Тихо, вкрадчиво зажужжал какой-то агрегат.
– Бетси, киса, тебе, как всегда, сламмер?
– Да, только совсем слабый и побольше льда. – Она подмигнула Нилу.
– А тебе, Нил?
– Не знаю... Пивка можно?
– Какого? В баре бочкового двенадцать сортов и примерно двадцать бутылочного и баночного. От прозрачного, как водичка, до черного, как деготь. В большой столовой на панно еще триста двадцать видов, а если захочется чего-нибудь совсем экзотического, то в погребах точно есть. От соргового из Микронезии до "жигулевского" из Конотопа.
– На твое усмотрение...
Нил судорожно допил ликер. В голове слегка зашумело. Одна из стенок чуть наклонилась, но тут иге приняла первоначальное положение.
– Может, "Дос-Эквис"? Светлое, терпкое, чуть отдает текилой. Тебе понравится.
– Давай...
Через мгновение Верджил появился с напитками, раздал, оставив себе стакан с чем-то мутным, красноватым, пенистым.
– Cheers! – сказал он, плюхаясь в кресло напротив. – За тебя, Нил. Чутье мне подсказывает, что это не последний твой визит. Кто хоть раз нашел сюда дорогу...
– Слушай, я как раз хотел спросить... – На лице Верджила проступило настолько странное выражение, что Нил спросил совсем не то, что намеревался: – Что ты такое пьешь?
Верджил спокойно, расслабленно улыбнулся.
– Свежий морковный сок.
– Сок? Но тут столько всего...
– Именно поэтому каждый здесь пьет, что захочет.
– Понятно...
Нил отпил пива, которое, наложившись на только что принятый ликер, не очень ему понравилось.
– Знаешь, чтобы не утомлять Бетси, перейдем в столовую. Там и поговорим.
– Верджил, вы мне нисколько... – Бетси помолчала. – О да, конечно, идите. Нил, тебе будет интересно.
Двери в круглую столовую бесшумно и мягко отъехали вверх, будто занавес, и они оказались в громадной, залитой неярким солнцем полусфере. Противоположная от входа стена представляла собой сплошное пространство высоких окон, из которых открывался вид в великолепно ухоженный сад, несколько японский по стилю, совсем не похожий на тот, что перед домом. За садом виднелся кусочек моря, розового от закатных лучей. Окна были французские, то есть служили одновременно и дверьми. Нил обратил внимание, что некоторые из окон плотно зашторены.
– Это особые окна, так называемые порталы, – пояснил Верджил, без труда прочитав мысли Нила. – Они выходят совсем в другие места, и без хорошей подготовки в них не рекомендуется даже заглядывать, поскольку иные из этих мест далеко не так приятны, как наш Фрамбуаз Дорэ.
– Фрамбуаз Дорэ? – переспросил удивленно Нил.
– Присядем?
Они уселись за ближайший столик, причем Верджил тут же непринужденно закинул босые ноги прямо на белую скатерть и продолжил:
– Фрамбуаз Дорэ – это старинное название того дивного местечка, где мы сейчас находимся. Впрочем, оно давно уже не употребляется, и мы называем его просто Sweet Home. К сожалению, это понятие плохо поддается переводу на русский.
– Отчего же нет? Милый дом, родной дом.
– Это не совсем то. Родной дом – это место, где ты родился, или где живешь, или где живут твои родители, A home, помимо этого, означает такое место, где тебе хорошо и где ты оказываешься вовсе не благодаря своим достоинствам и заслугам, а просто по праву рождения. Один наш поэт именно так и выразился: "Something you somehow don't have to deserve".
Нил узнал цитату, и это несказанно его вдохновило:
– Наш поэт? Это же Роберт Фрост сказал! Здесь что, Америка?
– Не совсем... Скажем так, Запад.
– Запад вообще? Как это?
– Ты, наверное, уже понял, что у этого места свои, особые отношения с пространством и временем... Так уж повелось, что, мечтая о лучшей жизни, человек всегда обращал свой взор в сторону заката. Вспомни Западный рай Индры, вспомни Платона, вспомни Острова Блаженных в преданиях кельтских народов. У американских индейцев, самого западного, с точки зрения географии, народа, путь в Страну Большой Охоты лежал на запад. На запад же уплывали, покидая Средиземье, эльфы господина Толкина... А орды Чингисхана, а американские пионеры – думаешь, их не вела все та же извечная мечта о блаженном Западе?
– Но Спаситель придет с Востока! – неожиданно выпалил Нил.
Верджил улыбнулся в ответ:
– Придет с Востока и уведет спасенных – куда? Спасителям едва ли свойственны кривые пути.
Верджил усмехнулся, достал из кармана джинсов помятую пачку сигарет, щелкнул зажигалкой, затянулся. Нил вдохнул аромат небывалой сладости и силы.
– Эт-то что? – с легкой запинкой спросил он.
– "Латакия – Дикий Мед". Мое собственное изобретение. Берешь коробку обычной мак-бареновской "Латакии", добавляешь...
Нил громко расхохотался.
– Ты что? – с легкой обеспокоенностью спросил Верджил.
– Вот уж не думал... Я-то химичу, потому что не достать ничего...
– А я химичу, потому что все достать. – Верджил со смехом бросил Нилу пачку и плоскую, черную с золотом зажигалку. – Угощайся.
Нил внимательно посмотрел на пачку. На глянцевом белом картоне не стояло ни слова, зато рельефно проступал красно-желтый силуэт рогатого кабана, которого Нил видел в гостиной над зеркалом. Повеяло неприятным холодком.
– Это что такое? – как можно небрежнее спросил Нил, показывая на изображение.
– Не что, а кто, – поправил Верджил. – Кернунн, Хранитель Дома.
– Это его портрет над зеркалом висит?
– Это не портрет. Это он сам. Точнее, его голова, а сам он – в зазеркальном пространстве, недоступном никому, кроме него.
– Боже!
Верджил поморщился.
– Не Боже, а Хранитель. Он спит, но все видит. И если почувствует, что Дому что-нибудь угрожает... Ладно, схожу выжму еще сока, а ты походи здесь пока, посмотри, как все устроено. Только на еду и питье особенно не налегай, аппетит испортишь. У нас сегодня рождественский ужин.
– Но ведь лето?
– И что?
– Но Рождество зимой...
– Что такое Рождество?
– Ну, когда Христос родился...
– Кто такой Христос? – Ну, это... Сын Божий.
– Все мы дети Божьи. И каждый день кто-то родился...
Верджил вышел в гостиную-прихожую, а Нил подошел к непонятным серым экранам, расположенным на стене. Стоило ему подняться на приступочку, которая тянулась вдоль экранов, ближайший экран замерцал приятным для глаз зеленым светом, а мелодичный женский голос радушно произнес:
– Хэлло! Добро пожаловать в наше домашнее кафе.
Нил вздрогнул от удивления и поспешно сошел с приступочки. Экран мгновенно погас, и все стало так, как прежде. Он осмотрелся, еще раз шагнул на приступочку.
– Хэлло! Добро пожаловать в наше домашнее кафе, – с той же жизнерадостной интонацией произнес голос.
На зеленом поле экрана проступили разноцветные квадратики со словами:
Hors d'oeuvres |Salads |Soups |Sauces & Seasonings |Fish & Seafood |Meat
Poultry & Game |Vegetarian Delight |Lacto-Ovo Feast |Side Dishes |Cheese Board |Just Desserts
Soft Drinks &-Juices |Beers |Wines |Hard Stuff |Hot Beverages |Fruit
Suggestion: Menu №1 |Suggestion: Menu №2 |Special Requests |Small |Medium |Large
Browse by Letter |Browse by Country |Browse by Group |Be Your Own Cook |OK |Serve
Нил диким взглядом окинул таблицу, моргнул – и английские надписи тут же сменились русскими.
– Дотроньтесь до экрана в желаемом секторе, – бодро посоветовал голос, и Нил ошалело ткнул в квадратик "Закуски" на теплом силиконовом экране.
Три верхних ряда моментально запестрели множеством цветных картинок, во всех аппетитных подробностях изображающих всякие мыслимые и немыслимые вкусности. Нил несколько секунд молча изучал картинки, а потом нажал на изображение чего-то круглого и зеленого, политого чем-то розовым. Изображение тут же выросло в половину экрана, а под ним загорелась надпись: "Авокадо под крабовым соусом".
– Понятненько, – сказал Нил и ткнул в кнопку "ОК".
Послышался тихий звон колокольчика, и тут же ярко загорелись квадратики "Small, Medium, Large". Нил сообразил, скромно нажал на "Medium", снова на "ОК" и на "Serve". На экране высветился вопрос: "That's all?" и под ним два квадратика "Yes" и "No". Нил нажал на "Да", раздалась тихая барабанная дробь, экран выдал нечто вроде мультипликационного салюта, и из щели под экраном на белом подносе выехала тарелочка с авокадо под крабовым соусом и обернутые салфеткой нож и вилка.
– Мерси, – на всякий случай сказал Нил и спустился в зал.
Если бы в природе существовало такое блюдо, как копченый кабачок, то как раз на него было бы похоже это самое авокадо, крабовый же соус оказался именно тем, чем и должен был оказаться – мелко наструганным крабом в майонезе. В целом было совсем недурственно, Нил пожалел лишь о том, что не заказал к авокадо кусочка хлеба, и остатки соуса пришлось вылизывать языком, благо в столовой никого не было.
Покончив, таким образом, с закусками, Нил вновь, теперь уже намного смелее приблизился к чудо-автомату, выбрал квадратик "Вино" и смело задал алфавитный поиск. Через минуту он обрел желаемое – большой стакан славного мозельвейна "Die Nackte Arsch"<Голая задница (нем.) >. Выходит, вино с таким колоритным названием действительно существует.
Потягивая на ходу вино – белое, чуть сладенькое, с приятной горчинкой, – Нил принялся расхаживать по залу, разглядывая то, чего еще не успел разглядеть. В частности, если пройти мимо питательных автоматов налево, то за застекленной дверью будет бильярдный зал с двумя зелеными столами и одним светло-коричневым, а если налево – музыкальный салон с бархатными портьерами, глубокими, уютными креслами и небольшой сценой, на которой господствовал ярко-красный концертный рояль. Нил без колебаний вошел в салон, поднялся на сцену, поставил стакан на крышку рояля, уселся на круглый табурет, открыл рояль – оказалось, "Стейнвей" – и для разминки пробежал пальцами по клавишам. Великолепный глубокий звук, идеальная настройка.
– Мамаше бы такой, – шепотом сказал Нил и еще раз прошелся по клавиатуре...
Когда Нил учился классе примерно в седьмом, фирма "Мелодия" вдруг шлепнула подряд три больших пластинки замечательного русского шансонье Александра Вертинского, прежде если и не запрещенного, то и не сильно разрешенного. Старшее поколение, слушая, вспоминало молодость, а молодое открывало для себя, что, оказывается, можно и так. На какое-то время мудрый старый Пьеро по популярности почти сравнялся с "Поющими гитарами". Каждый дворовый бард, наряду с бессмертными шлягерами "Сека, сека повязала" (слова народные, музыка народная) и "Я хочу вам рассказать, как я любил когда-то" (музыка Леннона и Маккартни, слова Марка Подберезского), норовил включить в свой репертуар, как минимум, "Над розовым морем".
Всеобщее открытие не было открытием для юного Нbла. Сколько он себя помнил – столько помнил и тяжелый пыльный магнитофон, который иногда выдвигали из угла и ставили на него громадные шершавые бобины. По знаку бабушки все благоговейно замирали, и из магнитофонного бока с шипением вырывались голоса чужой эпохи – Вертинский, Лещенко, Плевицкая, Иза Крамер, Варя Панина... Но в молодой среде привился один Вертинский. На переменке соберутся, бывало, все мальчишки из класса в рекреационном зале – за старым роялем маэстро Баренцев – и заголосят зычным хором "Матросы мне пели про остров..." Наладились было под нее строем ходить на военной подготовке, но военрук, товарищ Каратаев, наорал на них, еще и директрисе нажаловался.
Позднее, в студенческие годы, открыв для себя иные музыкальные ориентиры, Нил как-то в веселую минутку сочинил песенку а-ля Вертинский, и очень пафосно, со всеми характерными для прославленного шансонье приемами, исполнял ее на разных капустниках и вечеринках. Народу нравилось...
Он взял несколько аккордов и запел:
На пустом Петропавловском пляже
Ветер волны терзал, как струну.
Вы прошли не заметив и даже
Не взглянули в мою сторону...
– Если бы я знала, что ты еще и поешь, то непременно взглянула бы и не раз, – тихо проговорил кто-то.
Нил поднял взгляд и застыл в изумлении... Нет, это невозможно, никак невозможно... Хотя... Если здесь мог оказаться еще кто-то из того, нижнего мира, то именно она, только она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Бетси, киса, тебе, как всегда, сламмер?
– Да, только совсем слабый и побольше льда. – Она подмигнула Нилу.
– А тебе, Нил?
– Не знаю... Пивка можно?
– Какого? В баре бочкового двенадцать сортов и примерно двадцать бутылочного и баночного. От прозрачного, как водичка, до черного, как деготь. В большой столовой на панно еще триста двадцать видов, а если захочется чего-нибудь совсем экзотического, то в погребах точно есть. От соргового из Микронезии до "жигулевского" из Конотопа.
– На твое усмотрение...
Нил судорожно допил ликер. В голове слегка зашумело. Одна из стенок чуть наклонилась, но тут иге приняла первоначальное положение.
– Может, "Дос-Эквис"? Светлое, терпкое, чуть отдает текилой. Тебе понравится.
– Давай...
Через мгновение Верджил появился с напитками, раздал, оставив себе стакан с чем-то мутным, красноватым, пенистым.
– Cheers! – сказал он, плюхаясь в кресло напротив. – За тебя, Нил. Чутье мне подсказывает, что это не последний твой визит. Кто хоть раз нашел сюда дорогу...
– Слушай, я как раз хотел спросить... – На лице Верджила проступило настолько странное выражение, что Нил спросил совсем не то, что намеревался: – Что ты такое пьешь?
Верджил спокойно, расслабленно улыбнулся.
– Свежий морковный сок.
– Сок? Но тут столько всего...
– Именно поэтому каждый здесь пьет, что захочет.
– Понятно...
Нил отпил пива, которое, наложившись на только что принятый ликер, не очень ему понравилось.
– Знаешь, чтобы не утомлять Бетси, перейдем в столовую. Там и поговорим.
– Верджил, вы мне нисколько... – Бетси помолчала. – О да, конечно, идите. Нил, тебе будет интересно.
Двери в круглую столовую бесшумно и мягко отъехали вверх, будто занавес, и они оказались в громадной, залитой неярким солнцем полусфере. Противоположная от входа стена представляла собой сплошное пространство высоких окон, из которых открывался вид в великолепно ухоженный сад, несколько японский по стилю, совсем не похожий на тот, что перед домом. За садом виднелся кусочек моря, розового от закатных лучей. Окна были французские, то есть служили одновременно и дверьми. Нил обратил внимание, что некоторые из окон плотно зашторены.
– Это особые окна, так называемые порталы, – пояснил Верджил, без труда прочитав мысли Нила. – Они выходят совсем в другие места, и без хорошей подготовки в них не рекомендуется даже заглядывать, поскольку иные из этих мест далеко не так приятны, как наш Фрамбуаз Дорэ.
– Фрамбуаз Дорэ? – переспросил удивленно Нил.
– Присядем?
Они уселись за ближайший столик, причем Верджил тут же непринужденно закинул босые ноги прямо на белую скатерть и продолжил:
– Фрамбуаз Дорэ – это старинное название того дивного местечка, где мы сейчас находимся. Впрочем, оно давно уже не употребляется, и мы называем его просто Sweet Home. К сожалению, это понятие плохо поддается переводу на русский.
– Отчего же нет? Милый дом, родной дом.
– Это не совсем то. Родной дом – это место, где ты родился, или где живешь, или где живут твои родители, A home, помимо этого, означает такое место, где тебе хорошо и где ты оказываешься вовсе не благодаря своим достоинствам и заслугам, а просто по праву рождения. Один наш поэт именно так и выразился: "Something you somehow don't have to deserve".
Нил узнал цитату, и это несказанно его вдохновило:
– Наш поэт? Это же Роберт Фрост сказал! Здесь что, Америка?
– Не совсем... Скажем так, Запад.
– Запад вообще? Как это?
– Ты, наверное, уже понял, что у этого места свои, особые отношения с пространством и временем... Так уж повелось, что, мечтая о лучшей жизни, человек всегда обращал свой взор в сторону заката. Вспомни Западный рай Индры, вспомни Платона, вспомни Острова Блаженных в преданиях кельтских народов. У американских индейцев, самого западного, с точки зрения географии, народа, путь в Страну Большой Охоты лежал на запад. На запад же уплывали, покидая Средиземье, эльфы господина Толкина... А орды Чингисхана, а американские пионеры – думаешь, их не вела все та же извечная мечта о блаженном Западе?
– Но Спаситель придет с Востока! – неожиданно выпалил Нил.
Верджил улыбнулся в ответ:
– Придет с Востока и уведет спасенных – куда? Спасителям едва ли свойственны кривые пути.
Верджил усмехнулся, достал из кармана джинсов помятую пачку сигарет, щелкнул зажигалкой, затянулся. Нил вдохнул аромат небывалой сладости и силы.
– Эт-то что? – с легкой запинкой спросил он.
– "Латакия – Дикий Мед". Мое собственное изобретение. Берешь коробку обычной мак-бареновской "Латакии", добавляешь...
Нил громко расхохотался.
– Ты что? – с легкой обеспокоенностью спросил Верджил.
– Вот уж не думал... Я-то химичу, потому что не достать ничего...
– А я химичу, потому что все достать. – Верджил со смехом бросил Нилу пачку и плоскую, черную с золотом зажигалку. – Угощайся.
Нил внимательно посмотрел на пачку. На глянцевом белом картоне не стояло ни слова, зато рельефно проступал красно-желтый силуэт рогатого кабана, которого Нил видел в гостиной над зеркалом. Повеяло неприятным холодком.
– Это что такое? – как можно небрежнее спросил Нил, показывая на изображение.
– Не что, а кто, – поправил Верджил. – Кернунн, Хранитель Дома.
– Это его портрет над зеркалом висит?
– Это не портрет. Это он сам. Точнее, его голова, а сам он – в зазеркальном пространстве, недоступном никому, кроме него.
– Боже!
Верджил поморщился.
– Не Боже, а Хранитель. Он спит, но все видит. И если почувствует, что Дому что-нибудь угрожает... Ладно, схожу выжму еще сока, а ты походи здесь пока, посмотри, как все устроено. Только на еду и питье особенно не налегай, аппетит испортишь. У нас сегодня рождественский ужин.
– Но ведь лето?
– И что?
– Но Рождество зимой...
– Что такое Рождество?
– Ну, когда Христос родился...
– Кто такой Христос? – Ну, это... Сын Божий.
– Все мы дети Божьи. И каждый день кто-то родился...
Верджил вышел в гостиную-прихожую, а Нил подошел к непонятным серым экранам, расположенным на стене. Стоило ему подняться на приступочку, которая тянулась вдоль экранов, ближайший экран замерцал приятным для глаз зеленым светом, а мелодичный женский голос радушно произнес:
– Хэлло! Добро пожаловать в наше домашнее кафе.
Нил вздрогнул от удивления и поспешно сошел с приступочки. Экран мгновенно погас, и все стало так, как прежде. Он осмотрелся, еще раз шагнул на приступочку.
– Хэлло! Добро пожаловать в наше домашнее кафе, – с той же жизнерадостной интонацией произнес голос.
На зеленом поле экрана проступили разноцветные квадратики со словами:
Hors d'oeuvres |Salads |Soups |Sauces & Seasonings |Fish & Seafood |Meat
Poultry & Game |Vegetarian Delight |Lacto-Ovo Feast |Side Dishes |Cheese Board |Just Desserts
Soft Drinks &-Juices |Beers |Wines |Hard Stuff |Hot Beverages |Fruit
Suggestion: Menu №1 |Suggestion: Menu №2 |Special Requests |Small |Medium |Large
Browse by Letter |Browse by Country |Browse by Group |Be Your Own Cook |OK |Serve
Нил диким взглядом окинул таблицу, моргнул – и английские надписи тут же сменились русскими.
– Дотроньтесь до экрана в желаемом секторе, – бодро посоветовал голос, и Нил ошалело ткнул в квадратик "Закуски" на теплом силиконовом экране.
Три верхних ряда моментально запестрели множеством цветных картинок, во всех аппетитных подробностях изображающих всякие мыслимые и немыслимые вкусности. Нил несколько секунд молча изучал картинки, а потом нажал на изображение чего-то круглого и зеленого, политого чем-то розовым. Изображение тут же выросло в половину экрана, а под ним загорелась надпись: "Авокадо под крабовым соусом".
– Понятненько, – сказал Нил и ткнул в кнопку "ОК".
Послышался тихий звон колокольчика, и тут же ярко загорелись квадратики "Small, Medium, Large". Нил сообразил, скромно нажал на "Medium", снова на "ОК" и на "Serve". На экране высветился вопрос: "That's all?" и под ним два квадратика "Yes" и "No". Нил нажал на "Да", раздалась тихая барабанная дробь, экран выдал нечто вроде мультипликационного салюта, и из щели под экраном на белом подносе выехала тарелочка с авокадо под крабовым соусом и обернутые салфеткой нож и вилка.
– Мерси, – на всякий случай сказал Нил и спустился в зал.
Если бы в природе существовало такое блюдо, как копченый кабачок, то как раз на него было бы похоже это самое авокадо, крабовый же соус оказался именно тем, чем и должен был оказаться – мелко наструганным крабом в майонезе. В целом было совсем недурственно, Нил пожалел лишь о том, что не заказал к авокадо кусочка хлеба, и остатки соуса пришлось вылизывать языком, благо в столовой никого не было.
Покончив, таким образом, с закусками, Нил вновь, теперь уже намного смелее приблизился к чудо-автомату, выбрал квадратик "Вино" и смело задал алфавитный поиск. Через минуту он обрел желаемое – большой стакан славного мозельвейна "Die Nackte Arsch"<Голая задница (нем.) >. Выходит, вино с таким колоритным названием действительно существует.
Потягивая на ходу вино – белое, чуть сладенькое, с приятной горчинкой, – Нил принялся расхаживать по залу, разглядывая то, чего еще не успел разглядеть. В частности, если пройти мимо питательных автоматов налево, то за застекленной дверью будет бильярдный зал с двумя зелеными столами и одним светло-коричневым, а если налево – музыкальный салон с бархатными портьерами, глубокими, уютными креслами и небольшой сценой, на которой господствовал ярко-красный концертный рояль. Нил без колебаний вошел в салон, поднялся на сцену, поставил стакан на крышку рояля, уселся на круглый табурет, открыл рояль – оказалось, "Стейнвей" – и для разминки пробежал пальцами по клавишам. Великолепный глубокий звук, идеальная настройка.
– Мамаше бы такой, – шепотом сказал Нил и еще раз прошелся по клавиатуре...
Когда Нил учился классе примерно в седьмом, фирма "Мелодия" вдруг шлепнула подряд три больших пластинки замечательного русского шансонье Александра Вертинского, прежде если и не запрещенного, то и не сильно разрешенного. Старшее поколение, слушая, вспоминало молодость, а молодое открывало для себя, что, оказывается, можно и так. На какое-то время мудрый старый Пьеро по популярности почти сравнялся с "Поющими гитарами". Каждый дворовый бард, наряду с бессмертными шлягерами "Сека, сека повязала" (слова народные, музыка народная) и "Я хочу вам рассказать, как я любил когда-то" (музыка Леннона и Маккартни, слова Марка Подберезского), норовил включить в свой репертуар, как минимум, "Над розовым морем".
Всеобщее открытие не было открытием для юного Нbла. Сколько он себя помнил – столько помнил и тяжелый пыльный магнитофон, который иногда выдвигали из угла и ставили на него громадные шершавые бобины. По знаку бабушки все благоговейно замирали, и из магнитофонного бока с шипением вырывались голоса чужой эпохи – Вертинский, Лещенко, Плевицкая, Иза Крамер, Варя Панина... Но в молодой среде привился один Вертинский. На переменке соберутся, бывало, все мальчишки из класса в рекреационном зале – за старым роялем маэстро Баренцев – и заголосят зычным хором "Матросы мне пели про остров..." Наладились было под нее строем ходить на военной подготовке, но военрук, товарищ Каратаев, наорал на них, еще и директрисе нажаловался.
Позднее, в студенческие годы, открыв для себя иные музыкальные ориентиры, Нил как-то в веселую минутку сочинил песенку а-ля Вертинский, и очень пафосно, со всеми характерными для прославленного шансонье приемами, исполнял ее на разных капустниках и вечеринках. Народу нравилось...
Он взял несколько аккордов и запел:
На пустом Петропавловском пляже
Ветер волны терзал, как струну.
Вы прошли не заметив и даже
Не взглянули в мою сторону...
– Если бы я знала, что ты еще и поешь, то непременно взглянула бы и не раз, – тихо проговорил кто-то.
Нил поднял взгляд и застыл в изумлении... Нет, это невозможно, никак невозможно... Хотя... Если здесь мог оказаться еще кто-то из того, нижнего мира, то именно она, только она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64