– Брида махнула рукой, и я увидел четыре судна, пробирающиеся через лабиринт низких островков и бухточек.
– Говори, – нетерпеливо потребовал Равн.
– Четыре корабля, – сказал я, – движутся с запада.
– С запада? Не с востока?
– С запада, – подтвердил я. Это означало, что они идут не с моря, а с одной из четырех рек, впадающих в Гевэск.
– Носы? – продолжал Равн.
– На носах нет драконов, – сказал я, – просто деревянные шесты.
– Весла?
– Десять с каждого борта, а может, одиннадцать. Но там больше людей, чем весел.
– Английские корабли! – воскликнул Равн изумленно, потому что у англичан почти не было судов, кроме небольших рыбацких лоханок и нескольких похожих на бочонки торговых кораблей.
Но эти четыре были военными, длинными и изящными, как и суда датчан. И они шли вперед через путаницу шхер, чтобы атаковать стоящий у берега флот Уббы. Я увидел дым, поднимающийся с палубы первого судна, и понял, что там есть жаровня – значит, они хотели сжечь корабли датчан и таким образом поймать Уббу в ловушку.
Но Убба тоже увидел суда, и датская армия немедленно устремилась назад, в лагерь. Головной английский корабль начал обстреливать зажигательными стрелами ближайшее судно датчан, на борту которого были часовые, но, поскольку охранять драккары обычно оставляли больных и раненых, те не могли защититься от атаки с воды.
– Мальчики! – проорал один из часовых.
– Бегите, – велел нам Равн, – бегите!
Брида, которая считала, что она ничем не хуже мальчишек, побежала вместе со мной и близнецами. Мы спрыгнули на берег и помчались по кромке воды к датскому кораблю, над которым сгущался дым. Теперь уже с двух английских судов летели горящие стрелы, а два оставшихся пытались пройти вперед, чтобы добраться до остальных датских кораблей.
Наша работа заключалась в том, чтобы тушить огонь, пока часовые метали копья в англичан. Я нагребал щитом песок и засыпал им огонь. Английские корабли были уже близко, и я видел, что они построены из свежего сырого дерева. Рядом со мной упало копье, я схватил его и метнул обратно, но слишком слабо: оно ударилось о весло и плюхнулось в воду. Близнецы даже не пытались тушить огонь, и я ударил одного из них, пригрозив как следует поколотить, если они не примутся за работу. Однако спасать корабль было уже поздно: он пылал со всех сторон, поэтому мы побежали к следующему.
Два десятка горящих стрел воткнулись в его скамьи, еще одна угодила в свернутый парус, и двое из мальчиков-заложников упали мертвыми у кромки воды.
Головной английский корабль уже подошел к берегу, на его носу столпились люди с копьями, топорами и мечами.
– Эдмунд! – орали они. – Эдмунд!
Нос судна ткнулся в песок, англичане спрыгнули на берег и кинулись убивать датских часовых. Огромные топоры опускались, кровь брызгала на землю, ее смывали мелкие волны. Я схватил Бриду за руку и оттащил в сторону, шлепая по мелководью, где из воды выскакивали испуганные серебристые мальки.
– Мы должны спасти Равна, – сказал я.
Брида засмеялась: она любила хаос.
Причалили уже три корабля, их команды высадились на берег, и теперь англичане добивали часовых. Последнее судно еще только приближалось, плюя горящими стрелами, но войско Уббы уже вернулось в лагерь, и датчане с воплями мчались на англичан.
Несколько человек остались под знаменем с орлом на земляном валу, чтобы в случае чего не дать королю Эдмунду захватить лагерь, а все остальные с воем вершили месть. Датчане любили свои корабли. «Корабль, – говорили они, – словно женщина или меч, тонкий и прекрасный, за него стоит даже умереть и, конечно, за него стоит сражаться».
Восточные англичане, которые так хорошо начали атаку, допустили ошибку, потому что наступил отлив, и теперь им было не увести свои суда по обмелевшему заливу. Несколько датчан обороняли уцелевшие корабли, осыпая единственное непричалившее судно градом стрел, копий и метательных топоров, пока остальные сражались на берегу.
То была настоящая резня. Работа датчан. Битва, достойная того, чтобы ее воспевали скальды. Кровь уносил отлив, кровь плескалась в волнах, люди кричали и падали, а над ними клубился дым от горящих судов, такой густой, что солнце казалось красным над покрасневшим песком, и в этом дыму неистовые датчане были ужасны.
Тогда я впервые увидел Уббу в бою и восхищался им, несущим смерть мрачным воином, певцом клинка. Он не сражался в клине, он наскакивал на врагов, ударяя щитом по одному, пока его боевой топор рубил другого; он казался непобедимым. В какой-тот миг его со всех сторон окружили английские воины, а потом раздался яростный крик, грохот железа о железо, и Убба выбрался из свалки. Лезвие его топора было в крови, борода – тоже, он швырнул своих врагов в кровавые волны и теперь озирался в поисках новых жертв.
Рядом с ним бился Рагнар, и воины Рагнара тоже рубили врагов у кромки воды, с ненавистью вопя на людей, которые сожгли их корабли.
Когда крики и резня прекратились, мы насчитали шестьдесят восемь мертвых англичан, но это были не все погибшие, потому что некоторые бежали в море и утонули, пошли на дно под весом доспехов и оружия. Единственному английскому судну удалось уйти – то был корабль смерти, по его новенькой обшивке текла кровь.
Победители сплясали на трупах, а потом сложили в груду захваченное оружие.
Тридцать погибших датчан сожгли вместе с полуобгоревшим судном. Пострадало шесть датских кораблей, но Уббе досталось три английских, успевших причалить к берегу. Рагнар заявил, что это дерьмо, а не корабли.
– Чудо, что они вообще держатся на воде, – сказал он, пиная ногой плохо пригнанные доски обшивки.
«Но англичане хорошо атаковали», – подумал я. Они наделали ошибок, но они дали щелчка гордым датчанам и сожгли их драккары. Если бы король Эдмунд перешел через стену, окружавшую лагерь, все могло бы закончиться поражением датчан. Но король Эдмунд этого не сделал. Наоборот, пока его воины гибли в дыму, он ушел прочь.
Он думал, что датская армия придет с моря, но оказалось, что настоящие силы двигались по суше, и король только что узнал, что Ивар Бескостный вторгся на его земли.
А Убба был в бешенстве. Нескольких английских пленников принесли в жертву Одину: их крики должны были дать понять богу, что мы нуждаемся в его помощи.
На следующее утро, оставив дымящиеся черные скелеты сгоревших судов на берегу, мы направили драккары на запад.
Глава 4
Король Восточной Англии Эдмунд теперь считается святым, одним из тех благословенных, чьи души вечно пребывают в тени Бога. Во всяком случае, так мне говорили священники. «На небесах, – говорили они, – святые занимают особое место, они живут в огромном зале Господа и все время поют ему хвалы». Вечно. Сидят и поют хвалы. Беокка постоянно твердил, что это чудесное времяпрепровождение, но мне оно кажется чрезвычайно тоскливым. Датчане же считают, что их мертвецов валькирии уносят в Валгаллу, пиршественный зал Одина, и там воины проводят дни в битвах, а ночи – в пирах и забавах. Но я не осмелился сказать священникам, что это мне кажется гораздо лучшей загробной наградой, чем вечное пение под бряцанье золотых арф. Как-то раз я спросил одного священника, есть ли на небесах женщины.
– Конечно есть, мой господин, – ответил он, обрадованный, что я проявил интерес к догматам, – многие из благословенных святых – женщины.
– Я говорю о женщинах, с которыми можно спать, епископ.
Он сказал, что будет за меня молиться. Наверное, и впрямь молится.
Не знаю, был ли король Эдмунд святым. Но дураком точно был. Он дал датчанам убежище перед их нападением на Эофервик, и не только убежище. Он платил им, давал им пищу, поставлял лошадей в их армию – и все это за обещание, что весной они уйдут из Восточной Англии и не тронут ни одного священника. Датчане сдержали обещание, а когда спустя два года вернулись, став гораздо сильнее, король Эдмунд решил с ними сражаться. Он видел, что случилось с Мерсией и Нортумбрией и должен был понимать, что его королевство ожидает та же участь... Поэтому собрал войско, помолился Богу и вышел на битву.
Сначала он явился биться с нами на побережье, затем, услышав, что Ивар обогнул по суше залитые водой просторы к западу от Гевэска, развернулся и двинулся к нему навстречу. Тогда Убба повел наш флот вверх по Гевэску; мы поднимались по одной из рек до тех пор, пока русло не сделалось совсем узким и грести стало невозможно. После этого суда потащили на канатах, бредя по пояс в воде, а когда нельзя было больше сделать ни шагу, оставили суда под охраной, и войско пошло по бесконечному болоту. Очень не скоро мы выбрались на твердую землю, не зная, куда именно попали, зная только, что, если держать на юг, мы выйдем к дороге, по которой навстречу Ивару движется Эдмунд. А стоит перекрыть эту дорогу, как король окажется зажатым между нашей армией и армией Ивара.
Так и случилось. Ивар дал бой, клин на клин, но мы ничего об этом не знали, пока не появились первые беглецы, удирающие на восток. Наткнувшись на новый клин, они предпочли рассеяться по полю, вместо того чтобы сражаться, и мы их переловили. Пленники рассказали, что Ивар без труда разбил Эдмунда; это подтвердилось на следующий день, когда появились первые всадники армии Ивара.
Король Эдмунд бежал на юг. Восточная Англия была большой страной, он запросто мог бы укрыться в какой-нибудь крепости или удрать в Уэссекс, но вместо этого положился на Бога и остановился в небольшом, затерянном среди болот монастыре в Дисе. Возможно, король решил, что там его не найдут. Я слышал, что какой-то монах наобещал, будто Бог закроет монастырь стеной непроницаемого тумана, в котором язычники заблудятся, но туман так и не появился, вместо него пожаловали датчане.
Ивар, Убба и их брат Хальфдан прискакали в Дис с половиной армии, в то время как вторая половина усмиряла Восточную Англию, то есть насиловала, жгла и убивала до тех пор, пока люди не смирялись, что случалось довольно скоро. Восточная Англия пала так же быстро, как Мерсия, и единственной неприятной вестью для датчан была весть о волнениях в Нортумбрии. Ходили слухи о восстании, во время которого погибли датчане, и Ивар хотел разобраться в этом, но не осмелился так быстро покинуть только что завоеванную Восточную Англию. Поэтому в Дисе он предложил Эдмунду остаться королем, каким остался Бургред в Мерсии.
Переговоры состоялись в монастырской церкви, которая оказалась большой деревянной постройкой, хоть и с соломенной крышей, зато с кожаными панелями на стенах, разрисованными аляповатыми картинками. На одной изображалось, как голые люди спускаются в ад, где их пожирает громадный змей с клыкастой пастью.
– Нидхегг, – с содроганием произнес Рагнар.
– Нидхегг?
– Змей, обитающий в Нифльхейме, – пояснил он, тронув свой амулет-молот.
Я знал, что Нифльхейм – это северный ад, где, в отличие от ада христианского, царит ледяной холод.
– Нидхегг пожирает мертвецов, – продолжал Рагнар, – а еще грызет древо жизни. Он хочет погубить весь мир, чтобы настал конец времен.
Он снова дотронулся до молота на шее.
Еще одно полотно, за алтарем, изображало Христа на кресте, а рядом висело третье кожаное полотнище, заворожившее Ивара. Обнаженный человек в одной набедренной повязке был привязан к столбу, в него стреляли лучники. Не меньше двух десятков стрел пронзили бледное тело, но человек сохранял благостное выражение лица и слегка улыбался, как будто, несмотря на все свои беды, был вполне доволен жизнью.
– Кто это? – вопросил Ивар.
– Благословенный святой Себастьян, – ответил через переводчика сидевший перед алтарем король Эдмунд.
Ивар, не сводя угрюмых глаз с картины, пожелал услышать историю целиком, и Эдмунд рассказал, как благословенный святой Себастьян, римский воин, отказался отречься от своей веры, и тогда император приказал расстрелять его из луков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Говори, – нетерпеливо потребовал Равн.
– Четыре корабля, – сказал я, – движутся с запада.
– С запада? Не с востока?
– С запада, – подтвердил я. Это означало, что они идут не с моря, а с одной из четырех рек, впадающих в Гевэск.
– Носы? – продолжал Равн.
– На носах нет драконов, – сказал я, – просто деревянные шесты.
– Весла?
– Десять с каждого борта, а может, одиннадцать. Но там больше людей, чем весел.
– Английские корабли! – воскликнул Равн изумленно, потому что у англичан почти не было судов, кроме небольших рыбацких лоханок и нескольких похожих на бочонки торговых кораблей.
Но эти четыре были военными, длинными и изящными, как и суда датчан. И они шли вперед через путаницу шхер, чтобы атаковать стоящий у берега флот Уббы. Я увидел дым, поднимающийся с палубы первого судна, и понял, что там есть жаровня – значит, они хотели сжечь корабли датчан и таким образом поймать Уббу в ловушку.
Но Убба тоже увидел суда, и датская армия немедленно устремилась назад, в лагерь. Головной английский корабль начал обстреливать зажигательными стрелами ближайшее судно датчан, на борту которого были часовые, но, поскольку охранять драккары обычно оставляли больных и раненых, те не могли защититься от атаки с воды.
– Мальчики! – проорал один из часовых.
– Бегите, – велел нам Равн, – бегите!
Брида, которая считала, что она ничем не хуже мальчишек, побежала вместе со мной и близнецами. Мы спрыгнули на берег и помчались по кромке воды к датскому кораблю, над которым сгущался дым. Теперь уже с двух английских судов летели горящие стрелы, а два оставшихся пытались пройти вперед, чтобы добраться до остальных датских кораблей.
Наша работа заключалась в том, чтобы тушить огонь, пока часовые метали копья в англичан. Я нагребал щитом песок и засыпал им огонь. Английские корабли были уже близко, и я видел, что они построены из свежего сырого дерева. Рядом со мной упало копье, я схватил его и метнул обратно, но слишком слабо: оно ударилось о весло и плюхнулось в воду. Близнецы даже не пытались тушить огонь, и я ударил одного из них, пригрозив как следует поколотить, если они не примутся за работу. Однако спасать корабль было уже поздно: он пылал со всех сторон, поэтому мы побежали к следующему.
Два десятка горящих стрел воткнулись в его скамьи, еще одна угодила в свернутый парус, и двое из мальчиков-заложников упали мертвыми у кромки воды.
Головной английский корабль уже подошел к берегу, на его носу столпились люди с копьями, топорами и мечами.
– Эдмунд! – орали они. – Эдмунд!
Нос судна ткнулся в песок, англичане спрыгнули на берег и кинулись убивать датских часовых. Огромные топоры опускались, кровь брызгала на землю, ее смывали мелкие волны. Я схватил Бриду за руку и оттащил в сторону, шлепая по мелководью, где из воды выскакивали испуганные серебристые мальки.
– Мы должны спасти Равна, – сказал я.
Брида засмеялась: она любила хаос.
Причалили уже три корабля, их команды высадились на берег, и теперь англичане добивали часовых. Последнее судно еще только приближалось, плюя горящими стрелами, но войско Уббы уже вернулось в лагерь, и датчане с воплями мчались на англичан.
Несколько человек остались под знаменем с орлом на земляном валу, чтобы в случае чего не дать королю Эдмунду захватить лагерь, а все остальные с воем вершили месть. Датчане любили свои корабли. «Корабль, – говорили они, – словно женщина или меч, тонкий и прекрасный, за него стоит даже умереть и, конечно, за него стоит сражаться».
Восточные англичане, которые так хорошо начали атаку, допустили ошибку, потому что наступил отлив, и теперь им было не увести свои суда по обмелевшему заливу. Несколько датчан обороняли уцелевшие корабли, осыпая единственное непричалившее судно градом стрел, копий и метательных топоров, пока остальные сражались на берегу.
То была настоящая резня. Работа датчан. Битва, достойная того, чтобы ее воспевали скальды. Кровь уносил отлив, кровь плескалась в волнах, люди кричали и падали, а над ними клубился дым от горящих судов, такой густой, что солнце казалось красным над покрасневшим песком, и в этом дыму неистовые датчане были ужасны.
Тогда я впервые увидел Уббу в бою и восхищался им, несущим смерть мрачным воином, певцом клинка. Он не сражался в клине, он наскакивал на врагов, ударяя щитом по одному, пока его боевой топор рубил другого; он казался непобедимым. В какой-тот миг его со всех сторон окружили английские воины, а потом раздался яростный крик, грохот железа о железо, и Убба выбрался из свалки. Лезвие его топора было в крови, борода – тоже, он швырнул своих врагов в кровавые волны и теперь озирался в поисках новых жертв.
Рядом с ним бился Рагнар, и воины Рагнара тоже рубили врагов у кромки воды, с ненавистью вопя на людей, которые сожгли их корабли.
Когда крики и резня прекратились, мы насчитали шестьдесят восемь мертвых англичан, но это были не все погибшие, потому что некоторые бежали в море и утонули, пошли на дно под весом доспехов и оружия. Единственному английскому судну удалось уйти – то был корабль смерти, по его новенькой обшивке текла кровь.
Победители сплясали на трупах, а потом сложили в груду захваченное оружие.
Тридцать погибших датчан сожгли вместе с полуобгоревшим судном. Пострадало шесть датских кораблей, но Уббе досталось три английских, успевших причалить к берегу. Рагнар заявил, что это дерьмо, а не корабли.
– Чудо, что они вообще держатся на воде, – сказал он, пиная ногой плохо пригнанные доски обшивки.
«Но англичане хорошо атаковали», – подумал я. Они наделали ошибок, но они дали щелчка гордым датчанам и сожгли их драккары. Если бы король Эдмунд перешел через стену, окружавшую лагерь, все могло бы закончиться поражением датчан. Но король Эдмунд этого не сделал. Наоборот, пока его воины гибли в дыму, он ушел прочь.
Он думал, что датская армия придет с моря, но оказалось, что настоящие силы двигались по суше, и король только что узнал, что Ивар Бескостный вторгся на его земли.
А Убба был в бешенстве. Нескольких английских пленников принесли в жертву Одину: их крики должны были дать понять богу, что мы нуждаемся в его помощи.
На следующее утро, оставив дымящиеся черные скелеты сгоревших судов на берегу, мы направили драккары на запад.
Глава 4
Король Восточной Англии Эдмунд теперь считается святым, одним из тех благословенных, чьи души вечно пребывают в тени Бога. Во всяком случае, так мне говорили священники. «На небесах, – говорили они, – святые занимают особое место, они живут в огромном зале Господа и все время поют ему хвалы». Вечно. Сидят и поют хвалы. Беокка постоянно твердил, что это чудесное времяпрепровождение, но мне оно кажется чрезвычайно тоскливым. Датчане же считают, что их мертвецов валькирии уносят в Валгаллу, пиршественный зал Одина, и там воины проводят дни в битвах, а ночи – в пирах и забавах. Но я не осмелился сказать священникам, что это мне кажется гораздо лучшей загробной наградой, чем вечное пение под бряцанье золотых арф. Как-то раз я спросил одного священника, есть ли на небесах женщины.
– Конечно есть, мой господин, – ответил он, обрадованный, что я проявил интерес к догматам, – многие из благословенных святых – женщины.
– Я говорю о женщинах, с которыми можно спать, епископ.
Он сказал, что будет за меня молиться. Наверное, и впрямь молится.
Не знаю, был ли король Эдмунд святым. Но дураком точно был. Он дал датчанам убежище перед их нападением на Эофервик, и не только убежище. Он платил им, давал им пищу, поставлял лошадей в их армию – и все это за обещание, что весной они уйдут из Восточной Англии и не тронут ни одного священника. Датчане сдержали обещание, а когда спустя два года вернулись, став гораздо сильнее, король Эдмунд решил с ними сражаться. Он видел, что случилось с Мерсией и Нортумбрией и должен был понимать, что его королевство ожидает та же участь... Поэтому собрал войско, помолился Богу и вышел на битву.
Сначала он явился биться с нами на побережье, затем, услышав, что Ивар обогнул по суше залитые водой просторы к западу от Гевэска, развернулся и двинулся к нему навстречу. Тогда Убба повел наш флот вверх по Гевэску; мы поднимались по одной из рек до тех пор, пока русло не сделалось совсем узким и грести стало невозможно. После этого суда потащили на канатах, бредя по пояс в воде, а когда нельзя было больше сделать ни шагу, оставили суда под охраной, и войско пошло по бесконечному болоту. Очень не скоро мы выбрались на твердую землю, не зная, куда именно попали, зная только, что, если держать на юг, мы выйдем к дороге, по которой навстречу Ивару движется Эдмунд. А стоит перекрыть эту дорогу, как король окажется зажатым между нашей армией и армией Ивара.
Так и случилось. Ивар дал бой, клин на клин, но мы ничего об этом не знали, пока не появились первые беглецы, удирающие на восток. Наткнувшись на новый клин, они предпочли рассеяться по полю, вместо того чтобы сражаться, и мы их переловили. Пленники рассказали, что Ивар без труда разбил Эдмунда; это подтвердилось на следующий день, когда появились первые всадники армии Ивара.
Король Эдмунд бежал на юг. Восточная Англия была большой страной, он запросто мог бы укрыться в какой-нибудь крепости или удрать в Уэссекс, но вместо этого положился на Бога и остановился в небольшом, затерянном среди болот монастыре в Дисе. Возможно, король решил, что там его не найдут. Я слышал, что какой-то монах наобещал, будто Бог закроет монастырь стеной непроницаемого тумана, в котором язычники заблудятся, но туман так и не появился, вместо него пожаловали датчане.
Ивар, Убба и их брат Хальфдан прискакали в Дис с половиной армии, в то время как вторая половина усмиряла Восточную Англию, то есть насиловала, жгла и убивала до тех пор, пока люди не смирялись, что случалось довольно скоро. Восточная Англия пала так же быстро, как Мерсия, и единственной неприятной вестью для датчан была весть о волнениях в Нортумбрии. Ходили слухи о восстании, во время которого погибли датчане, и Ивар хотел разобраться в этом, но не осмелился так быстро покинуть только что завоеванную Восточную Англию. Поэтому в Дисе он предложил Эдмунду остаться королем, каким остался Бургред в Мерсии.
Переговоры состоялись в монастырской церкви, которая оказалась большой деревянной постройкой, хоть и с соломенной крышей, зато с кожаными панелями на стенах, разрисованными аляповатыми картинками. На одной изображалось, как голые люди спускаются в ад, где их пожирает громадный змей с клыкастой пастью.
– Нидхегг, – с содроганием произнес Рагнар.
– Нидхегг?
– Змей, обитающий в Нифльхейме, – пояснил он, тронув свой амулет-молот.
Я знал, что Нифльхейм – это северный ад, где, в отличие от ада христианского, царит ледяной холод.
– Нидхегг пожирает мертвецов, – продолжал Рагнар, – а еще грызет древо жизни. Он хочет погубить весь мир, чтобы настал конец времен.
Он снова дотронулся до молота на шее.
Еще одно полотно, за алтарем, изображало Христа на кресте, а рядом висело третье кожаное полотнище, заворожившее Ивара. Обнаженный человек в одной набедренной повязке был привязан к столбу, в него стреляли лучники. Не меньше двух десятков стрел пронзили бледное тело, но человек сохранял благостное выражение лица и слегка улыбался, как будто, несмотря на все свои беды, был вполне доволен жизнью.
– Кто это? – вопросил Ивар.
– Благословенный святой Себастьян, – ответил через переводчика сидевший перед алтарем король Эдмунд.
Ивар, не сводя угрюмых глаз с картины, пожелал услышать историю целиком, и Эдмунд рассказал, как благословенный святой Себастьян, римский воин, отказался отречься от своей веры, и тогда император приказал расстрелять его из луков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55