— А потом переживал и на следующий день приносил матери розы.
Психотерапевт подняла на него заинтересованный взгляд. Он знал, что ей будет интересно.
— И тогда она спрашивала: «Джордж, ты был с какой-то шлюхой?» А он опускал глаза и бормотал: «Я принес тебе розу». И уходил.
— Он никогда не дрался с ней? — спросила психотерапевт.
— Нет. Никогда. Только напивался и ходил к шлюхам.
Она спокойно смотрела ему в глаза. В ней всегда чувствовалось спокойствие, умиротворяющее спокойствие.
— А вы как к этому относились? — спросила она.
Он невольно пожал плечами. Вроде как небрежно.
— Как-то однажды он взял меня с собой. — Он снова ощутил в животе знакомую пустоту. Она слегка вскинула брови. — К черной шлюхе, — продолжал он. — Мне тогда лет четырнадцать было. — Пустота увеличилась, и вместе с ней, как всегда, он ощутил тепло. Зазвенело в ушах. Он слушал свой собственный голос, о чем-то говоривший врачу. К звону в ушах вдруг добавилась какая-то безумная смелость. — Боже, от нее так воняло.
Психотерапевт ждала.
— Она мне совсем не понравилась, — он снова почувствовал, как небрежно прозвучала эта фраза.
Они замолчали. Врач сидела прямо и очень спокойно, он — небрежно, как только мог, положив руку на спинку кресла. На глаза снова навернулись слезы. Он все так же небрежно посмотрел на нее. В затуманенном взгляде было ожидание.
— Я не мог, — продолжал он охрипшим и немного дрожащим голосом. — Я ничего не мог сделать. Она была такая толстая и... и... — он почувствовал, как задрожали плечи, — ...волосатая и... какая-то... недоброжелательная.
— К вам? — спросила врач.
— Да, — итак, он уже рассказывает. — Да. Она тискала меня и говорила, какой он у меня маленький и какой вялый, и так хотела, чтобы я все сделал, хотела, ну, понимаете, чтобы он напрягся, а я не мог, и она взбесилась и сказала, что я ее оскорбляю и что, если я не сделаю это, она возьмет нож и отрежет мне его, и я испугался, потому что она была такая черная.
— Ужасно, — вздохнула психотерапевт.
— А мой отец в это время был где-то в другом месте с какой-то другой шлюхой, и я не мог уйти.
Он с трудом перевел дыхание. Предложения получались слишком длинными.
— И... — подбодрила врач.
— И в конце концов она вышвырнула меня из комнаты без штанов и заперла дверь. Так что мне пришлось ждать отца, чтобы он надел на меня свой пиджак и отвел домой. А пока я его ждал, меня в таком виде видело еще несколько шлюх.
— Вы говорили об этом с отцом?
— Он рассердился на меня за то, что я потерял штаны. Сказал, что мать нас теперь сожрет.
Глава 22
В одиннадцать часов утра пришел Белсон и вручил мне толстую папку, содержащую все, что им с Квирком удалось узнать о всех подозреваемых.
— Квирк сказал, чтобы ты прочитал, подумал, а потом мы поговорим, — сообщил Белсон. — Ты, я, Квирк и Сюзан, если она, конечно, захочет.
— Хорошо, сегодня прочту, — кивнул я. — А вы чем собираетесь заняться?
— Лично я пойду домой, покажусь жене и детям и посплю немного.
— Пока не заснул, попробуй сравнить этот голос с тем, что я дал тебе раньше.
— Красная Роза опять тебе позвонил?
— Да, как и многие другие. Послушай и определи, какой из всех этих голосов его. Впрочем, ты сразу его узнаешь. Это тот, который говорит, что может быть он все еще гуляет на свободе.
— Попробую сходить в контору и снять отпечаток голоса, — кивнул Белсон. — Правда, сейчас, когда я в отпуске, это будет не так-то просто. Придется просить неофициально. Ладно, увидимся. Пока.
Белсон ушел. Я раскрыл папку и углубился в чтение. Большинство сведений оказались ценны тем, что снимали с подозреваемых всякое подозрение. Никто из всей семерки ни разу не попадал в полицию. Айзелин, преподаватель востоковедения, угодил в одну неприятную историю, когда работал учителем в частной школе для мальчиков. Какой-то ученик пожаловался, что Айзелин приставал к нему в сексуальном плане. Но дело так и прикрыли. Через два года Айзелин получил степень доктора философии в Гарварде и остался на преподавательской работе. Ларсон, полицейский, обращался к начальству с просьбой предоставить ему отпуск по болезни. Жаловался на усталость и депрессию. Но начальство посоветовало ему обратиться к психотерапевту. Кроме Айзелина и Фелтона все были женаты. Айзелин никогда не был женат, Фелтон состоял в разводе. Ларсона они уже вычеркнули из списка, поскольку в то время, когда произошли три из пяти наших убийств, он находился на дежурстве и имел железное алиби. Француз Гане во время второго убийства уезжал к родителям во Францию. Весенние каникулы. Из пяти оставшихся выделялся Фелтон, охранник. Двое преподавателей, санитар, директор гастронома и охранник. Возможно, мы могли бы исключить из этого списка и еще нескольких, если бы побеседовали с ними или с их сослуживцами. Например, можно было бы установить, находился ли санитар Чарлз на службе во время хотя бы одного из убийств. Но тогда они узнают, что попали под подозрение. Значит, отпадает. Итак, больше всех мне понравился Фелтон. Я снова прочитал его досье. За такое короткое время можно было собрать не очень-то много сведений. К тому же им никак нельзя было засветиться. Сорок три года, разведен, отец умер. Живет в Чарлстауне, хотя вырос в Суампскотте. В деле лежала ксерокопия школьного ежегодника с его фотографией и перечислением успехов в учебе и спорте.
— Сукин сын, мать твою... — пробормотал я.
Под его портретом красовалась надпись: "Легкая атлетика — «отлично». Ничего не доказывает. Все это было двадцать пять лет назад. И все же. Я отложил папку, снял трубку и позвонил директору средней школы Суампскотта.
— Мальчик по имени Гордон Фелтон, — попросил я. — Бегал за школьную команду в... где-то в 1961-62. Как он выступал?
— А зачем вам? — спросил директор.
— Меня зовут Артур Дейли. Еженедельник «Нью Ингланд Спортс». Мы тут готовим ретроспективную статью. Спорт в средней школе четверть века назад.
— Ах, вот оно что. Неплохая мысль. Подождите на телефоне, я сейчас гляну. По-моему, у нас где-то хранятся старые снимки и материалы.
Он пропал минут на пять. Я ждал и слушал тишину. Красота. Намного лучше всякой музыки.
— Мистер Дейли, — раздался, наконец, голос директора. — Я нашел. Вот, этот Горди Фелтон был барьеристом. Третье место в штате по бегу со стосорокасантиметровыми барьерами.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Не знаете, где он сейчас?
— Нет. Я всего три года в этой школе. А эти данные просто раскопал в старых записях.
— Ну что ж, спасибо за помощь. — Я повесил трубку.
И все равно это еще ничего не доказывает. То, что он хорошо бегал в детстве, вовсе не значит, что он также бегает и сейчас. Но все же... Не многие могут обогнать меня, а тот, кто подбросил Сюзан розу, смог.
Я отложил досье Ларсона и Гане и еще два раза внимательно прочел дела всех остальных. Затем швырнул их на стол и принялся бесцельно бродить по дому. Выглянул в окно. Проверил содержимое холодильника. Снова выглянул в окно. В холодильнике лежал вилок цветной капусты, две бутылки диетической кока-колы и пачка китайской лапши. Приятного аппетита, мистер Спенсер.
Ровно в час появился Хоук с огромным пакетом тунца и коробкой картофельных чипсов «Кейл-Код».
— Скорее бы поймать этого урода, — проворчал он. — А то у меня от этих дежурств скоро заворот кишок начнется.
На нем был коричневый твидовый плащ «Харрис» спортивного покроя и джинсовая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами. Накрахмаленные джинсы заправлены в рыжие ковбойские сапоги.
— Ну, ты сегодня прямо гарвардский ковбой, — улыбнулся я.
— Крутой парень, — подмигнул мне Хоук и принялся выкладывать из пакета рыбу.
Мы застелили стойку бумагой, разложили на ней тунца и мило перекусили.
— Один из нашего списка был неплохим барьеристом, когда учился в школе, — сообщил я. — В выпускном классе занял третье место по штату.
— Давно? — насторожился Хоук.
— В 1962 году.
— Ну, это еще ни черта не значит.
— Работает охранником, — добавил я.
— И мечтает быть фараоном?
— А может, и считает себя фараоном.
— Как там она поживает? — спросил Хоук. Под словом «она» он всегда подразумевал Сюзан.
— По-моему, уже догадывается, кто из них он. Хотя еще не уверена.
— Значит, сидит себе, слушает его трепотню, кивает и ждет, что он в любую минуту может выхватить свою чертову пушку и нажать на курок, — проворчал Хоук.
— Поэтому мы и торчим здесь у нее по двадцать четыре часа в сутки, — нахмурился я.
Хоук кивнул. Мы немного помолчали.
— Ну что, пора начинать собирать новые улики? — наконец, спросил он.
— Да, похоже, пора. У этого барьериста когда-то была жена. Может, схожу поговорю с ней.
— Возьми мою фотографию, — предложил Хоук. — Скажи, что она может встретиться со мной, если захочет помочь.
— А если не захочет, то встретиться дважды, — ухмыльнулся я.
Глава 23
Мими Фелтон жила в одной из многоэтажек, облепивших искусственное водохранилище в Конкорде. Утром по телефону она сообщила мне, что работает кассиром в косметическом салоне «Блумингдейл» и уходит на работу в четыре. Ровно в 14.10 я постучал к ней в дверь. Мими встретила меня в белой хлопковой блузке, до того открытой, что вначале она показалась мне всего лишь широким бюстгальтером, и черных джинсах, которые наверняка застегивались только в положении лежа. Босые ноги с накрашенными ногтями. Копна золотых волос, уложенных так, как будто она всю жизнь только и мечтала показать мне, какая знатная у нее шевелюра. Восемь пальцев украшены кольцами и перстнями. В ушах — огромные серьги, сверкающие, словно новогодние игрушки. Впечатляет.
— Привет, мистер Спенсер, — приветствовала она меня. — Входите, пожалуйста.
На лице — толстый слой тщательно наложенной косметики. Ногти на руках покрыты темно-вишневым лаком. Упругая, загорелая и довольно плоская грудь.
— Так вы детектив?
— Да, — ответил я. — Мне нужно, чтобы вы рассказали мне все, что можете, о Гордоне Фелтоне.
— Можно взглянуть на ваш значок или лицензию, или что там вам выдают? — У нее был тоненький голосок, похожий на лепет ребенка.
Я показал ей лицензию.
— А почему вы интересуетесь Горди? — спросила Мими.
— Служба, — пожал плечами я. — Поскольку он работает в системе безопасности, компания-облигационер желает досконально проверить всех своих сотрудников, у которых есть ее облигации.
— Это что-то типа страхования? — спросила она своим детским голоском.
Я почему-то так и ждал, что сейчас она сделает реверанс.
— Да.
— Ну, мистер Спенсер, судя по вашему виду, вы можете продать свои облигации всем, кому захотите.
— Спасибо, — улыбнулся я. — Так почему вы развелись, миссис Фелтон?
— Присядем, — предложила она, и мы прошли в крошечную гостиную. Стены украшали полотна авангардистов — все в розово-серых тонах. Из окна открывался вид на водохранилище.
Она уселась в кресло — бледно-лиловую подушку на треугольном металлическом каркасе. Еще два таких же стояли вокруг массивного журнального столика.
— Спасибо, я постою, — ответил я. — Так что там насчет развода?
— Ох, Горди, — вздохнула Мими. — Горди, Горди, Горди...
— Из-за него? — спросил я.
— Что?
— Из-за него вы развелись?
— Он всегда был таким мальчишкой. — Она покачала головой. — Всегда хотел казаться мужчиной, а на самом деле был просто маменькиным сынком. Тряпка, одно слово.
— Как это понять? — спросил я.
— Ну, например, всегда боялся ходить куда-нибудь один, без меня.
— А то, что хотел казаться мужчиной?
— Все время таскал с собой пистолет. Хотел стать полицейским, но, по-моему, никогда в жизни не решится поступить на службу. Хотя все уши мне прожужжал. Был таким, знаете, ну, типа юный друг полиции. Рацию домой приволок. Когда мы еще жили вместе, постоянно крутился вокруг фараонов в Суампскотте. А уж как услышит по рации, что где-то там что-то произошло — сразу в машину и туда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Психотерапевт подняла на него заинтересованный взгляд. Он знал, что ей будет интересно.
— И тогда она спрашивала: «Джордж, ты был с какой-то шлюхой?» А он опускал глаза и бормотал: «Я принес тебе розу». И уходил.
— Он никогда не дрался с ней? — спросила психотерапевт.
— Нет. Никогда. Только напивался и ходил к шлюхам.
Она спокойно смотрела ему в глаза. В ней всегда чувствовалось спокойствие, умиротворяющее спокойствие.
— А вы как к этому относились? — спросила она.
Он невольно пожал плечами. Вроде как небрежно.
— Как-то однажды он взял меня с собой. — Он снова ощутил в животе знакомую пустоту. Она слегка вскинула брови. — К черной шлюхе, — продолжал он. — Мне тогда лет четырнадцать было. — Пустота увеличилась, и вместе с ней, как всегда, он ощутил тепло. Зазвенело в ушах. Он слушал свой собственный голос, о чем-то говоривший врачу. К звону в ушах вдруг добавилась какая-то безумная смелость. — Боже, от нее так воняло.
Психотерапевт ждала.
— Она мне совсем не понравилась, — он снова почувствовал, как небрежно прозвучала эта фраза.
Они замолчали. Врач сидела прямо и очень спокойно, он — небрежно, как только мог, положив руку на спинку кресла. На глаза снова навернулись слезы. Он все так же небрежно посмотрел на нее. В затуманенном взгляде было ожидание.
— Я не мог, — продолжал он охрипшим и немного дрожащим голосом. — Я ничего не мог сделать. Она была такая толстая и... и... — он почувствовал, как задрожали плечи, — ...волосатая и... какая-то... недоброжелательная.
— К вам? — спросила врач.
— Да, — итак, он уже рассказывает. — Да. Она тискала меня и говорила, какой он у меня маленький и какой вялый, и так хотела, чтобы я все сделал, хотела, ну, понимаете, чтобы он напрягся, а я не мог, и она взбесилась и сказала, что я ее оскорбляю и что, если я не сделаю это, она возьмет нож и отрежет мне его, и я испугался, потому что она была такая черная.
— Ужасно, — вздохнула психотерапевт.
— А мой отец в это время был где-то в другом месте с какой-то другой шлюхой, и я не мог уйти.
Он с трудом перевел дыхание. Предложения получались слишком длинными.
— И... — подбодрила врач.
— И в конце концов она вышвырнула меня из комнаты без штанов и заперла дверь. Так что мне пришлось ждать отца, чтобы он надел на меня свой пиджак и отвел домой. А пока я его ждал, меня в таком виде видело еще несколько шлюх.
— Вы говорили об этом с отцом?
— Он рассердился на меня за то, что я потерял штаны. Сказал, что мать нас теперь сожрет.
Глава 22
В одиннадцать часов утра пришел Белсон и вручил мне толстую папку, содержащую все, что им с Квирком удалось узнать о всех подозреваемых.
— Квирк сказал, чтобы ты прочитал, подумал, а потом мы поговорим, — сообщил Белсон. — Ты, я, Квирк и Сюзан, если она, конечно, захочет.
— Хорошо, сегодня прочту, — кивнул я. — А вы чем собираетесь заняться?
— Лично я пойду домой, покажусь жене и детям и посплю немного.
— Пока не заснул, попробуй сравнить этот голос с тем, что я дал тебе раньше.
— Красная Роза опять тебе позвонил?
— Да, как и многие другие. Послушай и определи, какой из всех этих голосов его. Впрочем, ты сразу его узнаешь. Это тот, который говорит, что может быть он все еще гуляет на свободе.
— Попробую сходить в контору и снять отпечаток голоса, — кивнул Белсон. — Правда, сейчас, когда я в отпуске, это будет не так-то просто. Придется просить неофициально. Ладно, увидимся. Пока.
Белсон ушел. Я раскрыл папку и углубился в чтение. Большинство сведений оказались ценны тем, что снимали с подозреваемых всякое подозрение. Никто из всей семерки ни разу не попадал в полицию. Айзелин, преподаватель востоковедения, угодил в одну неприятную историю, когда работал учителем в частной школе для мальчиков. Какой-то ученик пожаловался, что Айзелин приставал к нему в сексуальном плане. Но дело так и прикрыли. Через два года Айзелин получил степень доктора философии в Гарварде и остался на преподавательской работе. Ларсон, полицейский, обращался к начальству с просьбой предоставить ему отпуск по болезни. Жаловался на усталость и депрессию. Но начальство посоветовало ему обратиться к психотерапевту. Кроме Айзелина и Фелтона все были женаты. Айзелин никогда не был женат, Фелтон состоял в разводе. Ларсона они уже вычеркнули из списка, поскольку в то время, когда произошли три из пяти наших убийств, он находился на дежурстве и имел железное алиби. Француз Гане во время второго убийства уезжал к родителям во Францию. Весенние каникулы. Из пяти оставшихся выделялся Фелтон, охранник. Двое преподавателей, санитар, директор гастронома и охранник. Возможно, мы могли бы исключить из этого списка и еще нескольких, если бы побеседовали с ними или с их сослуживцами. Например, можно было бы установить, находился ли санитар Чарлз на службе во время хотя бы одного из убийств. Но тогда они узнают, что попали под подозрение. Значит, отпадает. Итак, больше всех мне понравился Фелтон. Я снова прочитал его досье. За такое короткое время можно было собрать не очень-то много сведений. К тому же им никак нельзя было засветиться. Сорок три года, разведен, отец умер. Живет в Чарлстауне, хотя вырос в Суампскотте. В деле лежала ксерокопия школьного ежегодника с его фотографией и перечислением успехов в учебе и спорте.
— Сукин сын, мать твою... — пробормотал я.
Под его портретом красовалась надпись: "Легкая атлетика — «отлично». Ничего не доказывает. Все это было двадцать пять лет назад. И все же. Я отложил папку, снял трубку и позвонил директору средней школы Суампскотта.
— Мальчик по имени Гордон Фелтон, — попросил я. — Бегал за школьную команду в... где-то в 1961-62. Как он выступал?
— А зачем вам? — спросил директор.
— Меня зовут Артур Дейли. Еженедельник «Нью Ингланд Спортс». Мы тут готовим ретроспективную статью. Спорт в средней школе четверть века назад.
— Ах, вот оно что. Неплохая мысль. Подождите на телефоне, я сейчас гляну. По-моему, у нас где-то хранятся старые снимки и материалы.
Он пропал минут на пять. Я ждал и слушал тишину. Красота. Намного лучше всякой музыки.
— Мистер Дейли, — раздался, наконец, голос директора. — Я нашел. Вот, этот Горди Фелтон был барьеристом. Третье место в штате по бегу со стосорокасантиметровыми барьерами.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Не знаете, где он сейчас?
— Нет. Я всего три года в этой школе. А эти данные просто раскопал в старых записях.
— Ну что ж, спасибо за помощь. — Я повесил трубку.
И все равно это еще ничего не доказывает. То, что он хорошо бегал в детстве, вовсе не значит, что он также бегает и сейчас. Но все же... Не многие могут обогнать меня, а тот, кто подбросил Сюзан розу, смог.
Я отложил досье Ларсона и Гане и еще два раза внимательно прочел дела всех остальных. Затем швырнул их на стол и принялся бесцельно бродить по дому. Выглянул в окно. Проверил содержимое холодильника. Снова выглянул в окно. В холодильнике лежал вилок цветной капусты, две бутылки диетической кока-колы и пачка китайской лапши. Приятного аппетита, мистер Спенсер.
Ровно в час появился Хоук с огромным пакетом тунца и коробкой картофельных чипсов «Кейл-Код».
— Скорее бы поймать этого урода, — проворчал он. — А то у меня от этих дежурств скоро заворот кишок начнется.
На нем был коричневый твидовый плащ «Харрис» спортивного покроя и джинсовая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами. Накрахмаленные джинсы заправлены в рыжие ковбойские сапоги.
— Ну, ты сегодня прямо гарвардский ковбой, — улыбнулся я.
— Крутой парень, — подмигнул мне Хоук и принялся выкладывать из пакета рыбу.
Мы застелили стойку бумагой, разложили на ней тунца и мило перекусили.
— Один из нашего списка был неплохим барьеристом, когда учился в школе, — сообщил я. — В выпускном классе занял третье место по штату.
— Давно? — насторожился Хоук.
— В 1962 году.
— Ну, это еще ни черта не значит.
— Работает охранником, — добавил я.
— И мечтает быть фараоном?
— А может, и считает себя фараоном.
— Как там она поживает? — спросил Хоук. Под словом «она» он всегда подразумевал Сюзан.
— По-моему, уже догадывается, кто из них он. Хотя еще не уверена.
— Значит, сидит себе, слушает его трепотню, кивает и ждет, что он в любую минуту может выхватить свою чертову пушку и нажать на курок, — проворчал Хоук.
— Поэтому мы и торчим здесь у нее по двадцать четыре часа в сутки, — нахмурился я.
Хоук кивнул. Мы немного помолчали.
— Ну что, пора начинать собирать новые улики? — наконец, спросил он.
— Да, похоже, пора. У этого барьериста когда-то была жена. Может, схожу поговорю с ней.
— Возьми мою фотографию, — предложил Хоук. — Скажи, что она может встретиться со мной, если захочет помочь.
— А если не захочет, то встретиться дважды, — ухмыльнулся я.
Глава 23
Мими Фелтон жила в одной из многоэтажек, облепивших искусственное водохранилище в Конкорде. Утром по телефону она сообщила мне, что работает кассиром в косметическом салоне «Блумингдейл» и уходит на работу в четыре. Ровно в 14.10 я постучал к ней в дверь. Мими встретила меня в белой хлопковой блузке, до того открытой, что вначале она показалась мне всего лишь широким бюстгальтером, и черных джинсах, которые наверняка застегивались только в положении лежа. Босые ноги с накрашенными ногтями. Копна золотых волос, уложенных так, как будто она всю жизнь только и мечтала показать мне, какая знатная у нее шевелюра. Восемь пальцев украшены кольцами и перстнями. В ушах — огромные серьги, сверкающие, словно новогодние игрушки. Впечатляет.
— Привет, мистер Спенсер, — приветствовала она меня. — Входите, пожалуйста.
На лице — толстый слой тщательно наложенной косметики. Ногти на руках покрыты темно-вишневым лаком. Упругая, загорелая и довольно плоская грудь.
— Так вы детектив?
— Да, — ответил я. — Мне нужно, чтобы вы рассказали мне все, что можете, о Гордоне Фелтоне.
— Можно взглянуть на ваш значок или лицензию, или что там вам выдают? — У нее был тоненький голосок, похожий на лепет ребенка.
Я показал ей лицензию.
— А почему вы интересуетесь Горди? — спросила Мими.
— Служба, — пожал плечами я. — Поскольку он работает в системе безопасности, компания-облигационер желает досконально проверить всех своих сотрудников, у которых есть ее облигации.
— Это что-то типа страхования? — спросила она своим детским голоском.
Я почему-то так и ждал, что сейчас она сделает реверанс.
— Да.
— Ну, мистер Спенсер, судя по вашему виду, вы можете продать свои облигации всем, кому захотите.
— Спасибо, — улыбнулся я. — Так почему вы развелись, миссис Фелтон?
— Присядем, — предложила она, и мы прошли в крошечную гостиную. Стены украшали полотна авангардистов — все в розово-серых тонах. Из окна открывался вид на водохранилище.
Она уселась в кресло — бледно-лиловую подушку на треугольном металлическом каркасе. Еще два таких же стояли вокруг массивного журнального столика.
— Спасибо, я постою, — ответил я. — Так что там насчет развода?
— Ох, Горди, — вздохнула Мими. — Горди, Горди, Горди...
— Из-за него? — спросил я.
— Что?
— Из-за него вы развелись?
— Он всегда был таким мальчишкой. — Она покачала головой. — Всегда хотел казаться мужчиной, а на самом деле был просто маменькиным сынком. Тряпка, одно слово.
— Как это понять? — спросил я.
— Ну, например, всегда боялся ходить куда-нибудь один, без меня.
— А то, что хотел казаться мужчиной?
— Все время таскал с собой пистолет. Хотел стать полицейским, но, по-моему, никогда в жизни не решится поступить на службу. Хотя все уши мне прожужжал. Был таким, знаете, ну, типа юный друг полиции. Рацию домой приволок. Когда мы еще жили вместе, постоянно крутился вокруг фараонов в Суампскотте. А уж как услышит по рации, что где-то там что-то произошло — сразу в машину и туда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22