— Верно. Или шантажист, пытающийся сорвать с их помощью громадный куш. Либо непрофессиональный вор, который знает о миссис Гузман все и уверен, что она сыграет ему на руку.
— В таком случае анекдот про Гузман и Найта — неспроста. Вот что, мистер Аллен: я не слишком удивлюсь, если мистер Найт подставляет Грава. Слишком уж тот назойлив со своим подшучиванием. Как вы считаете?
— Я считаю, нам обоим не следует забывать, что мы имеем дело с актёрами.
— То есть?
— Их профессиональные навыки — это передача эмоций. Они играют и на сцене, и вне её, зачастую утрируя свои чувства. Если мы, простые люди, склонны прибегать к рассудку, подавляя свои эмоции, у актёра всегда верх возьмут чувства. Это всего лишь привычка выступать, работать на зрителя.
— Какое отношение это имеет к мистеру Найту?
— Когда он багровеет и с рыком предаёт анафеме Грава, сие означает лишь, что: первое — он горяч, патологически тщеславен и вспыльчив; второе — он показывает вам, что разгневан и возмущён Бог знает до какой степени. Из этого не следует делать вывод, что он пойдёт дальше слов, когда вспышка минует, но не надо думать, что все его угрозы поверхностны. Просто его работа состоит в том, чтобы производить впечатление на публику, и он не в силах пренебречь этим, даже когда вся публика состоит из одного зрителя.
— Не это ли принято называть суетностью?
— Да, Братец Лис, именно это. В случае с Найтом интересно лишь одно: его внезапная замкнутость, когда речь заходит о Кондукисе.
— Похоже, он вообразил, что им пренебрегли. Как по-вашему, Найт действительно верит тому, что наговорил по поводу Грава? Всему этому бреду насчёт глаз и так далее? Какая чепуха! Нет у убийц никаких характерных признаков. Увы. Но, — тут Фоке широко раскрыл глаза, — я допускаю, что по внешнему виду можно отличить некоторых сексуальных маньяков. И только!
— К сожалению, в данном случае это нам не пригодится. Нет ли вестей из госпиталя?
— Нет. Они бы сразу позвонили, если что.
— Да, конечно.
— А что нам делать с мистером Джереми Джонсом?
— Ах, черт!.. Действительно — что? Полагаю, нам следует принять на хранение перчатку и документы, дать ему по шее и этим ограничиться. Мне придётся доложить начальству и как можно скорее поставить в известность мистера Кондукиса. Кто у нас там ещё? Один Моррис? Пригласи-ка его, Братец Лис. Думаю, мы кончим с ним быстро.
Уинтер Моррис вошёл со скорбным видом и сразу начал:
— Зачем вы подложили такую свинью? Это же из рук вон. Я никого не обвиняю и не порицаю, но зачем — Господи! — зачем нужно было снова выводить Марко из себя?! Извините. Конечно, это не ваша головная боль.
Аллен произнёс несколько утешительных фраз, усадил Морриса за его собственный стол, проверил алиби, которое было не лучше и не хуже, чем у остальных. Уйдя из театра вместе с Найтом, Уинтер поехал прямо домой на Гольд-Грин. Жена и дети уже спали. Снимая часы, он заметил, что уже десять минут двенадцатого. Анекдот про Гузман и Найта он слышал.
— По-моему, все это очень печально. Бедная женщина. Марко следовало бы попридержать язык и уж ни в коем случае не рассказывать ничего Гарри. Тот, конечно, приукрашивает, однако Марко все равно следовало молчать. Подобные вещи лично мне смешными не кажутся.
— Судя по её признанию Найту, она скупает музейные ценности с большим размахом.
— У всех свои слабости, — развёл руками Уинтер Моррис. — Ей нравятся красивые вещи, и она может заплатить за них. У Маркуса Найта есть причины жаловаться!
— Замечательный взгляд на чёрный рынок! — воскликнул Аллен. — Кстати, а вам не доводилось встречать миссис Гузман?
Длинные ресницы Уинтера Морриса слегка дрогнули.
— Нет, лично нет. Я знал её мужа. Это был совершенно замечательный человек. Ровня Кондукису, а то и выше.
— Сделавший себя сам?
— Скорее создавший. Это была блестящая карьера. Аллен взглядом выразил восхищение, и Моррис ответил с лёгким вздохом:
— О да! Это колоссы! Потрясающе!
— Послушайте, — сказал Аллен, — строго между нами и без всякой предвзятости: сколько, по-вашему, людей в этом театре знали комбинацию замка?
Моррис вспыхнул.
— Да, тут я подкачал. Ну, прежде всего Чарльз Рэндом, он сам признался. Лично я верю, что дальше он не пошёл. Чарльз — весьма уравновешенный человек, спокойный, никогда не лезет в чужие дела и своих не навязывает. Я уверен, он совершенно прав, когда утверждает, что мальчик не знал комбинации.
— Почему?
— Потому что, как я уже говорил, чертёнок все время лез ко мне, надеясь допытаться.
— Следовательно, вы вполне уверены, что комбинации не знал никто, кроме мистера Кондукиса и вас?
— Я этого не говорил, — горестно вздохнул Моррис. — Видите ли, все знали, что слово из пяти букв — самое очевидное, ну и… в общем, Десси как-то спросила: «Это „перчатка“, Уинти? Мы все так думаем. Ты можешь поклясться, что это не „перчатка“?» Ну, вы же знаете Десси. Вот уж кто способен выведать, где собака зарыта. Я, должно быть, слегка запнулся, а она рассмеялась и поцеловала меня. Знаю, знаю. Я должен был заменить слово. Я собирался, ей-богу. Но… понимаете, мы не думали, что в театре завёлся бандит.
— Конечно. Большое спасибо, мистер Моррис. Полагаю, мы можем вернуть вам ваш кабинет. С вашей стороны было очень любезно предоставить его в наше распоряжение.
— Это пустяки. Пресса — вот что меня тревожит. Слава Богу, билеты распроданы на ближайшие четыре месяца вперёд. Если только публике не придёт в голову в массовом порядке возвратить их, нам придётся продолжать спектакли. Правда, никогда не знаешь, как поведёт себя зритель.
Полицейские откланялись, оставив Морриса в состоянии деятельной озабоченности.
Фойе было пустым. Аллен задержался на несколько секунд, взглянул на закрытый бар, три пологие ступеньки к лестничной площадке и два пролёта, красивым изгибом идущие из нижнего фойе. Спокойно, тихо, прохладно.
Они с Фоксом бесшумно миновали затянутые ковром ступеньки, и тут до ушей Аллена донёсся слабый звук. Он замер, подошёл к элегантным железным перилам и заглянул в нижнее фойе.
Его взгляду предстала блестящая чёрная шляпа и сплюснутая при такой перспективе фигура женщины.
Секунду или две она не шевелилась, затем отступила на шаг и посмотрела вверх.
— Вы хотели меня видеть, мисс Брейс?
Голова слегка качнулась в знак согласия, губы что-то произнесли, но звук не долетел до перил.
Аллен сделал Фоксу знак подождать и спустился по правому проходу.
Мисс Брейс не двигалась. Толстенькие купидоны и услужливо поддерживающие балкон кариатиды образовывали совершенно неподходящий фон для этой одинокой фигуры, и тем не менее она запоминалась, даже впечатляла, как выход гротескного персонажа в пьесе викторианской эпохи. «Роза Дартль», — подумалось Аллену.
— Что с вами? Вам нехорошо? — спросил он. Гертруда Брейс действительно выглядела больной.
То ли ему показалось, то ли она в самом деле слегка качнулась, но тут же взяла себя в руки.
— Вам нужно сесть. Позвольте, я помогу вам. Когда Аллен подошёл поближе, в ноздри ему ударил запах виски, и он заметил, что взгляд мисс Брейс несфокусирован. Она безмолвно позволила подвести себя к банкетке у стены и села совершенно прямо, только уголок рта слегка подрагивал, словно его оттягивал невидимый крючок. Мисс Брейс порылась в своей сумочке, достала пачку сигарет и извлекла одну. Аллен поднёс зажигалку. Прикурить ей удалось с трудом. Мисс Брейс явно перебрала. Интересно, где это ей удалось в воскресный вечер, спросил себя Аллен. Наверное, постаралась знакомая Фоксу миссис Дженси из «Друга причала».
— Ну, в чем неприятности? — сказал он.
— Неприятности? Какие неприятности? Хватит с меня. Сыта по горло.
— Вы хотите мне о чем-то рассказать?
— Я? Вовсе нет. Вопрос в том, чего он наговорил вам.
— Мистер Грав?
— Мистер В. Хартли Грав. Знаете что? Он чудовище. Не мужчина, а чудовище. Жестокий зверь. Боже мой, — тут уголок её рта снова пошёл вниз, — каким безжалостным может быть мужчина!
Аллен решил про себя, что мисс Брейс тоже не отличается покладистостью.
— Что он говорил обо мне? — спросила она, тщательно выговаривая слова. — Что он сказал?
— Мисс Брейс, мы вообще о вас не говорили.
— А о чем он говорил? — так же старательно и медленно произнесла она. — Зачем он остался? Ведь он остался, не так ли? Зачем?
— Он рассказал мне про свой пиджак.
Она окинула Аллена горящим взглядом и схватилась за сигарету, как за кислородную подушку.
— Он рассказал вам о своём шарфе?
— Жёлтом шарфе с вышитой буквой «Г»?
— Вот именно — вышитой, — коротко хохотнула мисс Брейс. — Рукой его обманутой Герти. Боже, какая дура! И он продолжал его таскать! Заворачивая вокруг шеи, как воротник… Как мне хотелось придушить его!
Она откинулась к стенке, прислонила голову к темно-красному плюшу и закрыла глаза. Её рука соскользнула с колена, сигарета выпала из разжавшихся пальцев. Аллен подобрал её и швырнул в стоящую рядом урну.
— Спасибо, — пробормотала мисс Брейс, не открывая глаз.
— Зачем вы остались?
— Остались? Когда?
— Сейчас.
— Вы хотите сказать: тогда.
Гулко отдаваясь в пустом помещении, тикали часы над кассой.
Мисс Брейс вздохнула.
— Вы возвращались в театр?
— В туалет. В гардеробе.
— Почему вы не сказали этого прежде?
— Потому что это не имеет значения, — отчётливо произнесла она.
— Или потому, что это имеет чересчур большое значение?
— Нет!
— Вы видели или слышали что-нибудь?
— Нет. Да. Я слышала, как спускались Уинти и Марко. Я ушла. Прежде чем они меня заметили.
— Ещё кого-нибудь видели? Джоббинса например?
— Нет, — мгновенно ответила она.
— Кто-то ещё был, не так ли?
— Нет. Нет. Нет!
— Почему это вас так волнует?
Мисс Брейс открыла было рот, но тут же прикрыла его рукой, встала, слегка покачиваясь, но стоило Аллену шевельнуться, чтобы поддержать её, как она отпрянула и кинулась к выходу. Дверь не была заперта. Мисс Брейс распахнула её и вылетела наружу. Стоя на пороге, Аллен видел, как она оглянулась, поняла, что он не собирается за ней гнаться, словно лунатик, махнула рукой и побежала к автомобильной стоянке. Он подоспел вовремя, когда она садилась в машину. Пассажирское место было кем-то занято. Этот «кто-то» поймал взгляд Аллена и отвернулся. Чарльз Рэндом.
— Задержать? — спросил оказавшийся рядом Фоке.
— Нет. За что? Пусть едет.
* * *
— Кажется, все, — проговорил Перигрин, положил ручку, размял пальцы и посмотрел на Эмилию.
Обнаружив, что у реки ветрено и сомнительно пахнет, они перешли мост и укрылись в квартире. Эмилия взялась за приготовление ленча, а Перигрин старательно корпел над отчётом о своих встречах с мистером Кондукисом. О Джереми не было ни слуху ни духу.
— Мои впечатления и наблюдения, — фыркнула Эмилия. — Главное: простота, ясность, краткость.
— Увы, — откликнулся Перигрин. — Не знаю, как насчёт остального, но краткостью я точно не грешу. Взгляни!
— Мистер Аллен обязательно сделает тебе замечание: «Неплохо, однако бледновато». Ты уверен, что не потерял по дороге тот самый ключик, который раскроет тайну?
— Изволите издеваться? К сожалению, ни в чем я не уверен. Эпизод с люком более или менее, а вот визит на Друри Плэйс… Конечно, я был пьян… И все-таки как странно! Он действительно держался необычно… действовал словно по принуждению. Во всяком случае, так сдаётся мне теперь. Знаешь, будто это не я, а он чуть не захлебнулся. Он дёргался, как — прости мне это сравнение — как утка, которой отрубили голову. Понимаешь, перепачкался я, а страдал он.
— Погоди, но разве в его действиях были какие-то странности?
— В действиях?.. Он… В шкатулке лежало старое меню с яхты «Каллиопа». Он схватил его и сжёг.
— По-моему, если бы ты потерпел крушение на яхте, тоже не стал бы хранить сувениры, напоминающие об этом случае.
— Да, конечно, но… мне кажется, было что-то на самой карточке… — Перигрин надолго замолчал, потом неуверенно произнёс:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37