эти люди приняли нас за беглых преступников. Мы оказались рядом с их жилищем промозглым ветреным вечером, оба полузамерзшие, и расплатились за пищу и кров несколькими звеньями серебряной цепи распятия Эльсвит. Ночью два старших сынка явились, чтобы забрать остальное наше добро, но мы с Бридой были наготове. У меня имелся Вздох Змея, у Бриды – Осиное Жало, и мы пригрозили оскопить обоих парней.
После этого все семейство сделалось очень дружелюбным и всячески старалось нам угодить, особенно когда я сказал, что мы с Бридой – колдуны. Наши хозяева были язычниками, из тех многочисленных английских вероотступников, что жили высоко в холмах, далеко от всех поселений, и возносили молитвы Тору и Одину. Семья эта понятия не имела, что датчане заполонили всю Англию. Мы провели у них шесть недель, отрабатывая стол и кров рубкой дров; помогая с окотом овец и карауля потом загон, чтобы не прокрались волки.
Ранней весной мы ушли.
Обогнули Хрепандун, потому что там находился двор короля Бургреда, тот самый, куда бежал злополучный Эгберт Нортумбрийский. В городе было полно датчан. Я не боялся датчан: я говорил на их языке, знал их обычаи и даже любил их, но опасался, что, если до Эофервика дойдут слухи о том, что Утред Беббанбургский жив, Кьяртан назначит награду за мою голову.
Я расспрашивал в каждом поселении об олдермене Этельвульфе, который пал в битве с датчанами под Редингумом, и выяснил, что тот жил в местечке Деораби, но датчане захватили его земли, и его младший брат уехал в Сирренкастр, город в южной части Мерсии, рядом с уэссекской границей. Это было нам на руку, поскольку датчане собрались в основном на севере Мерсии. Мы отправились в Сирренкастр. Оказалось, что это еще один римский город с отличной каменной стеной и что брат Этельвульфа Этельред теперь олдермен и правитель города.
Мы пришли, когда он вершил суд, и ждали в толпе просителей и поручителей в большом зале. Я видел, как двух человек подвергли порке, а третьего заклеймили и прогнали из города за кражу скота. Потом распорядитель повел за собой и нас, думая, что мы тоже ищем правосудия, и велел поклониться. Я отказался, он попытался согнуть меня силой, и я ударил его по лицу, обратив на себя таким образом внимание Этель-реда – высокого человека далеко за сорок, почти лысого, зато с большой бородой, мрачного, как Гутрум. Когда я ударил распорядителя, Этельред сделал знак стражникам, стоявшим по периметру зала.
– Ты кто такой? – проревел он.
– Олдермен Утред, – ответил я.
Услышав этот титул, стражники и распорядитель испуганно отпрянули.
– Я сын Утреда Беббанбургского и Этельгифу, – продолжал я, – твой племянник.
Он уставился на меня. Должно быть, я выглядел скверно – только что с дороги, длинноволосый и обтрепанный, но у меня было два меча и чудовищная гордость.
– Так ты – сын Этельгифу? – переспросил он.
– Сын твоей сестры, – сказал я, не совсем уверенный, туда ли я пришел.
Но оказалось, что туда – олдермен Этельред перекрестился в память о младшей сестре, которую едва ли помнил, и махнул стражникам, чтобы те вернулись на свои места. Потом спросил, чего я хочу.
– Пристанища, – ответил я, и он нехотя кивнул.
Я рассказал, что стал пленником датчан после смерти отца, и он достаточно легко поверил этой истории, но на самом деле я был ему ни к чему. Мое появление раздосадовало его, означая появление двух лишних ртов, однако у семьи есть свои обязательства, и олдермен Этельред принял нас. И попытался меня убить.
На его земли, на западе простиравшиеся до реки Сэферн, совершали набеги бритты из Уэльса. Валлийцы были нашими старинными врагами, когда-то они пытались помешать нашим предкам заполучить Англию. Они даже называли Англию Ллоэгир, что означает «Потерянные земли», и вечно совершали набеги, или помышляли о набегах, или пели песни о набегах. У них некогда был великий герой по имени Артур, который теперь спал в могиле, но однажды должен был восстать и одержать решающую победу над Англией, вернув валлийцам Потерянные земли, только этого до сих пор не случилось.
Спустя месяц после нашего с Бридой появления Этельред услышал, что военный отряд валлийцев перешел Сэферн, намереваясь угнать скот с его земель близ Фромтуна. Олдермен отправился на запад с пятьюдесятью воинами своего гарнизона, чтобы поймать воров, но приказал командиру другого отряда, Татвину, отрезать валлийцам путь к отступлению рядом с древним римским городом Глевекестром. Он дал Татвину два десятка человек, в том числе меня.
– Ты крупный парень, – сказал мне Этельред перед отъездом. – Сражался ты когда-нибудь в клине?
Я заколебался, но решил, что колоть мечом в ноги под Редингумом – не совсем то.
– Нет, господин, – ответил я.
– Пора учиться. Такой меч не должен лежать без дела. Кстати, откуда он у тебя?
– Достался от отца, господин, – солгал я. Мне не хотелось объяснять, что я не был пленником датчан, что это оружие – подарок, ведь тогда Этельред захотел бы, чтобы я преподнес меч ему. – Это единственное, что от него осталось, – с пафосом добавил я.
Он что-то пробормотал, махнул рукой и велел Татвину поставить меня в клин, когда придет время сражаться.
Я знаю об этом, потому что потом Татвин сам обо всем рассказал. Татвин был огромным, ростом с меня, с грудью, как у кузнеца, с толстенными руками, на которых он делал метки с помощью чернил и иглы. Эти отметины были простыми кляксами, но он хвастал, что каждая означает врага, убитого им в бою. Как-то раз я попытался их сосчитать и бросил на тридцать восьмой, остальные скрывались под рукавами. Он без восторга отнесся к моему появлению в отряде, с еще меньшим восторгом принял Бриду, которая пожелала идти со мной; но я сказал, будто она поклялась моему отцу никогда меня не покидать и что она знает заклинания, отпугивающие врага. Татвин поверил всему, видимо, решив, что, когда я погибну, его люди позабавятся с Бридой, а он отнесет Вздох Змея Этельреду.
Валлийцы перешли Сэферн высоко по течению, затем повернули на юг, в заливные луга, где скот был тучнее. Они предпочитали появляться и быстро исчезать – до того, как мерсийцы соберут войско. Но Этельред вовремя узнал об их приближении и поскакал на запад, а нас Татвин повел на север, к мосту через Сэферн, самому короткому пути в Уэльс.
Разбойники угодили в капкан. Мы прибыли к мосту в сумерках, переночевали в поле, проснулись до зари, перед самым восходом солнца, и увидели, что на нас движется отряд валлийцев, гоня украденный скот. Они сделали попытку уйти дальше на север, но их лошади устали, а наши были свежими. Поняв, что им не уйти, валлийцы свернули к мосту. Мы сделали то же самое, спешились и выстроились клином. Валлийцы последовали нашему примеру. Их было двадцать восемь, все свирепого вида, косматые, с длинными бородами, в потрепанной одежде, но оружие у них было хорошее, а щиты крепкие.
Татвин, немного говоривший на их языке, заявил, что, если они сдадутся, наш лорд проявит к ним снисходительность. В ответ валлийцы заорали на нас, а один из них развернулся, спустил штаны и показал грязную задницу, что было у них главным оскорблением.
Время тянулось. Они стояли клином на дороге, наш клин перегораживал мост, валлийцы выкрикивали оскорбления, но Татвин запретил своим людям отвечать. Пару раз казалось, что враги подбегут к коням и попытаются ускакать на север, но каждый раз, когда они делали шаг в сторону, Татвин приказывал слугам привести наших лошадей, и валлийцы понимали: если будет погоня, их поймают. Они снова возвращались в клин и издевались над нами за то, что мы не нападаем. Но Татвин не был дураком. Валлийцы превосходили нас числом, а значит, смогли бы нас окружить, на мосту же нас защищал римский парапет, поэтому наш предводитель хотел, чтобы они первыми пошли в атаку. Меня он поставил в середине ряда, а сам встал за мной. Позже я понял, что он собирался занять мое место, когда я погибну. У меня был щит с разболтанной рукояткой, который одолжил мне дядя.
Татвин снова начал уговаривать бриттов сдаться, обещая, что тогда казнят только половину из них, а остальные всего лишь останутся без глаза или без руки. Предложение не показалось им заманчивым. Они выжидали, и так продолжалось бы до самой ночи, но тут появились местные жители, и один из них принялся пускать стрелы в валлийцев, которые непрерывно пили. Татвин тоже дал нам эля, но немного.
Я нервничал. Больше того, я был в ужасе. У меня не было доспехов, тогда как у всех воинов Татвина имелись кольчуги или хорошие кожаные нагрудники. Голову Татвина защищал шлем, мою – только волосы. Я готовился умереть, но, помня уроки датчан, перевесил Вздох Змея за спину, захлестнув его перевязь вокруг горла. Меч гораздо быстрее можно достать из-за плеча, а начинать битву я собирался Осиным Жалом. В горле у меня пересохло, мышцы на правой ноге подергивались, живот сводило, но волнение пересиливало страх. Вот она, жизнь, к которой стоит стремиться, вот он, клин! И если я уцелею, я стану настоящим воином.
Стрелы летели одна за другой, по большей части ударяя в щиты, но одна удачливая стрела пробила щит и впилась валлийцу в грудь. Тот упал, и вдруг их командир вышел из себя, громко заорал, и они двинулись.
То был всего лишь маленький клин, а не серьезное сражение. Стычка с угонщиками скота, а не столкновение армий, но это был мой первый клин, и я интуитивно придвинул щит к щиту соседа. Убедился, что наши щиты соприкоснулись, опустил Осиное Жало, собираясь колоть из-под края щита, и чуть присел в ожидании удара. Валлийцы завывали как ненормальные, их вопли должны были нас напугать, но я думал лишь о том, чтобы сделать все, как меня учили, и не обращал внимания на вой.
– Пора! – крикнул Татвин.
Мы дружно выдвинули щиты вперед, и я ощутил удар, словно Элдвульф хватил молотом по наковальне. Спасаясь от топора, угрожавшего рассечь мне голову, я присел, поднял щит и всадил Осиное Жало в пах врагу. Клинок вошел гладко и точно, как учил меня Токи; такой удар в пах – жестокий удар, один из смертельных, и мой противник издал ужасный вопль, словно рожающая баба. Короткий меч застрял в его теле, кровь полилась по эфесу, и его топор упал у меня за спиной, когда я распрямился. Я выхватил из-за левого плеча Вздох Змея и всадил в того, кто атаковал моего соседа справа. Я нанес славный удар, точно в череп, и выдернул меч, предоставляя клинку Элдвульфа самому довершить дело. Человек, в котором засело Осиное Жало, оказался прямо у меня под ногами, и мне пришлось наступить ему на лицо.
Я уже орал, орал по-датски, обещая перебить всех врагов, и все вдруг стало так просто! Я наступил на свою первую жертву, чтобы прикончить вторую, а значит, нарушил строй, но это не имело значения, потому что Татвин занял мое место. Теперь я был окружен валлийцами, но слева и справа от меня уже лежало два мертвеца, а ко мне развернулся третий противник. Я принял мощный удар его меча на умбон щита, а когда он сам попытался закрыться щитом, всадил ему в горло Вздох Змея, выдернул меч и крутанул так, что клинок ударился в щит позади меня. Я развернулся, дрожа от ярости и гнева, кинулся на четвертого врага, сбил его на землю, и он начал молить о пощаде, но не получил ее.
Радость. Радость битвы. Я танцевал от радости, радость клокотала во мне, радость битвы, о которой так часто говорил Рагнар, радость воина. Если мужчина не познал ее, он не мужчина. То была не битва, не настоящая битва, просто стычка с ворами, но то было мое первое сражение, и боги были милостивы ко мне, придав моей руке быстроты, а моему щиту – силы. И когда все было кончено и я танцевал в крови врагов, я знал, что отлично справился. Знал, что справился более чем отлично. В тот миг я мог бы завоевать целый мир и жалел лишь, что Рагнар меня не видит. Но потом я подумал – он ведь может глядеть на меня сейчас из Валгаллы, поэтому воздел к небу Вздох Змея и прокричал его имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55