Вы мне, пожалуй, даже симпатичны.
— Какая блестящая отповедь, Перри! А что скажет Джереми?
Джереми, всем своим видом демонстрирующий, насколько ему неприятен этот разговор, раздражённо пробурчал:
— Господи Боже, какая чушь!
— Уинти? — осведомился Гарри.
— Я должен тратить своё время на ненависть? — Моррис развёл руками и окинул его ледяным взглядом. — Глупости! Я слишком занят.
— Итак, в отсутствие Чарльза и девушек мы выяснили, что покинуты лишь королём «Дельфина».
Маркус Найт отошёл в дальний конец фойе, стоило лишь открыться двери кабинета. Но, услышав последнюю сентенцию, повернулся и с чувством собственного достоинства произнёс:
— Я категорически отказываюсь принимать участие в этом балагане. — И тут же сам испортил произведённое впечатление, сорвавшись на крик:
— Мне надоело выслушивать глупое, наглое, издевательское прозвище!
— Бом! — откликнулся Грав. — Колокол взревел. Интересно, донёсся ли набат до Элегантного Полицейского? Я удаляюсь. Всего наилуч… — он поймал себя на любимом пожелании Джоббинса и смутился. — На этот раз действительно нечаянно. Пока.
С этими словами он исчез.
Маркус Найт незамедлительно впал в то состояние, которое Перигрин называл высшей степенью накала. Внешне все было прилично. Он говорил чрезвычайно спокойно, со сдержанной жестикуляцией и кажущейся невозмутимостью, — лишь покрасневшая шея да судорожно бьющаяся жилка на ней выдавали крайнюю напряжённость.
— Полагаю, не совсем подходящий момент, чтобы обсуждать возможность участия в спектакле данной личности. Однако был сделан намёк, что полиция прислушивается к Правлению. Уинтер, я должен просить вас довести до сведения руководства моё намерение как можно скорее прервать свой контракт, если только Хартли Грав не будет освобождён от исполнения роли. Формальностями займутся мои агенты.
При обычных обстоятельствах выступление завершилось бы оглушительным грохотом двери. Однако хлопнуть было нечем, поэтому Маркус эффектно опустился на один из викторианских диванчиков, которые Джереми разместил по стенкам круглого фойе, и застыл там в исполненной достоинства спокойной позе, готовый, однако, взвиться при малейшем поводе.
— Мой дорогой, уважаемый Перри и вы, уважаемый Уинти, мне очень жаль, но примите это решение как окончательное. Мне действительно очень жаль, что так получилось. Но ничего не поделаешь.
Перри и Моррис осторожно переглянулись. Джереми, который выглядел очень подавленно с тех пор, как вернулся, тяжело вздохнул.
— Марко, — начал Перигрин, — не будете ли вы так добры ненадолго отложить обсуждение этого вопроса? Ужасное происшествие прошлой ночью создало проблему для нас. Я согласен со всем, что вы можете сказать по поводу Гарри. Он ведёт себя просто ужасно и при нормальных обстоятельствах давно бы вылетел из театра. Могу обещать только, что я непременно поговорю об этом с Гринслэдом, а если он не захочет вмешиваться, я… я пойду к Кондукису и скажу, что больше не в силах выносить его протеже. А до тех пор, Марко, умоляю вас, потерпите.
Маркус сделал рукой красивый неопределённый жест, который мог выражать несогласие, высокомерное снисхождение или неумолимый гнев, затем возвёл очи горе и скрестил руки.
Уинтер Моррис посмотрел на Перигрина, закатил глаза и едва заметно мотнул головой.
Из кабинета вышел инспектор Фоке и сообщил, что если мистер Джереми Джонс может уделить несколько минут, суперинтендант Аллен хотел бы побеседовать с ним.
Перигрина, проводившего Джереми взглядом, кольнула неясная тревога.
Когда Джереми вошёл в кабинет, Аллен сидел за столом Уинтера Морриса. Перед ним стоял раскрытый портфель, рядом лежал «Тайме». Джереми застыл у порога. Аллен предложил ему сесть и закурить сигарету.
— Спасибо, я предпочитаю трубку.
— Я тоже. Не стесняйтесь.
Джереми достал из кармана трубку и табакерку. Его руки не дрожали, но движения были стеснёнными.
— Я попросил вас зайти, учитывая, что моё приглашение может оказаться совершенно излишним с точки зрения дела. Если так, заранее прошу прощения. Декорации к пьесе делали вы, не так ли?
— Да.
— Они показались мне исключительно точными. Я всегда прихожу в восторг, когда оформление сцены отражает тон и характер пьесы, не становясь при этом слишком навязчивым.
— К сожалению, последнее случается часто.
— Только не в данном случае. Вы с Джеем занимаете одну квартиру, не так ли? Наверное, вы с самого начала работали вместе.
— Да. Получилось удачно.
— Мне говорили, что вы совладелец симпатичного магазина на Уэлтон-стрит и пользуетесь репутацией эксперта по историческому костюму.
— Такая оценка моих знаний чересчур высока.
— Во всяком случае, это вы делали эскизы костюмов и занимались реквизитом?
— Да.
— Например, перчатками, — сказал Аллен, поднимая со стола газету. Под ней оказались перчатки, используемые во время спектаклей.
Джереми промолчал.
— На удивление точная копия. Ну и, конечно, я видел, как вы размещали настоящую перчатку и документы на вельветовой подставке и клали их в сейф. Если помните, я присутствовал в театре в то утро, шесть месяцев назад.
Джереми привстал было со стула, но взял себя в руки.
— Верно, — сказал он.
Аллен достал из портфеля свёрток, пододвинул его поближе к Джереми и осторожно развернул. Их глазам предстала маленькая, сморщенная, расшитая перчатка с золотым шнуром, покрытая пятнами.
— Это не она?
— Я… да, — сказал Джереми, белый, как рубашка.
— Это та самая перчатка, которую вы поместили на вельветовую подставку вместе с двумя документами и прикрыли куском полиэтиленовой плёнки, закреплённой с помощью обтянутых вельветом же кнопок?
— Да.
— А затем через заднюю стену ниши, которая со стороны яруса прикрыта панелью, вы поместили подставку внутрь сейфа, задрапированного вами же золотым шёлком. Вы повернули выключатель, который управляет стальными дверями в стене фойе. Двери открылись, и зажглось освещение витрины. Вы закрыли дверцу сейфа и заперли его. Перигрин Джей, Уинтер Моррис, Маркус Найт, Тревор Вере, мисс Дестини Мейд и мисс Эмили Дюн в это время находились, по вашему предложению, в фойе и на лестничной площадке, громко одобряя характер экспозиции. Верно?
— Вы там присутствовали.
— Да, как я уже имел случай вам напомнить. Я был в фойе и присоединился к вам, когда вы изменяли положение экспонатов на подставке.
Аллен сделал короткую паузу. Джереми не издал ни звука, и суперинтендант продолжил:
— Прошлой ночью экспонаты, вельветовая подставка и кусок полиэтилена были найдены в центральном проходе партера недалеко от того места, где лежал мальчик. Я принёс перчатку сюда и внимательно рассмотрел её.
— Я знаю, что вы собираетесь сказать, — проговорил Джереми.
— Я так и думал. Начать с того, что мне не понравился запах. У меня довольно тонкое обоняние, а тут я уловил нечто не похожее на аромат антиквариата, если так можно выразиться. Слегка пахнуло рыбьим клеем и краской, и этот дополнительный душок был скорее всего оставлен чьими-то руками.
Джереми непроизвольно сжал пальцы. Его ногти, как и у Тревора, венчала цветная кайма, но отнюдь не из вельветовых волокон.
— Поэтому сегодня утром я достал свою лупу и старательно осмотрел перчатку, в том числе изнутри. Вы скажете — святотатство. Согласен. Но мне показалось, что это действительно очень старая перчатка, которая была заново отделана какое-то время назад. А потом я заметил на изнанке её тыльной стороны, там, где вышивка… впрочем, можете посмотреть сами. Я сейчас покажу.
Аллен осторожно вывернул перчатку.
— Смотрите. Волосок, прихваченный ниткой, — это человеческий волос и, как видите, рыжий. Аллен положил перчатку обратно на стол.
— Эта копия значительно лучше пары для сценического реквизита, хотя и та необычайно хороша. Просто изумительная работа, на расстоянии практически не отличимая от подлинника.
Тут суперинтендант поднял глаза на Джереми и спросил:
— Зачем вы это сделали?
* * *
Джереми сидел, опершись локтями о колени, и смотрел на свои стиснутые руки. Над побелевшим лицом ярко горели рыжие волосы. Пара волосинок, как заметил Аллен, прилипла к замше на плече куртки. Наконец мистер Джонс проговорил:
— Клянусь, что это не имеет никакого отношения к Джоббинсу и мальчику.
— Именно из такого предположения мы исходим на данный момент.
— Скажите, можно пригласить сюда Перри? Аллен задумался на мгновение, потом кивнул Фоксу. Инспектор вышел.
— Мне бы хотелось, чтобы он услышал об этом сейчас и от меня, — пояснил Джереми.
Перигрин вошёл, глянул на Джереми и направился к нему.
— Что случилось?
— Я собираюсь сделать признание и хочу, чтобы ты при этом присутствовал.
— Господи, Джер, прекрати валять дурака. Какое признание? В чем?
Тут он заметил на столе скомканную перчатку и пару из театрального реквизита.
— А это ещё что такое? Кто посмел вывернуть перчатку Гамнета?
— Никто, — ответил Джереми. — Это не перчатка Гамнета. Это очень хорошая подделка. Я сам её сделал, так что ручаюсь.
Последовало продолжительное молчание.
— Болван, — медленно проговорил Перигрин. — Просто исключительный болван.
— Пожалуйста, мистер Джонс, расскажите об этом подробнее.
— Да. Я расскажу все. Я хотел как лучше.
— Инспектор Фоке запишет ваши показания. Если в ходе вашего признания вы собираетесь дать нам основания, достаточные для ареста, я предупреждаю, что ваши слова могут быть использованы против вас.
— Да, да. Конечно. — Джереми поднял глаза на Перигрина. — Все в порядке. Я не хотел. И перестань, Бога ради, таращиться на меня. Сядь куда-нибудь и слушай.
Перигрин пристроился на край собственного стола.
— Все началось, — заговорил Джереми, — когда я отправился в «Викторию и Альберт» сделать зарисовку перчатки для реквизита. Эмилия Дюн иногда помогает в магазинчике, и она перевернула все наши запасы, чтобы найти более или менее подходящий материал. Мы выбрали вон ту пару и запаслись достаточным количеством расшитого шелка, золотой нити и поддельных драгоценностей, которые вполне годились для реквизита. Однако во время поисков я обнаружил… — тут он указал на поддельную перчатку, — вот эту вещь. Это подлинная кожа того же типа, что и на перчатке Гамнета, возраст примерно тот же, во всяком случае, плюс-минус пятьдесят лет от возраста оригинала… Маленькая женская рука, отворот, тесьма… только вышивка совсем другая. Я… мне… в общем, увидев настоящую перчатку, я ходил как одурманенный. Я сделал подробный, очень подробный эскиз. И все время, пока я работал над реквизитом, не стихали разговоры, что Кондукис продаёт перчатку в частную коллекцию в США.
Джереми говорил все быстрее, не сводя взгляда с Аллена.
— Я буквально схожу с ума, когда исторические сокровища покидают страну их происхождения. Будь моя власть, я завтра же вернул бы в Афины все античные скульптуры… Я принялся за копию. Сначала просто так. Например, чтобы разыграть Перигрина, похвастаться перед экспертом из «Виктории и Альберта»… не помню, что ещё. Я был счастлив, охотясь за шёлком, золотой и серебряной нитью… За подлинным материалом. Я делал это прямо у тебя на глазах, Перри. Ты не раз чуть было не раскрывал меня. В то время у меня не было ни малейшего намерения, ну абсолютно ни малейшего, совершить подмену.
— А что вы собирались сделать с копией, если оставить в стороне розыгрыши? — спросил Аллен.
Джереми вспыхнул до самых корней предавших его волос.
— Я… хотел подарить её Дестини Мейд. Перигрин издал тихий стон.
— Что заставило вас изменить свои планы?
— Вы, наверное, догадались, что это случилось тем утром, когда оригинал доставили в театр и попросили меня проследить за его размещением. Я решил проэкспериментировать, просто так, в шутку… воспользоваться шансом и проявить ловкость рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37