— А тебя я вообще сейчас в милицию сдам, — спокойно сказал замначальника. — Ты пьяный. Хочешь?
Гурский молча засунул руки в карманы куртки, повернулся и пошел к буфету, раздвигая плечом толпу предавших его пассажиров.
«Ладно, — решил он, купив еще одну бутылочку пивка и какую-то котлету, гордо именовавшую себя бифштексом рубленым, — живите вы все как хотите. В рай, в конце концов, строем не ходят».
Неподалеку от него пили кофе две девушки в форме сотрудниц каких-то служб аэропорта.
— А ты начальнику смены звонила?
— Нет его…
— На Пе-Де-Эс-Пе позвони.
— Да не дозвониться туда.
— А ты еще звони. Давай-давай, дозванивайся.
— Подожди тогда, я сейчас.
Одна из девушек отошла от столика, прошла к какой-то служебной двери без таблички и скрылась за ней.
Александр съел котлету и допил пиво. Через несколько минут девушка вернулась.
— Ну? — спросила ее подружка. — Нормально?
— Ага, — кивнула та, и они обе пошли по своим делам.
«Строем в рай не ходят», — повторил про себя Александр и направился к той самой двери без таблички.
За дверью оказался коридор, в котором Гурскому встретилась женщина, строго спросившая его:
— Вам кого?
— Да начальника-то нет, я хоть на Пе-Де-Эс-Пе позвоню, а то ведь…
— А… — сказала женщина и прошла мимо.
Гурский повернул за угол. Одна из дверей была приоткрыта, он заглянул. Небольшая комната, мало похожая на кабинет, была погружена в полумрак. За письменным столом, на котором стоял телефон, сидела молоденькая девушка и читала при свете настольной лампы книжку.
— Добрый день, — поздоровался Гурский.
— Здравствуйте, — вопросительно взглянула на него девушка. — Вообще-то ночь уже.
— Ну да, конечно… Извините, можно я звоночек сделаю, короткий совсем? Это у вас городской?
— Через девятку.
— Спасибо. — Александр вошел и плотно закрыл за собой дверь. Затем сел по— хозяйски к столу, распахнул пуховик, демонстрируя новенький офицерский камуфляж без знаков различия, развернул и придвинул к себе телефон. Снял трубку и набрал через девятку первый попавшийся шестизначный номер, очень плотно прижав наушник к уху. Подождал, с облегчением услышал длинные гудки и, отстранив трубку от уха, чтобы читающая книжку девушка тоже могла их услышать, сказал:
— Странно…
Положил трубку на рычаг, отодвинул телефон и задумчиво воззрился в пространство.
— Не дозвонились? — Девушка отложила книжку.
— Что? А… Да нет. Но… странно.
— А что случилось?
— Да… Меня встречать должны были. И не встретили.
— Может, разминулись?
— Да нет. Невозможно. — Он нервно побарабанил пальцами по столу. — Серьезные люди встречают.
— А вы к нам откуда?
— Я? Да из центра я, скажем так. В командировку, — и Гурский со значением взглянул девушке в глаза.
— Так вы подождите, может…
— Может, может… а может, уже и нет. А? Вы как думаете? Извините, это я о своем, — улыбнулся он. — А как у вас тут… что, говорят, позиции Александр Иваныча Лебедя относительно… ну, братвы всякой — крепкие?
— Да как сказать. Говорят всякое.
— Вот то-то и оно… Ну хорошо, — он крепко положил ладонь на стол. — Вас как зовут?
— Меня? Нина.
— Вот что, Ниночка, у вас здесь в аэропорту ничего такого где-то с час назад не происходило? Ни шума, ни беготни не было?
— Да вроде нет.
— Странно… оч-чень странно. Хотя, с другой стороны… Ладно, Ниночка, мне там, внизу, светиться сейчас ну никак не желательно. Это ничего, если я у вас здесь в уголочке посижу? А утром я дозвонюсь, за мной машину пришлют, и я исчезну, а?
— А родина меня не забудет? — улыбнулась Нина.
— А родина вас не забудет, — шутливо мотнул в ответ головой Гурский. — А то я, знаете, если с поездом еще считать да на машине — уж четвертые сутки как в дороге. На одной водке только и держусь, — он обезоруживающе улыбнулся. — Хотите?
Александр вынул из кармана флягу.
— Нет, что вы, я же дежурю. Я лучше чайку. — Она поставила на стол термос. — У меня и бутерброды есть, берите.
— Маленький кусочек, если можно.
— Да вы не стесняйтесь.
— Нет-нет, в самом деле спасибо.
— Вот, возьмите стакан.
— Ну спасибо, — Гурский плеснул в стакан из фляги, выпил и взял половинку бутерброда.
— Вы вот что. — Нина вышла из-за стола. — Идите-ка сюда. У нас тут — вот…
Гурский, убрав фляжку в карман, прошел в отгороженную шкафом часть комнаты и увидел небольшую кушетку.
— Вы прилягте, а я разбужу. Во сколько?
— В девять ноль-ноль, однако.
— Одеяло дать?
— Нет-нет, спасибо, я курткой.
— Ну хорошо, вот вам подушка, ложитесь.
— Нина, родина вас не забудет.
— Если вспомнит… Отдыхайте.
«Вот ведь, — думал Гурский, пытаясь устроиться поудобнее на узкой кушетке и укрываясь пуховиком. — Интересно, ну почему у нас в России для того, чтобы к тебе отнеслись по-людски, обязательно нужно баки законопатить по самое некуда? Корчить из себя кого-то… И чего она там, любопытно, про меня себе напридумывала?»
Кушетка была коротковата. Он встал, придвинул стул, лег и, пристроив на стуле ноги, наконец-то блаженно вытянулся.
«А вы полюбите нас черненькими. Беленькими-то нас всякий полюбит…» Александр провалился в сон.
Предутренние сны Адашева были тягостны, тревожны и бессмысленны. Подсознание генерировало череду каких-то нелепых ситуаций, в которых он был вынужден, скрываясь от кого-то, брести бесконечными коридорами и разыскивать ПДСП, абсолютно не представляя, что это такое. По пути он открывал какие-то двери, умолял дать ему стакан воды, пил, пил и никак не мог напиться. Наконец, очевидно, даже подсознанию надоела эта лабуда, и Александр проснулся.
Он встал, повесил на плечо куртку и вышел из-за шкафа.
За столом сидела совершенно другая девушка.
— Доброе утро. А где Нина?
— Сменилась пораньше, вас просила в девять разбудить, а еще без пятнадцати.
— Ага, спасибо, — Александр, надевая куртку, кивнул девушке на прощание и пошел в зал ожидания. На ходу он машинально переставил свои часы на местное время.
Прежде всего необходимо было утолить жажду. Он пошел к буфету, с жадностью выпил бутылку пива и с отвращением посмотрел на еду. Сказывалась разница часовых поясов. Организм упрямо твердил, что на его лично взгляд еще ночь, ну, может быть, самое раннее утро. Какая, к черту, еда?!
Спустившись на первый этаж и подойдя к информационному табло, Гурский с ужасом увидел, что его рейс переносится на четырнадцать ноль-ноль.
«Ну уж это я не знаю, — подумал он. — Я здесь что, навсегда?»
Но с кем спорить-то? Необходимо было мобилизовать навыки выживания в экстремальной ситуации. Гибель от голода и переохлаждения вроде не грозила. Грозил нервный срыв. А значит, в первую очередь необходимо было снять стресс. Он вынул из кармана и зачем-то встряхнул пустую прозрачную фляжку.
«Ладно, идем в разведку, берем языка, а там — по обстоятельствам».
Александр вышел из здания аэропорта, с удовольствием вдохнул сухой морозный воздух и осмотрелся. Того самого магазина вроде не наблюдалось.
— Извините, — обратился он к мужчине, который явно шел в аэропорт на работу. — А здесь магазина где-нибудь поблизости нет?
— Тебе водки, что ли?
— Водки.
— Вон там, видишь, автостоянка? Мимо нее налево, и там увидишь. — Мужчина скрылся за дверью.
«А как он догадался? Ну да, — Гурский провел ладонью по подбородку и щеке, — видок у меня небось… да и амбрэ. Не в кондитерский же, на самом-то деле».
Найдя в указанном «языком» направлении искомую торговую точку, он купил там пол-литровую бутылку «Смирновской», картонный пакет апельсинового сока и две пачки сигарет. Отошел к высокому подоконнику, наполнил на две трети флягу, долил соком и задумчиво посмотрел на оставшуюся в бутылке водку.
— Вам стаканчик? — понимающе предложила скучавшая в пустом на этот час магазине продавщица.
— Вы полагаете?
— А чего тянуть-то? Вон и пирожки у меня возьмите, с капустой, свежие. Или колбаски.
— Ну-у… окажите любезность. Продавщица достала из-под прилавка и протянула чистый стакан.
— Так что — колбаски?
— Нет-нет, пирожок, пожалуйста, с капустой.
— Берите два, они вкусные, я вам сейчас разогрею, — она положила два пирожка на тарелку и засунула в микроволновку.
«А вот еще, — думал Гурский. — Ведь все беды русского человека от водки. И в то же самое время сколько сочувствия к выпивохе, сколько участия. Главное, чтобы не матерился и в рыло не норовил закатать. И ему все двери откроют, последним поделятся. Бывает, конечно, нарвешься иной раз на исключения, вроде той стервы в справочном окошке или ее начальника, но на то они и исключения, И тем более — при исполнении. Нет никого душевнее русского человека, когда он под мухой, и бездушнее, когда — при исполнении. Парадокс. Загадка русской души».
Печка звякнула, продавщица вынула из нее пирожки, переложила их на прохладную тарелку и протянула Александру вместе со вторым чистым стаканом.
— Вот, возьмите, вам же запить, наверное, надо.
— Дай Бог здоровья.
Жизнь аэропорта тем не менее осуществлялась обычным размеренным образом.
В зале ожидания все так же изнывали от неприкаянности пойманные в ловушку самого ненавязчивого сервиса в мире пассажиры.
К старожилам присоединялись партии новых несчастных, которых угораздило лететь теми рейсами, что садятся на дозаправку в обескеросиненном порту, но время от времени кого-то все-таки приглашали на посадку, и остающиеся провожали их нехорошими взглядами.
Александр поднялся на второй этаж и, стоя у стеклянной стены, смотрел на самолеты и метущую по бетонному полю поземку.
— А вы так и не дозвонились? — тронул его кто-то за рукав.
— Ниночка… — улыбнулся было обернувшись Гурский, но тут же нахмурился и взглянул на часы. — Теперь уже бессмысленно. Теперь мне разве что в Хабаровск. Там у нас еще одна база. Только вот… задержка рейса.
— А вы же говорили, — понизив голос и придвинувшись к Гурскому, тихонько сказала она, — что вам здесь… светиться нежелательно.
— Ну, в общем…
— Пойдемте. Пойдемте-пойдемте. — Она решительно взяла его за руку и шагнула в сторону очередной служебной двери, что была неподалеку. — Там у нас Светка сейчас дежурит.
— Где? — машинально спросил Александр.
— Ну, для отдыхающих экипажей, там сейчас никого нет. И посторонних туда не пускают.
Сдав Гурского с рук на руки рыжей веснушчатой Светке и попросив проследить за тем, чтобы он не прозевал хабаровский рейс, Нина улыбнулась на прощание и ушла.
«Надо же, — посмотрел ей вслед Гурский, — даже имени не спросила. А потом небось вспоминать будет, как однажды офицеру одному „такому, специальному“ помогла, а может, даже и жизнь спасла. Рассказывать будет. И хорошо…»
Глава 26
Рейс откладывали еще несколько раз, и по приземлении в Хабаровске Адашев— Гурский вышел из самолета настолько остекленевшим от всех прелестей путешествия по воздушному пространству родины, что прямиком направился к выходу из здания аэропорта, подошел к первой же машине, которая стояла напротив дверей, упал на переднее сиденье и буркнул: «На вокзал».
И только отъехав на приличное расстояние, с ужасом сообразил, что сидит на водительском месте движущегося автомобиля, а руля перед ним и педалей под ногами нет. Его пробил пот, он закрутил головой, окончательно проснулся и увидел, что водитель сидит справа и удивленно на него поглядывает.
— Господи, — выдохнул Гурский, — вот кошмар-то…
— А что такое?
— Да я подумал, у меня крыша съехала. Что это я сам машиной управляю, мысленно.
— Бывает. А что ж вы без багажа-то?
— Ой, слушай! Я ж забыл совсем… давай назад.
— Здесь, правда, разворота нет… — водитель посмотрел в зеркало заднего вида, — да вроде и ментов тоже.
Он заложил руль влево, ударил по тормозам, почти одновременно в газ и, идеально исполнив «полицейский разворот», спокойно поехал назад.
Они вернулись в аэропорт, Александр успел вместе с самыми последними пассажирами своего рейса получить сумку, сел в машину и спросил у водителя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40