– Бог ты мой! У вас волосы вьются сами?
– Да, они такие от природы, – ответила Кейт, польщенная восторгом Эллен. – Мне очень повезло, правда? А теперь дай-ка мне платье и открой пакет, в котором подарок тетушки… О, какая прекрасная шаль! Не иначе как это норвикский шелк! Где моя шкатулка с украшениями? – Она подошла к чемодану и, порывшись в нем, достала небольшую коробочку. Перебрав ее содержимое, Кейт вытащила скромную нитку бус и кольцо с девизом. Надев все это, она накинула на плечи шаль и заявила, что готова идти.
– О, мисс Кейт, вы как картинка! – в невольном восхищении воскликнула горничная.
Тронутая этими словами, Кейт набралась решимости и отправилась в гостиную. Вслед за Эллен она спустилась в холл и, миновав его, очутилась в картинной галерее, где было по меньшей мере пятнадцать очень высоких окон, задрапированных парчовыми шторами. В подсвечниках на стенах горели восковые свечи, но им было не под силу обогреть огромный зал. Кейт поплотнее закуталась в шаль. Зал галереи напомнил ей о продуваемом всеми ветрами замке около Тулузы, где им с отцом довелось прожить несколько недель.
– Это прихожая, мисс! – прошептала Эллен и на цыпочках прошла туда, где за шторами скрывалась ведущая в Длинную гостиную арка. Эллен заглянула за штору и кивком головы дала Кейт понять, куда ей следует идти.
В Длинной гостиной находились двое незнакомых ей мужчин. Вопросительно взглянув на них, Кейт смутилась.
Рядом с камином стоял цветущего вида мужчина неопределенного возраста, а на диване сидел юноша, красивее которого Кейт еще ни разу не встречала. На лице, словно вылепленном из алебастра, каким-то странным огнем горели большие голубые глаза, опушенные длинными загибающимися кверху ресницами. У юноши был нос классической формы, а капризный рот очерчен необыкновенно изящно. Шелковистые волосы, отливавшие золотым блеском, ниспадали на плечи юноши, а вьющаяся прядь, случайно или преднамеренно, скрывала бледный лоб. Он откинул ее белой рукой и взглянул на Кейт с выражением обиженного школьника.
Его компаньон подошел к Кейт, отвесил ей поклон и, улыбнувшись, произнес:
– Мисс Молверн, если я не ошибаюсь? Разрешите представиться, я – доктор Делаболь. Торкил, дорогой мой мальчик, где твои манеры?
Слова, обращенные к Торкилу, были произнесены с легким укором. Торкил встал и неохотно поклонился Кейт.
– Здравствуйте, – спокойно сказала Кейт, протягивая ему руку. – Не бойтесь, я не съем вас!
Глаза юноши загорелись еще ярче, он радостно рассмеялся и, взяв ее за руку, долго не отпускал.
– О, вы мне нравитесь, – импульсивно произнес он.
– Я этому очень рада, – ответила Кейт, пытаясь высвободить руку, но его пальцы вцепились в нее с неожиданной силой. Тут девушке пришлось попросить Торкила отпустить ее руку. – Хотя я вам и понравилась, – насмешливо добавила она.
Лицо юноши снова помрачнело, он отбросил ее руку, пробормотав при этом:
– Я вам не нравлюсь!
– Знаете, вы показались мне ужасно нелюбезным, – призналась Кейт. – Я вижу, у вас бывают приступы дурного настроения, только мне не совсем понятно, чем я могла рассердить вас.
На мгновение Кейт показалось, что Торкил сейчас взорвется, но он поднял на нее глаза, и его лицо просветлело.
– А, я вижу, что ваши глаза смеются! – воскликнул он. – Нет, вы мне и вправду нравитесь. Я могу попросить у вас прощения за свое поведение, если хотите.
– Торкил, Торкил! – наставительным тоном произнес доктор Делаболь. – Боюсь, мисс Молверн, мы сегодня пребываем в том настроении, когда нас все раздражает, не так ли, мой мальчик?
Эти слова показались Кейт крайне бестактными, но только она открыла было рот, чтобы сказать что-нибудь, как в гостиной появился сэр Тимоти под руку с тетушкой Минервой. Увидев Кейт, она воскликнула:
– А, ты уже здесь! Торкил, сынок мой! – Простерев вперед руки, леди Брум бросилась к нему, окутанная, словно облаком, красновато-коричневым атласом и газом. Торкил взял ее руку и послушно поцеловал. Тетушка положила вторую руку ему на плечо и потянула его к себе, пытаясь тем самым (как показалось Кейт) подсказать ему, что следует поцеловать ее в щеку. Держа Торкила за руку, леди Брум подвела его к Кейт и произнесла:
– Давайте без всяких церемоний! Кейт, любовь моя, ты, конечно же, разрешишь мне представить тебя твоему кузену Торкилу. Торкил, это твоя кузина Кейт.
Кейт склонилась в глубоком реверансе, юноша же в ответ изящно поклонился и произнес:
– Здравствуйте, кузина!
– Здравствуйте, кузен!
– Обед подан, миледи, – объявил Пеннимор.
– Сэр Тимоти, препроводите Кейт в столовую, – велела ее светлость. – Она еще не знает, как туда идти.
– С превеликим удовольствием! – ответил сэр Тимоти, галантным жестом предлагая Кейт свою руку.
– Странный дом, вы не находите? Я часто об этом думаю. Кстати, должен предупредить вас, что кухня у нас расположена в другом конце здания, поэтому кушанья подают к столу уже остывшими.
Кейт рассмеялась, а леди Брум, услышав слова супруга, заявила:
– Что за глупости вы говорите, сэр Тимоти! Я затратила столько усилий, чтобы добыть специальную кухонную посуду, сохраняющую тепло, а вы заявляете, что кушанья подают остывшими!
– Да, вы затратили много усилий, Минерва, очень много, – примирительным тоном промолвил сэр Тимоти.
Чтобы попасть в столовую, нужно было проделать весь длинный путь, которым горничная Кейт вела ее сюда. Столовая представляла собой огромный зал, обшитый панелями из черного дуба, со шторами из алого дамаста. На стенах висели потемневшие от времени портреты, от которых зал, и без того мрачный, казался еще мрачнее. Столовая освещалась свечами в четырех массивных канделябрах, установленных на длинном и довольно узком столе на одинаковом расстоянии друг от друга, по обе стороны от массивной серебряной подставки для блюд.
Стулья с высокими спинками, обитые алой парчой, были сделаны еще в эпоху Якова I, а у противоположной стены, тонувшей в полумраке, Кейт с трудом разглядела очертания большого буфета.
– Ну как, чувствуете себя как дома? – прошептал сэр Тимоти.
– Нет, не чувствую, в таких домах я еще не бывала, сэр, – сдержанно ответила Кейт.
Торкил сел рядом с Кейт и, услыхав ее слова, воскликнул:
– Браво! Мама, кузина Кейт только что сказала, что в таких домах она еще не бывала!
Кейт густо покраснела и с виноватым видом взглянула на леди Брум, но та улыбнулась ей и сказала:
– Да, это так, сын мой. Твоя кузина провела долгое время в военных городках, запомни это! И она впервые в моем доме. Что это вам подали, сэр Тимоти? А, голову трески. Дайте Кейт попробовать, но не кладите, умоляю вас, на ее тарелку тресковый глаз. Многие считают глаза трески изысканнейшим деликатесом, но только не я!
– И не я, – сказал Торкил с гримасой отвращения на лице. – Я съем немного супа, мама.
– Следовательно, глаза трески достанутся нам – мне и сэру Тимоти! – сказал доктор Делаболь. – Нам они не кажутся противными, уверяю вас.
Доктор сидел напротив, и Кейт смогла наконец рассмотреть его. Это был крупный мужчина с мягкой улыбкой. Выглядел он прекрасно, слыл красавцем, и, кажется, не без оснований. У него были холеные белые руки, а мышиного цвета волосы были подстрижены и зачесаны по последней моде а la Брут. Платье доктора отличалось скромностью, тем не менее он произвел на Кейт впечатление франта. Может быть, потому, подумала она, что кончики воротника его рубашки, хотя и сравнительно скромных размеров, были туго накрахмалены, а шейный платок завязан с большим изяществом.
Голову трески сменило филе из телятины, а суп – отбивная говядина с кореньями. Однако, прежде чем было подано мясо, на столе появились жаренные на решетке голуби, пирожки, угорь под винным соусом и фрикассе из цыплят. Кейт отведала немного телятины, помня, что впереди еще второе блюдо, и с благоговейным трепетом стала наблюдать за доктором, который уже съел большую порцию трески, а теперь положил себе на тарелку двух голубей и с большим аппетитом расправлялся с ними.
На второе подали гуся с зеленью, двух кроликов, мясо краба под соусом, брокколи, шпинат и яблочный пирог. Увидев это изобилие, Кейт поняла, что дом леди Брум ведется на широкую ногу. Однако, сделав такой вывод, Кейт была не столько поражена, сколько шокирована, ведь она на своем опыте знала, что одним тощим цыпленком, с умом приготовленным, можно накормить трех голодных едоков. У нее самой никогда не бывало на обед больше нескольких шиллингов, а потому расточительность, царившая в доме леди Брум, повергла ее в ужас. Обед остался почти нетронутым. Торкил пожевал немного крабового мяса и, отодвинув тарелку, раздраженно заявил, что краб совершенно несъедобен. После этого он принялся гонять по тарелке яблочный пирог, отщипывая от него маленькие кусочки. Сэр Тимоти осторожно отрезал себе крохотный кусочек крольчатины и позволил Кейт положить себе на тарелку ложечку шпината, к которому, однако, так и не притронулся. Леди Брум, настояв на том, чтобы положить на тарелку доктору Делаболю изрядный кусок гусятины, сама съела совсем немного. Кейт устояла перед уговорами отведать гуся, закончив обед яблочным пирогом и муссом. За обедом леди Брум болтала о всяких пустяках, а доктор рассказывал анекдоты. Сэр Тимоти, не сводя с Кейт глаз, полных мировой скорби, беседовал с ней о войне на Пиренейском полуострове. Поначалу она отвечала на его вопросы с некоторым смущением, но, когда он заговорил о сражениях, происходивших уже на ее памяти, она оживилась и почувствовала себя раскованнее. Сэр Тимоти мягко рассмеялся, когда, живописуя условия, в которых приходилось сражаться на Пиренеях, она сказала, что «даже в ставке, располагавшейся в Лесаке, условия были гнуснейшими».
Торкил спросил ее с любопытством:
– Вы что, там были?
– Нет, в Лесаке я не была, – ответила Кейт, взглянув на него и дружески улыбнувшись.
– Нет, я имел в виду на Пиренейском полуострове.
– Да, была! Можно сказать, что я выросла в Португалии. Впрочем, я была тогда совсем еще ребенком, и отец оставил нас с мамой и няней в Лиссабоне, поэтому я ничего не могу рассказать вам об отступлении в Корунну. Самая первая кампания, о которой у меня сохранились смутные воспоминания, была в 1811 году, когда лорд Веллингтон совершил бросок к линии Торрес-Ведрас и отодвинул французов к самому Мадриду.
– Как я вам завидую!
– Неужели? Условия для жизни там были просто ужасные, а иногда – и опасные.
– Не важно, – сказал Торкил, бросив хитрый взгляд на свою мать. – Я живу в этом доме словно в заколдованном замке.
– Какую ерунду ты несешь, сын мой, – бросила леди Брум и, поднявшись из-за стола, направилась в двери. Лакей раскрыл перед ней дверь, и она вышла. За леди Брум вышла Кейт, которой очень хотелось поблагодарить лакея, но она прекрасно понимала, что делать этого не следует. Кейт знала, что в этом доме ей следует вести себя как госпоже, но ей хотелось сделать приятное человеку, раскрывшему перед ней дверь, и она приветливо улыбнулась. Кейт знала, что леди Брум никоим образом не одобрила бы ее поведения. Ни один мускул не дрогнул на лице лакея, но позже он поразил всю прислугу в доме, заявив, что истинное благородство узнается с первого взгляда. Оно определяется не величиной состояния и не знатным происхождением, добавил он, хотя невежественные люди обычно думают иначе.
– Сэр Тимоти – благородный человек, – заявил он охрипшим вдруг голосом, указуя ножом в сторону своего хозяина. – И никто не станет отрицать этого! А почему? Да потому, что он не такой спесивый, как некоторые, и никогда не забудет поблагодарить тебя, если ты оказал ему услугу. А вот леди Брум никак не назовешь благородной. А почему? Да потому, что она никогда не замечает нас, слуг, с высоты своего высокомерия. И этот доктор Делаболь совсем не благородный, ведь он всегда так лебезит перед нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57