Передадим пленку судье, и Солу придется отвечать по всем старым обвинениям.
- Тоц, ты все обдумал?
Тоцци вздохнул в трубку. Он ждал этого вопроса.
- Ну, давай напрямик. Тебе мой план не нравится. По-твоему, это своевольничанье. Ты считаешь, что нужно сперва спросить разрешения у Иверса. Но что он скажет, известно заранее. Каммингс забила ему голову своей чушью об убийце-маньяке. Если сейчас обратиться к нему с просьбой, то когда он даст наконец какой-то ответ, Мистретта будет уже гнить в могиле.
Гиббонс молчал. Тоцци слышал в трубке его дыхание. По крайней мере, хоть обдумывает услышанное.
- Слушай, Гиб, для нас это редкая возможность. Есть шанс засадить Сола Иммордино пожизненно. В самом крайнем случае мы не дадим ему взять власть над семьей. Джуси тоже не ангел, но хотя бы вполне предсказуем. А у Сола, наоборот, большие планы. Как всегда. Если он захватит власть, нам придется нелегко. Они займутся такими делами, о каких мы и не слыхивали.
Гиббонс все еще колебался.
- Действовать нужно немедленно. Похороны начинаются в десять. Если не хочешь приезжать - не приезжай. Поеду сам. Оставайся с Каммингс. Как-нибудь управлюсь.
- У тебя есть магнитофон?
- Да, «Награ». Пластырь, свежие батарейки - все приготовлено.
- Где состоятся похороны?
- В Говард-Бич. В церкви Святого Антония. На Сто пятьдесят девятой авеню.
- Адрес я знаю. - Гиббонс вздохнул. - Ладно. В двадцать минут десятого моя машина будет стоять напротив церкви, на другой стороне улицы. Найдешь ее?
- Найду.
Тоцци положил трубку и уставился на телефон. Что-то очень легко все получилось.
Он поднялся с дивана и пошел в гостиную. Там на маленьком столике лежал черный матерчатый пояс. Завоеванный Джоном, совершенно новый, ни разу не надеванный. Сэнсэй вручил его Тоцци, и он собирался положить пояс Джону в гроб. Похороны будут в пятницу.
Взяв пояс, Тоцци покачал его на ладони. Сэнсэй предлагал ему оставить пояс у себя, пока не пройдет шодан. Разрешил носить в память о Джоне. Но Тоцци счел, что не имеет на это права. Позвонил отцу Джона, спросил, как он смотрит на то, чтобы похоронить сына с поясом. Мистер Паласки ответил, что Джон, наверное, хотел бы этого. Айкидо для него много значило.
Тоцци погляделся в зеркало, стоял в одном белье, непричесанный, с поясом в руке. Джон был хорошим парнем. Жаль, что его не стало.
И положил пояс на место.
- Иммордино это не сойдет с рук, - пробормотал он, обращаясь к поясу. - Обещаю тебе, Джон.
Повернувшись боком к зеркальцу, Тоцци стянул майку и взял со столика мини-магнитофон «Награ». Приложил к пояснице. Туда он его и прикрепит. Провод обмотает спиралью вокруг груди и присоединит к микрофону в галстучной булавке. Он не любил таскать на себе эти штуки. С ними можно влипнуть. Если какой-то мафиози заметит у тебя магнитофон, можно забыть о своем существовании. Но сегодня случай особый. Майк не изменял внешности и не думал, что в церкви кто-то станет его ощупывать, особенно изображающий психа Сол.
Взяв рулончик пластыря, он отмотал примерно шесть дюймов, отрезал, положил на столик, потом отрезал еще шесть дюймов. Приклеил концы полосок к маленькому магнитофону, потом, глядя в зеркало, осторожно завел его за спину. Приложив «Нагру» к пояснице, одной рукой он придержал магнитофон, а другой приклеил пластырь к коже. Когда он разгладил вторую полоску, раздался звонок в дверь.
Тоцци повернул голову:
- Кто там еще, черт возьми?..
Поднял майку и, натягивая ее на ходу, пошел к переговорному устройству.
- Да?
- Привет. Это я. Стэси.
- А... привет.
- Можно войти?
Тоцци нажал на кнопку и взглянул на камин, где стояли часы. Пять минут восьмого. Почему в такую рань? Он взялся за ручку, чтобы открыть дверь, потом вдруг вспомнил, что все еще в одних трусах. Бросился в спальню и схватил брюки от костюма.
Когда он вышел, Стэси стояла в гостиной, в черном мини-платье из хлопчатобумажного трикотажа и красно-коричневом пальто. Забросив за плечо свои длинные кудри, грустно поглядела на Тоцци. Похоже, она много плакала.
- Привет.
Голос ее прозвучал чуть громче шепота.
- Привет. - Затягивая брючный ремень, Тоцци подошел поближе. - Хочешь кофе?
Стэси отрицательно покачала головой. Она вела себя так, словно чего-то ожидала.
Стоя перед ней босиком и в майке, Тоцци почувствовал себя неловко.
- Ну... как ты поживала?
- Сердилась.
Он кивнул:
- Конечно, на меня.
Она тоже кивнула:
- Да. На тебя.
- Послушай, Стэси, я переживаю это тяжелее всех. Джон был моим другом...
- Я сержусь не... не из-за смерти Джона. Я сожалею об этом. А сержусь на тебя.
- Почему?
Он знал почему. Но у него не было слов для объяснений.
- Ты обидел меня. Я думала, у нас есть кое-что общее. И считала тебя другим.
- Стэси, ты ничего не понимаешь.
- Ведь в тот вечер ты пытался сплавить меня Джону?
Тоцци опустил глаза и вздохнул. Все-таки ступни у него на удивление безобразные.
- Понимаю, выглядело это так, но, поверь, я не собирался тебя сплавлять. Думал я только о тебе. Мне кажется, тебе нужен более подходящий...
- Откуда тебе знать, что мне нужно? - Привычным движением она отбросила волосы назад. - Это знаю я. А не ты. Мне нужно...
Она глянула на него в упор и отвернулась.
- Стэси... я не знаю, что сказать.
- Да, конечно. Ты всегда не знаешь, что мне сказать. Тебе есть что сказать кому угодно обо мне, но всегда нечего сказать мне.
Тоцци стало совсем скверно. Ведь не нарочно он ведет себя так, но разве скажешь ей о своей проблеме? Это унизительно. К тому же, хоть она и очень привлекательная, он решил, что они не подходят друг другу. Лоррейн права. Он неспособен поддерживать отношения с женщиной. Да и по возрасту он годится Стэси в отцы. У них нет будущего.
- Тоцци, мне надо выяснить, наконец: если хочешь, чтобы я ушла, я уйду, но если хочешь, чтобы осталась, - ты должен показать, что стоишь этого. Я постоянно открываю тебе свои карты. Теперь твоя очередь.
Тоцци глубоко вздохнул. Тузов у него нет.
- Поговори со мной, Тоцци. Скажи, как ты ко мне относишься, иначе я ухожу. Навсегда.
- Стэси... Сейчас мне нужно ехать...
Она резко вскинула голову:
- Никаких отговорок, Тоцци. Я хочу знать сейчас и окончательно.
- Послушай; Стэси.
Он шагнул к ней, она тоже подалась вперед, и внезапно его ладони скользнули по ее бедрам. Носок замшевого сапожка терся о его босую ногу. Пахла Стэси мятой и медом.
- Ну?
Лицо ее было так близко.
У Тоцци вдруг закружилась голова. Запах мяты и меда пьянил его. Он почувствовал, как возвращается к нему мужская сила. Возбуждение было почти болезненным.
О Господи.
Не раздумывая, он притянул ее к себе. Все вокруг шло ходуном. Губы их соприкоснулись сперва легко, потом крепче, потом они впились друг в друга. Тоцци терял самообладание. Он не отпускал ее, боясь, что она исчезнет. Если б этот поцелуй мог длиться вечно.
Руки Стэси, поначалу неподвижно лежащие на его груди, обхватили его торс. Он и не заметил, как они оказались на его ягодицах, потом поползли наверх. Она оторвалась от его губ.
- Что там у тебя?
И сердито наморщила лоб.
- Где?
- На спине.
Сперва лицо у нее было недоуменным, потом стало злобным.
- Нет, Стэси, я не записываю тебя. Я собирался на работу.
- Уже? Я думала, ты все еще...
- Официально я пока в отпуске. Но сегодня необходимо провернуть одно дело.
Он взглянул на камин. Надо поторапливаться, чтобы успеть на похороны.
Стэси оттолкнула его и нахмурилась.
- Хочешь сказать, что для меня времени нет? Что ты позарез занят?
- Ну что ты. Это вовсе не так.
Не совсем так.
Он прижал ее к себе, пытаясь сообразить, сколько времени займет поездка в Говард-Бич на такси. Сплел пальцы на ее пояснице. Он возбуждения и растерянности у него тряслись руки. Тоцци очень хотел ее, хотя только что убеждал себя, что ей не подходит. Черт.
Глаза Стэси затуманились.
- Ну? Пошли?
Пульс у Тоцци лихорадочно зачастил.
- Ну? - шепотом повторила она. - Идем?
У Тоцци перехватило дыхание. Его обуревало желание, хотя он знал, что время не терпит. Надо ехать на эти проклятые похороны, остановить Сола Иммордино. Но он держит в объятиях Стэси, Мисс Накачивайся. Только что он клялся себе, что не поступит с ней, как с другими женщинами... Но с другой стороны...
Губы их слились снова, он искал языком ее язык. Голова его кружила по комнате, ударяясь о стены, и лишь когда они упали на постель, до Тоцци дошло, что это уже не гостиная.
Они сплелись в объятиях и неистово целовались, катаясь по неприбранной постели. Тоцци оказался на спине, «Награ» врезалась ему в тело. Он завел назад руку и отодрал магнитофон, кожа от пластыря горела. Приподнявшись, чтобы положить «Нагру» на туалетный столик, он увидел пиджак, висящий на двери чулана. Пиджак от черного костюма в полоску. Похоронного костюма.
Черт.
Стэси стояла над ним на коленях, волосы падали ей на лицо. Она отбросила их назад, уткнулась носом в его ухо и лизнула мочку.
- Тоцци?
- М-м-м-м?
Он смотрел на туалетный столик, где стояли радиочасы.
- Ты что, забыл обо мне?
- Нет-нет. С чего ты взяла?
Он перекатил Стэси на бок, одна из ее невероятных грудей легла ему на предплечье. Твердый сосок уперся в его волосатую грудь.
- Видел бы ты свое лицо.
Она смеялась, в ее золотистых глазах мерцали искры.
Тоцци вновь почуял запах мяты. Глянул Стэси в глаза, и она перестала смеяться. Их губы соединились, соприкоснулись языки. Голова снова пошла кругом.
Поцелуй длился без конца. Тоцци будто несся на лыжах по склону горы со скоростью сто миль в час. Стэси что-то пробормотала сквозь поцелуй, и вдруг он опять оказался в спальне. Чуть приоткрыл глаза. Пиджак выжидающе темнел на плечиках.
Глава 20
Стеклоочистители похоронно шуршали. Раз... два. Раз... два. Раз... Прямо по нервам. Сидящий сзади Сол наклонился и ткнул пальцем в сторону.
- Сил, может, остановишься здесь? Возле бокового входа.
- Сальваторе, может, помолчишь и предоставишь мне вести машину?
Сил медленно ползла вдоль квартала, ища местечко, где можно пристроить маленький «датсун» Люси.
- Мне хотелось войти через боковую дверь, Сил, только и всего. Перед церковью я видел человека с видеокамерой. Эти типы мне уже опротивели.
- Вот как? А вчера и позавчера они не были тебе противны. Ты разгуливал по тротуару, позируя перед камерой.
Эмерика снова стала бить дрожь.
- Где Чарльз? Хочу видеть Чарльза.
Сол обнял его за плечи, пытаясь успокоить:
- Не волнуйся, Донни. Чарльза мы увидим потом. Уже скоро.
Хоть бы Сил перестала говорить таким раздраженным тоном. От него Эмерик начинает трястись, будто карликовый пудель.
- Ну-ну, Донни. Успокойся. Она не всерьез.
- Это нехорошо. Очень, очень нехорошо.
Лицо его сморщилось, голос звучал обиженно. Сол испугался, что он расплачется снова.
- Сил, может, развернешься? Поставь машину на той стороне улицы, возле бокового входа. Там есть свободное место.
- Я сама знаю, куда ехать, Сальваторе. И поставлю машину там, где хочу.
Сил пребывала в дурном настроении. По случаю похорон Мистретты она надела толстую рясу, в этом одеянии ее всякий раз будто подменяли. В другое время она вела себя сносно, несколько вздорно, но, в общем, терпимо. Но надевая этот черный балахон с капюшоном, окончательно превращалась в монахиню, настоящую монахиню, каких Сол помнил по католической школе. Невыносимую.
Злилась Сил из-за Эмерика. Она хотела оставить его дома с Люси, однако Сол сказал, что парня необходимо взять с собой. Таблетки кончились два дня назад. Оставлять его со старухой и девчонками нельзя. Конечно, после таблетки он становится паинькой, но сейчас за ним нужен присмотр. Смотри, какой нервный. Вот что Сол сказал сестре. Она не желала верить, что ее славный мальчик Донни может содеять с девчонками что-то греховное, однако, в глубине души считая всех мужчин грязными животными, решила не рисковать, хотя без умолку твердила, что везти Донни на похороны Мистретты совершенно, совершенно неуместно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37