Но довольно скоро я вновь услышал это слово от школьных хулиганов, собиравшихся вытрясти из меня мозги, и тут же обо всем догадался.
— Про других сказать не могу, — улыбнулась Мидори, — однако меня очень интересуют все точки соприкосновения культур.
— Правда?
— Да, конечно! Возьмем, к примеру, джаз: корни в Америке черных, а ветви растянулись по всему миру и даже к нам в Японию попали.
— Вы оригиналка! Большинство японцев в глубине души расисты! — Боюсь, мои слова прозвучали гораздо эмоциональнее, чем мне хотелось.
— Не уверена, что дело в расизме. Просто Япония испокон веков была островом, и люди боятся всего нового.
Обычно подобный идеализм меня раздражает, но Мидори, видимо, судит остальных по себе. Заглянув в ее честные глаза, я не смог сдержать улыбки. Полные губы раздвинулись, и девушка улыбнулась в ответ, а в ее взгляде было столько света, что пришлось отвернуться.
— Как же вы росли в двух совершенно разных странах? Наверное, было очень интересно?
— Вообще-то ничего особенного, — задумчиво проговорил я.
Мидори замерла с поднесенной ко рту чашкой.
— Ничего особенного? Честно говоря, не представляю, как так могло получиться!
Осторожнее, Джон, осторожнее! Не распускай нюни!
— Вы правы. На самом деле мне было непросто в обеих странах.
— Где вы прожили дольше? — пригубив кофе, спросила Мидори.
— Лет до десяти в Японии, затем в основном в Штатах, с начала восьмидесятых снова в Японии.
— Поближе к родителям?
Я покачал головой:
— Нет, к тому времени их обоих уже не было в живых.
Девушка сочувственно кивнула.
— Рано остались сиротой?
— В подростковом возрасте, — уклончиво ответил я.
— Ужасно! Подростком быть нелегко, а тут такая утрата! Вы были с ними близки?
Хороший вопрос. В моем представлении отец, даже женившись на американке, оставался среднестатистическим японцем. В глубине души он стыдился, что меня задирают в школе, наверное, даже стеснялся такого сына, как я.
— Думаю, да. Хотя не очень хорошо их помню.
— Собираетесь возвращаться в Штаты?
— Одно время хотел, — произнес я, вспоминая, при каких обстоятельствах стал заниматься своим нынешним делом. — Приехав в Японию, поначалу обещал себе потерпеть еще годик, а потом обратно в Штаты. Сейчас об этом уже не думаю...
— Значит, домом стала Япония?
«У нас нет дома, Джон, и не может быть после того, что мы сделали», — сказал Клёвый Чокнутый, перед тем как я выполнил его последнюю просьбу.
— Да, наверное, — выдержав долгую паузу, проговорил я. — А про себя что скажете? Вам бы хотелось снова оказаться в Америке?
Тонкие пальцы застучали по кофейной чашке, выбивая какой-то ритм.
«Это ее настроение, — догадался я. — Она играет его, словно этюд на фортепиано». Интересно, что бы вышло, задумай я излить душу черно-белым клавишам?
— В Нью-Йорке мне очень нравилось. — Мидори улыбнулась своим воспоминаниям. — Мечтаю снова там оказаться и даже некоторое время пожить. А вот менеджер считает, что нашей группе в Штаты пока рано, хотя в ноябре нас пригласили в «Авангард». Возможно, удастся о себе заявить...
Манхэттенский клуб «Авангард» — настоящая Мекка для профессиональных джазистов.
— "Авангард"? — восхищенно переспросил я. — Здорово! В свое время там начинали Колтрейн, Майлс Дейвис, Билл Эванс и Телониус Монк — весь джазовый пантеон.
— Да, упускать такой шанс нельзя!
— С Нью-Йорка может начаться ваше восхождение! Появятся возможности, какие в Токио даже не снились!
— Посмотрим. Не забывайте: я уже знаю, что такое жить в Нью-Йорке. Похоже на подводное плавание. Сколько всего яркого, красивого и доступного — только руку протяни. А чувствуешь, что тебе не хватает воздуха.
Я провела там четыре года и, чуть не задохнувшись, вернулась домой.
Вот он, мой шанс!
— У вас очень смелые родители, раз отпустили одну в Штаты на целых четыре года!
Мидори слабо улыбнулась.
— Мама умерла, когда я была маленькой, так что учиться в Джуллиард меня послал отец. Он очень любил джаз и радовался, что я решила стать джазовой пианисткой.
— Хозяйка клуба «Альфи» рассказывала, что недавно у вас случилось горе, — проговорил я, чувствуя, как в ушах стучит кровь. — Искренне соболезную. — К моему ужасу, девушка благодарно кивнула. — Чем он занимался?
— В министерстве служил чиновником.
В Японии это уважаемая профессия. Само слово «канрио» начисто лишено негативного значения, присутствующего во многих языках.
— В каком министерстве работал?
— В основном в Кенсетсусо — министерстве строительства.
Почему же я так себе противен?
Все, пора заканчивать! Еще немного, и беседа пойдет не по плану. Сам себя не узнаю, давненько со мной такого не было!
— Министерство строительства — странное место для любителя джаза. Вашему отцу не было скучно?
— Всякое бывало, — призналась Мидори. По-моему, она насторожилась: будто сначала собиралась сказать больше, а в последний момент передумала. Однако ни поза, ни выражение лица не изменились, и я сделал вид, что ничего не заметил.
— Да, нелегко сохранить уникальность, когда окружающие совсем на тебя не похожи. Представляю, что чувствовал ваш отец. Зато у его дочери подобных проблем нет. — Я постарался вложить в улыбку побольше обаяния. — У нее есть своя группа, и она выступает в «Альфи».
Долю секунды девушка сидела напряженная, а потом, словно опомнившись, засмеялась.
Что же я нащупал? Нужно будет обязательно над этим поразмыслить.
— Итак, вы провели в Нью-Йорке целых четыре года. Наверняка за это время появились новые планы...
— Конечно. Прожив некоторое время за границей, человек возвращается совсем другим.
— Что вы имеете в виду?
— Мировоззрение меняется. Обычные вещи уже не воспринимаются как должное. Например, я заметила, что в Нью-Йорке, когда один таксист перебивает клиента у другого, обиженный делает вот так, — воспитанная пианистка Мидори показала настоящий нью-йоркский кукиш, — и осыпает обидчика проклятиями. В Японии такого нет. К чужим ошибкам люди относятся спокойнее, как к чему-то неизбежному, вроде капризов погоды. Думаю, разозлить японца гораздо труднее. Так вот, все это я стала замечать только после возвращения из Штатов.
— Да, темпераменты совсем разные. Кажется, в стрессовых ситуациях правильнее и рациональнее ведут себя японцы. Американцам стоит поучиться их невозмутимости.
— А к какому лагерю принадлежите вы, американскому или японскому? По мировоззрению, конечно, — быстро добавила она, испугавшись собственной прямолинейности.
Взглянув на Мидори, я неожиданно вспомнил ее отца и других своих подопечных. Во что они превратили мою жизнь? Без них все было бы совсем иначе. Или дело совсем не в них?
— Не знаю, — опустив глаза, промолвил я. — Вы еще в «Альфи» могли заметить, что особой терпимостью я не страдаю.
— Можно задать вам один вопрос? — робко спросила девушка.
— Да, конечно!
— Помните, вы сказали, что наша музыка спасла вам душу... Что вы имели в виду?
— Просто хотел завязать разговор, — легкомысленно заявил я и тут же понял, что Мидори ждала совсем другого ответа.
Так, нужно помягче и пооткровеннее, похоже, девушка трепетная.
— В тот вечер музыка заставила вспомнить о некоторых своих поступках. В молодости мне казалось, будто я знаю, что в жизни главное. — Я перешел на английский и почувствовал себя немного увереннее. — А вышло все совсем не так. Бесцельно прожитые годы преследуют...
— Преследуют? — перебила Мидори. Очевидно, я говорил слишком быстро.
— Да, как призраки, — уже по-японски пояснил я.
— Моя музыка помогла разогнать призраков прошлого?
— Да, — грустно улыбнулся я, — нужно почаще слушать ваш диск.
— Потому что призраки могут вернуться?
Боже, Мидори, перестань! Хватит меня мучить!
— Боюсь, они всегда со мной. От прошлого не убежишь, и от себя тоже.
— Сожалеете о своих ошибках?
— Все сожалеют, разве нет?
— Да, наверное, а ваши ошибки такие же, как у всех?
— Не могу сказать, не сравниваю.
— Но вы же только что сравнили!
— А вы девушка упрямая! — усмехнулся я.
— Простите, — покачала головой Мидори.
— Все в порядке, вас это лишь красит.
— Знаете, как говорят: «Сожалеть нужно только о несделанном». Вы не согласны?
— Это совсем не обо мне. Обычно так говорят люди, ведущие размеренный образ жизни.
Вероятно, сегодня она не расскажет ни об отце, ни о белом парне. А давить очень опасно... Пора заканчивать нашу содержательную беседу.
— Пройдетесь еще по магазинам?
— Я бы с удовольствием, но менее чем через час назначена встреча в Дзинбочо.
— Друг? — улыбнулся я.
— Менеджер, — успокоила Мидори.
Заплатив по счету, я проводил девушку до Аояма-дори. Погода испортилась, и прохожих сразу стало меньше. Посмотрев на небо, я увидел низкие тучи.
Ничего не скажешь, время я провел прекрасно, гораздо лучше, чем мог себе представить. Однако холодный воздух и серая мгла быстро вернули меня к неприглядной действительности. Взглянув на девушку, я внутренне поежился.
Боже, Боже, что я натворил!
— В чем дело? — спросила чуткая Мидори.
— Ничего, просто немного устал.
— Мне показалось, вы смотрите на кого-то другого.
— Нет, что вы!
Наши шаги негромким эхом разносились по опустевшей улице.
— Придете еще раз на мой концерт?
— С удовольствием! — Прозвучало по-идиотски, но нужно же как-то добыть полезную информацию.
— В пятницу и субботу мы выступаем в «Синем клоуне».
— Я знаю. — Совсем глупо, однако Мидори, похоже, была довольна.
Она остановила такси, и, галантно открыв дверь, я помог девушке сесть. Вот бы поехать с ней...
Так, что за мысли?! Срочно взять себя в руки!
Такси тронулось с места, а Мидори неожиданно открыла окно.
— Приходите один! — велела она.
8
В следующую пятницу Гарри снова прислал сообщение с просьбой выйти в чат.
Оказывается, он выяснил, что высокий белый из метро действительно журналист. Зовут его Франклин Булфинч, он главный редактор токийского отделения журнала «Форбс». В многоквартирном доме, у дверей которого я оказался несколько дней назад, жили всего пять иностранных подданных, и причем только один мужчина. Так что Гарри пришлось лишь найти его файл в досье иммиграционного бюро. Каждый файл содержит исчерпывающую информацию о проживающем на территории Японии иностранце: полное имя, возраст, место рождения и работы, адрес, отпечатки пальцев и фотографию. Добросовестный Гарри убедился, что другие иностранцы не соответствуют данному мной описанию внешности. Невероятно, но моему помощнику даже удалось скачать фотографию Булфинча. Да, это он, тот самый тип из метро.
Гарри порекомендовал посетить сайт forbes.com, где в архиве хранятся все статьи Булфинча. В результате я провел несколько часов, изучая статьи о предполагаемом влиянии якудзы на правительство, о том, как ЛДП использует угрозы, взятки и запугивание и чем все это грозит рядовым японцам.
Естественно, Булфинч писал на английском, и в японской прессе его статьи не нашли никакого отклика. Наверное, ему очень обидно, хотя при любом другом раскладе меня давно попросили бы его убрать.
Думаю, Кавамура был одним из информаторов Булфинча, отсюда и тайная встреча в метро. Упорство журналиста не могло не вызывать восхищения: надо же, информатор упал замертво прямо перед ним, а он не растерялся и стал шарить по карманам. А все ради правды...
Видимо, кто-то подумал, что хватит выносить сор из избы, и, поскольку убирать регионального редактора крупного издания опасно, решил просто устранить течь. Все должно было выглядеть естественно, иначе Булфинч переполошится и, не ровен час, поднимет международный скандал. Отсюда плавно вытекает мое участие.
Значит, порядок, Бенни никого больше не нанимал. Зря я всполошился. И теперь можно с чистой совестью оставить его в покое.
Я посмотрел на часы. Еще и пяти нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36