос Ольги был жалобным и совершенно бесцветным.
— Это ко мне, кара. Маленький утренний визит.
— От папы? По поводу сегодняшнего отлета?
— Да.
— Может быть, мне нужно выйти, поздороваться?
— Господи, это совсем не обязательно. Тем более что человек уже уходит…
— Мы летим сегодня?
— Пока неизвестно… Я должен что-то сказать тебе, кара…
Не сейчас, потом…
— Марк… Марк, мне кажется, я не могу отмыться… Я стояла под душем целый час… Я не знаю, не знаю, откуда это, Марк…
— Не переживай, мы все решим, кара. Я прошу тебя… Сейчас я выйду, а ты побудь здесь…
— Но почему?
— Так надо… Ты веришь мне?
— Конечно же, милый… Я только не могу понять… Эти пятна…
Конец фразы Звягинцев не расслышал: Марк вывернул краны до упора.
Звягинцев едва успел угнездиться в кресле, когда дверь открылась и на пороге ванной возник Марк: он тотчас же прикрыл за собой дверь, как будто захлопнул мышеловку.
— Что-то с женой? — участливо спросил Звягинцев.
— Неважно себя чувствует. Я же говорил: вчера она перепила.
— Вы сказали ей?
— Нет. Пока нет. Я не могу при посторонних. Я скажу, но без свидетелей.
Надменно вздернутый подбородок Марка недвусмысленно намекал Звягинцеву: «Вот тебе бог, а вот порог!» Пора и честь знать. Пал Палыч.
— Ладно. Я пойду, — сжалился наконец-то над Марковым подбородком Звягинцев. — Желаю вам мужества.
— Да. Мне оно пригодится.
— Когда… Когда все выяснится… Я попрошу вас зайти ко мне в центральный корпус отеля. Административное крыло, комната тринадцать. Я должен буду получить письменные показания. Это, конечно, формальность…
— Я понимаю.
— Ну, не буду вас задерживать. Кстати, если вас интересует судьба вашей.., м-м.., тещи… Инессы Шмариновой, то она жива. Странно, что вы об этом не спросили.
Лицо Марка исказилось, и по нему пробежала тень.
«Сильно же ты ее не любишь», — подумал Звягинцев и, грузно поднявшись, двинулся к двери. Марк даже не соизволил проводить его.
…Оказавшись на улице, Звягинцев вздохнул и нахлобучил шляпу на самые глаза.
Поход к Красинским можно было считать удачным, если бы… Если бы не смутное чувство беспокойства, которое испытал Звягинцев. В его обстоятельном разговоре с Марком все равно чувствовалась какая-то недоговоренность, какое-то двойное дно. И от самого дома, и от комнаты, в которой они сидели, и даже от струй воды за дверью ванной исходил запах тревоги, как будто и вещи, и люди в этом доме вели двойную игру и были двойными агентами.
Почему он все-таки сам не спросил об Инессе? "
Почему?
А что, если ее тоже убили… То есть ясно, что она жива, иначе разговор бы шел о двух трупах, а не об одном… Но почему он не спросил о ней с самого начала, пакостный интеллектуал, пакостный аналитик, с холеной белесой швабской мордой?
Опять шваб… При чем здесь шваб? Кажется, он уже думал о немцах в этом доме. Но в каком контексте? Звягинцев прикрыл глаза и выдернул из памяти нужное место недавнего разговора с Марком. Ага, Марк подошел к окну и стряхнул снег с узенького подоконника вниз. Зачем он это сделал — ведь сметать снег вниз во время снегопада бессмысленно. Или он сделал это машинально, из любви к порядку? Точно, именно в этом месте он, Звягинцев, и подумал о немецкой аккуратности.
Человек стряхнул снег, ничего особенного, но все-таки!
Нале-направо, скомандовал Звягинцеву сидящий в нем генерал-майор, не так давно пониженный в должности до участкового инспектора, шагом марш за дом!
Звягинцев вздохнул, но подчинился.
Он сделал огромный крюк, чтобы, не дай бог, его тушу не засек сам Марк: меньше всего Звягинцеву хотелось светиться. Проваливаясь по колени в рыхлый снег и костеря генерал-майора на чем свет стоит, он все-таки добрался до коттеджа Марка и зашел к нему в тыл. Вот и то самое окно, которое так ненавязчиво прикрыл Марк.
Звягинцев упал на брюхо и пополз, причитая про себя:
«Что же я делаю, в бога душу мать, все питерское отделение подняло бы меня на смех!..» Но, оказавшись у стены, он понял, что совершил этот вояж не напрасно. Такой удачи и ожидать было нельзя. Небольшой жестяной желоб внизу и козырек над окном вверху сделали свое дело: снег, сброшенный Марком с подоконника, упал в небольшую ложбинку, до которой так и не смогла добраться метель. И Звягинцев явственно увидел на этом сброшенном снегу пятна крови.
Как будто кто-то вытирал испачканные руки о снег…
Находка ошеломила Звягинцева. Сучьи эксперты, вот кто пригодился бы сейчас Пал Палычу больше всего! Сучьи эксперты, которые, не говоря ни слова, взяли бы этот кровавый снег на анализ. Смутные догадки, посетившие Звягинцева в коттедже, вдруг начали выстраиваться в ясную и четкую картину.
Сучьи эксперты, где же вы, в бога душу мать!
Звягинцев едва не выругался вслух, но тотчас же прикрыл рот рукой: не хватало только привлечь внимание Красинского. Несколько минут, сидя в снегу и тяжело дыша, он размышлял над пятнами крови. Если бы была пробирка… Или хотя бы банка из-под пива… Почему он не взял пиво?.. Тогда можно было бы собрать этот снег и дождаться приезда группы, а потом — и результата анализов. Должно быть, это был бы очень занятный результат…
Да. Очень занятный.
— Что вы здесь делаете, Пал Палыч? — совсем рядом раздался голос Марка, и Звягинцев даже вздрогнул от неожиданности. — Вы не заблудились?
— Да нет, — просипел Звягинцев. — Дышу воздухом. Вокруг вашего коттеджа замечательные сосны… Самые лучшие в «Розе ветров». Вы не находите?
— Я нахожу. Я нахожу по меньшей мере странным, что вы приклеились к нашему дому. — Все-таки он сорвался. — Что вы здесь вынюхиваете?
Звягинцев неторопливо снял шляпу и счистил снег, припорошивший ее поля.
— Ничего, — после некоторого молчания сказал он. — Просто заметил красные пятна на снегу, вот и решил подойти, посмотреть, что это такое.
Марк был только в куртке, накинутой на плечи, он даже ботинки надеть не успел: так и стоял в домашних шлепанцах.
Интересно, какая такая нужда выгнала его из дома?
Звягинцев знал — какая.
И Марк знал, что Пал Палыч знает — какая.
Глаза молодого человека затравленно блеснули. «Неужели он на что-нибудь решится?» — в самый последний момент трусовато подумал Звягинцев. А что, все может быть. Место здесь глухое, Марк — человек спортивный, он сам — человек пожилой и грузный. Долго защищаться в снегу не получится.
Но в самый последний момент Звягинцева неожиданно осенило.
Нож.
Охотничий нож Нгаи, приносящий удачу воинам. Черт с ней, с самой важной уликой, с самым важным вещественным доказательством. В крайнем случае он сможет воспользоваться и ножом. Своя рубашка ближе к телу…
Но Марк и не собирался нападать: возможно, он тоже вспомнил о ноже, лежащем в кармане Звягинцева. Только губы его подобрались и на лбу вздулась голубая вена.
— Похоже на кровь, а? — приободрился Звягинцев. Все-таки Марк — рассудительный человек. На банальную мокруху он не пойдет.
— Не знаю. Не похоже.
— Да вы подойдите, посмотрите!
Марк нехотя приблизился и уставился на крошечные комочки пропитанного кровью снега.
— Похоже, они сверху упали, с подоконника, — продолжал дожимать Марка Звягинцев, — когда вы закрывали окно.
Не помните?
— Нет.
— Как закрывали окно — не помните?
— Помню, — сдался Марк. — А с чего вы взяли, что этот снег упал с подоконника?
— Так больше ему падать неоткуда, голубчик. Не бог же плачет над этим благословенным местом кровавыми слезами, правда?
— А-а, — Марк наморщил лоб, изображая поток воспоминаний. — Я вчера распорол руку о гвоздь, когда закрывал окно. Там в раме гвоздь торчит. Но вы не волнуйтесь. Маленькая царапина. Ничего особенного.
— Покажите.
— Что показать?
— Вашу царапину.
— Может быть, мне пройти полное медицинское освидетельствование с вашей санкции?
Все ясно, никакой царапины и в помине нет. Марк соврал, но соврал неудачно. Ляпнул первое, что пришло ему в голову. Попался, голубчик!
— Знаете, я ушел от вас, а потом вот вернулся. Забыл задать один вопрос. Он меня все время мучил, — ласково сказал Звягинцев.
— Какой вопрос?
— О вашей… Даже не знаю, как ее назвать. О вашей молодой теще, что ли…
— А что — моя молодая теща?
— В том-то все и дело, что ничего. Вы ничего о ней не спросили. Хотя должны были спросить.
— Почему — должен?
— Ну как же! Вы ведь прекрасно знали, что Шмаринова убили в его собственном номере. Там, где находилась его жена. А жена, как вы сами знаете, с некоторых пор не встает.
Травмирована. Вы как думаете, если мужа убили — должны ли были оставлять в живых жену? Единственную и бесспорную свидетельницу? А вы даже не поинтересовались ее судьбой.
— Мне на нее наплевать, — неожиданно резко ответил Марк.
— Это ваше право. Но вы не поинтересовались даже из простого человеческого любопытства. А это могло произойти только в одном случае.
— Интересно — в каком?
— В том случае, если бы вы точно знали, что она жива.
Марк открыл было рот и тотчас же закрыл его. Несколько минут он молча смотрел на Звягинцева.
— Лихо, — наконец выговорил он.
— Еще бы не лихо.
— Я не понимаю… Вы что, меня подозреваете? Я же сказал вам, что расстался с Игорем в холле, нас видел портье.
— Ну и что? В четыре расстались, а в полпятого зашли в гостиницу через пожарную лестницу, — почему-то Звягинцеву нравилось пугать Марка. — Поднялись в номер. Шмаринов вам открыл. Вы знали, что жена Шмаринова спит мертвым сном — накануне ей дали снотворное. Дал врач, незаинтересованное лицо. Так вот. Возможно, у вас были трения со Шмариновым — по части работы, следствие это установит быстро. Вы знаете, что в сумке у него лежит нож. Вы наносите ему один-единственный, но точный удар в сердце. Все остальные удары — так, для отвода глаз. Снова выходите через пожарную лестницу. И возвращаетесь к себе. Ведь Шмаринов не защищался, я думаю, только потому, что на него напал близкий человек. Знакомый человек. Годится вышеизложенное в качестве рабочей версии, вы как думаете?
Марк запрокинул холеный подбородок и зааплодировал.
Он хлопал так долго, что Звягинцев сразу сник. Конечно, все, что он изложил Марку, было обыкновенным психологическим прессингом, легкой импровизацией. Но Марк даже не испугался этой импровизации. Ни на мгновение. Ни на секунду.
— Браво, — сказал он, закончив аплодировать. — Браво, мой дорогой Шерлок Холмс. Думаю, в отставку вы вышли в должности полковника уголовного розыска. Или подполковника ФСБ. Любо-дорого выслушивать ваши выкладки. Только есть одна маленькая деталь…
— Какая деталь?
— Дело в том, что после того, как я проводил Игоря, я вернулся в бар. И пробыл там до самого закрытия. До шести утра.
Даже до половины седьмого. Там была куча народу, и, думаю, хоть кто-то да вспомнит меня. А когда, вы говорите, наступила смерть? С четырех до шести, если я правильно понял?
— Да, — хмуро сказал Звягинцев. Еще никогда он не чувствовал себя таким пристыженным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62