– Ага, – снова проговорила Эльсвит, догадываясь, на что намекает девчонка, и в свою очередь заливаясь румянцем. – Так он твой... – Она не договорила, не желая обвинять покойного, да еще и святого короля Эдмунда в том, что он прижил незаконного ребенка от какой-то Хильд.
– Да, – сказала Брида и в самом деле залилась слезами.
Я разглядывал закопченные балки большого зала, силясь не расхохотаться. – Он был так добр ко мне, – рыдала Брида, – а проклятые датчане его убили!
Эльсвит безоговорочно поверила Бриде. Люди обычно верят в худшие поступки других людей, и вот выяснилось, что почитаемый за святого король Эдмунд был тайным бабником. Это не умаляло его святости, но за его грехи придется теперь расплачиваться Бриде: Эльсвит тут же предложила отправить ее в какой-нибудь монастырь на юге Уэссекса. Пусть Брида и королевской крови, но она запятнана грехом, поэтому Эльсвит решила навечно посадить ее под замок.
– Да, – покорно согласилась Брида, а мне пришлось притвориться, будто я подавился дымом.
Затем Эльсвит подарила нам по распятию. У нее было приготовлено два распятия, оба из серебра, но, пошептавшись с монахиней, она заменила одно серебряное распятие на маленькое деревянное, которое и подарила Бриде. Я получил серебряное и тут же послушно повесил его на шею и поцеловал, к умилению Эльсвит. Брида поспешно повторила мой жест, но ни один ее поступок не мог теперь вызвать умиления жены Альфреда. Брида была незаконнорожденной преступницей.
Альфред с наступлением ночи вернулся из Батума, и мне пришлось сопровождать его в церковь, где начались бесконечные молитвы и славословия. От монотонного пения четырех монахов я едва не заснул, а когда все это наконец-то закончилось, меня пригласили сесть за стол вместе с Альфредом.
Беокка внушал мне, что это большая честь и лишь немногим выпадает счастье трапезничать с королем, но я с детства ел с датскими вождями, которым, кажется, было безразлично, кто с ними сидит, лишь бы он не плевал в кашу, так что приглашение меня не впечатлило. Я был голоден и мог бы съесть целого жареного быка, поэтому сгорал от нетерпения, пока мы церемонно омывали руки в поднесенных слугами тазиках с водой, а потом стояли рядом с высокими стульями и креслами, дожидаясь, когда же Альфред с Эльсвит выйдут к столу. Епископ вознес молитву, прося Господа благословить то, что мы собирались съесть, за это время еда остыла, а когда мы все-таки сели за стол, каким разочарованием оказался ужин!
Ни свинины, ни баранины, ни говядины – ничего, что понравилось бы мужчине, только творог, порей, яйца всмятку, хлеб, разбавленный эль и холодная похлебка из ячменя, вкусная, как лягушачья икра. Альфред весь обед повторял, как это прекрасно, но под конец признался, что его мучают ужасные боли в животе, а такая еда хоть как-то их уменьшает.
– Мясо причиняет королю страдания, – пояснил мне Беокка.
Он был одним из трех священников, удостоенных чести сидеть за длинным столом. Кроме того, там был беззубый епископ, который крошил хлеб в похлебку, два олдермена и, разумеется, Эльсвит, которая в основном и вела всю беседу. Она негодовала, что датчанам позволено остаться в Редингуме, но наконец Альфред признал, что у него не было выбора, что он просто сделал уступку ради восстановления мира, и на этом спор закончился. Эльсвит радовалась, что муж договорился об освобождении юных заложников, которых держали в армии Хальфдана. Альфред же упомянул о своих опасениях, как бы эти молодые люди не отбились от истинной церкви. Он глядел на меня, произнося это, но я не обратил на него внимания: меня больше интересовала одна из служанок, молодая девушка с копной темных кудрей, года на четыре-пять старше меня. Она была поразительно хороша, и я гадал, не та ли это девушка, которую Альфред приблизил, дабы благодарить Бога за возможность противиться искушению. Позже, гораздо позже, я выяснил, что это та самая девушка, по имени Меревенна, и тогда же я возблагодарил Бога, что не противился искушению. Но до этого мой рассказ дойдет еще не скоро, пока же я находился в распоряжении Альфреда или, скорее, Эльсвит.
– Утред должен научиться читать, – сказала она.
Не знаю, какое ей было дело, умею я читать или нет, но никто не стал с ней спорить.
– Аминь, – отозвался Беокка.
– Его могут учить монахи из Винбурнана, – предложила она.
– Прекрасная мысль, моя госпожа, – сказал Беокка, а беззубый епископ принялся кивать и пускать слюни в знак одобрения.
– Аббат Хевальд – усердный наставник, – заметила Эльсвит.
На самом деле аббат Хевальд был одним из тех болванов, которые скорее вколачивают знания в юношей, нежели преподают, но, без сомнения, именно это Эльсвит и подразумевала под усердием.
– Мне казалось, – проговорил Альфред, – что юный Утред хочет стать воином.
– В свое время, если Бог того пожелает, так и будет, – сказала Эльсвит, – но какая польза от воина, который не может прочесть слово Божье?
– Аминь, – вставил Беокка.
– Никакой пользы, – согласился Альфред.
Я подумал, что учить воина чтению так же полезно, как учить танцам пса, но ничего не сказал. Однако Альфред почувствовал мой скептицизм.
– Зачем воину нужно уметь читать, Утред? – спросил он.
– Всем нужно уметь читать, – с готовностью ответил я, за что Беокка одарил меня улыбкой.
– Воин, умеющий читать, – терпеливо объяснил Альфред, – это воин, который сможет прочесть приказ, сможет узнать волю своего короля. Предположим, ты в Нортумбрии, Утред, а я в Уэссексе, как же ты узнаешь, чего я хочу?
От подобного предположения захватывало дух, хотя я был слишком юн, чтобы понять все до конца. Если я в Нортумбрии, а он в Уэссексе, тогда мне нет никакого дела до его желаний, – но, конечно же, Альфред уже рассчитал все наперед, далеко наперед. Он говорил о том времени, когда появится единое английской королевство с одним английским королем. Я просто уставился на него, разинув рот, а он мне улыбнулся.
– Поэтому поезжай в Винбурнан, молодой человек, – сказал он, – и чем раньше ты там окажешься, тем будет лучше.
– В самом деле? – Эльсвит не знала о причинах спешки и тут же что-то заподозрила.
– Датчане, моя дорогая, – пояснил Альфред, – будут искать обоих детей, и если узнают, где они, потребуют вернуть.
– Но всех заложников все равно освободят, – возразила Эльсвит, – ты же сам сказал.
– А разве Утред заложник? – вкрадчиво спросил Альфред, глядя на меня. – Или над ним нависла угроза превращения в датчанина?
Его вопросы повисли в воздухе, я даже не попытался ответить.
– Мы должны сделать из тебя настоящего англичанина, – сказал Альфред, – поэтому утром ты поедешь на юг. И девочка тоже.
– В девчонке нет проку, – решительно заявила Эльсвит, отправившая Бриду на кухню, есть вместе с рабами.
– Если датчане узнают, что она незаконная дочь Эдмунда, – заметил один из олдерменов, – они воспользуются ею, чтобы очернить память короля.
– Она ничего им не сказала, – вставил я, – она знала, что датчане станут издеваться над королем.
– Значит, в ней есть и что-то хорошее, – нехотя признала Эльсвит и отважилась на яйцо всмятку. – Но что ты станешь делать, – обратилась она к мужу, – если датчане обвинят тебя в похищении детей?
– Солгу, разумеется, – ответил Альфред.
Эльсвит захлопала глазками, но епископ забормотал, что ложь эта будет угодна Богу, а значит, простительна.
Я не собирался ехать в Винбурнан. Не потому, что мне захотелось остаться датчанином, дело было во Вздохе Змея. Я полюбил меч, а он остался у Рагнара, и я хотел вернуть оружие до того, как судьба моя свернет на избранную пряхами дорогу. И конечно, я не имел желания менять жизнь с Рагнаром на сомнительные радости монастыря. Брида, насколько я знал, хотела вернуться к датчанам, и благодаря вполне оправданной поспешности, с какой Альфред отправил нас из Батума, мы получили такую возможность.
Нас отослали на следующее же утро, еще до рассвета. Мы ехали по холмам в сопровождении дюжины воинов, которым поручили доставить двух детей в центральную часть Уэссекса. Мне дали лошадь, Бриде – мула; на молодого священника по имени Виллибальд официально возложили обязанность доставить Бриду в монастырь, а меня – к аббату Хевальду. Отец Виллибальд был приятным человеком, улыбчивым и добродушным. Он умел подражать птичьим голосам и смешил нас, разыгрывая ссору дрозда с жаворонком или заставляя угадывать, какую птицу он сейчас изображает. Развлекаясь таким образом и разгадывая в придачу всякие безобидные загадки, мы добрались до поселения среди густых лесов высоко над медленно текущей рекой. Воины настояли на том, чтобы сделать тут привал, сказав, что лошадям необходим отдых.
– На самом деле им самим необходим эль, – шепнул нам с Бридой Виллибальд и понимающе пожал плечами.
День выдался теплый. Лошади паслись за стеной господского дома, воины получили свое пиво, хлеб и сыр и уселись в кружок поболтать и поиграть в дротики. Мы остались на попечении Виллибальда, но молодой священник прислонился к полуразвалившемуся стогу сена и заснул на солнцепеке. Я поглядел на Бриду, она поглядела на меня – все было просто. Мы прокрались вдоль стены, обогнули невероятных размеров навозную кучу, прошмыгнули между свиньями, пасшимися в поле, прорвались через живую изгородь и оказались в лесу, где нас охватил приступ безудержного смеха.
– Мать заставляла меня называть его дядей, – робким голоском произнесла Брида, – проклятые датчане убили его...
Нам обоим казалось – это самое смешное, что мы слышали в жизни, но потом мы взяли себя в руки и спешно двинулись на север.
Прошло много времени, прежде чем воины нас хватились и привели охотничьих псов из дома, где покупали эль. К тому времени мы уже успели перейти ручей, еще раз сменить направление, найти возвышенность и затаиться. Они нас не нашли, хотя весь оставшийся день мы слышали, как в долине лают собаки. Должно быть, воины обшаривали берег реки, а мы были высоко на холме и в безопасности.
Они искали два дня, так и не приблизившись к нашему укрытию, а на третий день мы увидели на дороге под холмом скачущую на юг кавалькаду Альфреда. Переговоры в Батуме завершились, значит, датчане возвращались в Редингум, а мы оба понятия не имели, как туда добраться. Но мы знали, что Батум лежит на западе от Редингума, а еще знали, что нам нужна река Темез. Оставалось всего две задачи: чем прокормиться и как не попасться.
То было счастливое время. Мы воровали молоко, доя коров и коз. Оружия у нас не было, но мы сделали дубины из веток и спугнули какого-то бедолагу, который старательно копал канаву. У него с собой был хлеб и гороховый пудинг, и мы украли эту еду. Еще мы ловили рыбу руками, как меня научила Брида, и жили в лесу. Я снова надел на шею амулет Тора. Брида выкинула свое деревянное распятие, но я свое сохранил, ведь оно было дорогим.
Через несколько дней мы стали совершать переходы по ночам. Сначала мы оба боялись, ведь по ночам из своих тайных укрытий выходят скедугенганы, но мы хорошо приноровились идти в темноте. Мы обходили фермы, ориентируясь по звездам, и научились двигаться бесшумно, как тени. Однажды ночью к нам приблизилось что-то большое и сопящее: мы слышали, как оно возится, роет землю, и оба заколотили дубинами по куче листьев и заорали. Это «что-то» сбежало. Кабан? Возможно. Или же один из бесформенных, безымянных скедугенганов, насылающих кошмары.
Нам пришлось перейти ряд голых холмов, где мы сумели украсть ягненка так ловко, что пастушьи собаки нас не почуяли. Отойдя от холмов на север, мы разожгли костер и зажарили мясо, а на следующую ночь вышли к текущей между деревьями реке. Мы не знали, что это за река, но она была широкой, а неподалеку находилось поселение, в котором мы заметили небольшую круглую лодку, сделанную из гнутых ивовых прутьев и обтянутую козлиной кожей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55