Ее глаза впились в мои, как будто она хотела проникнуть вглубь моего существа, но в них таилось что-то еще. Что-то наполовину скрытое, но живое, как пульс, который явственно бился у нее под кожей в ямке у горла. Она подняла правую руку и прижала ее к горлу. На ее руке темнело пятнышко — след моей крови.
Я оторвал от нее взгляд и посмотрел на Драгуна.
— Насчет Джо, — сказал я. — Он давно работал на вас? С кем он водился?
— Послушайте, Шелл, — сказал он, — я знаком с вами уже года два. Я часто вас вижу — то здесь, то там. Я не хочу неприятностей ни между нами, ни со стороны закона. По крайней мере, в моих делах. Но единственная причина, почему я говорю с вами о Джо, в том, что я ни черта не знаю.
Он откинулся на спинку кресла, и оно скрипнуло, как дешевый мел на школьной доске.
— Вот вам вся картина, — сказал он. — Джо занесло сюда каким-то ветром месяцев пять или шесть назад. Он принюхивался и присматривался, и обнаруживает, что я букмекер. Поэтому он приходит ко мне. Он симпатичный парень и работал в этом деле где-то на Востоке. Я не знаю за ним ничего худого, так что нанимаю его. С кем он водится, какая у него биография — этого я не знаю. Да и не хочу знать. Работает он о'кей, и я доволен.
— Пока не выясняется, что вы потеряли несколько тысяч долларов в результате какой-то махинации?
— Бросьте свои догадки.
— Да нет, я просто так спросил, — сказал я небрежно. —- Вы бы не стали выбрасывать парня только из-за того, что не досчитались нескольких тысяч. Или как, Драгун?
Он даже бровью не повел.
— Нет. Не стал бы. Я могу себе позволить потерю нескольких тысяч. У меня ведь не один источник, откуда черпать. Дело не столько в деньгах, сколько в принципе.
— Да, я слышал — насчет принципов вы зверь.
— Черт, вы же знаете, что я имею в виду. Уступите этой шпане полдюйма, и они живо сядут вам на голову.
— Не столь ясно, как мне хотелось бы, но все же идею я уловил. — Он снова наклонился ко мне через стол и, прищурившись, посмотрел на меня из глубоких орбит.
— Но, Скотт, — сказал он медленно, — будьте осторожнее со своими вопросами. Некоторые вопросы могут повредить вашему здоровью.
Я усмехнулся в ответ. Сара оттолкнулась от стола мягким, гибким движением и приблизилась ко мне вплотную. Я поднял на нее глаза.
— Я не поблагодарил вас за ваше усердие. Спасибо.
— О, пустяки. Мне просто захотелось поворошить ваши волосы, хоть они и короткие.
Она оперлась на мое плечо и стала почесывать ногтями мою шею. В позвоночнике у меня заиграли молекулы. Я спросил:
— Нервничаете?
— Ничуть.
— Ну, так заставляете меня нервничать.
Она слегка улыбнулась, скосив на меня зеленые глаза. Я извлек пачку сигарет и предложил ей одну, но она отрицательно покачала головой. Я закурил, глубоко затянулся и сказал Драгуну:
— Полагаю, это все, на что я могу рассчитывать? Он кивнул:
— Это все, чем я мог вам помочь.
— О'кей. Когда-нибудь зайду еще.
Я еще раз глубоко затянулся, и тут на Сару что-то нашло: она меня ущипнула. Она действительно вонзила в меня свои ногти. Она вцепилась мне в шею, как какой-нибудь рак клешнями.
Дым вырвался у меня из глотки вместе с воплем, и я вскочил со стула, дрожа от гнева.
Она повернула ко мне лицо, сжав перед собой руки, приоткрыв рот и выставив подбородок. Потом стиснула зубы в улыбке.
Не знаю, действительно ли я хотел отшлепать эту кошечку, или это вышло неожиданно, но только я шагнул к ней, схватил ее за руку и, снова опустившись на стул, рванул ее к себе. Она упала, лицом вниз, ко мне на колени, явно застигнутая врасплох.
Придерживая ее левой рукой, я поднял правую в воздух — и с чувством величайшего удовлетворения надавал ей шлепков.
Я никогда раньше не видел, чтобы Драгун смеялся, но когда я взглянул на него, рот его был широко раскрыт и из него вырывалось что-то вроде радостного храпа, в то время как рука весело отбивала на столе такт.
В первый момент, когда Сара вцепилась в меня наманикюренными коготками, меня бросило в жар, но теперь мне стало вдруг жарко как-то по-другому, и после пятого шлепка я признался себе, что мне уже не хотелось наказывать эту девчонку. Так что же, черт возьми, я делаю? Пора остановиться.
Я столкнул Сару с колен, и, поднявшись, она повернулась ко мне. Она молчала. Ее челюсть чуть заметно двигалась — она скрежетала зубами. Судя по ее лицу, она не была ни обижена, ни рассержена, ни смущена.
Уголки ее маленького рта слегка вздернулись. Ее трясло, как будто у нее была пляска святого Вита. Ее ладонь была горячей и влажной.
Драгун все еще смеялся, когда я вышел и захлопнул за собой дверь.Никто не знал, что Флеминг Драгун держит тотализатор — «лошадиный салон», — никто, кроме полицейского отряда по борьбе с игорными притона-
ми в Лос-Анджелесе, тех, кто играл на скачках, и еще нескольких человек. Даже при этом «лошадиный салон» Драгуна был неплохо замаскирован. Допустим, вы получили надежные сведения о какой-либо лошадке, которая будет участвовать в пятом забеге в Бельмонте; у вас в кармане - лишние два доллара, а в перспективе — свободный вечер. Если вы в Лос-Анджелесе, вы идете в южном направлении по Грэнд-стрит до угла Одиннадцатой, пересекаете ее и оказываетесь перед Эйс Джоук Шоп — магазином новинок. Это угловое здание, протянувшееся футов на шестьдесят по Грэнд-стрит, немного великовато для такой лавки. Но в ней вы можете купить спички, которые взрываются и издают страшный звук — пффффт, — когда вы на них садитесь; и около девятисот других приспособлений, которыми вы можете оживить или расстроить вечеринку, сообразно вашему чувству юмора. Однако эти приспособления вас не интересуют. Вы хотите поставить на подсказанную вам лошадку. Поэтому вы идете вдоль длинного прилавка до его середины, где оставлен проход. Вы киваете Генри — сморщенному человечку, который продает новинки, и он кивает вам в ответ, потому что знает вас, — иначе вы бы не прошли мимо пфффффт-подушек за прилавок. Здесь вы поворачиваете направо, идя как бы назад, но уже за прилавком, в конце его, слева от вас, за массивным книжным шкафом, находится дверь. Вы открываете ее и входите.
Вам уже знакомы подобные помещения. Справа, за деревянной стойкой, — парни, которые забирают ваши деньги и выдают вам билеты; репродуктор, сообщающий о ходе скачек, о результатах и т. п. На стенах — прямо и слева — объявления, извлечения из справочников о лошадях. Сведения о том, какая лошадь побежит по какому треку, и как они бежали до этого забега, и еще тонна другой информации в сокращенных кодовых обозначениях, которые совершенно непонятны неискушенному человеку и лишь немного понятнее «жучку». Поэтому вы бросаете последний взгляд на код, под которым значится ваша лошадь, — имя этого коня Великолепный, и до сих пор он бегал так, будто у него сломана косточка; и это как раз очень хорошо, ибо, когда он победит, вы получите предельную сумму: пятнадцать к одному, а это случится именно сегодня, потому что ваши сведения, можно сказать, прямо из стойла. Поэтому вы становитесь дерзким и беспечным, как школьник на втором свидании с одной и той же девочкой, и ставите по четыре доллара на нос. Парень дает вам ваш листок, где вписаны ваши инициалы, кличка лошади, на которую вы ставите, и сумма ставки; а из репродуктора пронзительный голос возвещает, что лошади на старте — побежали — бегут; и потом все кончается. И если предсказание, которое вы получили, исходило прямо из лошадиных уст, значит, лошадь лгала сквозь свои желтые зубы, и вы начинаете думать, что это предсказание, возможно, вышло из какой-то другой части ее
анатомии. Во всяком случае, вы недоумеваете, что же, черт возьми, приключилось с Великолепным.
Если хотите узнать у босса, что случилось с Великолепным, или застрелить этого негодяя, или плюнуть ему в глаза, вы проходите в дверь в левой стене этого азартного ада и оказываетесь в узком холле. Справа от вас комната, которая служит чем-то вроде кладовой; слева — кабинет Флеминга Драгуна. Только не стойте под дверью и не подслушивайте, потому что поблизости слоняются два отвратительных парня.
Усекли? Знаете теперь, как Туда пройти? О'кей. Но послушайтесь моего совета: не ходите. По крайней мере, не ставьте на Великолепного...
Я вышел из кабинета Драгуна в узкий холл. Голая лампочка на потолке отбрасывала на стены желтый свет.
Мои краснолицые приятели стояли, прислонясь к двери кладовой. Я подошел к ним. Коренастый был поближе. Он выпрямился и взглянул на меня с кривой, презрительной усмешкой.
Он сказал:
— Как голова, шпик?
Я влепил ему в живот кулаком. У него перехватило дыхание, и он издал какой-то звук — как будто хотел крикнуть «помогите», но не смог закончить, и этот звук повис в воздухе, как тот звук, который вырывается у человека после двойной порции дешевого бурбона. Он согнулся, задыхаясь. Я размахнулся от бедра левой рукой и врезал ему в подбородок, с удовлетворением ощутив, как удар отдался у меня в запястье и плече. Он шлепнулся, как мокрая тряпка, и растянулся на полу неподвижной грудой.
Это произошло в одну секунду, но маленький успел сунуть руку под пиджак. Перешагнув через его товарища, я схватил его за руку и сильно крутанул. Он издал писк, похожий на звук детского воздушного шара, когда из него выпускают воздух, и упал на колени, откинувшись назад и повторяя: «ааа-ааа».
Я сунул руку ему под пиджак, вытащил пистолет и швырнул его на другой конец холла; потом ударил его по одной и по другой щеке. Голова его дернулась вправо и влево, и глаза стали как будто стеклянные. Я оставил коренастого там, где он рухнул на пол, а маленького — стоящим на коленях, и вышел.
Я взглянул на часы. Было без пяти семь, и всех, кто играл на скачках, уже и след простыл. Даже тех, кто старается извлечь все, что можно, до самого конца. В магазине новинок, до закрытия которого оставалось еще пять минут, пара старшеклассников хихикала над «художественными» слайдами, в то время как продавец Генри стоял за прилавком со скучающим видом. Я кивнул ему и присоединился к редким пешеходам на Грэнд-стрит. У газетчика на углу я купил «Сентинел» и прошел полквартала по Одиннадцатой, туда, где оставил свой кадиллак.
«Сентинел» все еще продолжал свою кампанию против лихачества автоводителей и дорожных инцидентов. Слева в рамке газета возвещала: ДВА СМЕРТЕЛЬНЫХ СЛУЧАЯ ЗА ПОСЛЕДНИЕ 24 ЧАСА, а внизу,
в статье на два столбца, осуждалось безрассудство небрежной езды и особенно подчеркивалось возрастающее число фатальных наездов на пешеходов: в результате Лос-Анджелес становится мишенью для нападок со стороны Национального Совета безопасности движения. Я прочитал статью с начала и до конца, — ведь Джо Брукс, историю которого я расследовал, был явной жертвой такого фатального наезда, — просмотрел помещенные в номере комиксы и включил мотор.
Мне сказали, что Джо жил последнее время вместе со своей сестрой, Робин Брукс, и я поехал прямо туда.
Это был, небольшой оштукатуренный дом, сине-зеленый, отделанный белым, в 300-м квартале Норт Уинзор-стрит. Чистенький, прохладный и маленький, как большинство домов в этой части города. Перед ним зеленел ухоженный газон; выложенная плитами дорожка вела к парадному.
Я позвонил в звонок и критически посмотрел на свои коричневые кожаные туфли. Отправляясь к даме, я всегда следил, чтобы мои туфли были начищены до блеска, даже если эта дама — старая ведьма. Сейчас они просто сияли. Пока я восхищался их блеском, дверь распахнулась, и я медленно поднял глаза.
Я увидел пару коричневых босоножек, из которых выглядывали пальцы с покрытыми красным лаком ногтями; жесткие шнурки, обвивающие аккуратные лодыжки; лодыжки, грациозно переходящие в привлекательные икры; черные, по колено, штаны (наподобие тех, что носят «клэмдигге-ры»*), обтягивающие высокие бедра;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26