я способна сопереживать лишь персонажам японских мультфильмов, мое единственное воспоминание об Испании – гипсовая мадонна в храме, она упала и раскололась на три части, и оттуда высыпались стручки фасоли, ну да, да… я не была в Испании, но мадонна все равно раскололась, как чашка, все так хрупко, милый, ненавижу бьющиеся предметы, любовь – это всего лишь слово из шести букв, ни в одном кроссворде его не встретишь, да и как его объяснить? то, чем ты хочешь обладать? то, что хочешь унести с собой? то, от чего легче всего отказаться? то, что потом вспоминаешь с ненавистью? неплохо быть официантом, если ты герой мелодрамы, неплохо быть мулатом среди голландцев, они так толерантны, они спят на ходу, их каналы так же вонючи, как пасть юнгэгеблибенемэна, их телки страдают плоскостопием, половина страны курит траву, вторая половина играет в лотереи, лотереи – их я тоже ненавижу, барабан крутится, и из него выскакивает шарик с номером – мерзость какая, у меня треснула кожа на пятке, в одном месте, вот блядство! я рыдала… когда твой единственный союзник – твое тело, и оно тебя предает… нет, тебе этого не понять, милый, тебе не понять, японская кухня – для снобов, полинезийская – для тех, кто верит, что Атлантида существовала, мексиканская – для любителей втихаря подрочить на монету в cinco centavos шестьдесят четвертого года, ненавижу национальные кухни, я вполне могла бы обойтись соком из шпината по рецепту Жака Деррида, а-а, ты и понятия не имеешь, кто такой Деррида, и хрен с ним, только он способен превратить мозги в сок из шпината, верить в теорию заговоров – последнее дело, кожа на пятке треснула, и ни один крем не помогает, мужикам легче, они могут трахаться и в носках, Деррида – сраный философ-интеллектуал, от таких одни неприятности, бабе легче: начни пользоваться эпилятором и уже прослывешь интеллектуалкои, мужикам эпилятор нужен лишь для подтверждения справедливости их постструктуралистских бредней, ненавижу интеллектуалов, да и сантехники не лучше, мое единственное воспоминание об Англии… ну да, да, я была в Англии, даже ты не можешь этого отрицать… вот черт, я ничего не помню об этой долбаной Англии… лучшее, что было со мной в жизни, – это то, что я придумала себе и о себе, ты когда-нибудь кончишь, милый?..
Бессмысленность происшедшего очевидна.
Из Лориных глаз течет влага, но я бы не стал называть ее слезами. Что-то подтачивает Лору изнутри, что-то сжирает ее, возможно, раньше секс с кем угодно и когда угодно и приносил облегчение, теперь нет и этого.
– Начни писать рассказы, – советую я, размазывая сперму по ее животу.
– Ну почему… почему, когда ты открываешь рот, мне хочется вмазать тебе по морде?
– Это тоже может служить темой рассказа.
– Выступай со своими проповедями в церкви, милый.
– Я не верю в бога.
«Бога нет. А в выходные и водопроводчика не доищешься».
– Таких идиотов, как ты, нужно еще поискать.
– А таких дур, как ты, сколько не ищи – все равно не найдешь.
– Я неправа. Ты не идиот. Ты даже не подонок, и жалким типом тебя не назовешь. Ты – ничто. Абсолютное ничто.
Слова Лоры нисколько меня не задевают, она и не стремится меня задеть, такой печальной я ее еще не видел.
– Тебе не кажется, что мы могли бы составить превосходную пару, принцесса?
Мы и вправду превосходная пара: покладистый член и двуличная вагина, набор шестеренок, без усилий притирающихся друг к другу, вкладывающихся друг в друга; стручки фасоли, которые вывалились из подола богородицы, две намертво слепленные страницы журнала, неизвестно, что послужило цементирующим составом: кетчуп, яичный белок, рисовый отвар, сопли тамагочи, упивающегося визуальным рядом фильма «Селина и Жюли совсем заврались».
Лоре не быть надеждой новой русской романистики. Никогда. Секс в ее исполнении… спросите что-нибудь полегче, выковыривать занозу из пальца – и то интереснее, сводить бородавки – и то увлекательнее, то же самое она думает обо мне. Я почти уверен в этом. Уверен.
– Ты надеешься сегодня увидеть ее? – Лора не выдерживает первая, я знал, что она не выдержит.
– Надеюсь. Так же, как и ты.
– Думаю, ей не очень бы понравилось, если бы она узнала, чем мы с тобой занимались.
– Думаю, ей на это совершенно наплевать.
– А что будет потом?
Так далеко я не заглядываю.
– Когда потом, Лора?
– Когда ты увидишь ее.
– Так далеко я не заглядываю. Сначала я должен увидеть ее…
Мой ответ не устраивает Лору: она закусывает губу, хмурит брови, запах сладких миндальных орехов улетучился, теперь от Лоры прет мокрой собачьей шерстью, несвежим телом, водорослями, тиной, гниющей рыбой и еще чем-то не менее отвратительным. Ревность в чистом виде. Такая же холодная, такая же концентрированная, как и все остальные чувства Лоры.
– Не слишком ли ты, милый, губу раскатал?
– Не слишком.
– Себе на беду.
– Мне все равно.
Мне хочется избавиться от Лоры. Не таким радикальным способом, каким я избавился от Макса Ларина и кавказцев, что-то подсказывает мне: с Лорой все будет проще. Для этого достаточно смять журнальную страницу.
«РЕЗНЯ БЕНЗОПИЛОЙ В ТЕХАСЕ»
***
…»А… «Autumn In New York ».
Магнитола в «Тойоте Лэнд Крузер» тоже поддерживает формат МРЗ, я прихватил с собой диск Август – с джазовым вокалом. Джаз меня расслабляет, голоса (два мужских и один женский) плавают по салону, осень в Нью-Йорке… Знаю ли я кого-нибудь, кто наблюдал осень в Нью-Йорке? Осень сама по себе не имеет никакой ценности, Нью-Йорк наверняка тоже, а субъективное, подслащенное синкопами мнение двух мужчин и одной женщины меня не интересует, жопе слова не давали, как сказал бы Великий Гатри. Но это все равно хорошо, чертовски хорошо!..
Я в отличном расположении духа, хотя немного трушу. Найти по карте, лежащей в бардачке, метро «Улица Скобелевская» не составляет труда, район называется Южное Бутово, это и есть юг Москвы, самый юг, клуб «Hangar 51-19» находится там, и у меня есть ровно полтора часа, чтобы туда добраться. Даже по московским меркам вполне достаточно.
Никто не сопровождает меня, кроме Сонни-боя, я выскользнул из квартиры Август, когда Лора еще спала. Я же совсем не хочу спать, хотя не смыкал глаз последние двое суток. Стоит ли отнести этот факт к вновь открывшимся возможностям моего организма? Я вижу в темноте идет пунктом номер один, я могу жрать все, что угодно, и в самых разных, совершенно не стыкующихся комбинациях – пункт номер два, я болтаю с кроликами – пункт номер три. И вот теперь: сон мне совершенно не нужен. И хотя прошла всего лишь пара суток, а не пара недель, я почему-то уверен в этом.
Еще одна, невесть откуда взявшаяся уверенность: ни один гаишник меня не остановит, я могу таранить своей «Тойотой» улицы Москвы совершенно безнаказанно, никому и в голову не придет меня остановить, никто не полезет в бардачок за «Глоком» и документами, принадлежащими Максу Ларину, никто не покусится на клетку с Сонни-боем.
Понравилась ли тебе Август, Сонни-бой?
Секс с Лорой – ты ведь меня за это не осуждаешь?..
Сонни-бой – плохой собеседник, но хороший слушатель.
Вытянуть из него хоть что-то о старых владельцах не представляется возможным, хотя я знаю по крайней мере о двух. Вернее, о трех: Максе Ларине и парочке из Штатов. Бонни и Клайд – не больше и не меньше. Их кролика тоже звали Сонни-бой (вряд ли это был ты, так долго ни один кролик не живет), он, единственный, остался в живых, после того как Бонни и Клайда изрешетили пулями у обочины дороги в Техасе, хозяйки – вот кого тебе не хватает, Сонни.
Хозяйки – да, да!
Тинатин могла бы стать отличной хозяйкой.
И мы разъезжали бы по дорогам, все втроем, почему нет? Никакой криминальщины, конечно, не будет, никаких налетов на банк, никаких больших ограблений поезда – в том случае, если этого не захочет сама Тинатин, а если захочет… Что ж, слово дамы – закон. А слово девушки, в которую я отчаянно влюблен, – закон в законе. Я способен на все, ради нее.
А ты, Сонни?..
Если сегодня я увижу Тинатин – обязательно спрошу у нее, как она относится к кроликам. Вряд ли это будет первый вопрос, который я ей задам, но в первой тройке вопрос о кроликах всплывет обязательно.
Есть ли у меня шанс?
Есть ли у меня шанс заинтересовать тебя? Пригласить тебя в кино или еще куда-нибудь, поболтать о милых, ничего не значащих пустяках, стать нужным тебе – вот о чем я спрошу Тинатин в первую очередь. А уже потом – о кроликах.
Я в отличном расположении духа. В отличном.
Даже Москва этого не портит, хотя Москва в состоянии испортить любую обедню. Из историй, рассказанных Пи: в Штатах, так жестко, так жестоко обошедшихся с Бонни и Клайдом, существуют города-призраки. Их немного, они сконцентрированы в Неваде и на прилегающих к Неваде территориях, брошенные дома, брошенные почтовые отделения, брошенные, вросшие в землю автомобили – колеса сняты, металл проржавел почти до прозрачности, сквозь сиденья пробивается трава. Зрелище, которое привлекает сусликов, туристов и раскаленные ветра из Аризоны, точно таким же городом мне всегда казалась Москва.
Вот и сейчас ничего не изменилось – город-призрак, никак иначе, я двигаюсь в потоке автомобилей со снятыми колесами, с бурыми от ржавчины рулевыми колонками, я глазею на провалы окон, шум толпы доносится до меня как отзвук далекого океанского прибоя, но самой толпы нет. Если ты ищешь одиночества, тотального одиночества, милый, отправляйся в Москву, говорит в таких случаях Лора.
Для того чтобы попасть в это чертово, в это благословенное Южное Бутово, мне нужно свернуть на МКАД – На кольцевой чувство одиночества усиливается, и к нему примешивается еще одно, его-то я и ждал: чувство конца пути. Как бы там ни было, через полтора часа (о-о, уже через сорок минут!) станет ясно, смогу ли я задать Тинатин все интересующие меня вопросы, в том числе и про Сонни-боя. Хочется верить, что смогу, иначе к чему было все это сентиментальное путешествие? Иначе к чему были все три жертвоприношения на трассе?..
Ни одна жертва не должна оставаться не отомщенной.
Я надеюсь увидеть Тинатин и надеюсь не увидеть Лору. А если она все-таки припрется сюда на своем раздолбанном «Галантце», что ж… Ты будешь второй, Лора. В списках на аудиенцию ты будешь второй.
…Южное Бутово оказывается недавно застроенным районом, похожим на питерскую Лахту, с той лишь разницей, что по нему курсирует легкое метро: эстакада проходит прямо между домами, по ней, на встречу друг другу, ползут два поезда. Я останавливаюсь у ближайшей станции с горящей красным неоном буквой «М».
«Улица Скобелевская».
Москва, метро «Улица Скобелевская», напротив.
Я на месте, теперь осталось отыскать «Hangar 51-19» . Беглый осмотр ничего не дает: напротив метро расположились пиццерия, аптека, зал игровых автоматов, мелкотравчатое карликовое казино «Парадиз» с люминесцентной пальмой на фасаде, очевидно, призванное удовлетворять нужды ларечников и владельцев палаток с ближайшего рынка, никаких следов клуба. Я надеялся увидеть нечто феерическое, нечто, напоминающее по меньшей мере Мулен Руж или Голден Доллз на Невском. Ничего подобного.
Фиг.
Сдаваться я не намерен.
Опустив стекло, я жестом подзываю проходящего мимо тинейджера. Тинейджер – вот кто должен быть в курсе дела: грязная мешковатая куртка со множеством карманов, куда можно распихать героиновые дозы, широкие, потрепанные, держащиеся на честном слове штаны, грязные кроссовки.
– Мне нужен клуб «Ангар 51-19», – говорю я подростку.
– Чего? – У подростка агрессивно-бессмысленное выражение лица, выдающее пристрастие к клею «Момент», шаурме и демисезонной дрочке под Эминема.
– Клуб, – я повышаю голос. – «Ангар 51-19».
Тинейджер выдувает пузырь из жевательной резинки, а затем – соплю из носа.
– Могу показать.
– Валяй.
Надежда на то, что он долго и путано начнет объяснять мне дорогу, не оправдывается:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Бессмысленность происшедшего очевидна.
Из Лориных глаз течет влага, но я бы не стал называть ее слезами. Что-то подтачивает Лору изнутри, что-то сжирает ее, возможно, раньше секс с кем угодно и когда угодно и приносил облегчение, теперь нет и этого.
– Начни писать рассказы, – советую я, размазывая сперму по ее животу.
– Ну почему… почему, когда ты открываешь рот, мне хочется вмазать тебе по морде?
– Это тоже может служить темой рассказа.
– Выступай со своими проповедями в церкви, милый.
– Я не верю в бога.
«Бога нет. А в выходные и водопроводчика не доищешься».
– Таких идиотов, как ты, нужно еще поискать.
– А таких дур, как ты, сколько не ищи – все равно не найдешь.
– Я неправа. Ты не идиот. Ты даже не подонок, и жалким типом тебя не назовешь. Ты – ничто. Абсолютное ничто.
Слова Лоры нисколько меня не задевают, она и не стремится меня задеть, такой печальной я ее еще не видел.
– Тебе не кажется, что мы могли бы составить превосходную пару, принцесса?
Мы и вправду превосходная пара: покладистый член и двуличная вагина, набор шестеренок, без усилий притирающихся друг к другу, вкладывающихся друг в друга; стручки фасоли, которые вывалились из подола богородицы, две намертво слепленные страницы журнала, неизвестно, что послужило цементирующим составом: кетчуп, яичный белок, рисовый отвар, сопли тамагочи, упивающегося визуальным рядом фильма «Селина и Жюли совсем заврались».
Лоре не быть надеждой новой русской романистики. Никогда. Секс в ее исполнении… спросите что-нибудь полегче, выковыривать занозу из пальца – и то интереснее, сводить бородавки – и то увлекательнее, то же самое она думает обо мне. Я почти уверен в этом. Уверен.
– Ты надеешься сегодня увидеть ее? – Лора не выдерживает первая, я знал, что она не выдержит.
– Надеюсь. Так же, как и ты.
– Думаю, ей не очень бы понравилось, если бы она узнала, чем мы с тобой занимались.
– Думаю, ей на это совершенно наплевать.
– А что будет потом?
Так далеко я не заглядываю.
– Когда потом, Лора?
– Когда ты увидишь ее.
– Так далеко я не заглядываю. Сначала я должен увидеть ее…
Мой ответ не устраивает Лору: она закусывает губу, хмурит брови, запах сладких миндальных орехов улетучился, теперь от Лоры прет мокрой собачьей шерстью, несвежим телом, водорослями, тиной, гниющей рыбой и еще чем-то не менее отвратительным. Ревность в чистом виде. Такая же холодная, такая же концентрированная, как и все остальные чувства Лоры.
– Не слишком ли ты, милый, губу раскатал?
– Не слишком.
– Себе на беду.
– Мне все равно.
Мне хочется избавиться от Лоры. Не таким радикальным способом, каким я избавился от Макса Ларина и кавказцев, что-то подсказывает мне: с Лорой все будет проще. Для этого достаточно смять журнальную страницу.
«РЕЗНЯ БЕНЗОПИЛОЙ В ТЕХАСЕ»
***
…»А… «Autumn In New York ».
Магнитола в «Тойоте Лэнд Крузер» тоже поддерживает формат МРЗ, я прихватил с собой диск Август – с джазовым вокалом. Джаз меня расслабляет, голоса (два мужских и один женский) плавают по салону, осень в Нью-Йорке… Знаю ли я кого-нибудь, кто наблюдал осень в Нью-Йорке? Осень сама по себе не имеет никакой ценности, Нью-Йорк наверняка тоже, а субъективное, подслащенное синкопами мнение двух мужчин и одной женщины меня не интересует, жопе слова не давали, как сказал бы Великий Гатри. Но это все равно хорошо, чертовски хорошо!..
Я в отличном расположении духа, хотя немного трушу. Найти по карте, лежащей в бардачке, метро «Улица Скобелевская» не составляет труда, район называется Южное Бутово, это и есть юг Москвы, самый юг, клуб «Hangar 51-19» находится там, и у меня есть ровно полтора часа, чтобы туда добраться. Даже по московским меркам вполне достаточно.
Никто не сопровождает меня, кроме Сонни-боя, я выскользнул из квартиры Август, когда Лора еще спала. Я же совсем не хочу спать, хотя не смыкал глаз последние двое суток. Стоит ли отнести этот факт к вновь открывшимся возможностям моего организма? Я вижу в темноте идет пунктом номер один, я могу жрать все, что угодно, и в самых разных, совершенно не стыкующихся комбинациях – пункт номер два, я болтаю с кроликами – пункт номер три. И вот теперь: сон мне совершенно не нужен. И хотя прошла всего лишь пара суток, а не пара недель, я почему-то уверен в этом.
Еще одна, невесть откуда взявшаяся уверенность: ни один гаишник меня не остановит, я могу таранить своей «Тойотой» улицы Москвы совершенно безнаказанно, никому и в голову не придет меня остановить, никто не полезет в бардачок за «Глоком» и документами, принадлежащими Максу Ларину, никто не покусится на клетку с Сонни-боем.
Понравилась ли тебе Август, Сонни-бой?
Секс с Лорой – ты ведь меня за это не осуждаешь?..
Сонни-бой – плохой собеседник, но хороший слушатель.
Вытянуть из него хоть что-то о старых владельцах не представляется возможным, хотя я знаю по крайней мере о двух. Вернее, о трех: Максе Ларине и парочке из Штатов. Бонни и Клайд – не больше и не меньше. Их кролика тоже звали Сонни-бой (вряд ли это был ты, так долго ни один кролик не живет), он, единственный, остался в живых, после того как Бонни и Клайда изрешетили пулями у обочины дороги в Техасе, хозяйки – вот кого тебе не хватает, Сонни.
Хозяйки – да, да!
Тинатин могла бы стать отличной хозяйкой.
И мы разъезжали бы по дорогам, все втроем, почему нет? Никакой криминальщины, конечно, не будет, никаких налетов на банк, никаких больших ограблений поезда – в том случае, если этого не захочет сама Тинатин, а если захочет… Что ж, слово дамы – закон. А слово девушки, в которую я отчаянно влюблен, – закон в законе. Я способен на все, ради нее.
А ты, Сонни?..
Если сегодня я увижу Тинатин – обязательно спрошу у нее, как она относится к кроликам. Вряд ли это будет первый вопрос, который я ей задам, но в первой тройке вопрос о кроликах всплывет обязательно.
Есть ли у меня шанс?
Есть ли у меня шанс заинтересовать тебя? Пригласить тебя в кино или еще куда-нибудь, поболтать о милых, ничего не значащих пустяках, стать нужным тебе – вот о чем я спрошу Тинатин в первую очередь. А уже потом – о кроликах.
Я в отличном расположении духа. В отличном.
Даже Москва этого не портит, хотя Москва в состоянии испортить любую обедню. Из историй, рассказанных Пи: в Штатах, так жестко, так жестоко обошедшихся с Бонни и Клайдом, существуют города-призраки. Их немного, они сконцентрированы в Неваде и на прилегающих к Неваде территориях, брошенные дома, брошенные почтовые отделения, брошенные, вросшие в землю автомобили – колеса сняты, металл проржавел почти до прозрачности, сквозь сиденья пробивается трава. Зрелище, которое привлекает сусликов, туристов и раскаленные ветра из Аризоны, точно таким же городом мне всегда казалась Москва.
Вот и сейчас ничего не изменилось – город-призрак, никак иначе, я двигаюсь в потоке автомобилей со снятыми колесами, с бурыми от ржавчины рулевыми колонками, я глазею на провалы окон, шум толпы доносится до меня как отзвук далекого океанского прибоя, но самой толпы нет. Если ты ищешь одиночества, тотального одиночества, милый, отправляйся в Москву, говорит в таких случаях Лора.
Для того чтобы попасть в это чертово, в это благословенное Южное Бутово, мне нужно свернуть на МКАД – На кольцевой чувство одиночества усиливается, и к нему примешивается еще одно, его-то я и ждал: чувство конца пути. Как бы там ни было, через полтора часа (о-о, уже через сорок минут!) станет ясно, смогу ли я задать Тинатин все интересующие меня вопросы, в том числе и про Сонни-боя. Хочется верить, что смогу, иначе к чему было все это сентиментальное путешествие? Иначе к чему были все три жертвоприношения на трассе?..
Ни одна жертва не должна оставаться не отомщенной.
Я надеюсь увидеть Тинатин и надеюсь не увидеть Лору. А если она все-таки припрется сюда на своем раздолбанном «Галантце», что ж… Ты будешь второй, Лора. В списках на аудиенцию ты будешь второй.
…Южное Бутово оказывается недавно застроенным районом, похожим на питерскую Лахту, с той лишь разницей, что по нему курсирует легкое метро: эстакада проходит прямо между домами, по ней, на встречу друг другу, ползут два поезда. Я останавливаюсь у ближайшей станции с горящей красным неоном буквой «М».
«Улица Скобелевская».
Москва, метро «Улица Скобелевская», напротив.
Я на месте, теперь осталось отыскать «Hangar 51-19» . Беглый осмотр ничего не дает: напротив метро расположились пиццерия, аптека, зал игровых автоматов, мелкотравчатое карликовое казино «Парадиз» с люминесцентной пальмой на фасаде, очевидно, призванное удовлетворять нужды ларечников и владельцев палаток с ближайшего рынка, никаких следов клуба. Я надеялся увидеть нечто феерическое, нечто, напоминающее по меньшей мере Мулен Руж или Голден Доллз на Невском. Ничего подобного.
Фиг.
Сдаваться я не намерен.
Опустив стекло, я жестом подзываю проходящего мимо тинейджера. Тинейджер – вот кто должен быть в курсе дела: грязная мешковатая куртка со множеством карманов, куда можно распихать героиновые дозы, широкие, потрепанные, держащиеся на честном слове штаны, грязные кроссовки.
– Мне нужен клуб «Ангар 51-19», – говорю я подростку.
– Чего? – У подростка агрессивно-бессмысленное выражение лица, выдающее пристрастие к клею «Момент», шаурме и демисезонной дрочке под Эминема.
– Клуб, – я повышаю голос. – «Ангар 51-19».
Тинейджер выдувает пузырь из жевательной резинки, а затем – соплю из носа.
– Могу показать.
– Валяй.
Надежда на то, что он долго и путано начнет объяснять мне дорогу, не оправдывается:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65