– А вот я "начинаю думать, – сказал Торрес, – что все это не имеет к тебе лично никакого отношения. Ты понимаешь, о чем я? Они хотят пристрелить тебя, чтобы что-то доказать или произвести впечатление. А может, потому, что Зип пообещал тебя пристрелить, а теперь хочет сдержать слово. Не знаю, ведь это не мои друзья, а твои. Уж если и ты не понимаешь, зачем они хотят тебя убить, трудно ожидать, чтобы в этом разобрался я.
– Как бы там ни было, – вздохнул Гарри, – но теперь я и носа отсюда высунуть не могу. – Он посмотрел в окно и снова повернулся к Торресу: – Выпить хочешь?
– Самое главное, – сказал Ники, – они базарят все время по-итальянски, а при этом я должен откуда-то знать, что происходит. Ну, например, все вдруг встают из-за стола и уходят. Я не знаю, что делать, и остаюсь сидеть, а Томми Бакс глядит на меня и спрашивает: «Что это с тобой?» И говорит, чтобы я тоже шел. А встречаясь, знаешь, что они делают? Обнимаются и целуются. Я глазам своим не верил. Я познакомился немного с одним парнем, с тем самым, которого потом убили, я говорил про него, Фабрицио. Так вот, я спрашиваю у него, что значат некоторые слова, и вдруг выясняю, что Томми всю дорогу называет меня жопой.
– А как ты относишься к кличке testa dicazzo? – спросила Глория.
– Да, он и так меня зовет, – недоуменно уставился на нее Ники. – А что это значит?
– Головка члена.
– Правда? А я-то думал, что хоть это о'кей, вроде как моя фамилия. Ну вроде как называет меня Теста, немного по-своему.
– Это значит головка члена, – повторила Глория.
– И вот хотел бы я знать, – с горечью вопросил Ники, – неужели я должен терпеть от него всю эту срань?
Но Джимми Кэп молчал и словно не слышал своего телохранителя. Может, спит? За темными очками не разберешь.
Собственно, солнечные очки были на всех трех лицах, высовывавшихся из вспененной воды в дальнем конце плавательного бассейна, – Ники давал здесь отчет о поездке, Джимми Кэп то ли слушал его, то ли спал, а Глория под водой водила пальцами правой ноги по внутренней части бедра Ники.
– Так неужели я должен? – снова спросил Ники. Глория пихнула Джимми локтем.
– Что? – встрепенулась трехсотпятидесятифунтовая туша.
– Неужели я должен терпеть эту срань, терпеть, как меня называют stronzo?
– Ты о ком это?
– О Томми Баксе, о ком же еще. Он всегда называет меня разными словами.
– Stronzo, – сказала Глория, подражая итальянскому акценту. – Эй, ты, stronzo.
– А мне-то какое дело, – удивился Джимми Кэп, – как он тебя называет?
– Но я же работаю на тебя, – сказал Ники и чуть не выпрыгнул из воды – нога Глории забралась внутрь его плавок.
– Да, ну и что?
– О'кей, а как он называет тебя – это тебе интересно?
– Ты о чем это?
– О разговорах со своими итальянскими дружками. Я слышал, как он упоминал твое имя.
– Ну и что же он говорил?
– Я не знаю итальянского, но говорил он совсем неуважительно – было понятно по интонациям, да и по всей его манере.
– И какая же это была манера?
– Ну, скажем, произнесет он твое имя и смеется. А один раз он сказал что-то о тебе и сразу же сделал вот так. – Ники слегка приподнялся и ударил правым кулаком по сгибу левой, тоже сжатой в кулак руки. – А вот как тебе понравится еще одна история. Насколько я понимаю, ты послал нас туда, чтобы мы нашли Гарри, а найдя – прикончили, о'кей, мы поймали цветного, который на него работал, – я тебе уже это рассказывал. Томми всего-то и оставалось, что спросить этого парня, где живет Гарри. Так нет же, Томми не до этого, он занят с этой шлюхой. Он все свое время с ней проводил.
– С этой – кем? – переспросила Глория.
– С этой шлюхой.
– Да? – заинтересовался Джимми Кэп. – И как же она выглядела? Клево?
– Ты что, шутишь? Сука какая-то долбучая. Думаю, запусти к ней в комнату вместо Томми кота, она бы и ему подставилась. Так вот, с ней-то он и был, когда позвонил ковбой, и мне пришлось бегать туда-сюда между телефоном и Томми и пересказывать в трубку все, что скажет Томми, потому что тот не захотел, видите ли, поговорить сам, он был очень занят.
– Какой еще ковбой? – спросил Джимми. Господи, да он хоть что-нибудь слышал?
– Там был этот маршал США, я же об этом уже говорил. Настоящий, со звездой.
– Главная проблема Томми, – сказал Джимми Кэп, – в том, что он, Зип, чистокровный сицилиец, – только никому не болтай, что я так говорил. Отсюда и вся его долбаная серьезность. Я говорю ему: ты бы попробовал как-нибудь встряхнуться – так он даже не понимает, о чем это я.
– Если бы дело было в моих руках, – продолжал Ники, – я бы заставил этого цветного рассказать, где живет Гарри, а потом поехал бы в этот дом и кончил бы его. Помнишь, как ты раз спросил меня, что бы я сделал с этим парнем с бензозаправки, который тебе не платит? Не мое, конечно, дело, но я слышал недавно, как ты говорил с Зипом про Гарри, сказал, что лучше бы забыть про него, что Гарри не стоит всех этих хлопот. А Зип отвечает – ты что, с ним договорился? Если он шлепнет Гарри, к нему переходит все букмекерство, вот он и не дает тебе отступиться. А если ты отдашь Зипу букмекерские конторы – что он захочет потом? И вообще – для чего тебе такой парень, не желающий делать, что ему сказано?
Глория повернулась к Ники.
– Да, взялся ты за Томми.
– А тебя что – спрашивают? – зло оборвал ее Джимми Кэп.
* * *
Сегодня Зип выбрал из своих двубортных костюмов бежевый; стоя в патио, сицилиец смотрел на плавательный бассейн.
Первым выходит Ники, он поворачивается, нагибается, протягивает руку Джимми Кэпу. Мощные мускулы напряглись, вытаскивая наверх триста пятьдесят фунтов жира. Господи, это надо же иметь такое брюхо. Теперь Глория, она подобрала полотенце и обмотала им свои голые сиськи. Джимми что-то ей сказал, похоже, злится, устраивает историю из какой-нибудь ерунды. Глория протянула Джимми снятое с себя полотенце, тот взял его, но сразу же отшвырнул; полотенце улетело в бассейн. Теперь заговорил этот накачанный засранец. Джимми выслушал засранца, положил руку ему на плечо, повернулся к Глории и что-то сказал. Та подобрала свой лифчик, начала прилаживать его к сиськам и ушла от бассейна. Идет прямо сюда.
Зип ждал, притворяясь, что любуется пейзажем – Фонтенбло и «Иден Роком» на противоположном берегу Индейского ручья.
– Из-за чего шум? – спросил он застегивавшую на ходу лифчик Глорию.
– Хочет, чтобы ему дали его собственное полотенце.
– Насколько я понимаю, он соскучился по своему члену – не видел его с того времени, как весил еще только двести фунтов.
– Не много теряет, что не видит, – бросила Глория и пошла дальше.
– Эй, подожди-ка, – задержал ее Зип.
Глория остановилась и полуобернулась через плечо.
– Что у вас там было, совещание?
– Пытались решить, кто такой Ники. Stronzo, – она опять изобразила итальянский акцент, – или testa dicazzo. Зип откровенно развеселился:
– А какие-нибудь еще слова ты знаешь?
– Нет, – ответила Глория, – но я способная ученица.
* * *
Джойс сидела в гостиной, не зажигая света, и смотрела в окно. Гарри позвонил около семи.
– Ты опять пил, – сказала она.
– Честно говоря, да.
– Весь день?
– Судя по ощущениям, лет пятьдесят без перерыва. А что?
Гарри не окрысился, услышав вопрос. Уже хорошо. Но затем ему все-таки захотелось найти себе оправдание, причину, почему он пьет.
– Сижу здесь взаперти как проклятый, вот нервы и пошаливают. Бессонница началась, а этот бренди немного помогает. Тут заходил Торрес, говорит, ты ему звонила.
– Хотела узнать, нет ли каких новостей.
– Он говорит, ты беспокоишься насчет Рэйлена. А я ему сказал: «А как насчет меня? Ведь это я им нужен».
– Я и о тебе беспокоюсь, – ответила Джойс.
– Весьма благодарен. Я попросил Торреса обеспечить мне хоть самую малую защиту – какого черта, ведь я же не виноват, что меня решили убить. Он говорит, что за отелем будет присматривать патрульная машина, он им скажет. Можно подумать, эти ребята заявятся с плакатами, кто они такие и что собираются сделать. А Торрес говорит, они сразу среагируют, если что случится. Наверное, он считает, это должно меня успокоить. А ты еще спрашиваешь, почему я пропускаю рюмку-другую.
– Если ты будешь продолжать в таком духе, – сказала Джойс, – в конце концов обязательно сделаешь какую-нибудь глупость. И ты сам это прекрасно понимаешь.
– Ты знаешь, – сказал Гарри, – хуже всего было тогда, когда я полностью отключился. Очнулся в самолете, не имея ни малейшего представления, куда же мы это летим. Вот я и задумался, надо бы спросить стюардессу, но как это сделать, не выставляя себя полным идиотом? А сижу я в первом классе и пью только минералку, не хочу рисковать, а то вдруг отключусь по новой. Вот я и начал беседовать с женщиной, сидящей рядом, – не помню о чем, вроде о фильме, который будут показывать. И все время думаю – надо бы спросить у нее. Набрался духу и спросил прямо, без всяких околичностей: «Наверное, это звучит очень глупо, но не будете ли вы добры сказать мне, куда мы летим?» А она посмотрела на меня с удивлением и говорит: «Лас-Вегас», и звучит это так, словно, а куда бы мы могли еще лететь?
– Гарри, это же я была с тобой, – сказала Джойс. Гарри на секунду смолк.
– А ведь верно, ты как раз и была той женщиной, – сказал он наконец и добавил в порядке объяснения: – Но тогда у тебя была другая прическа.
* * *
Джойс увидела фары: по Меридиен, с севера на юг, ехала машина. Она двигалась медленно, видимо, водитель разглядывал номера домов. Потом машина вывернула на встречную полосу и остановилась под ее домом. Было уже полвосьмого, Джойс так и сидела у окна темной гостиной; увидев, кто вышел из машины, она вскочила со стула, подбежала к входной двери, открыла ее и стала ждать человека, поднимавшегося по пандусу, – человека в темном костюме и шляпе на манер той, какие любил носить Гарри Трумэн. А потом Джойс протянула к нему руки, и он тоже протянул к ней руки и молча ее обнял.
Глава 24
Может, когда-нибудь он и расскажет Джойс, как думал о ней по пути домой, перелетая Атлантический океан, и как ему хотелось видеть ее, и как он не мог дождаться – когда же он ее увидит. Как хотелось ему поцеловать ее, когда она уезжала с Гарри, и как хотелось ему поцеловать ее теперь, только он не знал, можно ли, и думал, а если я себя обманываю и совсем не так она на меня посмотрела. А что, если она считает меня дураком? А что, если она все еще любит Гарри, хотя Гарри и годится ей по возрасту в отцы? И еще много всего он передумал. Да и вообще, вот проскочил он бегом мимо таможенников, продемонстрировав свою звезду, а потом гнал сюда как угорелый – а вдруг ее нет дома?
Но она была дома. А когда они поцеловались в темноте, у входной двери, а потом продолжали целоваться в квартире и целовались так, словно изголодались друг по другу и никак не могли насытиться, он с удивлением вспоминал все эти свои сомнения и не мог понять, как мог он в чем-то усомниться. Когда-нибудь потом он расскажет ей про все эти мысли, чтобы она знала, что он чувствовал, но сейчас нужно было рассказать ей много другого.
Начиная с Роберта Джи.
* * *
– Зип сказал: «Пристрели его», а этот молодой, Ники, говорит: «Что, прямо здесь?» Думаю, ему и хотелось бы, но он просто не мог, не был готов к такому. И тогда Зип застрелил его сам. И застрелил так, что было видно – ему-то явно не требовалось к такому готовиться. Просто повернулся, дважды выстрелил Роберту в грудь, снова направил пистолет на меня и снова спросил: «Куда они поехали?» А я сказал ему то же самое, что и раньше. Ведь вы уехали, так что у меня не было никаких оснований врать. Думаю, он понял, что я говорю правду, и это его остановило. А тут этот молодой, Ники, говорит: «А этот будет мой!» – это про меня он говорит. Зип очень удивился, то есть сделал вид, будто очень удивился. Он что-то сказал, напомнил вроде Ники, как тот уже раньше обещал застрелить меня, но не застрелил. «А теперь ты готов шлепнуть его, – сказал Зип, – верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36