Потом Гренер подошел к авиационному генералу, сидевшему за картами, прошептал что-то ему.
Тот немедленно поднялся и, не прощаясь, ничего не объясняя своим партнерам, тотчас пошел из комнаты.
Гренер развел руками и улыбнулся гостям:
– Извините, господа, но меня срочно вызывают к тяжелобольному…
Он всех выпроводил очень скоро.
Мы остались втроем – он, Янковская, я.
Он вежливо обратился к Янковской.
– Вы поедете со мной?
Она утвердительно наклонила голову.
– Я только переоденусь, – сказал он и пошел журавлиным своим шагом прочь из комнаты; через две минуты он появился в синем штатском пальто.
– Что случилось? – спросил я Янковскую, воспользовавшись минутным отсутствием Гренера.
– Хозяин! – серьезно сказала она. – Прилетел хозяин!
11. ГОЛОС ИЗ ТЬМЫ
От Гренера я вернулся домой один, Янковская куда-то уехала вместе с ним. Она появилась у меня на следующий день уже к вечеру. Вошла, поздоровалась, уселась в столовой, выпила даже чашку кофе, внешне вела себя, как всегда, но мысли ее витали где-то далеко. Против обыкновения она была на этот раз неразговорчива. Спустя час или два, скорее для того, чтобы нарушить ее сосредоточенное молчание, чем ради самого вопроса, я поинтересовался, собирается ли она к Гренеру; от меня она часто направлялась прямо к нему. Как бы проснувшись, она ответила, что профессора сегодня не застать ни дома, ни на работе.
– Сегодня он на приеме… – Она не договорила, прошла в гостиную, закрыла двери, прилегла на диван и закурила папиросу.
Вид у нее был усталый.
– Я переночую здесь, – просительно сказала она. – Не беспокойтесь, я не собираюсь вас совращать…
Она курила торопливо, жадно, захлебываясь дымом.
– Если хотите, я отвезу вас домой, – предложил я.
– Не стоит, мне пришлось бы подняться слишком рано. Да, Август, пришло время и для вас. Тот, кто вчера прилетел, хочет вас видеть, он велел привезти вас завтра к шести часам утра.
– А кто вчера прилетел? – спросил я. – Кто это такой?
– Хозяин, – повторила она свое вчерашнее определение.
Я, конечно, догадывался, что значит это слово, но все же не угадал, кто это мог быть. Скорее всего, думал я, это кто-нибудь из руководителей немецкой тайной полиции; я даже допускал, что это могли быть Гиммлер или Кальтенбруннер.
– А нельзя яснее? – спросил я.
Она было замялась, но потом – мне ведь все равно предстояла встреча с этим человеком – сказала:
– Это один из видных деятелей заокеанской державы, который может там почти все.
– Как, сюда явился президент? – иронически отозвался я. – Или государственный секретарь?
– Нет, – сказала Янковская. – Это один из руководителей разведывательного управления.
– И, по-вашему, он так могуществен?
– Да, – сказала Янковская. – Волнами и молниями он, может быть, и не повелевает, но нет на земле человека, которого не могла бы подчинить его воля.
– Однако! – воскликнул я. – Вы здорово его поэтизируете!
– Я убедилась в его силе, – просто сказала она. – Впрочем, я выразилась неправильно. Это сама сила.
– И с этой могущественной личностью мне предстоит завтра встретиться? – спросил я.
– Да, – сказала Янковская. – Идите отдохните, я разбужу вас. Вам предстоит нелегкий разговор.
– Еще один вопрос, если это, конечно, не секрет, – сказал я. – Каким образом эта могущественная личность очутилась в Риге?
– Он прилетел из Норвегии, – сказала Янковская. – А в Норвегию прилетел из Англии. А до Англии был, кажется, в Испании… Он совершает инспекционную поездку по Европе.
– Как же его зовут, если только это можно сказать? Янковская замялась:
– Впрочем, поскольку он сам вами интересуется… Генерал Тейлор.
– И его так свободно везде пропускают? – спросил я. – И немцы, и англичане?
– А почему бы им его не пропускать? – насмешливо возразила Янковская. – Господина Чезаре Барреса, крупного южноамериканского промышленника, убежденного нейтралиста, готового торговать со всеми, кто только этого пожелает!
– Но позвольте, вы сказали, его зовут Тейлор? – перебил я свою собеседницу.
– Да, для меня, для Гренера, и даже для вас он Тей­лор, но официально он негоциант Баррес, озабоченный лишь сбытом своих говяжьих консервов.
– Значит, он прибыл сюда легально?
– Вполне! Он деловой человек и торгует со всеми, кто соглашается ему платить!
– Но ведь это же только маскировка? – допытывался я. – На самом-то деле он не торгует консервами?
– Почему вы так думаете? – Янковская пожала плечами. – Еще как торгует!
Я искренне удивился:
– Генерал разведки?
– Это не мешает ему быть владельцем крупнейших мясохладобоен, – снисходительно пояснила Янковская. – Деньги и политика всегда взаимодействуют…
То, что для меня было отвлеченным понятием, для нее являлось повседневной практикой жизни!
– Но что же для него важнее? – поинтересовался я.
– Как вам сказать… – Янковская на мгновение задумалась. – То, что в данный момент приносит наибольшую выгоду! В нем прекрасно сочетаются промышленник и генерал. Официально господин Баррес интересуется латвийской молочной промышленностью: заокеанские промышленники уже сейчас думают о захвате европейского рынка…
– А неофициально?
– А неофициально тоже беспокоится о рынках, только, конечно, генерал Тейлор действует несколько иными методами, нежели сеньор Баррес…
– Все-таки он рискует, ваш генерал, – заметил я. – Вряд ли его визит не привлечет внимания гестаповцев!
– Не будьте наивны, – упрекнула меня Янковская. – Был бы соблюден декорум! Одних обманывают, другие делают вид, что обманываются… У заокеанской державы везде свои люди. Не воображаете же вы, что шпионов рекрутируют только среди официантов и балерин? Министры и ученые считают за честь служить этой державе.
– Но ведь не все же продаются! – возразил я.
– Конечно, не все, – согласилась Янковская. – Но тех, кто не продается, обезвреживают те, кто продался.
– А зачем он пожаловал в Ригу? – поинтересовался я.
– Я уже сказала вам, сеньор Баррес интересуется молочной промышленностью.
– А на самом деле?
– На самом деле? Чтобы повидаться с вами! – насмешливо ответила Янковская. – А кроме… Неужели вы думаете, что я знаю что-либо о его делах и замыслах?..
Она вздохнула и пожелала мне спокойной ночи.
Об этом разговоре следовало незамедлительно поставить в известность Железнова, но, как назло, он отсутствовал, и я понятия не имел, где его искать…
В пять часов Янковская подняла меня на ноги.
Она сама довезла меня до улицы Кришьяна Барона и указала на большой серый дом.
– Минут пять нам придется подождать, – предупредила она. – Мистер Тейлор требует от своих сотрудников точности.
Ровно в шесть мы вошли в подъезд серого дома, поднялись на третий этаж и позвонили в одну из квар­тир… Впрочем, я запомнил ее номер – в квартиру № 5.
Дверь нам открыл человек в полувоенной форме, и я сразу подумал, что это офицер, хотя на нем не было никаких знаков различия.
Он небрежно кивнул Янковской и вопросительно посмотрел на меня.
– Август Берзинь, – назвала меня Янковская.
– Входите, – сказал человек во френче, ввел нас в респектабельную гостиную, на минуту скрылся, вернулся обратно и, приоткрывая следующую дверь, жестом предложил нам пройти дальше.
Мы очутились во мраке, но я тут же убедился, что это не так: на столе под темным абажуром горела маленькая лампочка вроде ночника, свет от нее падал только на стол, на котором она стояла.
– Садитесь, – услышал я хрипловатый голос. – Садитесь у стола.
Я подошел к столу, увидел низкое кресло, сел и точно утонул в нем: такое оно было мягкое.
Я стал напряженно вглядываться в том направлении, откуда раздавался голос…
Где-то я читал или слыхал, что имя руководителя Интеллидженс сервис известно в Англии только трем лицам – королю, премьер-министру и министру внутренних дел, – что принимает он своих сотрудников в темной комнате и для большинства людей является как бы невидимкой; вы можете находиться с ним где-нибудь бок о бок и не знать, что рядом с вами глава секретной службы Великобритании.
Мне вспомнилась сейчас эта легенда; возможно, подумал я, что деятели заокеанской разведки действительно заимствовали эту манеру у своих британских коллег.
Освоившись с темнотой или, вернее, с сумраком, царившим в комнате, я, насколько мог, рассмотрел своего собеседника. Напротив сидел человек среднего или, вернее, ниже среднего роста, очень плотный, даже полный; он был в темном костюме, лицо его смутно белело, в полусвете оно казалось даже прозрачным. К концу разговора, когда я привык к темноте и рассмотрел лицо этого человека лучше, оно оказалось столь невыразительным, что я не смог бы его описать.
– Я хочу с вами познакомиться, – произнес таинственный незнакомец. – Вас зовут…
– Август Берзинь, – поспешил я назваться.
– Оставьте это, – остановил меня незнакомец. Я усмехнулся:
– В таком случае, к вашим услугам Дэвис Блейк.
Незнакомец посмотрел в сторону Янковской.
– Вы знаете этого человека? – спросил он ее.
Я тоже обернулся в ее сторону; она села где-то в стороне у самой двери, но, едва этот человек к ней обратился, тотчас встала и почтительно вытянулась перед ним.
– Так точно, – по-солдатски отрапортовала она. – Господин Август Берзинь, он же капитан Блейк, он же майор Макаров…
Незнакомец отвел от нее свой взгляд и вновь повернулся ко мне.
– Так вот… – В его голосе звучало легкое раздражение. – Меня зовут Клеменс Тейлор, для вас это должно быть достаточно. Для меня не существует тайн, и я не могу терять времени.
– Госпожа Янковская советовала мне забыть, что я Макаров, – объяснил я. – Она настойчиво внушала мне, что я теперь только Дэвис Блейк, и никто больше.
– Госпожа Янковская – только госпожа Янковская, – холодно произнес Тейлор…
На одно мгновение он опять посмотрел в ее сторону. Должно быть, она понимала этого человека с одного взгляда.
– Я могу быть свободна, генерал? – почему-то шепотом спросила она.
Он ничего не ответил, и лишь по легкому шелесту открывшейся и тут же закрывшейся двери я понял, что Янковская выскользнула из комнаты.
– Госпожа Янковская – способный агент, но, как у многих женщин, эмоциональная сторона преобладает у нее над рациональным мышлением, – снисходительно заметил Тейлор. – Она хотела поставить вас в ложное положение, а это никогда не приводит к добру. Вы Макаров и должны оставаться Макаровым.
– Вы что же, советуете мне вернуться к своим и снова стать майором Макаровым? – спросил я.
– Да, – вполне определенно сказал Тейлор. – Только идиот Эдингер способен принять вас за англичанина, вы с таким же успехом можете сойти за египетского фараона. Ваша ценность в том и заключается, что вы Макаров.
– Я рад это слышать, мистер Тейлор, – отозвался я.
Но он тут же меня огорошил:
– Но вернетесь вы в Россию уже в качестве нашего агента. С этого дня вы будете работать на нас.
Он говорил об этом так, точно сообщал о решении, которое я и не подумаю оспаривать.
– Я понимаю вас, – ответил я, делая вид, будто не понял его. – Мы все союзники и делаем одно дело, и у нас одна цель – разгромить фашизм.
– Замолчите, – нетерпеливо перебил меня Тей­лор. – “На нас” – это значит на нас, и фашизм тут ни при чем. Вы станете агентом нашей разведывательной службы и свяжете отныне свою судьбу с нами, а не с Россией.
– Позвольте, но как может генерал союзной страны… – в моем голосе звучало негодование, хотя мне уже вполне стала ясна истинная сущность моего собеседника, – делать такое предложение мне, русскому офицеру?
– Бросьте, мы с вами не на банкете, майор! – оборвал меня Тейлор. – Вероятно, вы изучали историю? Это на банкетах говорят красивые слова, а мы с вами находимся на кухне, где именно и готовятся блюда, которые подаются на стол народам. В конце концов, каждому в мире дело только до себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43