Она стояла во дворе, завязывая на голове платок. Дождь прекратился.
— Завтра приедете? — крикнул я.
— Завтра не могу. Еду в Лондон.
— А в субботу?
— А вы хотите?
— Да.
— Попробую.
— Пожалуйста, приезжайте.
— О! — Она внезапно улыбнулась такой улыбкой, какой я еще не видел у нее. — Ладно!
При всей моей беспечности в смысле входной двери я не бросал без присмотра то, что заинтересовало бы потенциальных воров. Если бы у меня и было пятьсот фунтов, я вряд ли оставил бы их валяться на виду, как было запечатлено на снимке.
Когда я занимался переоборудованием старого сеновала в квартиру, то сделал кое-что сверх того, что требует мода. За шкафом в кухне, где хранились такие ценные в хозяйстве вещи, как стиральный порошок и средство от мух, был встроен сверхнадежный сейф. Он открывался с помощью не ключей или цифровых комбинаций, а электроники. Изготовители вместе с самим сейфом доставили и маленький ультразвуковой передатчик, который посылал радиосигналы, с помощью которых и отпирался сейф. Я сам устанавливал их — сейф за шкафом в кухне, передатчик в фальшивом днище шкафа. Даже если бы кто-то обнаружил приемник, он должен был отыскать еще и сейф, а также знать, на каких частотах должен работать приемник, чтобы запор открылся.
Поистине, «Сезам, откройся!». Я всегда любил хитрую механику.
В сейфе, кроме денег и скаковых трофеев, было несколько антикварных серебряных вещиц, три картины, две статуэтки, чашка с блюдцем мейсенского фарфора, табакерка эпохи Людовика XIV и четыре не-ограненных алмаза общим весом в двадцать восемь каратов. Это была, так сказать, моя будущая пенсия, завернутая в зеленое сукно и неуклонно повышавшаяся в цене. Жокей, выступающий в стипль-чезах, мог отправиться на пенсию после очередного падения, а если ты ухитрялся дожить в седле до сорока лет, это уже был предел.
Там же хранился поистине бесценный кусок чугуна с полукруглым отверстием. К этим несметным сокровищам я добавил и конверт, полученный от Ферта. Расставаться с ним мне было еще рано.
Запирать входную дверь не хотелось: нужно спускаться по лестнице вниз, карабкаться обратно, а потом совершать такое же путешествие утром, чтобы отпереть ее. Поэтому я оставил дверь открытой, ограничившись тем, что в ручку двери гостиной вставил стул.
Вечером я позвонил Ньютоннардсу в его розовый дом в Милл-Хилле.
— Привет, — сказал он. — Значит, получили назад лицензию? Сегодня только об этом и говорили.
— Да, это великая новость.
— Что же заставило милордов изменить первоначальное решение?
— Понятия не имею... Слушайте, а вы больше не встречали того типа, который играл у вас Вишневый Пирог?
— Как ни смешно, но я видел его как раз сегодня. После того как узнал, что вы снова на коне. Я и решил, что он вас больше не волнует.
— Вы случайно не выяснили, кто он такой?
— Случайно выяснил. Скорее чтобы удовлетворить собственное любопытство. Достопочтенный Питер Фокскрофт. Вам это имя что-нибудь говорит?
— Брат лорда Мидллберга?
— Да, так мне и сказали.
Я усмехнулся про себя. Ничего сверхъестественного в том, что Крэнфилд отказался назвать имя своего таинственного приятеля. Обычное карабканье вверх по социальной лестнице. Конечно, он может подняться на одну ступеньку, используя в качестве курьера достопочтенного П. Фокскрофта, но скатился бы на пять, если бы имя Фокскрофта всплыло на расследовании.
— У меня еще один вопрос... не могли бы вы... не были бы вы так любезны оказать мне еще одну услугу?
— Все зависит от того, что именно. — Ответ осторожный, но не отрицательный. Хитрый, повидавший виды тип.
— Я могу предложить взамен очень немногое.
Он хмыкнул:
— Заранее предупреждаете не ждать от вас подсказок, когда будете выступать на битом фаворите?
— Что-то в этом роде, — согласился я.
— Ясно. Иначе говоря, хотите получить кое-что ни за что. Это я просто чтобы понять, где мы стоим. Ну давайте спрашивайте!
— Вы не помните, кому вы рассказывали о Вишневом Пироге?
— Перед расследованием?
— Да. Вы упоминали коллег-букмекеров.
— М-да... — В его голосе были сомнения.
— Если это возможно, не могли бы вы узнать у них, кому они об этом рассказывали?
Он присвистнул в трубку:
— Ничего себе просьба.
— Извините. Будем считать, что я ни о чем вас не просил.
— Подождите-подождите. Я не сказал, что это невозможно. Это, конечно, скорее всего, дохлый номер — вряд ли они о таком будут помнить.
— Знаю. Шансов немного. Но все же мне очень хотелось бы узнать, кто рассказал стюардам о том, как у вас выиграл Вишневый Пирог.
— Вы же получили назад вашу лицензию. Почему бы вам на этом не успокоиться?
— А вы бы на моем месте как поступили?
— Даже и не знаю, — сказал он со вздохом. — Ну ладно, попробую что-нибудь сделать. Ничего не обещаю. Кстати, было бы полезно знать, когда какая-нибудь ваша лошадка будет без шансов. Просто физически не сможет выиграть. Вы меня понимаете?
— Вполне, — сказал я. — Договорились.
Я положил трубку, подумав, что лишь подавляющее меньшинство букмекеров закоренелые негодяи и что большинство из них гораздо лучше, чем принято считать. Все их племя несло на своих плечах бремя вины лишь немногих из них. Точь-в-точь как студенты.
Глава 14
Оукли в эту ночь не пожаловал. Собственно, ко мне никто не пожаловал. Утром я вынул стул из дверной ручки, чтобы впустить новый день. Никто не поспешил воспользоваться моим гостеприимством.
Сварил себе кофе. Когда я стоял в кухне и отхлебывал из чашки, появился Тони и налил себе виски в кофе. Это был его завтрак. Он только что посмотрел работу нескольких своих лошадей и собирался посмотреть, как трудится другая партия. Он провел перерыв в моем обществе, обсуждая их шансы так, словно ничего не случилось. Для него моя дисквалификация была уже седой, забытой древностью. Он вполне разделял кредо газетчиков: сегодняшние новости — это важно, завтрашние — тем более, но то, что было вчера, никому не интересно.
Тони допил кофе и удалился, жизнерадостно похлопав меня по плечу, отчего возопил синяк, поставленный Оукли. День я провел в основном, лежа на кровати. Я отвечал на телефонные звонки, а больше глядел в потолок, давая возможность природе самой лечить раны, и думал, думал...
Еще одна тихая ночь. У меня в голове вертелось два имени, и я жонглировал ими, пытаясь понять, кто же из них негодяй. Двое подозреваемых — это лучше, чем триста. Но я вполне мог ошибиться.
В субботу утром почтальон принес почту прямо наверх, как он стал делать с наступлением гипсового периода. Я сказал ему «спасибо», просмотрел корреспонденцию, уронил костыль и, как всегда, долго и неловко поднимал его. Когда я открыл одно из писем, то от удивления уронил оба костыля.
Оставил их валяться на полу, прислонился к стене и прочитал:
"Дорогой Келли Хьюз!
Я прочитал в газетах, что вам вернули лицензию, так что информация моя, скорее всего, опоздала и вам не понадобится. Тем не менее я посылаю ее вам, поскольку один мой знакомый, который ее добыл, сильно поистратился из-за этого и был бы счастлив, если бы ему возместили расходы. К сему прилагаю их список.
Как вы увидите, он потратил на это немало денег и сил, хотя справедливости ради надо отметить, что, по его словам, занимался этим не без удовольствия. Надеюсь, это именно то, что вам хотелось получить.
Искренне ваш Тедди Девар.
Отель «Грейт-стэг», Бирмингем".
К письму было прикреплено несколько листков разного формата. На верхнем я увидел список имен в виде перевернутого генеалогического дерева. Внутри кружочков диаметром два дюйма значилось по три-четыре имени. От этих кружочков вели стрелки к другим, расположенным ниже или сбоку. Читавшего этот список указатели вели все ниже и ниже, пока наконец все стрелки не указывали на три кружка, затем на два и, наконец, на самый нижний, в котором значилось одно-единственное имя: «Дэвид Оукли».
К этому листку была пришпилена пояснительная записка.
"Я вышел на контакт с человеком под именем Дж. Л. Джонс (фамилия подчеркнута в третьем ряду). От него я стал работать в разных направлениях, проверяя людей, знающих Дэвида Оукли. Каждый из тех, кто упомянут в списке, слышал, что именно к Оукли следует обращаться, если вы оказались в сложном положении. Как и было договорено, я притворился человеком, с которым приключилась беда, и практически все, с кем я разговаривал, либо называли его сами, либо подтверждали, что к нему действительно имеет смысл обратиться, когда я упоминал его имя.
Я очень надеюсь, что хотя бы одно из указанных здесь имен вам пригодится, поскольку расходы оказались немалыми. Расследование в основном проводилось в пивных и барах отелей, и нередко приходилось сильно напоить источник, прежде чем он проявлял откровенность.
Искренне ваш Б. Р. С. Тимисон".
Сумма расходов оказалась настолько внушительной, что я присвистнул.
Я стал внимательно изучать список имен.
Я искал одного из тех двоих.
И в конце концов нашел.
Возможно, мне следовало обрадоваться. Или разозлиться. Но вместо этого я загрустил.
Я решил удвоить сумму за труды и выписал чек с сопроводительной запиской.
«Это просто великолепно. Не знаю, как и благодарить. Одно из имен, безусловно, годится. Ваши хлопоты не пошли прахом. Бесконечно благодарен».
Я также написал благодарственное письмо Тедди Девару, сказав, что информация пришла как раз вовремя, и вложил в письмо конверт для его друга Тимисона.
Когда я наклеивал марку, зазвонил телефон. Я поскакал к нему и снял трубку. Ньютоннардс.
— Весь вечер провисел на телефоне. Счет будет астрономический.
— Пришлите его мне, — кротко сказал я.
— Сначала подождите и послушайте результаты, — возразил он. — Карандаш под рукой?
— Секунду. — Я взял блокнот и шариковую ручку. — Порядок. Слушаю.
— Значит, так. Сначала ребята, которым я сам это рассказал. — Он назвал пять имен. — Последний — тот самый Пеликан Джобберсон, который заимел на вас большой зуб. Но, как оказалось, он тут ни при чем, поскольку на следующий же день уехал отдыхать в Касабланку. Теперь те, кому рассказал Гарри Инграм... — Он назвал три фамилии. — Теперь те, кому сказал Герби Саббинг. — Четыре фамилии. — Это те, кому сообщил Димми Овенс. — Пять имен. — Ну а Клоббер Макинтош оказался особенно болтливым. — Восемь имен. — Это то, что они припомнили. Они не могут присягнуть, что больше никому не говорили. Естественно, те, кому они это рассказали, и сами могли сообщить это другим. Это же как круги по воде...
— Все равно спасибо, — совершенно искренне сказал я. — Огромное спасибо за все хлопоты.
— Польза от этого хоть какая-то есть?
— Вроде бы. Я вам потом расскажу.
— И еще не забудьте. Лошадь без шансов... Дайте знать...
— Ладно, — пообещал я, — если вы готовы рискнуть после трагической истории с Пеликаном Джобберсоном.
— У Пеликана плохо с мозгами, — сказал он, — а у меня порядок.
Окончив разговор, я взялся за этот список. Некоторые фамилии были мне знакомы. Люди, хорошо известные в скаковых кругах. Клиенты букмекеров. Ни одно из имен не совпадало со списком Тимисона, указавшего людей, связанных с Оукли. И все же...
Минут десять я стоял, уставившись в список и пытаясь выудить из глубин подсознания слабо маячившую догадку. Наконец что-то щелкнуло, и я понял, в чем дело.
Среди тех, с кем поделился новостями Герби Саббинг, был родственник человека, значившегося клиентом Оукли.
Немного поразмыслив, я открыл газету и изучил программу сегодняшних скачек в Рединге. Затем я позвонил в Лондон лорду Ферту и после переговоров с его слугой услышал в трубке его голос.
— А, это вы, Келли! — В интонациях сохранилось кое-что от взаимопонимания, возникшего в среду. Не очень много, но все же кое-что.
— Сэр, — осведомился я. — Вы будете сегодня на скачках в Рединге?
— Да.
— Пока у меня нет официального подтверждения того, что моя дисквалификация отменена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Завтра приедете? — крикнул я.
— Завтра не могу. Еду в Лондон.
— А в субботу?
— А вы хотите?
— Да.
— Попробую.
— Пожалуйста, приезжайте.
— О! — Она внезапно улыбнулась такой улыбкой, какой я еще не видел у нее. — Ладно!
При всей моей беспечности в смысле входной двери я не бросал без присмотра то, что заинтересовало бы потенциальных воров. Если бы у меня и было пятьсот фунтов, я вряд ли оставил бы их валяться на виду, как было запечатлено на снимке.
Когда я занимался переоборудованием старого сеновала в квартиру, то сделал кое-что сверх того, что требует мода. За шкафом в кухне, где хранились такие ценные в хозяйстве вещи, как стиральный порошок и средство от мух, был встроен сверхнадежный сейф. Он открывался с помощью не ключей или цифровых комбинаций, а электроники. Изготовители вместе с самим сейфом доставили и маленький ультразвуковой передатчик, который посылал радиосигналы, с помощью которых и отпирался сейф. Я сам устанавливал их — сейф за шкафом в кухне, передатчик в фальшивом днище шкафа. Даже если бы кто-то обнаружил приемник, он должен был отыскать еще и сейф, а также знать, на каких частотах должен работать приемник, чтобы запор открылся.
Поистине, «Сезам, откройся!». Я всегда любил хитрую механику.
В сейфе, кроме денег и скаковых трофеев, было несколько антикварных серебряных вещиц, три картины, две статуэтки, чашка с блюдцем мейсенского фарфора, табакерка эпохи Людовика XIV и четыре не-ограненных алмаза общим весом в двадцать восемь каратов. Это была, так сказать, моя будущая пенсия, завернутая в зеленое сукно и неуклонно повышавшаяся в цене. Жокей, выступающий в стипль-чезах, мог отправиться на пенсию после очередного падения, а если ты ухитрялся дожить в седле до сорока лет, это уже был предел.
Там же хранился поистине бесценный кусок чугуна с полукруглым отверстием. К этим несметным сокровищам я добавил и конверт, полученный от Ферта. Расставаться с ним мне было еще рано.
Запирать входную дверь не хотелось: нужно спускаться по лестнице вниз, карабкаться обратно, а потом совершать такое же путешествие утром, чтобы отпереть ее. Поэтому я оставил дверь открытой, ограничившись тем, что в ручку двери гостиной вставил стул.
Вечером я позвонил Ньютоннардсу в его розовый дом в Милл-Хилле.
— Привет, — сказал он. — Значит, получили назад лицензию? Сегодня только об этом и говорили.
— Да, это великая новость.
— Что же заставило милордов изменить первоначальное решение?
— Понятия не имею... Слушайте, а вы больше не встречали того типа, который играл у вас Вишневый Пирог?
— Как ни смешно, но я видел его как раз сегодня. После того как узнал, что вы снова на коне. Я и решил, что он вас больше не волнует.
— Вы случайно не выяснили, кто он такой?
— Случайно выяснил. Скорее чтобы удовлетворить собственное любопытство. Достопочтенный Питер Фокскрофт. Вам это имя что-нибудь говорит?
— Брат лорда Мидллберга?
— Да, так мне и сказали.
Я усмехнулся про себя. Ничего сверхъестественного в том, что Крэнфилд отказался назвать имя своего таинственного приятеля. Обычное карабканье вверх по социальной лестнице. Конечно, он может подняться на одну ступеньку, используя в качестве курьера достопочтенного П. Фокскрофта, но скатился бы на пять, если бы имя Фокскрофта всплыло на расследовании.
— У меня еще один вопрос... не могли бы вы... не были бы вы так любезны оказать мне еще одну услугу?
— Все зависит от того, что именно. — Ответ осторожный, но не отрицательный. Хитрый, повидавший виды тип.
— Я могу предложить взамен очень немногое.
Он хмыкнул:
— Заранее предупреждаете не ждать от вас подсказок, когда будете выступать на битом фаворите?
— Что-то в этом роде, — согласился я.
— Ясно. Иначе говоря, хотите получить кое-что ни за что. Это я просто чтобы понять, где мы стоим. Ну давайте спрашивайте!
— Вы не помните, кому вы рассказывали о Вишневом Пироге?
— Перед расследованием?
— Да. Вы упоминали коллег-букмекеров.
— М-да... — В его голосе были сомнения.
— Если это возможно, не могли бы вы узнать у них, кому они об этом рассказывали?
Он присвистнул в трубку:
— Ничего себе просьба.
— Извините. Будем считать, что я ни о чем вас не просил.
— Подождите-подождите. Я не сказал, что это невозможно. Это, конечно, скорее всего, дохлый номер — вряд ли они о таком будут помнить.
— Знаю. Шансов немного. Но все же мне очень хотелось бы узнать, кто рассказал стюардам о том, как у вас выиграл Вишневый Пирог.
— Вы же получили назад вашу лицензию. Почему бы вам на этом не успокоиться?
— А вы бы на моем месте как поступили?
— Даже и не знаю, — сказал он со вздохом. — Ну ладно, попробую что-нибудь сделать. Ничего не обещаю. Кстати, было бы полезно знать, когда какая-нибудь ваша лошадка будет без шансов. Просто физически не сможет выиграть. Вы меня понимаете?
— Вполне, — сказал я. — Договорились.
Я положил трубку, подумав, что лишь подавляющее меньшинство букмекеров закоренелые негодяи и что большинство из них гораздо лучше, чем принято считать. Все их племя несло на своих плечах бремя вины лишь немногих из них. Точь-в-точь как студенты.
Глава 14
Оукли в эту ночь не пожаловал. Собственно, ко мне никто не пожаловал. Утром я вынул стул из дверной ручки, чтобы впустить новый день. Никто не поспешил воспользоваться моим гостеприимством.
Сварил себе кофе. Когда я стоял в кухне и отхлебывал из чашки, появился Тони и налил себе виски в кофе. Это был его завтрак. Он только что посмотрел работу нескольких своих лошадей и собирался посмотреть, как трудится другая партия. Он провел перерыв в моем обществе, обсуждая их шансы так, словно ничего не случилось. Для него моя дисквалификация была уже седой, забытой древностью. Он вполне разделял кредо газетчиков: сегодняшние новости — это важно, завтрашние — тем более, но то, что было вчера, никому не интересно.
Тони допил кофе и удалился, жизнерадостно похлопав меня по плечу, отчего возопил синяк, поставленный Оукли. День я провел в основном, лежа на кровати. Я отвечал на телефонные звонки, а больше глядел в потолок, давая возможность природе самой лечить раны, и думал, думал...
Еще одна тихая ночь. У меня в голове вертелось два имени, и я жонглировал ими, пытаясь понять, кто же из них негодяй. Двое подозреваемых — это лучше, чем триста. Но я вполне мог ошибиться.
В субботу утром почтальон принес почту прямо наверх, как он стал делать с наступлением гипсового периода. Я сказал ему «спасибо», просмотрел корреспонденцию, уронил костыль и, как всегда, долго и неловко поднимал его. Когда я открыл одно из писем, то от удивления уронил оба костыля.
Оставил их валяться на полу, прислонился к стене и прочитал:
"Дорогой Келли Хьюз!
Я прочитал в газетах, что вам вернули лицензию, так что информация моя, скорее всего, опоздала и вам не понадобится. Тем не менее я посылаю ее вам, поскольку один мой знакомый, который ее добыл, сильно поистратился из-за этого и был бы счастлив, если бы ему возместили расходы. К сему прилагаю их список.
Как вы увидите, он потратил на это немало денег и сил, хотя справедливости ради надо отметить, что, по его словам, занимался этим не без удовольствия. Надеюсь, это именно то, что вам хотелось получить.
Искренне ваш Тедди Девар.
Отель «Грейт-стэг», Бирмингем".
К письму было прикреплено несколько листков разного формата. На верхнем я увидел список имен в виде перевернутого генеалогического дерева. Внутри кружочков диаметром два дюйма значилось по три-четыре имени. От этих кружочков вели стрелки к другим, расположенным ниже или сбоку. Читавшего этот список указатели вели все ниже и ниже, пока наконец все стрелки не указывали на три кружка, затем на два и, наконец, на самый нижний, в котором значилось одно-единственное имя: «Дэвид Оукли».
К этому листку была пришпилена пояснительная записка.
"Я вышел на контакт с человеком под именем Дж. Л. Джонс (фамилия подчеркнута в третьем ряду). От него я стал работать в разных направлениях, проверяя людей, знающих Дэвида Оукли. Каждый из тех, кто упомянут в списке, слышал, что именно к Оукли следует обращаться, если вы оказались в сложном положении. Как и было договорено, я притворился человеком, с которым приключилась беда, и практически все, с кем я разговаривал, либо называли его сами, либо подтверждали, что к нему действительно имеет смысл обратиться, когда я упоминал его имя.
Я очень надеюсь, что хотя бы одно из указанных здесь имен вам пригодится, поскольку расходы оказались немалыми. Расследование в основном проводилось в пивных и барах отелей, и нередко приходилось сильно напоить источник, прежде чем он проявлял откровенность.
Искренне ваш Б. Р. С. Тимисон".
Сумма расходов оказалась настолько внушительной, что я присвистнул.
Я стал внимательно изучать список имен.
Я искал одного из тех двоих.
И в конце концов нашел.
Возможно, мне следовало обрадоваться. Или разозлиться. Но вместо этого я загрустил.
Я решил удвоить сумму за труды и выписал чек с сопроводительной запиской.
«Это просто великолепно. Не знаю, как и благодарить. Одно из имен, безусловно, годится. Ваши хлопоты не пошли прахом. Бесконечно благодарен».
Я также написал благодарственное письмо Тедди Девару, сказав, что информация пришла как раз вовремя, и вложил в письмо конверт для его друга Тимисона.
Когда я наклеивал марку, зазвонил телефон. Я поскакал к нему и снял трубку. Ньютоннардс.
— Весь вечер провисел на телефоне. Счет будет астрономический.
— Пришлите его мне, — кротко сказал я.
— Сначала подождите и послушайте результаты, — возразил он. — Карандаш под рукой?
— Секунду. — Я взял блокнот и шариковую ручку. — Порядок. Слушаю.
— Значит, так. Сначала ребята, которым я сам это рассказал. — Он назвал пять имен. — Последний — тот самый Пеликан Джобберсон, который заимел на вас большой зуб. Но, как оказалось, он тут ни при чем, поскольку на следующий же день уехал отдыхать в Касабланку. Теперь те, кому рассказал Гарри Инграм... — Он назвал три фамилии. — Теперь те, кому сказал Герби Саббинг. — Четыре фамилии. — Это те, кому сообщил Димми Овенс. — Пять имен. — Ну а Клоббер Макинтош оказался особенно болтливым. — Восемь имен. — Это то, что они припомнили. Они не могут присягнуть, что больше никому не говорили. Естественно, те, кому они это рассказали, и сами могли сообщить это другим. Это же как круги по воде...
— Все равно спасибо, — совершенно искренне сказал я. — Огромное спасибо за все хлопоты.
— Польза от этого хоть какая-то есть?
— Вроде бы. Я вам потом расскажу.
— И еще не забудьте. Лошадь без шансов... Дайте знать...
— Ладно, — пообещал я, — если вы готовы рискнуть после трагической истории с Пеликаном Джобберсоном.
— У Пеликана плохо с мозгами, — сказал он, — а у меня порядок.
Окончив разговор, я взялся за этот список. Некоторые фамилии были мне знакомы. Люди, хорошо известные в скаковых кругах. Клиенты букмекеров. Ни одно из имен не совпадало со списком Тимисона, указавшего людей, связанных с Оукли. И все же...
Минут десять я стоял, уставившись в список и пытаясь выудить из глубин подсознания слабо маячившую догадку. Наконец что-то щелкнуло, и я понял, в чем дело.
Среди тех, с кем поделился новостями Герби Саббинг, был родственник человека, значившегося клиентом Оукли.
Немного поразмыслив, я открыл газету и изучил программу сегодняшних скачек в Рединге. Затем я позвонил в Лондон лорду Ферту и после переговоров с его слугой услышал в трубке его голос.
— А, это вы, Келли! — В интонациях сохранилось кое-что от взаимопонимания, возникшего в среду. Не очень много, но все же кое-что.
— Сэр, — осведомился я. — Вы будете сегодня на скачках в Рединге?
— Да.
— Пока у меня нет официального подтверждения того, что моя дисквалификация отменена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32