— Кимберли метнула взгляд в сторону отца и снова сосредоточилась на кружке. — Я… несколько месяцев назад у меня началось то, что я приняла за приступы беспокойства. Появилось чувство, что за мной следят. Озноб, затрудненное дыхание…
Куинси резко опустил чашку на стол. Горячий кофе плеснул через край.
— Почему ты мне ничего не сказала?
— Тогда я решила, что это отсроченный стресс. Смерть Мэнди, занятия, интернатура… Не важно. Важно то, что я рассказываю об этом теперь. Возможно, дело вовсе не в моей психике. Возможно, дело не в стрессе…
— Он следил за тобой, — ровным безжизненным голосом констатировал Куинси. — Какой-то негодяй преследовал мою дочь, а ты мне даже не сказала!
— Я носила баллончик! Наблюдала за теми, кто оказывался рядом. Смотрела им в глаза. Ты же не можешь водить меня за руку, папа. Не можешь всегда защищать меня…
— Черта с два! Это моя работа! Ради чего я потратил только лет, если не могу защитить собственную семью?
— Никакой отец не в состоянии защитить свою семью. Дети рано или поздно вырастают. Так уж устроена жизнь.
— Я профессионал…
— Ты человек, как и все другие отцы.
— Ты должна была рассказать мне…
— И я тоже человек, как и все другие дочери.
— Черт возьми, я сыт по горло этой чепухой! — взревел Куинси.
— Да? Ладно, тогда я тоже! — крикнула Кимберли. — Поэтому давай поймаем этого сукина сына, чтобы я смогла вернуться в университет и получить диплом. Потом я тоже начну служить закону, забуду про семью, и круг замкнется!
Губы Куинси стянулись в тонкую линию. Он открыл и тут же закрыл рот. Снова открыл и снова закрыл. Потом взял чашку с кофе и уставился в темное, с бегущими по стеклу струями воды, окно.
— Знаете, — сказала Рейни, — эти семейные сцены так берут за душу.
— Похоже, у меня есть зацепка, — сказал Куинси тридцать минут спустя.
Часы только что пробили два. Никто не ложился, и все как будто соблюдали некий молчаливый уговор. Пистолет Куинси лежал на столе. Они опустили жалюзи и выключили верхний свет, чтобы силуэты не проступали на фоне окна. Гроза не утихала. Переключившись на погодный канал, они узнали, что прояснится только к утру. Интересно, поверил ли кто-нибудь этому оптимистическому прогнозу, подумала Рейни, глядя на хмурые лица отца и дочери.
— Что-то вспомнил? — спросила она. Кимберли упрямо отводила глаза, и Рейни решила, что им лучше отдохнуть друг от друга.
— По этому делу работает один агент, Альберт Монтгомери. По-моему, у него на меня зуб. Когда-то он начинал дело Санчеса, но прокололся, и Бюро заменило его мной.
— А что это за дело Санчеса? — поинтересовалась Кимберли.
— Пятнадцать лет назад. Место действия — Калифорния. Санчес и его двоюродный брат убивали молоденьких проституток. Восемь девушек. Иногда… иногда они удерживали их некоторое время… для себя.
— А, — протянула Кимберли. — Это было на кассетах.
— Ты слушала пленки? Кимберли пожала плечами:
— Слушала Мэнди. Ее прямо-таки тянуло к твоим документам. Когда ты уезжал…
— О Боже…
— Итак, — вмешалась Рейни, взявшая на себя непривычную роль миротворца, — Монтгомери работает по этому делу, но он не на твоей стороне.
Куинси повернулся к ней, и ее поразили его сверкающие на бледном, изможденном лице глаза.
— С точки зрения Монтгомери, мой успех в деле Санчеса только подчеркнул его неудачу. Скажем так, когда из Филадельфии поступят первые отчеты, рассчитывать на его поддержку мне не придется. Я даже уверен, что он первый потребует моей крови.
— У нас мало времени, — прошептала Кимберли.
— Да, немного, — согласился Куинси. — Я бы сказал, три дня. После этого лаборатория представит первые результаты анализов, и Эверетт потребует, чтобы я лично дал объяснения. Вот так-то.
— Что ж, тогда займемся делом, — предложила Рейни. — У меня есть кое-какие новости. Я встретилась с председателем того отделения «Анонимных алкоголиков», на собрания которого ходила Мэнди. Некто Уильям Зейн. Он подтвердил, что она познакомилась с одним мужчиной, описание которого, к сожалению, совсем не соответствует имеющемуся. Рост — пять футов десять дюймов, лысеющий, полноватый, ходил в мятых костюмах.
— По-моему, мамина соседка говорила о высоком, хорошо одетом, приятном на вид мужчине, — вспомнила Кимберли.
— Вот именно. Но эти два описания разделены промежутком в двадцать месяцев, и это означает, что наш объект способен радикально изменять внешность.
— Все знают, как мастерски менял внешность Тед Банди, — кивнул Куинси. — Оценки веса расходились порой на пятьдесят фунтов, менялось выражение лица, даже рост указывался разный. Неудивительно — полные люди зрительно воспринимаются не так, как худые. А Джим Беккет… Этот парень преследовал своих жертв и ускользал от полиции более года, успешно меняя внешность. Использовал подкладки под одежду, ватные шарики под щеки и все такое.
— Итак, первая трудность в том, что он мастер маскировки, — подвела итог Рейни. — Вторая — он терпелив. Ждать двадцать месяцев… такие люди не позволяют себе поспешных действий.
— Верно, — снова согласился Куинси. — Готовится он тщательно.
— В Портленде я поселю вас обоих в отеле под вымыщленными именами. А потом мы перейдем в наступление. Офицер Эмити занимается расследованием обстоятельств смерти Мэнди. Фил де Бирс ведет наблюдение за Мэри Олсен, и я не сомневаюсь, что мы скоро услышим от него кое-что новенькое. Пусть ты не доверяешь Монтгомери, но Эверетт, похоже, на твоей стороне, и Гленда Родман, на мой взгляд, знает, что делает. От нее можно получать и внутреннюю информацию.
— А мы сидим, — пробормотала Кимберли, — ждем и думаем, откуда последует следующий удар.
— Ситуация изменилась, — твердо возразила Рейни. — Он имел преимущество перед Мэнди, потому что она была его первой жертвой. Он сохранил преимущество в случае с Бетти, потому что мы еще ничего не знали о нем. Теперь — знаем. И ровно, — она взглянула на часы, — через три часа будем вне зоны удара. Мы опережаем его.
Куинси и Кимберли сдержанно кивнули. Рейни заглянула в свои записки.
— Кроме того, у нас есть еще одно направление. По словам председателя местного отделения «АА», спонсором Мэнди выступал ее босс Ларри Танц, владелец ресторана, в котором работали Мэнди и Мэри Олсен. У меня нет абсолютно никакой информации о мистере Танце, но, учитывая тот факт, что он знает и Мэнди, и Мэри…
— …на него следует обратить внимание, — закончил за нее Куинси.
— Я попросила моего нового лучшего друга Фила де Бирса поработать с ним. Знаете, он делает кофе с суслом, — серьезно добавила Рейни. — Думаю, на этом фоне мое пристрастие к сахару и сливкам выглядит вполне респектабельным.
Куинси и Кимберли как по команде закатили глаза. Когда они так делали, то походили именно на отца и дочь. Рейни перелистала страницы блокнота.
— И, наконец, у меня есть два имени, которыми до настоящего времени пользовался наш противник. В Филадельфии он представлялся Тристаном Шендлингом. Надо просмотреть твои старые дела — возможно, что-то покажется знакомым. Далее, двадцать месяцев назад в Виргинии его знали как Бена Зикку.
— Что? — встрепенулся Куинси.
— Бен Зикка, — повторила Рейни. — Он назвался…
— Нет! Сукин сын! Нет, нет, нет!
Куинси вскочил из-за стола, схватил беспроводной телефон и набрал номер. Его лицо исказилось до неузнаваемости, и Рейни поняла, что произошло нечто очень плохое. Но что? Она перевела взгляд на Кимберли — та выглядела не лучше.
— Дедушка…
— О Боже! — Рейни закрыла глаза. Никто из них даже не подумал об отце Куинси. Старик с болезнью Альцгеймера, доживающий свои дни в приюте. — Нет…
— «Шейди Эйкс». Это дом для престарелых, — рявкнул Куинси в трубку. — Да, соедините! — Пауза. — Мне нужен Абрахам Куинси. Что значит, его там нет? Он должен быть там; он нуждается в круглосуточном уходе. Забрал сын? Вы говорите, что сегодня днем его забрал сын, Пирс Куинси? Вы, конечно, проверили документы этого человека? Он предъявил водительские права? Да, да, спасибо… Лицо Куинси словно окаменело. Рейни замерла. «Подойди к нему, — говорила она себе. — Дотронься до него».
Но она не подошла. Не могла. И Кимберли тоже не могла. Куинси отключил телефон. Прижал трубку к щеке, как будто эта пластиковая штука была чем-то особенным, чем-то дорогим для него.
— Бен Зикка был лучшим другом моего отца. Они вместе выросли, вместе ушли на войну. Он рассказывал мне о нем…
Женщины молчали.
— Он же старик, — прошептал Куинси. — Семидесятипятилетний старик, который без напоминания и в туалет не сходит. Его легко испугать. Он не узнает себя в зеркале, не узнает сына, не помнит собственного имени.
Женщины молчали.
— Вся жизнь в работе. Построил ферму, вырастил сына, помогал деньгами, когда я учился в колледже. Никогда не ждал благодарности, потому что делал так, как считал нужным. За семьдесят пять лет этот человек заслужил того, чтобы умереть достойно.
— Куинси…
— Он даже не знает, что у него есть сын! Как можно убить такого человека? Он даже не помнит о моем существовании. Черт, черт, ЧЕРТ!
Трубка полетела на пол и разбилась на кусочки, но этого было мало. Куинси схватил стул и швырнул его на плиту. Сбросил в раковину кофейник. С ревом перевернул стол.
— Папа…
— Я не могу уехать с вами. Мне нужно остаться. Может, он жив. Я не могу бросить отца, а он даже не знает, что у него есть сын. Этот подонок будет мучить его, а потом убьет. Вы же видели, что он сделал с Бетти. Господи, он даже не знает, что у него есть сын…
— Ты полетишь с нами в Портленд.
— Нет!
— Ты полетишь с нами в Портленд, Куинси. Мы не позволим тебе остаться. Этот псих как раз и рассчитывает на то, что ты останешься.
— Мой отец…
— Твой отец мертв. Мне очень жаль, но он мертв. Ты сам это знаешь. Извини…
Колени Куинси подогнулись, и он свалился на пол, на куски пластмассы, обломки стула и осколки стекла. Он лежал на полу и смотрел на Рейни с выражением, которого она не видела никогда раньше и надеялась не увидеть.
— Отец… отец…
— Папа, мне страшно. Пожалуйста, папочка, ты нужен мне.
Куинси повернулся к дочери. Кимберли плакала, сидя у Метола. Сколько прошло времени — Рейни не знала, как не знала и то, о чем думает Куинси. О чем может думать мужчина, глядя на дочь и видя быстро исчезающее прошлое? Или он видел маленькую испуганную девочку и будущее, которое еще могло быть?
Куинси протянул к дочери руки. Кимберли бросилась к нему в объятия.
— Все будет в порядке, Кимми, — прошептал он. — Обещаю, все будет в порядке. Потом он закрыл глаза, и Рейни знала почему. Куинси не хотел, чтобы они поняли — он только что солгал.
24
Международный аэропорт Кеннеди, Нью-Йорк
В пять тридцать пять утра по восточному поясному времени они прошли на посадку к первому рейсу на Портленд, штат Орегон, с купленными накануне за наличные билетами. В кассе они предъявили документы, и тут же Куинси, пользуясь удостоверением сотрудника ФБР, попросил сидевшую за стеклянной перегородкой женщину изменить их имена на вымышленные, чтобы не оставить след в списках пассажиров. Кассирша, уверенная в том, что участвует в некоей секретной операции, не заставила себя долго упрашивать. Все трое выглядели усталыми и едва держались на ногах.
Гроза наконец миновала, но небо оставалось темным, а трап был скользкий от дождя. Люди в желтых штормовках бегали вокруг самолета, перенося багаж в грузовое отделение. Рейни видела, как они открывают рты, крича что-то друг другу, но не могла разобрать слова.
Кимберли села к окну и почти сразу заснула, прислонившись к переборке. Рейни расположилась посередине. Она перешла тот порог, до которого сон еще был возможен, и теперь находилась в состоянии активного бодрствования, когда весь мир, все происходящее воспринимается с невыносимой отчетливостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Куинси резко опустил чашку на стол. Горячий кофе плеснул через край.
— Почему ты мне ничего не сказала?
— Тогда я решила, что это отсроченный стресс. Смерть Мэнди, занятия, интернатура… Не важно. Важно то, что я рассказываю об этом теперь. Возможно, дело вовсе не в моей психике. Возможно, дело не в стрессе…
— Он следил за тобой, — ровным безжизненным голосом констатировал Куинси. — Какой-то негодяй преследовал мою дочь, а ты мне даже не сказала!
— Я носила баллончик! Наблюдала за теми, кто оказывался рядом. Смотрела им в глаза. Ты же не можешь водить меня за руку, папа. Не можешь всегда защищать меня…
— Черта с два! Это моя работа! Ради чего я потратил только лет, если не могу защитить собственную семью?
— Никакой отец не в состоянии защитить свою семью. Дети рано или поздно вырастают. Так уж устроена жизнь.
— Я профессионал…
— Ты человек, как и все другие отцы.
— Ты должна была рассказать мне…
— И я тоже человек, как и все другие дочери.
— Черт возьми, я сыт по горло этой чепухой! — взревел Куинси.
— Да? Ладно, тогда я тоже! — крикнула Кимберли. — Поэтому давай поймаем этого сукина сына, чтобы я смогла вернуться в университет и получить диплом. Потом я тоже начну служить закону, забуду про семью, и круг замкнется!
Губы Куинси стянулись в тонкую линию. Он открыл и тут же закрыл рот. Снова открыл и снова закрыл. Потом взял чашку с кофе и уставился в темное, с бегущими по стеклу струями воды, окно.
— Знаете, — сказала Рейни, — эти семейные сцены так берут за душу.
— Похоже, у меня есть зацепка, — сказал Куинси тридцать минут спустя.
Часы только что пробили два. Никто не ложился, и все как будто соблюдали некий молчаливый уговор. Пистолет Куинси лежал на столе. Они опустили жалюзи и выключили верхний свет, чтобы силуэты не проступали на фоне окна. Гроза не утихала. Переключившись на погодный канал, они узнали, что прояснится только к утру. Интересно, поверил ли кто-нибудь этому оптимистическому прогнозу, подумала Рейни, глядя на хмурые лица отца и дочери.
— Что-то вспомнил? — спросила она. Кимберли упрямо отводила глаза, и Рейни решила, что им лучше отдохнуть друг от друга.
— По этому делу работает один агент, Альберт Монтгомери. По-моему, у него на меня зуб. Когда-то он начинал дело Санчеса, но прокололся, и Бюро заменило его мной.
— А что это за дело Санчеса? — поинтересовалась Кимберли.
— Пятнадцать лет назад. Место действия — Калифорния. Санчес и его двоюродный брат убивали молоденьких проституток. Восемь девушек. Иногда… иногда они удерживали их некоторое время… для себя.
— А, — протянула Кимберли. — Это было на кассетах.
— Ты слушала пленки? Кимберли пожала плечами:
— Слушала Мэнди. Ее прямо-таки тянуло к твоим документам. Когда ты уезжал…
— О Боже…
— Итак, — вмешалась Рейни, взявшая на себя непривычную роль миротворца, — Монтгомери работает по этому делу, но он не на твоей стороне.
Куинси повернулся к ней, и ее поразили его сверкающие на бледном, изможденном лице глаза.
— С точки зрения Монтгомери, мой успех в деле Санчеса только подчеркнул его неудачу. Скажем так, когда из Филадельфии поступят первые отчеты, рассчитывать на его поддержку мне не придется. Я даже уверен, что он первый потребует моей крови.
— У нас мало времени, — прошептала Кимберли.
— Да, немного, — согласился Куинси. — Я бы сказал, три дня. После этого лаборатория представит первые результаты анализов, и Эверетт потребует, чтобы я лично дал объяснения. Вот так-то.
— Что ж, тогда займемся делом, — предложила Рейни. — У меня есть кое-какие новости. Я встретилась с председателем того отделения «Анонимных алкоголиков», на собрания которого ходила Мэнди. Некто Уильям Зейн. Он подтвердил, что она познакомилась с одним мужчиной, описание которого, к сожалению, совсем не соответствует имеющемуся. Рост — пять футов десять дюймов, лысеющий, полноватый, ходил в мятых костюмах.
— По-моему, мамина соседка говорила о высоком, хорошо одетом, приятном на вид мужчине, — вспомнила Кимберли.
— Вот именно. Но эти два описания разделены промежутком в двадцать месяцев, и это означает, что наш объект способен радикально изменять внешность.
— Все знают, как мастерски менял внешность Тед Банди, — кивнул Куинси. — Оценки веса расходились порой на пятьдесят фунтов, менялось выражение лица, даже рост указывался разный. Неудивительно — полные люди зрительно воспринимаются не так, как худые. А Джим Беккет… Этот парень преследовал своих жертв и ускользал от полиции более года, успешно меняя внешность. Использовал подкладки под одежду, ватные шарики под щеки и все такое.
— Итак, первая трудность в том, что он мастер маскировки, — подвела итог Рейни. — Вторая — он терпелив. Ждать двадцать месяцев… такие люди не позволяют себе поспешных действий.
— Верно, — снова согласился Куинси. — Готовится он тщательно.
— В Портленде я поселю вас обоих в отеле под вымыщленными именами. А потом мы перейдем в наступление. Офицер Эмити занимается расследованием обстоятельств смерти Мэнди. Фил де Бирс ведет наблюдение за Мэри Олсен, и я не сомневаюсь, что мы скоро услышим от него кое-что новенькое. Пусть ты не доверяешь Монтгомери, но Эверетт, похоже, на твоей стороне, и Гленда Родман, на мой взгляд, знает, что делает. От нее можно получать и внутреннюю информацию.
— А мы сидим, — пробормотала Кимберли, — ждем и думаем, откуда последует следующий удар.
— Ситуация изменилась, — твердо возразила Рейни. — Он имел преимущество перед Мэнди, потому что она была его первой жертвой. Он сохранил преимущество в случае с Бетти, потому что мы еще ничего не знали о нем. Теперь — знаем. И ровно, — она взглянула на часы, — через три часа будем вне зоны удара. Мы опережаем его.
Куинси и Кимберли сдержанно кивнули. Рейни заглянула в свои записки.
— Кроме того, у нас есть еще одно направление. По словам председателя местного отделения «АА», спонсором Мэнди выступал ее босс Ларри Танц, владелец ресторана, в котором работали Мэнди и Мэри Олсен. У меня нет абсолютно никакой информации о мистере Танце, но, учитывая тот факт, что он знает и Мэнди, и Мэри…
— …на него следует обратить внимание, — закончил за нее Куинси.
— Я попросила моего нового лучшего друга Фила де Бирса поработать с ним. Знаете, он делает кофе с суслом, — серьезно добавила Рейни. — Думаю, на этом фоне мое пристрастие к сахару и сливкам выглядит вполне респектабельным.
Куинси и Кимберли как по команде закатили глаза. Когда они так делали, то походили именно на отца и дочь. Рейни перелистала страницы блокнота.
— И, наконец, у меня есть два имени, которыми до настоящего времени пользовался наш противник. В Филадельфии он представлялся Тристаном Шендлингом. Надо просмотреть твои старые дела — возможно, что-то покажется знакомым. Далее, двадцать месяцев назад в Виргинии его знали как Бена Зикку.
— Что? — встрепенулся Куинси.
— Бен Зикка, — повторила Рейни. — Он назвался…
— Нет! Сукин сын! Нет, нет, нет!
Куинси вскочил из-за стола, схватил беспроводной телефон и набрал номер. Его лицо исказилось до неузнаваемости, и Рейни поняла, что произошло нечто очень плохое. Но что? Она перевела взгляд на Кимберли — та выглядела не лучше.
— Дедушка…
— О Боже! — Рейни закрыла глаза. Никто из них даже не подумал об отце Куинси. Старик с болезнью Альцгеймера, доживающий свои дни в приюте. — Нет…
— «Шейди Эйкс». Это дом для престарелых, — рявкнул Куинси в трубку. — Да, соедините! — Пауза. — Мне нужен Абрахам Куинси. Что значит, его там нет? Он должен быть там; он нуждается в круглосуточном уходе. Забрал сын? Вы говорите, что сегодня днем его забрал сын, Пирс Куинси? Вы, конечно, проверили документы этого человека? Он предъявил водительские права? Да, да, спасибо… Лицо Куинси словно окаменело. Рейни замерла. «Подойди к нему, — говорила она себе. — Дотронься до него».
Но она не подошла. Не могла. И Кимберли тоже не могла. Куинси отключил телефон. Прижал трубку к щеке, как будто эта пластиковая штука была чем-то особенным, чем-то дорогим для него.
— Бен Зикка был лучшим другом моего отца. Они вместе выросли, вместе ушли на войну. Он рассказывал мне о нем…
Женщины молчали.
— Он же старик, — прошептал Куинси. — Семидесятипятилетний старик, который без напоминания и в туалет не сходит. Его легко испугать. Он не узнает себя в зеркале, не узнает сына, не помнит собственного имени.
Женщины молчали.
— Вся жизнь в работе. Построил ферму, вырастил сына, помогал деньгами, когда я учился в колледже. Никогда не ждал благодарности, потому что делал так, как считал нужным. За семьдесят пять лет этот человек заслужил того, чтобы умереть достойно.
— Куинси…
— Он даже не знает, что у него есть сын! Как можно убить такого человека? Он даже не помнит о моем существовании. Черт, черт, ЧЕРТ!
Трубка полетела на пол и разбилась на кусочки, но этого было мало. Куинси схватил стул и швырнул его на плиту. Сбросил в раковину кофейник. С ревом перевернул стол.
— Папа…
— Я не могу уехать с вами. Мне нужно остаться. Может, он жив. Я не могу бросить отца, а он даже не знает, что у него есть сын. Этот подонок будет мучить его, а потом убьет. Вы же видели, что он сделал с Бетти. Господи, он даже не знает, что у него есть сын…
— Ты полетишь с нами в Портленд.
— Нет!
— Ты полетишь с нами в Портленд, Куинси. Мы не позволим тебе остаться. Этот псих как раз и рассчитывает на то, что ты останешься.
— Мой отец…
— Твой отец мертв. Мне очень жаль, но он мертв. Ты сам это знаешь. Извини…
Колени Куинси подогнулись, и он свалился на пол, на куски пластмассы, обломки стула и осколки стекла. Он лежал на полу и смотрел на Рейни с выражением, которого она не видела никогда раньше и надеялась не увидеть.
— Отец… отец…
— Папа, мне страшно. Пожалуйста, папочка, ты нужен мне.
Куинси повернулся к дочери. Кимберли плакала, сидя у Метола. Сколько прошло времени — Рейни не знала, как не знала и то, о чем думает Куинси. О чем может думать мужчина, глядя на дочь и видя быстро исчезающее прошлое? Или он видел маленькую испуганную девочку и будущее, которое еще могло быть?
Куинси протянул к дочери руки. Кимберли бросилась к нему в объятия.
— Все будет в порядке, Кимми, — прошептал он. — Обещаю, все будет в порядке. Потом он закрыл глаза, и Рейни знала почему. Куинси не хотел, чтобы они поняли — он только что солгал.
24
Международный аэропорт Кеннеди, Нью-Йорк
В пять тридцать пять утра по восточному поясному времени они прошли на посадку к первому рейсу на Портленд, штат Орегон, с купленными накануне за наличные билетами. В кассе они предъявили документы, и тут же Куинси, пользуясь удостоверением сотрудника ФБР, попросил сидевшую за стеклянной перегородкой женщину изменить их имена на вымышленные, чтобы не оставить след в списках пассажиров. Кассирша, уверенная в том, что участвует в некоей секретной операции, не заставила себя долго упрашивать. Все трое выглядели усталыми и едва держались на ногах.
Гроза наконец миновала, но небо оставалось темным, а трап был скользкий от дождя. Люди в желтых штормовках бегали вокруг самолета, перенося багаж в грузовое отделение. Рейни видела, как они открывают рты, крича что-то друг другу, но не могла разобрать слова.
Кимберли села к окну и почти сразу заснула, прислонившись к переборке. Рейни расположилась посередине. Она перешла тот порог, до которого сон еще был возможен, и теперь находилась в состоянии активного бодрствования, когда весь мир, все происходящее воспринимается с невыносимой отчетливостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52