— Да. Он наставил на меня пистолет. Его мать забрала у него оружие, и это оказался кольт сорок первого калибра, того самого калибра, из которого был застрелен его отец.
— Ого!
— Я спросил парнишку, где он его взял, но тот ни в какую не хотел говорить. Мы нажали на него, и тогда он признался, что пистолет ему дал Эстэва.
— Зачем Эстэве это было нужно?
— Не знаю, — покачал я головой. — Пистолет и четыре патрона из него я отдал в полицию штата, попросив провести баллистическую экспертизу, но не сказал, где его взял.
— Они согласились?
— Были вынуждены, — ответил я. — А потом до меня дошло, что Брет — это все, что я имею против Эстэвы. Единственная зацепка. И если Эстэва узнает, что Брет рассказал о пистолете...
— Зачем Брету рассказывать ему об этом?
— Паренек был туповат. И привязан к Эстэве. Если я испугал его, он не мог не пойти к Эстэве и все рассказать, а я об этом не подумал.
— Ты отправился разыскивать его и нашел уже мертвым.
Мы остановились на углу Черч-стрит.
— Со мной была его мать.
Мы повернули и пошли по Черч-стрит, плечом к плечу, ладошка Сьюзен лежала в моей. Было уже достаточно поздно, и жизнь на холодной и ярко залитой светом фонарей улочке почти замерла.
— Она кричала до тех пор, пока не охрипла. Потом приехала полиция, «скорая помощь», и мы отправили ее в больницу. Там ей сделали укол, и она отключилась.
— Какой ужас ты перенес. — Сьюзен прижалась ко мне.
— Она, — сказал я.
— Да. Но я люблю не ее.
— Если бы я не влез в это дело, мальчик был бы жив и, может быть, его отец тоже. И Кэролайн не накачали бы в больнице успокоительными.
Мы остановились напротив магазина швейцарских часов на Черч-стрит.
— Ты все прекрасно понимаешь, — сказала Сьюзен.
— Что понимаю?
— Ты знаешь, невозможно все предусмотреть, предугадать, немыслимо требовать этого от себя. Ты делаешь все, что можешь, и настолько хорошо, насколько можешь, и умеешь мириться с последствиями.
Я пожал плечами и посмотрел на бутербродную на противоположной стороне улицы.
— Ты знаешь это. Ты знаешь, что иногда ты ошибаешься. Что иногда тебя подстерегает неудача. Что иногда случаются провалы. Так на любой работе. В твоей работе ставки очень высоки. В ней ты сталкиваешься с убийством людей.
— И иногда сам их убиваю.
— А иногда спасаешь. — Сьюзен повернулась я встала передо мной, взяв меня за руки.
— Немного похоже на то, чем занимаешься ты.
— Немного, — согласилась Сьюзен.
— Я накликал смерть на этого мальчика.
— Нет, — сказала Сьюзен. — Он сам ее на себя накликал.
— Мне следовало догадаться, что он пойдет и расскажет все Эстэве.
Сьюзен стояла вплотную ко мне, и наши тела касались друг друга от самых колен и до груди.
— Вероятно, — проговорила она. — Вероятно, тебе следовало догадаться. Ты совершил ошибку, А их впереди еще немало. Но ты ошибаешься гораздо реже, чем большинство из тех, кого я знаю. Причем ради добра.
— Цена этой ошибки — смерть.
— Твоя работа связана со смертью, а потому и ошибки тоже.
— Да, — усмехнулся я с горечью.
— Да, — мотнула головой Сьюзен. — И именно то, что в твоей работе есть фактор риска, есть фактор смерти, заставляет тебя ею заниматься. Если бы не это, она бы тебе наскучила.
— Мне совсем не нравится смотреть, как умирают люди.
— И потому тебе удается некоторых спасти.
Я промолчал.
— Это ты мне как-то сказал...
— Что?
— Смерть порождает красоту.
— Я не думал, что ты слышала, — сказал я. Высвободив руки, я обнял Сьюзен и прижал к себе крепко-крепко. Мы застыли в этой холодной ночи на пустынной улочке под ярким светом фонарей.
Глава 24
Сидя на диване в гостиной Сьюзен и закинув ноги на кофейный столик, мы пили горячий шоколад. В камине горел огонь.
— Ты разговаривал с Хоуком? — спросила Сьюзен.
— Еще нет.
— Когда поговоришь?
— Скоро.
Сьюзен повернула голову и посмотрела на меня.
— Такой упрямый?
— И сексуально возбуждающий.
— Иногда, — без улыбки сказала Сьюзен. — Ты решил во что бы то ни стало пройти через все один, чтобы доказать себе, что можешь это сделать?
— Нет. Я собираюсь попросить твоей помощи.
Сьюзен удивленно вскинула брови.
— Твоя помощь нужна Кэролайн Роджерс. И есть еще две женщины, замешанные в этом деле. Чтоб разобраться с ними, мне тоже нужна твоя помощь.
— Ты хочешь, чтобы я отменила прием и укатила с тобой в Уитон?
— Схватываешь налету.
— Здесь люди тоже нуждаются в помощи.
— Не сомневаюсь, — сказал я.
Мы помолчали, занявшись шоколадом.
— Кто эти другие женщины? — спросила Сьюзен.
— Хуанита Олмо — социальный работник. Она знала Эрика Вальдеса.
— Того журналиста, с убийства которого все и началось?
— Да. Она сказала мне, что у Эмми Эстэвы была с Вальдесом любовная интрижка.
— Хуанита Олмо и Эмми Эстэва — те две женщины?
— Да. Хуаниту от Колумбии отделяет уже, наверное, поколение, Эмми гораздо меньше.
— И что у тебя с ними за проблема?
— Одно с другим как-то не состыковывается. Хуанита говорит, что Эмми спала с Эриком, чего было достаточно для Фелипе Эстэвы, чтобы убить и кастрировать Вальдеса. В таком случае утверждение Роджерса оказалось бы верным. Но Хуанита уверяет, что Эстэва не стал бы этого делать и не делал, что Вальдеса убил Роджерс — по мерзости своей натуры. Еще она говорит, что Эстэва — колумбийский Горацио Алджер и что он побил нас в нашем капиталистическом состязании, точнее, меня в моем — у нее прозвучало именно так.
Сьюзен улыбнулась.
— Еще она говорит, что Эмми, то бишь миссис Алджер, — его слабость. Блудница, потаскушка, шлюха и так далее.
— Может, она сама неравнодушна к Эстэве? — предположила Сьюзен.
— Более чем вероятно, сказал бы я.
— Мы, психотерапевты, предпочитаем сдержанность и осторожность и потому дальше терминов «логично» и «возможно» стараемся не заходить.
— Да, я заметил. Но если она сходит с ума по Эстэве, зачем рассказала мне об Эмми и Вальдесе? Ведь тем самым она навлекла подозрения на предмет своего обожания. Насколько это логично?
— Люди не всегда последовательны.
— Как здорово иметь дело с профессионалом! — согласился я. — Когда я спросил ее, не спала ли она с Вальдесом, она скрылась от меня в женском туалете. Видела бы ты ее лицо в тот момент!
— Ты решил, что она ревновала Вальдеса к Эмми?
— Да. А может и к Эстэве тоже.
— Как здорово иметь дело с профессионалами!
— И она ненавидит Роджерса, — добавил я.
— Почему? Он действительно был мерзким типом?
— Мне показалось, что да. Может, так оно и есть. Но Кэролайн производит впечатление серьезной и порядочной женщины, а она любила его.
Сьюзен пожала плечами:
— Может быть, у нее сверхромантическое представление о любви.
— Порядочные люди, так уж случается, влюбляются в непорядочных — ты это хотела сказать?
— Да.
Мы замолчали. Одна рука у меня была занята чашкой с шоколадом, другой я ласково погладил Сьюзен по шее.
— Ты права.
Сьюзен о чем-то задумалась.
— Может, она ненавидела его потому, что он этого заслуживал, но, может быть, была и другая причина. Было бы интересно это выяснить. — Сьюзен опять ненадолго погрузилась в себя. — Как ты думаешь, чем я смогла бы помочь Кэролайн Роджерс?
— Не знаю. Два таких удара судьбы едва ли отразятся на ней положительно. Я не хочу бросать ее горю на растерзание.
— Может, ей захочется справиться самой, без помощи других?
Я пожал плечами.
— Я бы хотел, чтобы ты была рядом, чтобы я смог советоваться с тобой и по поводу Кэролайн и по поводу Эмми с Хуанитой...
— И?..
— И чтобы мне не так страдать от своего синдрома сексуальной озабоченности или как ты там меня в прошлый раз обозвала?
— Обострение связано с вашим пребыванием в далеком Уитоне?
— Может быть.
Сьюзен допила свой шоколад.
— Ладно. — Она решительно кивнула. — Давай заключим сделку. Я попытаюсь утрясти проблему с приемом пациентов — на это потребуется один-два дня — и приеду к тебе.
— Ах!
— А ты выполнишь два моих условия. Первое: мы никогда не будем завтракать, обедать и ужинать в ресторане мотеля.
Это было выполнить несложно, и я с готовностью согласился.
— Второе: завтра ты звонишь Хоуку и просишь его приехать к тебе на помощь.
— А если он откажется?
— Я позвоню ему сама.
— Договорились, — с воодушевлением согласился я. — Нет, как все же здорово иметь дело с профессионалом!
Сьюзен повернулась ко мне, приблизила свои губы к моим и, касаясь их легонько, сказала:
— Ты еще не видел меня в работе, дорогуша.
Глава 25
На следующий день, без двадцати час, я снова появился в мотеле «Резервуар-Корт». Меня дожидалась записка с просьбой позвонить Брайену Лундквисту. Я позвонил.
— Та самая пушка, из которой убит Роджерс, — сообщил он. — Но не та, из которой убили Вальдеса.
— Что-нибудь по убийству Брета Роджерса откопали?
— Если бы вы рассказали мне про него, когда отдавали этот пистолет, может быть, он был бы сейчас жив.
— Может быть, — ответил я. — Если бы вы раскрыли дело Вальдеса, мы все сейчас занимались бы виндсерфингом на Багамах.
— У меня сегодня встреча с парой уитонских парней. Хотите поприсутствовать?
— Когда?
— В четыре тридцать. В полицейском участке.
— Обязательно буду.
И я был. Раньше Лундквиста. Дожидался его на улице.
В участок мы вошли вместе. Генри, пузатый капитан, уже занял кабинет Роджерса как исполняющий обязанности шефа. Его дружок сержант расселся на стуле с прямой спинкой, что стоял рядом со столом Генри.
— Какого черта он здесь делает? — пролаял Генри, когда мы с Лундквистом вошли в кабинет.
— Я позвал его, — ответил Лундквист. — Подумал, что он может нам помочь.
Сержант взял с края стола бумажный стаканчик и, сплюнув в него табачные слюни, поставил обратно на стол.
— Мне он здесь не нужен. — Генри говорил точь-в-точь как Роджерс.
— Не валяй дурака, Генри, — бросил Лундквист. — Нам нужна помощь в этом деле, и мы примем ее от любого, кто готов нам ее предложить.
— Мы и без него неплохо справляемся.
Я взял стул, стоявший у стены, и сел, вытянув ноги и скрестив их в лодыжках.
— У вас за один месяц убито трое, в том числе ваш собственный шеф, и еще никто не арестован. Вот если бы шлепнули меня, тогда бы вы точно могли похвастаться.
— Будешь много вякать, язык отсохнет, — с забитым табаком ртом процедил сержант.
— Лишь бы не мозги, — ответил я.
— Заткнитесь оба, — не выдержал Лундквист. — У нас дело стоит, и ваша грызня его с места не сдвинет. — Он посмотрел на Генри. — Ты хочешь сотрудничества с полицией штата, не так ли, Генри?
— Да. Да. Садитесь.
Лундквист сел рядом со мной.
— Итак, — сказал он, — что мы имеем? Мы имеем пистолет, из которого был убит Бейли. По серийному номеру мы вышли на завод-изготовитель. Там сказали, что он был выпущен в тысяча девятьсот шестнадцатом году и продан торговцу оружием из Сан-Диего в оптовой партии. На этом ниточка обрывается. Торговца в живых уже нет, и нет никаких данных о том, кому он был продан или где зарегистрирован. Спенсер говорит, что парнишка, Брет, сказал ему, что пистолет он получил от Эстэвы. Мать мальчика тоже подтверждает, что он говорил это — она слышала.
— Кэролайн в таком состоянии, что на ее слова полагаться нельзя, — сказал Генри.
Лундквист пожал плечами.
— Ты разговаривал с Эстэвой, — посмотрел он на Генри. — Что он сказал?
— Сказал, что пацан был тупой, как пробка, почти полный дебил, и что держал он его у себя из жалости и из уважения к отцу.
— А про тот кокаин, который Спенсер конфисковал у парня?
— Эстэва говорит, что кто-то хочет его подставить. Ни про какой кокаин он ничего не знает. И в Белфасте у него знакомых нет.
— Про «Пенобскот Сифуд Инк.» справки навел?
— Само собой. Связались с белфастскими копами. Они говорят, там вообще все пусто. Владелец склада живет в Балтиморе и уже год, как никому его не сдавал.
— А они ничего не сказали про то, почему там машины снуют туда-сюда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23