Они действительно уже подъезжали, и «уазик», свернув, остановился у ворот кладбища.
Сторожка представляла собой деревянное ветхое строение, почерневшее от старости, выбитые стекла заколочены фанерками, остальные покрыл слой пыли.
Когда Мазуров осторожно приоткрыл дверь, ни он, ни его спутники ничего толком не разглядели — свет почти не проникал в помещение. Лишь распахнув ее пошире и впустив яркий июньский свет, они увидели безрадостную картину. Бурлак лежал поперек старой широкой кровати и, судя по неестественной позе и окровавленной рубашке, был мертв.
— Да, приплыли, — прокомментировал Колодников. Мазуров, стоя на пороге, продолжал осматриваться по сторонам.
— Похоже, тут хорошая махаловка была, — сказал он, кивая на перевернутый стол и сломанную табуретку. На грязном полу валялись пустые бутылки, несколько железных кружек, растоптанный хлеб и сомнительного вида пряники.
— На этом полу следов мы не найдем, — решил Колодников и махнул рукой Мазурову. — Подойди поближе.
Они подошли к кровати и стали рассматривать труп. Астафьев понял, что это именно тот человек, которого они искали, слишком он подходил под описание: грубое лицо, неопределенного цвета торчащие волосы, широкие плечи, могучие, как у скульптурного пролетария, кулаки. Потрогав его лоб, Колодников сказал:
— Давненько его грохнули, остыл совсем.
— Как минимум четыре пули, — сообщил Мазуров.
— И стреляли практически в упор, — добавил Колодников. — Надо вызывать экспертов.
Он уже вытащил рацию, когда Астафьев нагнулся и спросил:
— А что это у него в кулаке?
Теперь все трое рассматривали правый кулак покойного.
— Тряпка какая-то, — решил Мазуров.
— Похоже, — подтвердил Колодников и осторожно потянул ее из пальцев могильщика. — Крепко держит.
— Еще бы, трупное окоченение.
— Да нет, он ее так еще при жизни зажал.
— Может, подождем экспертов? — предложил Мазуров.
— Да сколько их ждать-то? Все-таки интересно.
Андрею все же удалось разжать пальцы мертвеца и вытащить материю. Это был кусок синей джинсовой ткани примерно с ладонь величиной. Судя по рваным краям, его выдрали из брюк или куртки.
— Хорошая джинсовка, плотная, — сказал Андрей, пробуя ткань на прочность.
Юрий так же повертел улику в руках и высказал свое мнение:
— Фирма. Что-то типа «Рэнглер» или «Леви Страус». Мне такое не по карману.
Что с ней теперь делать-то? — спросил он Мазурова.
Тот покрутил тряпку в руках и вложил ее в пальцы покойного.
— Ну вот, теперь можно и экспертов вызывать.
Они вышли на крыльцо, закурили. Пока Колодников по рации вызывал дежурную часть, оперативники тихо переговаривались.
— Спать хочешь?
— Да нет, — Юрий кивнул в сторону трупа. — После такого не очень-то и заснешь. Не дай боже приснится.
— Тогда поработаешь еще немножко. Я понимаю, что не хочется, уж больно интересное дело здесь закрутилось, однако старые тоже нельзя забывать. Надо по одному адресу съездить, там Вовку Жесткина вчера видели.
— Рваного? Не ошиблись?
— Нет, стукачок у меня проверенный. Утром сегодня меня у подъезда встретил, обрадовался. Гони, говорит, на пузырь, Вовик Рваный объявился. Живет у своей старой подруги Машки Глухни.
Вместе с криминалистами приехали неразлучные Вовчик и Левчик, которых сменили на посту два рядовых милиционера. Чуть попозже подъехала «Волга» с Сергеем Шалимовым, следователем прокуратуры. Последним обстоятельством Мазуров был очень доволен. Шалимов, по его мнению, был из прокурорских самым толковым, и, главное, он доверял работникам УГРО по большому счету, не придираясь по мелочам. Вместе с Колодниковым он начал деловито составлять протокол, а Мазуров с Колодниковым отправились в отдел прихватить пистолет Астафьева для предстоящей встречи с Жесткиным, по кличке Рваный. Они не могли даже предположить, что задержание Рваного, подозреваемого в убийстве и скрывающегося до сего момента, произойдет не так скоро, как они рассчитывали.
Первый, с кем они столкнулись в дверях управления, был небезызвестный Афонькин. Лицо воришки сияло радостью.
— Стой! Ты чего это тут расхаживаешь? — тормознул любителя красивой жизни Мазуров.
— Как что, домой иду, — ухмыльнулся тот. — Приходил прокурор и признал, что меня задержали не правильно.
— Это кто же у нас такой умный?
Майор за руку подтащил Афонькина к окошку дежурного.
— Киврин, кто этого орла отпустил?
— Приходила Занчевская, проверила документы и велела отпустить. Не оформлен соответствующим образом. В частности, нет заявления потерпевшего.
Мазуров обескураженно посмотрел в сторону Астафьева. Занчевская, инспектор прокуратуры по надзору, славилась своей въедливостью и непримиримостью к нарушению буквы закона. Спорить с ней было бесполезно, — легче уговорить слона станцевать польку-бабочку, чем Занчевскую изменить свое решение.
— Ты что, протокол по нему не оформил? — спросил Мазуров своего спутника.
— Да оформил я, только не зарегистрировал, — Юрий начал торопливо рыться в папке. — Некогда мне было. Здесь он где-то у меня.
Эту сцену с довольным и гордым видом лицезрел Афонькин. Казалось, для него все закончилось благополучно, но парень зарвался.
— Да, кстати, коверчик-то мне отдайте, — довольно решительно пискнул он.
— Чего?! — возопил Мазуров. Он мотнул головой Астафьеву. — Ну-ка проводи этого наглеца к нам в апартаменты и сбей с него спесь. А я попробую найти Фомина.
Перепуганный Афонькин попятился к выходу, но лейтенант ловко заломил ему руки за спину и поволок в сторону своего кабинета. Втолкнув воришку, тут же запер за собой дверь и до максимума повернул регулятор громкости радио. Кабинет наполнили звуки какого-то бравурного марша советских времен, и Юрий развернулся к своему «гостю».
— Так что тебе надо? Ковер? — спросил он.
— Ну да, — уже не столь уверенно сказал Афонькин.
— Это какой?
— Да вот… — И Афонькин рукой показал в угол, где громоздился рулон его утренней добычи.
Резкий удар с правой в челюсть ошеломил «любителя красивой жизни», он вскрикнул, попробовал прикрыться, но в этот момент удар с левой пришелся в ухо, и последовала частая серия ударов, не давая Афонькину опомниться. Лейтенант бил расчетливо, не кулаком, а подушечкой ладони, лишь поджав пальцы. Подобные удары не оставляли следов, и когда минут через десять в кабинет вошел Мазуров, его недавний утренний спутник, всклокоченный и красный, сидел в углу, но без видимых следов прошедшей взбучки.
— Ну, как он? — спросил Мазуров.
— Нормально, ни на что не претендует и готов рассказать, как все происходило на самом деле.
— Фомина нет, говорят, заболел.
— Знаем мы, чем он болеет после вчерашних поминок.
Мазуров обернулся к Афонькину:
— Ну, а теперь говори, где ты надыбал этот ковер?
Оперативники угрожающе нависли над сидящим Афонькиным. Вид у того был совсем жалкий и растерянный. Он сглотнул слюну и, запинаясь, начал рассказывать:
— Нет, честное слово, я шел с дач… там прихватил кое-что из нержавейки, думал сдать в приемный пункт. И решил срезать дорогу, пройти через кладбище… смотрю, могилка свежевырытая и рядом этот ковер лежит…
Милиционеры переглянулись.
— Ну что с ним делать? — спросил Мазуров. — Врет и не краснеет.
— Нет, в самом деле так было, — зачастил воришка, клятвенно прижимая руки к груди. — Я еще по сторонам оглянулся, Бурлака нигде нет, подождал немного, да и забрал его.
Астафьев почесывал ладонь правой руки в предчувствии будущей «работы», но Мазуров остановил его.
— Постой, — он обернулся к воришке. — Как ты сказал? Бурлак?
— Ну да, этот, «начальник кладбища». Раньше еще Юрий Иванович был, но тот под машину попал…
— Кладбище, — пробормотал майор, глядя на своего молодого напарника. — Кладбище.
— Ты думаешь… — начал понимать его лейтенант.
— Ну да. Это было позавчера, утром как раз поступила в больницу Орлова, в четыре тридцать, в пять пятнадцать утра я задержал этого орла. А красиво все складывается! — После этого он решился:
— Поехали! Колодников с бригадой еще должен быть там.
Свой рассказ Афонькин продолжил в машине:
— Я ведь не сразу его взял, подождал, походил. С Бурлаком тоже связываться неохота, он хоть мужик спокойный, но очень здоровый. Голову, на хрен, оторвать может одной рукой.
— Так ты его хорошо знаешь? — расспрашивал майор.
— А как же. Частенько у него в сторожке бухали.
— Он что, там постоянно живет?
— Да. Все еще удивлялись — на кладбище жить, это ж сдуреть можно, а он ничего, спокойно.
— Ты то место, где нашел ковер, показать сможешь?
— А как же!
Но на кладбище он уже не был так уверен. Пока Астафьев разыскивал Колодникова, Афонькин под присмотром Мазурова топтался около последнего ряда могил, озираясь по сторонам и бормоча под нос ругательства.
— Ну, чего?
— Да здесь где-то, только тут за два дня столько могил прибавилось. Не то в этом ряду, не то в том.
Подъехал «уазик» с Астафьевым и Колодниковым. Старший оперуполномоченный быстро разобрался в ситуации.
— Вырытая могила была одна? — спросил он.
— Одна, других не было.
— А ковер далеко лежал?
— Нет, метрах в двух.
Колодников оглянулся, недалеко от них в недрах замызганного «Беларуси» с зубастым ковшом копался невысокий мужичок в безнадежно замасленном комбинезоне.
— Этот, может быть, что-то знает, — предположил Колодников. — К нему они отправились всей компанией.
— Эй, друг, ты здесь работаешь? — окликнул его Колодников.
— Да, только копать сегодня не буду, машина сдохла. К Бурлаку идите, — буркнул мужичонка не оборачиваясь.
— Бурлак уже ничего не выкопает — убили его, — просветил кладбищенского работника Мазуров.
Тот, чуть покачнувшись, обернулся, и на всех присутствующих пахнуло чудовищным, застоялым перегаром. На сером лице мужичка отразилось сначала недоумение, а потом и испуг.
— Как убили? — пролепетал он. — А как же теперь?..
— Ты когда его последний раз видел? — спросил Колодников.
— В-вчера…
— Когда?
— В-вечером…
Неожиданный свидетель, по всей видимости, пребывал в глубоком шоке от услышанного, поэтому отвечал односложно.
— А ты разве технику свою не у сторожки оставляешь? — спросил Мазуров. Тот кивнул.
— Да… обычно. Но вчера здесь… перебрал слегка…
— Ты что же, к сторожке сегодня не подходил?
— Нет, с-сразу сюда.
Астафьев обошел «Беларусь» и увидел стоявший в стороне мопед.
— Да не трясись ты, — подбодрил пьянчугу Мазуров. — Никто тебя не собирается ни в чем обвинять. Ты вот лучше скажи, два дня назад ты во сколько сюда прибыл?
— В восемь, — привычно соврал тот, но потом, видимо, испугался и уточнил:
— Нет, в девять, ближе к десяти.
— Бурлак был здесь?
— Да.
— А вырытая могила?
— Тоже была. Я еще удивился, чего это он меня не дождался. Еще и заказчиков не было.
— Показать эту могилу можешь?
Хозяин «Беларуси» неуверенно пожал плечами:
— У дороги где-то, во втором ряду.
— Точно! — обрадовался Афонькин. — У дороги, не то третья, не то четвертая.
Они всем скопом вернулись к дороге, и оба свидетеля теперь уверенно показали на одну из могил с парой скромных пластиковых венков на холмике.
— Антонина Николаевна Станова, тысяча девятьсот… — прочитал Астафьев на табличке, воткнутой в землю. — Ого, бабулька почти век прожила! — удивился он.
— А вот здесь вот лежал ковер, — продолжал вошедший в раж Афонькин, волчком кружась на одном месте. — Здоровый такой.
— Постой, он был развернут? — прервал его Колодников.
— Ну да, во всю длину.
— А не врешь? Смотри, Афонькин, твои слова многое решают. Ты сейчас не подозреваемый, ты сейчас главный свидетель, — предупредил Мазуров.
Бедный воришка чуть не захлебнулся от собственной значимости.
— Да я… Я сейчас!
И он ломанул куда-то в глубь кладбища. Миновав четыре ряда могил, Афонькин склонился над одной и откуда-то из горы венков вытащил белый пластиковый пакет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48