– Почему ты думаешь, что он «голубой»?
– Я одного парня в баре встретила. Он купил мне выпить. И все вроде шло путем, когда вошел вон тот тип. Злой, как черт. Выяснилось, что они партнеры.
Неужели она разговаривала с Треджиллом?
– Тот, другой парень, тоже черный? Она покачала головой.
– Блондин с голубыми глазами. Ковбой. Выглядит крутым, но милый.
Треджилл.
– Я не люблю гомиков, как бы мило они ни выглядели. – Салли протянула руку и погладила его ширинку. – Слушай, эта твоя пушка меня здорово завела. Как и твой пистолет. – Она засмеялась своей собственной дурацкой шутке.
– О чем вы разговаривали?
– Мы с ковбоем? Я рассказала ему, что мечтаю стать танцовщицей. И еще я рассказала ему о парне, который мне нравится и которому нравлюсь я. Догадайся, о ком?
Лозадо заставил себя улыбнуться.
– Уж не обо мне ли?
Она радостно ущипнула его.
– И он сказал…
– Ковбой?
– Ага, он сказал, что раз в твоей квартире не бывает женщин, то у меня, скорее всего, нет соперниц. А ты что скажешь?
Лозадо протянул руку и потрогал ее сосок прямо через идиотскую футболку.
– Откуда он узнал, что у меня не бывает женщин? Он спрашивал?
– Ну да, но я ему сказала… – Внезапно она замолчала и с опаской взглянула на него. – Я ничегошеньки ему не сказала. Ты не велел мне говорить о тебе, вот я и не стала. В смысле, не называла твоего имени.
– Молодец. – Он снова подергал сосок, на этот раз заставив ее поморщиться. – Знаешь, ты меня здорово разогрела.
– Я уж вижу.
– Поедем куда-нибудь, где мы сможем побыть одни.
– Мы можем и здесь этим заняться.
– Нет, то, что я задумал, здесь не получится.
Ренни взглянула на часы, стоящие на столике у кровати. Четвертый час, а она все никак не может заснуть. А без четверти шесть ей надо быть в больнице Она взбила подушку, поправила простыню, запутавшуюся в ногах, и закрыла глаза, решив ни о чем не думать и заснуть.
Через полчаса она сдалась. Пошла на кухню, налила воды в электрический чайник и включила его. Собрала все, что требуется, чтобы заварить чай, но движения ее были неуклюжи. Она два раза уронила крышку от банки с чаем, прежде чем сумела ее как следует закрыть.
– Черт бы его побрал!
Она не была уверена, кого именно «его» она имела в виду. Вика Треджилла или Лозадо. На выбор. Они занимали первое место в списке ненавидимых ею людей. За ними вплотную шел детектив Уэсли.
Ренни действительно собиралась выполнить свою угрозу – направить в полицию, к начальству Уэсли, своего адвоката. Либо пусть он ее арестовывает, либо оставит в покое. Но она отказывается жить под подозрением в преступлении, которого не только не совершала, но о котором ничего не знала.
Пять дюжин роз были присланы в уплату за оказанное «одолжение», о котором упомянул Лозадо. О чем-то другом даже думать было невозможно.
Он пугал ее. Ведь он преступник. И хитрый преступник. Он был настойчив и, как она подозревала, терпелив. Он будет продолжать звонить, пока она не положит этому конец. Но она не знала, как это сделать.
Разумно было бы сообщить о нем в полицию, но ей не хотелось этого делать. Рассказать обо всем Уэсли теперь, когда уже прошло много времени, нельзя, это только усилит его подозрения. Разумеется, ее перестанут подозревать в соучастии в убийстве Ли, но тем временем…
Именно этого «тем временем» ей и хотелось избежать. Наверняка припомнят случай в Далтоне и…
Засвистел чайник. Она быстро выдернула шнур из розетки и налила кипяток в кружку с пакетиком. Отнесла дымящуюся кружку в гостиную, включила телевизор и села в угол дивана, подобрав под себя ноги. Пробежала по каналам, чтобы выбрать что-нибудь отвлекающее. Мало ей неприятностей с Лозадо, так тут еще этот проклятый Треджилл.
Она соврала, сказав, что не злится. Она злилась, да еще как. По сути, она просто была в ярости. Но больше всего ее расстраивало, что она переживала из-за его обмана. Она-то надеялась, что ее уже ничто не может задеть. Она верила, что уже не сможет к кому-нибудь слишком привязаться. И вот, пожалуйста.
Ренни пыталась, как могла, отбить у него охоту за ней волочиться, но это его не остановило. Ей стала нравиться его настойчивость, льстило упорное преследование. Если честно, она обрадовалась, когда он явился на ферму в своем пикапе, сдвинул шляпу на затылок и протянул: «Вы плохо действуете на мое самоуважение, доктор Ньютон». Она невольно почувствовала возбуждение.
Но выяснилось, что он не упрямый поклонник, а всего лишь старательный полицейский.
Его предательство подействовало на нее, как будильник, она проснулась. Время стерло ненавистные воспоминания. Годы притупили боль глубоких эмоциональных ран. Решения, принятые когда-то, уже не казались столь важными. Двуличность Вика послужила грубым напоминанием о причине, заставившей ее принять эти решения. Теперь ей следует быть еще более решительной. Наверное, его даже можно за это поблагодарить.
Но Ренни не испытывала благодарности к нему за то, что он заставил ее вспомнить об ощущениях, в которых она себе отказывала. Она ненавидела его, потому что теперь тосковала по этим ощущениям, ей хотелось испытать их снова. С ним.
Ренни поставила недопитую чашку на журнальный столик и поглубже зарылась в подушки. Стоило ей закрыть глаза, как она вспомнила, насколько здорово было вчера скакать, чувствовать солнце и ветер на коже, приходить в восторг от скорости. Испытывать чувство, что ты можешь обогнать все. Чувство свободы.
Знай она, что за рулем пикапа сидит Вик, она была бы еще счастливее. Он заставлял ее улыбаться, даже смеяться. Этот косенький передний зуб…
Ее разбудил телефонный звонок.
15
Вик быстро сел в свой пикап – ему показалось, что дежурный по стоянке потратил целый час, чтобы получить с него деньги, – и уехал прочь из центра. Вскоре он остановил машину и несколько минут пытался убедить себя, что не умрет в ближайшие пять минут.
Он несколько раз дергал резинку на запястье, но это не могло помешать мозгу посылать сигналы о неизбежной смерти. Вик и не надеялся, что резинка способна сотворить такое чудо. Все равно, что кнутом пытаться остановить товарный поезд. Но доктор посоветовал, и Вик, чтобы посмеяться над ним, начал эту резинку носить.
Пальцы рук и ног сводила судорога, распространялась все дальше. Когда впервые его поразил этот временный паралич, Вик решил, что у него опухоль мозга. Позже он узнал, что это симптомы кислородной недостаточности в конечностях в результате гипервентиляции.
Он открыл «бардачок» и достал оттуда коричневый пакет, в какие обычно кладут бутерброды, и принялся дышать в него. Вскоре судорога начала ослабевать, онемение прошло, и все встало на свои места.
Только сердце билось так, как будто он встретился нос к носу с коброй, готовящейся напасть. Хотя он точно знал, что не умирает, ощущение, черт возьми, было именно таким. В течение пяти проклятых минут его разум и тело воевали. Разум говорил, что у него просто очередной приступ паники. Но тело утверждало, что он умирает. И тело казалось более убедительным.
Вик ужинал с друзьями, когда случился первый такой приступ. Не то чтобы он вдруг почувствовал себя неважно, а потом все хуже и хуже. Нет. Только что он был в полном порядке, а в следующую секунду его охватила волна жара и начало трясти. В глазах все поплыло, он ощутил тошноту. Извинившись, он выскочил из-за стола и ринулся в мужской туалет, где его прохватил дикий понос. Он трясся крупной дрожью, и ему казалось, что скальп сползает с головы. Сердце бешено колотилось, он хватал ртом воздух и все равно не мог отдышаться.
Он всем сердцем верил, что сейчас умрет. Тут же, на месте. Он так и сдохнет на полу в общественном туалете.
Через двадцать минут у него нашлись силы встать, умыться холодной водой, извиниться перед друзьями. Он считал: ему повезло; что он покидает ресторан живым, выжатым как лимон, но живым. Он добрался до дома и проспал двенадцать часов. На следующий день он был в норме, только ощущал небольшую слабость. Он решил, что его поразил какой-то особо злостный вирус гриппа, или же соус, который он ел за ужином, оказался отравленным.
Через двое суток это случилось снова. Он проснулся в собственной постели. Никаких ночных кошмаров. Ничего. Он крепко спал, потом внезапно проснулся и понял, что сейчас умрет. Сердце стучало. Пот стекал ручьями. Он задыхался. Снова начались судороги, все тело чесалось, и Вик испытывал твердую уверенность, что его время на земле подходит к концу.
Все это произошло вскоре после того, как Лозадо выпустили. Убийца показал нос полицейскому управлению в целом и Вику в частности. И теперь Вика поразила смертельная болезнь. Так он оценивал ситуацию, записываясь на прием к терапевту.
– Вы хотите сказать, что у меня просто крыша поехала?
Доктор протащил его через все анализы – неврологические, гастроэнтерологические, кардиологические и все остальные – и выдал заключение: у него острое нервное расстройство.
Он поторопился объяснить Вику, что тот вовсе не сумасшедший, и познакомил его с природой этого заболевания.
Вик обрадовался, узнав, что его болезнь не смертельна, но он не мог прояснить себе ее причины, и это его беспокоило. Ему хотелось, чтобы его быстренько вылечили, и он расстроился, узнав, что так не бывает.
– Возможно, у вас больше не будет ни одного приступа, – сказал врач. – Или вы будете страдать от них периодически всю вашу жизнь.
Вик изучил все, что можно, по поводу этой болезни. От нее, оказывается, страдали тысячи людей. Его несколько утешило, что у него распространенные симптомы.
Некоторое время он ходил к терапевту раз в неделю и пил лекарство в целях профилактики. В конечном итоге он убедил и врача и себя самого, что излечился.
– Я справился с этим, – сказал он терапевту. – То, что вызывало эти приступы, кануло в Лету. Я выздоровел.
И он десять месяцев был здоров. Именно столько времени прошло после последнего приступа. Он был в порядке. До сегодняшнего дня. Слава богу, приступ был коротким и не очень тяжелым. Он понимал, что с ним происходит, и смог себя перебороть. Может, резинка все-таки помогла.
Он подождал минут пять, чтобы убедиться, что действительно все прошло, прежде чем ехать дальше. Он выехал на Западную магистраль и поехал, сам не зная куда. По сути, в голове было пусто. Только думы о Ренни. Хирурге. Всаднице. Убийце.
Возможно, его приступ был вызван известием о том, что в шестнадцать лет у нее была связь с женатым мужчиной. Ни много ни мало, партнером своего отца, который, скорее всего, был намного ее старше. Малолетняя разрушительница семьи.
Это совпадало с тем, что рассказывала о ней Кристел. Девчонка, которая могла ездить в открытой машине, оголив грудь, вполне способна спать с партнером отца, разрушить благополучный брак и, возможно, впоследствии посмеяться над любовником.
Пуританская часть населения Далтона была наверняка возмущена таким поведением. К этому добавилось убийство, так что нечего удивляться, что родители поторопились от нее избавиться и послали в интернат.
Но все это никак не сочеталось с той женщиной, которую знал Вик. Верно, он встречался с ней всего два раза, но из того, что он видел, он мог сделать вполне обоснованные выводы насчет ее характера.
Она не просто не любила тусовок, она вела жизнь монахини. Она не выставляла напоказ свою сексуальность, она боялась прикосновений, едва не сказала: «Не надо», когда он хотел коснуться ее щеки.
Разве это поведение женщины-вамп?
Он не мог привести двух разных Ренни Ньютон к общему знаменателю, и это сводило его с ума. Он не мог быть объективным, и Орен это знал. Именно поэтому он контролировал его действия, следил за ним, как чертова легавая.
Но злиться по-настоящему на Орена Вик не мог. Вернее, он, конечно, злился. Еще бы! Орен врезал ему в челюсть, нес всякую чушь о Ренни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51