А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Но инициатива явно исходила от самой г-жи Паникаровской, журнал нужен ей не для того, чтобы забыть многострадальное староневское прошлое, а для того, чтобы постоянно помнить о нем: в «…дзэне» все кричаще, ярко, фальшиво и продажно. Все – псевдо… Почти как в борделе.
– Вы свободны сегодня вечером?
Это похоже на непристойное предложение, того и гляди, тебе в трусы перекочует зелень в формате пятидесятидолларовой купюры. Я лихорадочно пытаюсь вспомнить, что же на мне сегодня, а-а, независимый китайский трикотаж «mr. stallion», на белом фоне – красные, улыбающиеся во весь рот мультяшные члены, Хайяо оскорбился бы сходным разрезом членовых глаз. Резинка тоже не выдерживает никакой критики, максимум, что она вообще может выдержать, – несколько сторублевок.
– Э-э… У меня были кое-какие дела… Но в принципе я свободен. Да, свободен.
– Отлично. У нас намечается вечеринка в честь… в честь… – брови г-жи Паникаровской лезут вверх, губы выгибаются подковой, – …одного фотографа.
Фотограф – явно не Джан-Паоло, иначе я бы знал об этом, я слежу за передвижениями по миру Джан-Паоло и его ассистентов – краем глаза. Фотограф – явно не Джан-Паоло, никакие другие фотографы мне неизвестны, но познания г-жи Паникаровской еще более скудны, а непристойность выгнувшихся подковой губ еще более очевидна, все фотографы в ее воображении – анонимные порносекси категории «X».
– Форма одежды?
– Поговорите с Лорой, Макс, она введет вас в курс дела.
Лора тоже приглашена, я чувствую легкий укол профессиональной ревности, странно.
Имя фотографа – Жиль Бенсимон, галстук – обязателен, все эти сведения я получаю от Лоры через полчаса; Бенсимон – знаковая фигура в мире fashion, ловец топ-моделей, Наоми Кэмпбелл в ракурсах Бенсимона смахивает на бакалавра, Кристи Терлингтон – на птицу, Клаудия Шиффер – на марципан с фруктами, они смахивают на что угодно, кроме вешалок для платья, все очень витально.
Лучше бы тебе завязать галстук узлом «кристенсен», советует Лора, я и понятия не имел, что у галстучных узлов могут быть названия; однотонный галстук надевать тоже не стоит – скука смертная, у тебя есть что-нибудь приличное?..
Никогда не придавал особого значения галстукам, в моем гардеробе их только три: бордовый с кошками, терракотовый с геометрическими фигурами и синий в мелкий горох. Горох сразу же отметается Лорой как наследие ленинизма, кошки с терракотовой геометрией также подвергаются остракизму, после чего Лора великодушно предлагает мне выбрать кое-что из ее собственной коллекции.
Двадцать штук, у Лоры их двадцать штук, с ума спрыгнуть можно! Некоторые остались от бывших Лориных любовников, любителей кашемира, бритых лобков и недельных шоппинг-туров в Казахстан с посещением высокогорного катка Медео. Некоторые остались от бывших Лориных любовниц, любительниц шифона, бритых лобков и недельных шоппинг-туров в Италию с посещением галереи Уффици. Есть и сугубо Лорины вещички, чистый эксклюзив – как правило, он идет в комплекте с галстучной булавкой, запонками и мундштуками – лавры покойной Марлен Дитрих до сих пор не дают Лоре спокойно спать. После часа препирательств и взаимного обстебывания мы наконец-то останавливаемся на варианте, который устраивает нас обоих: галстук песочного цвета, диагональные полосы чуть светлее, «к твоей голубой рубашке он подойдет и освежит костюм». Лора отдает мне песочное сокровище скрепя сердце, галстук дорог ей как память. Об одном американце и тоже ресторанном критике, «я никогда не рассказывала тебе о нем, Макс… О, это был замечательный человек, во всех отношениях – выдающийся!» Не менее выдающийся, чем Хайяо, правда, судьба его сложилась не столь удачно. Несколько месяцев назад до Лоры доползли слухи, что Брэндон (так зовут американца) расстрелял из автомата метрдотеля, двух официантов и повара в маленьком итальянском ресторанчике в Рино (штат Невада) – только потому, что ему не понравилось, как приготовлена лазанья.
Лора знает пару мест в ЭсПэБэ, где подают отличную лазанью.
За сорок минут до начала вечеринки она присылает мне sms-сообщение: «Ne zabyd' nadet' prilichnue trysu. I prixvati parochky gandonov».
«Eto eshe zachem?» – отвечаю я ей за тридцать девять минут до начала вечеринки.
Ответ Лоры выглядит интригующе: «Na vsyaki slycha . Mozhet, chto-nibyd' oblomit'sya».
Уж не залетных ли цыпочек она имеет в виду? Жиль Бенсимон – хорошая приманка для тех, кто хотел бы хоть на полдюйма приблизиться к Наоми Кэмпбелл – бакалавру, Кристи Терлингтон – птице, Клаудии Шиффер – марципану с фруктами, при условии, что мэтр все-таки снизойдет до вечеринки.
«A metr tarn bydet?» – шлю я Лоре очередную эсэмэску
«Pipis'kami tam ne meryayutsya, idiot! Tol'ko koshel'kami» , – Лора как всегда истолковывает все в своем излюбленном стиле «софт-порно».
« Ты ne ponyala. Ya imel v vidy samogo Bensimona» .
…Никакого Жиля Бенсимона на пати, которое устраивает муж г-жи Паникаровской, нет и в помине: фотографии на стенах, вот и весь его привет высокому собранию; фотографии можно пересчитать по пальцам, они перекочевали сюда прямиком из Строгановского дворца, как сообщила мне Лора. Уж не знаю, во сколько это обошлось устроителям, но выглядят картинки с выставки вполне-вполне.
Наоми Кэмпбелл действительно похожа на бакалавра.
Остальные – те, кому не жмут в плечах фотографические рамки; те, кто так до сих пор и не был пойман в силки объектива, – остальные похожи на послеполуденные грезы моих тамагочи: все в тщеславно-романтической дымке, просматриваются только ноги и бриллианты в ушах. О послеполуночных грезах говорить не приходится, они относятся к категории «X».
Ничего мне здесь не обломится, несмотря на «prilichnue trysu» и три презерватива (эк я размахнулся!) в нагрудном кармане рубашки. Цыпочки, самочки, соски – от их количества можно спятить, но они так же далеки от меня, как Наоми Кэмпбелл, бакалавр. Да нет же, черт возьми, намного дальше! Снимков Наоми – хоть жопой ешь, стоит только открыть любой журнал – от «ЕНе» до «Спутника радиолюбителя», на эти снимки можно и спустить, если уж совсем невтерпеж. А безнаказанно шастающих вокруг цыпочек я не увижу больше никогда, обычно на них смотрят совсем другие глаза: глаза банковских активов, нефтеперегонных заводов, предприятий по производству тротуарной плитки и вывесок типа «Торговая сеть супермаркетов «Лента»«.
– Проверь ширинку, – шепчет мне Лора, в обеих ее руках зажато по бокалу.
Ценный совет, если учесть цыпочек: это мясцо такого качества, что передним меркнет даже пармская ветчина.
– Да ладно тебе… Просто приветствую вставанием столь дивный цветник. Только и всего, – отпускаю я немудреную шутку.
– «Проверь ширинку» – местный коктейль, милый, – просвещает меня Лора. – Ром, лайм и еще какая-то хрень. Очень вкусно. И еще – насчет цветника. Все цветы здесь плотоядные, учти.
Лорин коктейль называется «Голубая замшевая туфля», вместо рома – текила, вместо лайма – грейпфрутовый сок, состав хрени, как – и в моем случае, анализу не поддается; Лора похожа на охотника и дичь одновременно, мундштук а 1а Марлен Дитрих универсален, в паре с ним легко соблазнять и так же легко быть соблазненной.
Три презерватива жгут мне сердце.
– Как тебе эта? Может, рискнуть?
Для начала я выбираю нейтральный вариант, тормознувший неподалеку от нас, не блондинку и не брюнетку. Для рекламы ноутбуков она выглядит простовато, единственное, что можно ей доверить, – пейзанская косметика фирмы «Oriflame».
– Забудь, – Лора меланхолично прополаскивает рот. – Эта тебе не по зубам. Насосать за три месяца на джип и квартиру на Каменноостровском – умудриться надо.
– Так она несвободна?
– Видишь тех двоих? Телохранители ее нынешнего бойфренда. Один неверный шаг – и они заставят тебя сжевать собственные носки. А потом можешь запить все это моим коктейлем.
В сторону, указанную Лорой, лучше не смотреть, я примерно знаю, как выглядят телохранители: ничего общего с Кевином Костнером из одноименного фильма.
По сходным причинам Лора отбраковывает еще с пяток кандидаток на мои презервативы, ее знанию светской жизни ЭсПэБэ можно только позавидовать, она разбирается не только в лазанье и стриптизе, надо же!.. Я совсем падаю духом, когда к нам подплывает г-жа Паникаровская. Ее полуобнаженная грудь (что за декольте, господи ты боже мой!) покачивается, как бакен на волне, ударная сила самой волны столь велика, что я не сразу замечаю плюгавого мужичонку в кильватере.
Судя по подобравшейся физиономии Лоры и по ее съежившемуся мундштуку (Марлен Дитрих была бы сильно разочарована) – это и есть «Он». Я явственно вижу ангелов, витающих над его покрытой коротким седоватым ежиком головой: чумазых ангелов автозаправок, их отяжелевшие крылья шуршат и похрустывают купюрным хрустом, во рту у каждого – монета, золотой соверен, такие не выпускают уже столетие. Как минимум.
Все замедленно, как в съемке рапидом, – троекратные лобзанья с Лорой, губы при этом жеманно зависают в сантиметре от щек; легкий кивок в мою сторону: «Здравствуйте, Макс! Рада видеть!»
– Это…
Кажется, г-жа Паникаровская произнесла имя своего спутника, оно вполне бы сгодилось для какого-нибудь культа: жертвоприношения на алтарь и факельные шествия обязательны, чашу для причастия лучше всего наполнять коктейлем «Проверь ширинку».
– …А это наш Макс. Тот самый, который так тебе понравился, дорогой.
Некоторое время я раздумываю, к чьей бы руке приложиться в первую очередь: самой г-жи Паникаровской или ее муженька, впрочем, «муженек» – не самое подходящее слово. Совсем неподходящее.
Capungo.
Таких вот capungo полно в бондиане и у Тарантино с Родригесом, и у десятков киносошек помельче: легко узнаваемый типаж плохого латиноамериканского парня с лиловыми губами и метровым слоем геля на гладко зачесанных волосах. Capungo всегда стреляют из-под полы, выбрасывают нож из рукава, играют краплеными картами и ставят на зеро. Capungo всегда или сутенеры, или набитые под завязку наркодилеры (даже вместо перхоти у них кокаин); или то и другое вместе, но основное их амплуа – убийцы-неудачники, из тех, кто редко дотягивает и до середины фильма. Если исключить гель и гладко зачесанные волосы – передо мной типичный capungo. К тому же благополучно перекочевавший в сиквел.
– Да. Я помню, дорогая.
Ни черта он не помнит, но, как и у всех capungo, у него есть страстишка – большая белая женщина из ближайшего к складу с кокаином борделя. Именно ей он жалуется на изжогу, тяжесть в мошонке и засилье взяточников в полиции; изголовье ее кровати – единственное место, где еще можно обнаружить распятие: capungo никогда не уходят на дело без молитвы.
У capungo, стоящего сейчас напротив меня, другие проблемы, но большая белая женщина – та же. Выписанная прямиком из борделя. Обстановку, в которой была зачитана моя статейка, представить при известной доле воображения несложно: ванная комната, больше смахивающая на поле для мини-гольфа, мраморный пол, джакузи в обрамлении свечей. Джакузи предназначено исключительно для г-жи Паникаровской, ее capungo обходится демократичной душевой кабинкой. Там-то его и накрыли киноэкзерсисы, «не правда ли – забавно, дорогой, хи-хи-хи, Макс – душка, хи-хи-хи, ты только послушай, что он тут понапридумывал!» Из всего прочитанного он наверняка услышал лишь четверть, а запомнил и того меньше, разве что «Макс-душка, хи-хи-хи», упоминание неизвестного мужского имени его не напрягает, особенно в контексте «душки». С тем же успехом г-жа Паникаровская могла бы прощебетать: «это колье такая душка» или «этот «Порш» такая душка». Его не напрягает даже вероятность того, что большая белая женщина может завести себе любовника: после стольких лет работы по узкопостельной специальности подобная вероятность практически равна нулю.
Я мычу что-то нечленораздельное, рад э-э… счастлив э-э… польщен вниманием э-э… но capungo не слышит меня и сейчас – какая, хрен, разница, что там вякает пузатая мелочь, не стоящая и набойки на каблуке его дражайшей половины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65