Вот что меня убивает. Я вдруг увидела, что она – чудовище! Сара считает, что она тоже не в своем уме, как и Торкил, но я поняла, выслушав все ее ужасные измышления, что она попросту никогда в жизни не принимала в расчет никого, кроме самой себя, и ни разу не усомнилась, что все ее поступки правильны и мудры, вне всякой критики! Сэр Тимоти говорил мне, что у нее немало прекрасных качеств, но ей неведомы нежные чувства. Это правда… ужасная правда, Филипп! Она не проронила ни слова жалости к бедному Торкилу – она считает это своей, а не его трагедией! Он разрушил ее последнюю честолюбивую мечту, и она не может ему этого простить. Она не любит его, это очевидно. Я думаю, она никого не любит, кроме себя. Она спокойно отошлет Торкила куда угодно и скажет сэру Тимоти, что врачи рекомендовали ему сменить климат!
– Нет, не отошлет! – мрачно процедил Филипп. – Если она и вправду решится на подобную жестокость, то ей придется иметь дело со мной! Я никогда не говорил с дядюшкой о Торкиле, но как бы я его ни любил, я не допущу, чтобы Торкил был принесен в жертву его спокойствию!
– Филипп, Филипп, ему нельзя ничего говорить! И это самое ужасное! Тетушка сказала, что если вы женитесь на мне, то ноги вашей не будет больше в Стейплвуде, что она будет безжалостна, что, пока она жива, она найдет способ не допустить вас сюда. Она…
– Ну что ж, тогда я тоже буду безжалостен! – сказал Филипп с суровым блеском в глазах. – Клянусь Юпитером, я даже рад, что наконец скрещу с ней шпаги! Не глядите так встревоженно, моя бесценная! Уж эта-то угроза абсолютно пустая! Не во власти Минервы не допустить меня в Стейплвуд. Как ни слаб дядюшка, но здесь он не согласится с ней. А когда он умрет, она обнаружит, что ее деспотизму пришел конец! Она не знает – скорей всего, такая возможность никогда не приходила ей в голову, – что хотя дядя и отписал ей неплохое содержание, но его завещание лишает ее власти. Он назначает меня, а не ее, опекуном Торкила и его попечителем, и можете быть уверены, что я не допущу ни отсылки его из Стейплвуда, ни какого бы то ни было запугивания!
Он поднялся.
– Кейт, милая, мне пора идти, если мы хотим в полдень уехать. Минерву вы не увидите, – она не выйдет к завтраку. А после завтрака сразу поднимайтесь к себе, я надеюсь, миссис Нид удержит оборону!
Он надел сюртук, взял ее руки в свои и поцеловал.
– Смелее, любимая! Обедать мы сегодня будем где-нибудь за сорок – пятьдесят миль от Стейплвуда. Вспомните об этом, если впадете в отчаяние. Но вы не будете отчаиваться, вы же умница!
– Не буду! – пообещала Кейт. Ее пальцы переплелись с пальцами Филиппа, удерживая его. – Я вот о чем подумала: если вы отвезете нас с Сарой в Маркет-Харборо, мы можем сесть там на дилижанс, чтобы… чтобы не вводить вас в такой расход! Совершенно ненужный причем! Я знаю, что цены на экипажи безумно высоки, и…
Мистер Филипп Брум крепким поцелуем закрыл ей рот. Затем он угрожающе строго сказал, что остальные подобные предложения ей лучше придержать при себе; а когда она вознамерилась было возразить, добавил самым непререкаемым тоном, что не в его правилах позволить своей будущей жене ехать в дилижансе с чужими людьми.
Кейт засмеялась, и, когда он отправился к конюшне, ее настроение заметно улучшилось. Она смогла, почти как всегда, весело поздороваться с Пеннимором, которого встретила в Главном холле, и даже добавить беспечным голоском, что в такой прекрасный день невозможно удержаться от прогулки по саду. На что Пеннимор ответил:
– Да, мисс! Это вполне понятно! – При этом в глазах его мелькнули искорки, от которых щеки Кейт зарделись румянцем. И еще Пеннимор добавил, что поскольку мистер Филипп оказал ему честь своим доверием, он берет на себя смелость пожелать ей счастья. – К моим пожеланиям, мисс, – произнес он с отеческой улыбкой, – присоединяется и Тенби, так как сэр Тимоти сообщил ему вчера о вашем предстоящем бракосочетании. Не скажу, чтобы это нас обоих сильно удивило! В столовой, мисс Кейт, сейчас только мистер Торкил и доктор. Я сейчас же принесу ваш чай.
Подождав немного, пока спадет румянец, Кейт вошла в столовую. Доктор тотчас же поспешил ей навстречу и под руку препроводил к столу. Натужно жизнерадостный, но с видом человека, не спавшего всю ночь, Торкил, оправившийся после падения, пребывал в хвастливом, вызывающем настроении, готовый схлестнуться с каждым, кто осмелится оспорить его мастерство наездника. Он то и дело пытался спровоцировать на это Кейт, воинственно вопрошая ее мнение об этом важном предмете.
Она спокойно ответила:
– О нет! Что же я могу сказать!
Он засмеялся:
– Да уж скажите что-нибудь!
– Торкил, Торкил! – предостерегающе окликнул его доктор.
– Не ваше дело! – бросил Торкил, взглянув на него с ненавистью. – А знаете что, кузина! Мы сыграем с вами в кольца. Сразу после завтрака, пока не слишком жарко!
– Мне очень жаль, Торкил, но я, боюсь, не смогу, – ответила Кейт. – Я сегодня уезжаю из Стейплвуда, и мне надо упаковать чемодан.
– Как уезжаете? – вскричал он. – Вы не можете уехать! Я вас не отпущу! Я маме скажу!.. Но почему, Кейт?
– Торкил, вы же знаете, я не собиралась остаться здесь жить навсегда! – улыбнулась ему Кейт. – Я и так уже бессовестно загостилась! Мне очень приятно, что вы хотите, чтобы я осталась. Но я уже давно решила, что мне пора возвращаться, только не знала, как добраться до Лондона, не причиняя вашей маме лишних хлопот и расходов, которые она обязательно приняла бы на себя, хоть в этом и нет необходимости. Но раз уж в Стейплвуд приехала моя кормилица, этот вопрос решается сам собой. Я уеду в Лондон с нею. Я не ожидала ее приезда, поэтому застигнута врасплох точно так же, как и вы.
И тут Торкил поверг ее в изумление: он отбросил стул, упал перед ней на колени и, ловя ее руки, простонал:
О, Кейт, не уезжайте! Пожалуйста, не уезжайте! У меня есть только один друг – это вы! Если вы уедете, я останусь совсем один!
Доктор с поспешностью поднялся, но, встретив яростный взгляд Кейт, остался стоять на месте. Торкил рыдал, уткнувшись лицом в ладони Кейт. Она взглянула на него с жалостью и тихо сказала Делаболю:
– Пожалуйста, оставьте нас, сэр! Торкил, вы раздавите мне руки, пожалуйста, не держите их так крепко!
Он немедленно отпустил ее руки, всхлипывая:
– Простите меня! Я не хотел сделать вам больно! Кейт, вы же знаете, я никогда не обижу вас! Я люблю вас! Вы такая добрая!
Он безвольно уронил голову ей на колени, истерически всхлипывая. Доктор, глубоко вздохнув, незаметно удалился, успокоенный тем, что Торкил настроен неагрессивно. Кейт положила руку на отливающие золотом волосы Торкила и слегка взъерошила их. На сердце у нее было тревожно, но она постаралась говорить ласково:
– Конечно, я знаю, что вы меня не обидите! Не плачьте! А то я тоже заплачу, а вы же этого не хотите?
Он поднял голову и ошалело уставился на нее.
– Вы уезжаете, потому что думаете, что я хотел вас застрелить? Но я не хотел, Кейт, клянусь вам, я не хотел!
– Я знаю, что вы этого не хотели. – Она потрепала его по руке. – Сказать правду, я очень на вас тогда рассердилась за ваше легкомыслие! Но это все уже забыто.
– Значит, это мама! – выпалил он. – Это она вас отсылает! Потому что вы не хотите за меня замуж! Господи, как я ее ненавижу!
Его голос дрожал от гнева, и Кейт незаметно посмотрела на дверь, догадываясь, что доктор приник ухом к двери, и боясь, что он вздумает ворваться в комнату. Но доктор вошел, и она сказала, сохраняя спокойствие в голосе:
– Не надо так говорить, Торкил! Ваша мама не менее вашего хотела бы, чтобы я осталась в Стейплвуде. Встаньте, дорогой мой, и присядьте здесь, рядом со мной! Вот так уже лучше! А теперь признайтесь честно, что вы сами совсем и не хотели на мне жениться!
Ее смеющиеся глаза кружили ему голову, и его глаза тоже засветились в ответ. Ободренная этим откликом, Кейт завела разговор об интересных Торкилу предметах. Он, казалось, внимательно ее слушал, но внезапно выбил у нее почву из-под ног заявлением, что он рад был бы умереть. Она попыталась увести его мысли в другую область, но не преуспела; его лицо потемнело, затуманенный взор блуждал, красивый рот скривился в трагической усмешке.
Она оставила его одного, понимая, что при всей его к ней симпатии поднять его настроение не в ее силах. Она не осмелилась сообщить Торкилу, что выходит замуж за его кузена, ибо опасалась, что эта новость может раздуть пламя его ненависти к Филиппу, постоянно тлеющее под внешней привязанностью. Торкил впал в глубокую меланхолию, и Кейт по опыту знала, что достаточно малейшего толчка, чтобы он перешел в состояние неуправляемой свирепости.
Входя в свою спальню, Кейт выглядела глубоко озабоченной, что заставило Сару, которая с большим знанием дела складывала одно из вечерних платьев, подаренных племяннице леди Брум, живо сказать:
– Если бы отец увидел тебя сейчас, он сказал бы, что ты дуешься как мышь на крупу! Что за охота переживать без конца, если только ты не рассорилась с мистером Филиппом, в чем я лично сомневаюсь!
– Нет, нет! – поспешила успокоить ее Кейт. – Не думаю, что я смогла бы!
– А-а, – загадочно протянула Сара, – время покажет! Куда он исчез?
– Поехал в Маркет-Харборо нанять для нас экипаж до Лондона. Не клади это платье в чемодан! Я возьму с собой только то, с чем приехала!
– Ну, мисс Кейт, тебе, конечно, лучше знать, но мне кажется, что обидно дать пропасть такому шелку! – со вздохом заметила Сара. – Не похоже, чтобы это платье пригодилось ее светлости. Хотя, надо думать, мистер Филипп купит тебе другое, судя по тому, какой он мастер сорить деньгами! Нет, я не против проехаться до Лондона в экипаже и не собираюсь это отрицать! Так кататься мне еще не доводилось, хотя один раз мы приехали в Лондон в почтовой карете, когда сошли с корабля в Портсмуте, но это был редкий случай!
Кейт засмеялась:
– Это когда папа послал багаж с курьером, и он был доставлен только через неделю? Кажется, это было так давно!
– Да это и было давно. Но если бы с багажом поехал мой Джо, его не пришлось бы ждать целую неделю! Куда положить эти платья, мисс Кейт? Не дело оставлять их в гардеробе, а то еще утащит кто-нибудь. Я не поручусь, что твоя эта горничная не вздумает их примерить!
После небольшой дискуссии было решено уложить платья в запирающийся ящик комода, что и было проделано, правда не без спора: Кейт была твердо намерена проделать свою часть работы, а Сара не менее твердо предоставляла ей сидеть в кресле и руководить операцией. Но поскольку Сара при этом не обращала никакого внимания на указания Кейт, той пришлось вскоре оставить кресло и приняться за дело самой. За что и схлопотала выговор от Сары:
– Боже правый, мисс Кейт! Да разве можно так складывать муслин! Только посмотри, как помялось!
С этими словами она выхватила из рук Кейт нарядное платье и стала энергично его встряхивать, как вдруг истошный визг едва не заставил ее уронить его на пол. Одно мгновение Сара и Кейт недоуменно глядели друг на друга. Визг не повторился, и не успела Сара вымолвить: «Ну что там еще…» – как раздался еще более пронзительный визг: кто-то внизу явно пребывал в отчаянии.
Смертельно бледная, охваченная страхом, Кейт распахнула дверь, выбежала на галерею и прислушалась. Глаза ее блуждали, сердце тревожно стучало. Она с трудом произнесла:
– Это Сидлоу! Боже, что же могло случиться? Что могло случиться?
Она приподняла юбки и бросилась вниз по широкой лестнице. В холле она чуть не столкнулась с Пеннимором, тоже спешившим узнать, в чем дело, и таким же бледным, как и Кейт. Дверь в гостиную леди Брум была открыта. Взгляду Кейт предстала ужасающая картина. Леди Брум с посиневшим лицом лежала на полу, язык ее вывалился изо рта, и в глазах, выкатившихся из орбит, застыло злобное выражение. Сидлоу, стоя на коленях возле нее, раскачивалась взад-вперед и голосила, рыдая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Нет, не отошлет! – мрачно процедил Филипп. – Если она и вправду решится на подобную жестокость, то ей придется иметь дело со мной! Я никогда не говорил с дядюшкой о Торкиле, но как бы я его ни любил, я не допущу, чтобы Торкил был принесен в жертву его спокойствию!
– Филипп, Филипп, ему нельзя ничего говорить! И это самое ужасное! Тетушка сказала, что если вы женитесь на мне, то ноги вашей не будет больше в Стейплвуде, что она будет безжалостна, что, пока она жива, она найдет способ не допустить вас сюда. Она…
– Ну что ж, тогда я тоже буду безжалостен! – сказал Филипп с суровым блеском в глазах. – Клянусь Юпитером, я даже рад, что наконец скрещу с ней шпаги! Не глядите так встревоженно, моя бесценная! Уж эта-то угроза абсолютно пустая! Не во власти Минервы не допустить меня в Стейплвуд. Как ни слаб дядюшка, но здесь он не согласится с ней. А когда он умрет, она обнаружит, что ее деспотизму пришел конец! Она не знает – скорей всего, такая возможность никогда не приходила ей в голову, – что хотя дядя и отписал ей неплохое содержание, но его завещание лишает ее власти. Он назначает меня, а не ее, опекуном Торкила и его попечителем, и можете быть уверены, что я не допущу ни отсылки его из Стейплвуда, ни какого бы то ни было запугивания!
Он поднялся.
– Кейт, милая, мне пора идти, если мы хотим в полдень уехать. Минерву вы не увидите, – она не выйдет к завтраку. А после завтрака сразу поднимайтесь к себе, я надеюсь, миссис Нид удержит оборону!
Он надел сюртук, взял ее руки в свои и поцеловал.
– Смелее, любимая! Обедать мы сегодня будем где-нибудь за сорок – пятьдесят миль от Стейплвуда. Вспомните об этом, если впадете в отчаяние. Но вы не будете отчаиваться, вы же умница!
– Не буду! – пообещала Кейт. Ее пальцы переплелись с пальцами Филиппа, удерживая его. – Я вот о чем подумала: если вы отвезете нас с Сарой в Маркет-Харборо, мы можем сесть там на дилижанс, чтобы… чтобы не вводить вас в такой расход! Совершенно ненужный причем! Я знаю, что цены на экипажи безумно высоки, и…
Мистер Филипп Брум крепким поцелуем закрыл ей рот. Затем он угрожающе строго сказал, что остальные подобные предложения ей лучше придержать при себе; а когда она вознамерилась было возразить, добавил самым непререкаемым тоном, что не в его правилах позволить своей будущей жене ехать в дилижансе с чужими людьми.
Кейт засмеялась, и, когда он отправился к конюшне, ее настроение заметно улучшилось. Она смогла, почти как всегда, весело поздороваться с Пеннимором, которого встретила в Главном холле, и даже добавить беспечным голоском, что в такой прекрасный день невозможно удержаться от прогулки по саду. На что Пеннимор ответил:
– Да, мисс! Это вполне понятно! – При этом в глазах его мелькнули искорки, от которых щеки Кейт зарделись румянцем. И еще Пеннимор добавил, что поскольку мистер Филипп оказал ему честь своим доверием, он берет на себя смелость пожелать ей счастья. – К моим пожеланиям, мисс, – произнес он с отеческой улыбкой, – присоединяется и Тенби, так как сэр Тимоти сообщил ему вчера о вашем предстоящем бракосочетании. Не скажу, чтобы это нас обоих сильно удивило! В столовой, мисс Кейт, сейчас только мистер Торкил и доктор. Я сейчас же принесу ваш чай.
Подождав немного, пока спадет румянец, Кейт вошла в столовую. Доктор тотчас же поспешил ей навстречу и под руку препроводил к столу. Натужно жизнерадостный, но с видом человека, не спавшего всю ночь, Торкил, оправившийся после падения, пребывал в хвастливом, вызывающем настроении, готовый схлестнуться с каждым, кто осмелится оспорить его мастерство наездника. Он то и дело пытался спровоцировать на это Кейт, воинственно вопрошая ее мнение об этом важном предмете.
Она спокойно ответила:
– О нет! Что же я могу сказать!
Он засмеялся:
– Да уж скажите что-нибудь!
– Торкил, Торкил! – предостерегающе окликнул его доктор.
– Не ваше дело! – бросил Торкил, взглянув на него с ненавистью. – А знаете что, кузина! Мы сыграем с вами в кольца. Сразу после завтрака, пока не слишком жарко!
– Мне очень жаль, Торкил, но я, боюсь, не смогу, – ответила Кейт. – Я сегодня уезжаю из Стейплвуда, и мне надо упаковать чемодан.
– Как уезжаете? – вскричал он. – Вы не можете уехать! Я вас не отпущу! Я маме скажу!.. Но почему, Кейт?
– Торкил, вы же знаете, я не собиралась остаться здесь жить навсегда! – улыбнулась ему Кейт. – Я и так уже бессовестно загостилась! Мне очень приятно, что вы хотите, чтобы я осталась. Но я уже давно решила, что мне пора возвращаться, только не знала, как добраться до Лондона, не причиняя вашей маме лишних хлопот и расходов, которые она обязательно приняла бы на себя, хоть в этом и нет необходимости. Но раз уж в Стейплвуд приехала моя кормилица, этот вопрос решается сам собой. Я уеду в Лондон с нею. Я не ожидала ее приезда, поэтому застигнута врасплох точно так же, как и вы.
И тут Торкил поверг ее в изумление: он отбросил стул, упал перед ней на колени и, ловя ее руки, простонал:
О, Кейт, не уезжайте! Пожалуйста, не уезжайте! У меня есть только один друг – это вы! Если вы уедете, я останусь совсем один!
Доктор с поспешностью поднялся, но, встретив яростный взгляд Кейт, остался стоять на месте. Торкил рыдал, уткнувшись лицом в ладони Кейт. Она взглянула на него с жалостью и тихо сказала Делаболю:
– Пожалуйста, оставьте нас, сэр! Торкил, вы раздавите мне руки, пожалуйста, не держите их так крепко!
Он немедленно отпустил ее руки, всхлипывая:
– Простите меня! Я не хотел сделать вам больно! Кейт, вы же знаете, я никогда не обижу вас! Я люблю вас! Вы такая добрая!
Он безвольно уронил голову ей на колени, истерически всхлипывая. Доктор, глубоко вздохнув, незаметно удалился, успокоенный тем, что Торкил настроен неагрессивно. Кейт положила руку на отливающие золотом волосы Торкила и слегка взъерошила их. На сердце у нее было тревожно, но она постаралась говорить ласково:
– Конечно, я знаю, что вы меня не обидите! Не плачьте! А то я тоже заплачу, а вы же этого не хотите?
Он поднял голову и ошалело уставился на нее.
– Вы уезжаете, потому что думаете, что я хотел вас застрелить? Но я не хотел, Кейт, клянусь вам, я не хотел!
– Я знаю, что вы этого не хотели. – Она потрепала его по руке. – Сказать правду, я очень на вас тогда рассердилась за ваше легкомыслие! Но это все уже забыто.
– Значит, это мама! – выпалил он. – Это она вас отсылает! Потому что вы не хотите за меня замуж! Господи, как я ее ненавижу!
Его голос дрожал от гнева, и Кейт незаметно посмотрела на дверь, догадываясь, что доктор приник ухом к двери, и боясь, что он вздумает ворваться в комнату. Но доктор вошел, и она сказала, сохраняя спокойствие в голосе:
– Не надо так говорить, Торкил! Ваша мама не менее вашего хотела бы, чтобы я осталась в Стейплвуде. Встаньте, дорогой мой, и присядьте здесь, рядом со мной! Вот так уже лучше! А теперь признайтесь честно, что вы сами совсем и не хотели на мне жениться!
Ее смеющиеся глаза кружили ему голову, и его глаза тоже засветились в ответ. Ободренная этим откликом, Кейт завела разговор об интересных Торкилу предметах. Он, казалось, внимательно ее слушал, но внезапно выбил у нее почву из-под ног заявлением, что он рад был бы умереть. Она попыталась увести его мысли в другую область, но не преуспела; его лицо потемнело, затуманенный взор блуждал, красивый рот скривился в трагической усмешке.
Она оставила его одного, понимая, что при всей его к ней симпатии поднять его настроение не в ее силах. Она не осмелилась сообщить Торкилу, что выходит замуж за его кузена, ибо опасалась, что эта новость может раздуть пламя его ненависти к Филиппу, постоянно тлеющее под внешней привязанностью. Торкил впал в глубокую меланхолию, и Кейт по опыту знала, что достаточно малейшего толчка, чтобы он перешел в состояние неуправляемой свирепости.
Входя в свою спальню, Кейт выглядела глубоко озабоченной, что заставило Сару, которая с большим знанием дела складывала одно из вечерних платьев, подаренных племяннице леди Брум, живо сказать:
– Если бы отец увидел тебя сейчас, он сказал бы, что ты дуешься как мышь на крупу! Что за охота переживать без конца, если только ты не рассорилась с мистером Филиппом, в чем я лично сомневаюсь!
– Нет, нет! – поспешила успокоить ее Кейт. – Не думаю, что я смогла бы!
– А-а, – загадочно протянула Сара, – время покажет! Куда он исчез?
– Поехал в Маркет-Харборо нанять для нас экипаж до Лондона. Не клади это платье в чемодан! Я возьму с собой только то, с чем приехала!
– Ну, мисс Кейт, тебе, конечно, лучше знать, но мне кажется, что обидно дать пропасть такому шелку! – со вздохом заметила Сара. – Не похоже, чтобы это платье пригодилось ее светлости. Хотя, надо думать, мистер Филипп купит тебе другое, судя по тому, какой он мастер сорить деньгами! Нет, я не против проехаться до Лондона в экипаже и не собираюсь это отрицать! Так кататься мне еще не доводилось, хотя один раз мы приехали в Лондон в почтовой карете, когда сошли с корабля в Портсмуте, но это был редкий случай!
Кейт засмеялась:
– Это когда папа послал багаж с курьером, и он был доставлен только через неделю? Кажется, это было так давно!
– Да это и было давно. Но если бы с багажом поехал мой Джо, его не пришлось бы ждать целую неделю! Куда положить эти платья, мисс Кейт? Не дело оставлять их в гардеробе, а то еще утащит кто-нибудь. Я не поручусь, что твоя эта горничная не вздумает их примерить!
После небольшой дискуссии было решено уложить платья в запирающийся ящик комода, что и было проделано, правда не без спора: Кейт была твердо намерена проделать свою часть работы, а Сара не менее твердо предоставляла ей сидеть в кресле и руководить операцией. Но поскольку Сара при этом не обращала никакого внимания на указания Кейт, той пришлось вскоре оставить кресло и приняться за дело самой. За что и схлопотала выговор от Сары:
– Боже правый, мисс Кейт! Да разве можно так складывать муслин! Только посмотри, как помялось!
С этими словами она выхватила из рук Кейт нарядное платье и стала энергично его встряхивать, как вдруг истошный визг едва не заставил ее уронить его на пол. Одно мгновение Сара и Кейт недоуменно глядели друг на друга. Визг не повторился, и не успела Сара вымолвить: «Ну что там еще…» – как раздался еще более пронзительный визг: кто-то внизу явно пребывал в отчаянии.
Смертельно бледная, охваченная страхом, Кейт распахнула дверь, выбежала на галерею и прислушалась. Глаза ее блуждали, сердце тревожно стучало. Она с трудом произнесла:
– Это Сидлоу! Боже, что же могло случиться? Что могло случиться?
Она приподняла юбки и бросилась вниз по широкой лестнице. В холле она чуть не столкнулась с Пеннимором, тоже спешившим узнать, в чем дело, и таким же бледным, как и Кейт. Дверь в гостиную леди Брум была открыта. Взгляду Кейт предстала ужасающая картина. Леди Брум с посиневшим лицом лежала на полу, язык ее вывалился изо рта, и в глазах, выкатившихся из орбит, застыло злобное выражение. Сидлоу, стоя на коленях возле нее, раскачивалась взад-вперед и голосила, рыдая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57