Если верить титрам фильма, данное кино было снято некоей студией «Амадеус – Видео», навряд ли имеющей официальный статус. В отличие от развратной Прибалтики в России до сих пор производство порно официально находилось под запретом…
В одном из эпизодов фильма Ворон действительно увидел Сосновскую, которая была в прямом телесном контакте с одним из захвативших ее киднеперов. Однако создатели фильма путем монтажа сменили декоративный фон – теперь события происходили не в русской избе, а в кавказской сакле.
– Любопытно, даже очень! – покачав головой, сказал Али, пододвигая к Ворону, сидящему рядом с ним на диване в подсобном помещении похоронного агентства «Ангел», дымящуюся пиалу с зеленым чаем. – С точки зрения силы шантажа – ход очень эффективный… – Он положил на край пепельницы сигарету и вопросительно взглянул на молча созерцающего экран видеоплеера Северова.
– Ты прав, полковник. – Ворон нажал на пульте кнопку остановки диска. Взял в руки пиалу, отхлебнул глоток ароматного, вяжущего язык напитка. Одобрительно кивнул. – Обычная видеозапись не столь впечатляет. Совсем другое дело – самый настоящий фильм! Стоит пустить его в свободную продажу, вставив настоящие имена актрис в сопроводительные титры, и сексуальные похождения дочери известного всей стране олигарха станут темой номер один и газет, и телевидения… Пойди потом отмойся от дерьма…
– С другой стороны, не слишком ли сложная комбинация? – немного помолчав, счел нужным уточнить бывший особист Афганской народной армии. – Зачем шантажировать девчонку, подбрасывать таблетки и заставлять травить собственного отца? Огромный риск… В девяти случаях из десяти нормальная дочь не станет этого делать ни под какими угрозами.
– Тоже верно, – нахмурился Северов, снова прикладываясь к расписной пиале. – Гораздо проще нанять киллера, чтобы он одним точным выстрелом раз и навсегда ликвидировал Сосновского, если тот действительно кому-то мешает. Значит, такой расклад их не устраивает и Михаил Борисович нужен этим архаровцам обязательно живым… Почему?
– Хрен его знает. Таблетки – это уже явный перебор, фильма хватает выше крыши, чтобы заставить олигарха под угрозой его растиражирования отказаться от поездки на Кипр. Конечно, в том случае, если именно этот контракт является причиной шантажа, а не что-то другое, – в свою очередь недоуменно пожал плечами Али. – Вряд ли Сосновский захочет, чтобы его единственное чадо опозорили на всю страну.
– Короче, куда ни плюнь – одни загадки, – подытожил разговор Северов.
Комбат Бульдог
Комбат, невысокий дородный мужик с лицом бульдога и по прозвищу Бульдог, сидел за столом и вместе со склонившимся рядом незнакомым войсковым офицером, майором, водя карандашом по раскинутой на столе карте, изучал тонкости топографии юго-восточной части горной Чечни.
Тут же стояла ополовиненная бутылка водки, два стакана, вскрытая банка тушенки и горбушка хлеба.
При появлении Ивана, вошедшего в нагретую печкой-буржуйкой палатку в сопровождении бойца охраны, подполковник Волгин поднял одутловатое лицо, пару секунд разглядывал разведчика-контрактника, а потом сделал понятный без слов жест рукой, после которого охранник козырнул и исчез из палатки.
– Подойди, – буркнул комбат, и Северов приблизился к столу, непроизвольно кинув взгляд на початую тушенку и хлеб.
При виде еды под ребрами сержанта неприятно засосало, да так, что к горлу подкатила тошнота. В последний раз они перекусили захваченным с собой на задание облегченным пайком – ржаными галетами и салом – еще вчера днем, в скалистой расщелине. За час до внезапного, в светлое время суток, нападения на охраняющих базу бородачей и захвата пленного.
– Как сходили? – неторопливо закурив папиросу, коротко спросил подполковник.
– Задание выполнено, – ответил Иван, чувствуя, как в груди сжимается мерзкий комок, а рот наполняется слюной. – Пленный доставлен…
– Выворачивай карманы, – приказал комбат, махнув рукой. – Содержимое – на стол!
Северов положил автомат на стоящий рядом складной стул и послушно извлек из камуфляжного обмундирования то немногое, что было у него при себе, – зажигалку, спецназовский нож-кусачки и портсигар. Перед уходом на задание все личные вещи разведгруппа сдавала на хранение в материальную часть…
Подполковник сразу же сгреб широченной мозолистой лапой портсигар, открыл его, но, видимо, не найдя того, что ожидал, бросил на стол.
Потом он вперил в лицо Ивана тяжелый взгляд:
– Ты какого хера пидора поганого изуродовал? Полпальца ему на левой клешне оттяпал?
– Помял я его слегка при попытке к бегству, – пожал плечами сержант. – Но ничего у араба не отрезал.
– Помял?! Опять за старое?! Мало вам шакалов-телевизионщиков, снимающих изуродованные тела похороненных боевиков, а потом визжащих на всю Европу о зверствах российской армии на Кавказе?! Мало визитеров из ПАСЕ и прочих дармоедов тамошних, вместе с нашими столичными жополизами?! У меня эти комиссии гребаные в-о-о-т где сидят!
Волгин размашисто провел ребром ладони по бычьей, в складках, шее.
В столь резком поведении, как правило, сдержанного и немногословного комбата Трофимыча, которого уважали все без исключения солдаты, что-то было явно не так. Словно он, сам того не желая, играл навязанную ему кем-то вышестоящим роль беспощадного борца с жестокостью на войне.
– В общем, так… – обычным ровным тоном произнес Волгин. – Собираешь личные вещи в мешок и с рассветом вместе с майором Косаревым из штаба округа, – подполковник кивнул на сидящего рядом офицера, – отправляешься в Ханкалу. Там, в ставке, тебе объяснят политику партии более доходчиво… Получишь расчет, пинок под зад и – на гражданку! Мне среди подчиненных нужны бойцы, а не средневековые варвары! А сейчас ужинать и спать. Кру-у-гом!.. Ша-агом марш!.. И чтоб глаза мои тебя больше не видели…
Последнюю фразу батяня-комбат произнес с явным, неприкрытым усилием, что неудивительно. Во всей этой истории определенно прослеживался скрытый, пока совершенно неясный подтекст.
Но Иван понимал, что в присутствии незнакомого худощавого майора ждать каких-либо вразумительных объяснений от действующего по явному принуждению Бульдога бессмысленно.
Значит, придется ждать до Ханкалы. Там, даст бог, все окончательно и прояснится…
Скрипнув зубами, Иван козырнул, вскинув руку к повязанному на голове платку, забросил на плечо автомат, с явным негодованием развернулся на каблуках и, отогнув брезентовую штору, вышел на воздух.
Стрельнув у скучающего, мокнущего караульного сигарету, Иван не без труда прикурил от отсыревшей спички, вместо благодарности хлопнул пацана-срочника по плечу и не спеша направился за отложенной для членов разведгруппы пайкой.
Поужинав чуть теплой кашей с глотком вяжущего рот чая непонятного происхождения, вернулся к себе в палатку и, несмотря на усталость, еще целых полчаса лежал на шконке, неподвижно глядя в освещенный одинокой лампочкой потолок.
С рассветом бывший сотрудник питерской милиции, а ныне сержант внутренних войск Иван Северов, до истечения срока контракта которого оставалось три с лишним месяца, не считая последующего, почти неизбежного продления командировки еще на полгода, уже ехал по разбитой, чавкающей от непролазной грязи дороге на сопровождаемом бэтээром армейском «уазике» в сторону главной базы федеральных войск.
Он молча глядел в заляпанное окно на унылые пейзажи истерзанной двумя войнами, сожженной и разграбленной мятежной Чечни, пытался в деталях вспомнить всю свою предыдущую службу, дабы из сотен самых разных событий выделить то единственное, которое стало причиной его столь скоротечного и явно надуманного увольнения из спецназа.
Искал – и не мог найти. Ибо все, что ему, как разведчику, пришлось делать на этой высосанной когда-то из пальца войне, теперь уже превратившейся в настоящую межнациональную бойню, вполне укладывалось в рамки допустимого и в чем-то даже морально оправданного ответа на жестокость чеченцев к русским солдатам.
И от осознания этого явного несоответствия, несправедливости, вызванной чем угодно, но только не «варварством» к обезумевшему врагу, на душе Ивана становилось совсем скверно и пусто…
Ему, старающемуся не смотреть в сторону сидящего впереди майора, даже вспомнилась фраза, сказанная давным-давно кем-то из великих: «Нет ничего утомительнее, чем ожидание поезда, особенно когда ты лежишь на рельсах».
Сейчас он как раз был тем самым, кто лежал…
Киллер и афганец
Взглянув на настенные часы, показывающие половину первого ночи, Сергей снова достал телефон и набрал номер институтской лаборатории.
После длинной серии гудков трубку снял сам Рутковский – скорее всего, единственный из сотрудников института, кроме охраны, кто находился на рабочем месте в столь позднее время.
– Ну, есть результаты, старик? – сдержанно осведомился Ворон. – Заставляешь ждать, однако! Глядишь, и надбавка за срочность уже не потребуется!
– Слава богу, докопался! – с облегчением и гордостью за самого себя, умницу и почти гения, выдохнул биохимик. – Интересную ты мне подкинул таблеточку, нечего сказать! Впервые с такой сталкиваюсь, раньше только в справочниках с грифом «секретно» лицезреть формулу доводилось!
– А если ближе к телу…
– Данный препарат – никакой не транквилизатор, а относится к особой группе бета-кортизонов! Точное название определить не берусь, но вот воздействие на человеческий организм примерно описать могу… Если десять дней подряд растворять препаратик в пище, наступает состояние, близкое к тихому помешательству. Возникают неосознанные страхи, человек вздрагивает при любом постороннем шуме, боится даже собственной тени и в конечном итоге превращается в запуганное насмерть животное, неспособное адекватно воспринимать окружающий мир! В общем, внешне – полное впечатление плавно поехавшей крыши. Устраивает такое заключение?!
– Более чем, – пробормотал Северов, вытаскивая из пачки сигарету и разминая ее пальцами. – А если прием таблеток прекращается?
– Медленно, но ситуация возвращается в нормальное русло. Все зависит от психики конкретного человека. У одного пройдет без следа, а у другого могут всю оставшуюся жизнь периодически возникать приступы беспричинного страха, сопровождаемые обильным потоотделением, глюки всякие. Психотропные препараты – категория тонкая, до конца не изученная! И еще один моментик… Большинство препаратов данной, так называемой внесписочной, группы разрабатывались нашими гениями исключительно для спецслужб, а поэтому мгновенно растворимы, абсолютно безвкусны и после приема не оставляют в организме никаких следов. Их нельзя обнаружить даже при вскрытии трупа. Теперь, кажется, всё.
– Ну, в целом понял… Спасибо за помощь, алхимик, надеюсь, в будущем не поссоримся. До встречи!
– Если понадоблюсь – за умеренный гонорар я всегда к вашим услугам, мистер Холмс! – безмятежно выпалил Рутковский и первым положил трубку.
– Смотри-ка, шантажисты не обманули, – покачал головой Северов, прикуривая. – Выходит, никто и не собирается мочить Сосновского, его хотят просто на время изолировать. Или напугать… Дескать, это последнее китайское предупреждение, потом наступит абзац.
– Первое правило сыщика – скажи, кому это выгодно, и я отвечу, кто заказчик, – со вздохом развел руками Али. – А откуда нам знать, кому это выгодно?
– Если допустить, что исполнители акции заранее были убеждены, что девчонка не станет травить отца неизвестной дрянью, а сразу расскажет о порнухе и шантаже, то налицо уже совсем другая песня… Утром позвоню Ирине, верну ей диск и оставшиеся таблетки, пусть покажет их папочке и Чиркову, с нашими комментариями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53