В костлявой руке он держал наведенный на Таню пистолет. «Так, — еще раз сказала себе Таня. — Не табельный „Макаров“, рама узковата. ТТ, что ли?» Оба стояли и смотрели на нее.
— Ну чего, сеанс окончен, или как? — сварливо сказала Таня и обернулась к первому. — Помацал и атан-дэ! — И ко второму: — А ты, сатирик, козырь-то загаси! — Очкарик растерянно глянул на напарника, тот чуть заметно пожал плечами. — Ну, ствол-то спрячь. Чай, не мочить вас пришла. — Тот понял наконец и заткнул пистолет за широкий модный ремень. Таня обратилась к первому: — Ну что, начальник, псов на лапу возьмешь?
Здоровяк тупо смотрел на нее и не шевелился. Проверочка, слава Богу, получилась: Таня могла бы попасть в дурацкое положение, если бы эти двое поняли ее речи и стали бы отвечать в том же ключе. Теперь же можно дать девять против одного, что ни к легавке, ни к уголовному миру они никакого отношения не имеют. Это упрощает дело. Таня задрала подбородок, сузила глаза и снисходительно пояснила:
— Пиастры получите.
— А что, Петр Петрович, раз уж к нам такая вострушка пожаловала, может, оприходуем? — быстро придя в себя, предложил очкарик, и его кривая физиономия осклабилась, то ли глумливо, то ли похотливо. — Мордашка-то вроде ничего.
— Ты жену себе заведи, ее и приходуй, — мрачно посоветовал Ген-Петр и, застегивая мундир, сказал Тане: — Пройдемте в комнату.
Комната была богатая, светлая, хорошо обставленная. Особенно поразили Таню безделушки, расставленные вперемежку с книгами на полках старинного резного стеллажа, на антикварном письменном столе.
— Садитесь, — отрывисто сказал здоровяк и выдвинул высокий стул из-под овального стола.
Таня села и продолжала без всякого стеснения оглядывать комнату. Это вполне вписывалось в образ, а потому было можно. Здоровяк достал из Таниной сумки сверток деньгами, раскрыл и занялся пересчетом. Прыщавый очкарик стоял в дверях и неотрывно, жадно смотрел на сумку. Это тоже не ускользнуло от Таниного внимания. Закончив, здоровяк разложил деньги в три стопочки, стянул каждую аптекарской резинкой и разложил по карманам. Верхний заметно оттопырился.
— Все верно, — сказал он. — Спасибо, вы свободны.
— А расписку? — недовольно сказала Таня.
— Еще чего! Скажешь, что передала, и все.
— Щас, разбежалась! А вы скажете, что я ничего не передала, или не приходила вовсе, и велите еще принести, а Якуб мне путевку выпишет. У них это быстро, чик! — Она провела большим пальцем по горлу. — Хотя бы звякните ему, что ли.
Ген-Петр протянул руку в направлении прыщавого и покрутил пальцем. Тот исчез.
— Сейчас позвонит, — сказал он Тане. — А ты у Яку-ба курьером?
— Подельник я, — гордо сказала Таня, прислушиваясь. Очкарик действительно говорил в прихожей по телефону. Таня четко расслышала слова «все пятнадцать». — Он мне полстакана сухты обещал.
— Ты что, на игле?
— Ну уж на фиг! Толкаю помаленьку.
— Ясно.
Он встал из-за стола. Поднялась и Таня.
Из коридора появился очкарик.
— Есть, — сказал он и вновь похабно уставился на Таню. — Может, теперь это самое... отдохнем лежа? — Он зыркнул в сторону напарника и уточнил: — Я ведь в смысле добровольно...
Таня зевнула и подкинула еще один пробный шарик:
— Цветную-трехсистемную захотел?
— Чего? — вылупился очкарик.
— Теку я, милый, вот чего, — пояснила Таня и, отодвинув его плечом, вышла в коридор. — Чао, бамбино, сорри!
Она как бы по ошибке ткнулась не в ту дверь и на секунду оказалась в темной, судя по всему, спальне. Никого там она не заметила.
— Пардон! — громко произнесла она, выйдя в коридор, куда уже вышел, блистая полковничьими звездами, Ген-Петр. — Мне б оправиться на дорожка гражданин начальник.
В туалете она встала на унитаз и через фрамугу осмотрела ванную. Красивая.
— Ты заходи еще, — сказал на прощание прыщавый и оскалился неровными, гнилыми зубами.
— Куда я денусь с подводной лодки?
Ген-Петр молча закрыл за ней дверь.
Направляясь сюда, Таня держала в голове несколько вариантов дальнейших действий. В их число входили и острокриминальные, и даже мокрый; она знала, где взять необходимый в этом случае «глухой» пистолет. Именно возможностью последнего и объяснялся этот дурацкий маскарад, предназначенный не столько для той парочки вымогателей, сколько для случайных свидетелей — соседей, прохожих и тому подобное, — чтобы они потом не смогли опознать ее. Теперь Таня узнала все, что хотела узнать на этом этапе. Через месяц этот походно-трудовой прикид ей понадобится лишь для того, чтобы выдержать созданный сегодня образ. Никакого мочилова не предвидится. Наоборот, все будет, чисто, эстетично и практично в высшей степени. Что очень кстати, особенно сейчас, в видах нынешнего малоденежья и предстоящих приятных, но существенных расходов. Что ж, план выработан, и надо претворять его в жизнь.
Дома, после ужина, она пришла в гостиную, где сидели старшие, и прямо сказала:
— Дядя Кока, пошли покурим. Надо поговорить.
Он пожал плечами и вышел вслед за ней. Ада осталась сидеть у телевизора.
— Ну-с, — сказал он, глядя, как она достает из кармана бархатной домашней курточки «Мальборо». — Я слушаю.
— Дядя Кока, мне нужно несколько толковых, надежных, неболтливых ребят из органов — из милиции, угрозыска, прокуратуры, это все равно, — которые хотели бы тихо подработать на стороне. Работа чистенькая, для них несложная, никакой уголовщины, а заработать можно очень прилично.
Переяславлев присвистнул, уселся на табуретку и показал Тане на другую.
— Рассказывай.
И Таня рассказала — во всех нюансах и сопутствующих обстоятельствах.
— Это точно? — спросил он. — Ты уверена, что за ними никто не стоит?
— За этими клоунами? Не смеши меня. Во всяком случае из начальства никто, это однозначно. Не исключено что кто-то из криминала, но это пусть ребята раскрутят — в крайнем случае, только больше заработают.
— Да-а... Я потрясен. Сколько лет тебя знаю — не перестаю поражаться...
— Да я такая, и лучше тебя об этом знает только Вадим Ахметович... Кстати, будете общаться, от меня поклон. Николай Николаевич вздрогнул.
— Кто тебе сказал, что он?..
— Сама догадалась. Шеровы — народ живучий.
— Хм-м. Да, Вадим, угадал ты тогда даже больше, чем думал... Ладно. Будут тебе ребята.
Таня чмокнула Переяславлева в ухо.
Через два дня Переяславлев представил ей следователя городской прокуратуры по особо важным делам Никитенко, круглощекого и довольно молодого человека обманчиво-наивного вида, начальника временной группы. Втроем они несколько часов обсуждали детальный план кампании. После этого работа закипела полным ходом. Хотя Таня не принимала в ней практически никакого участия, она была в курсе происходящего.
На телефоне Ильи Волкова было установлено круглосуточное прослушивание. В квартире побывали сантехники из районного котлонадзора, обстоятельно проверили стояки и батареи и ушли, оставив после себя двух абсолютно незаметных «жукаускасов», после чего соответствующие люди могли беспрепятственно слушать все разговоры, которые велись в гостиной и на кухне. Очень скоро установили личность Ген-Петра, псевдополковника милиции, и наладили за ним плотное наблюдение. В соответствующем ключе активизировалась работа с осведомителями и «внедренкой» в нарко-деловых кругах. Организовывались встречи и тихие доверительные беседы с некоторыми дельцами, в том числе Гамлетом Колхозовичем. Гражданину Кочуре, основному и практически единственному стукачу Ген-Петра, ссыпался сенсационный компромат на средних и даже крупных дельцов и делались на удивление заманчивые предложения, так что он совсем запарился, и пришлось Ген-Петру вербовать ему в помощь девочку Еву и мальчика Мишу. Помимо сбора информации и разнообразного заманивания «созревших», по мнению Ген-Петра, дельцов на квартиру Волкова для первичной обработки они оба стучали на сторону: девочка Ева работала на Никитенко, а мальчик Миша — на Гамлета. Дела у Ген-Петра и Ильи Волкова круто пошли в гору, почти не бывало дня, чтобы какой-нибудь наркобарон районного масштаба не валялся у них в ногах, моля о пощаде, не доставлял им, лично или через курьера, оговоренного «барашка в бумажке» или не закладывал кого-нибудь из коллег. Едва ли не все жертвы были предварительно проинструктированы Никитенко, кем-то из его команды или собственными корешами, поэтому все проходило гладко, но не слишком — как раз в то степени, чтобы не вызвать подозрений у Ген-Петра (Илью можно было в расчет не принимать).
За пару дней до срока второго взноса Якуба штаб кампании в лице Тани, Переяславлева и Никитенко произве примерный подсчет финансового состояния предприяти «Лже-Кидяев и Якобы-Волков» (в детстве гражданин Волков носил двойную фамилию Якоби-Вольфсон), после чего было принято решение продлить срок операции еще на месяц. Таня взяла у страдающего Якуба, ни хрена, кстати, о проводимой операции не знавшего, пять тысяч рубликов в крупных купюрах и, одевшись чуть более элегантно, чем месяц назад, посетила жилище Волкова, куда на время делового бума переселился и фальшивый полковник. На этот раз она позволила уроду Илье уговорить ее выпить: на кухне по рюмочке ликеру и даже дала немножко полапать себя. Дома она без малого час отмывалась под душем, а ковбойку, которой касались скрюченные, липкие пальцы неудавшегося братца хитрой заграничной Норы, и вовсе выкинула в мусорное ведро. Но зато, в награду за свои страдания, она смогла очень хорошо рассмотреть кухню и чуть-чуть заглянуть в третью, пустующую комнату.
Ей понравилось.
Каждый шаг компаньонов бдительно отслеживался орлами Никитенко, а их стремительно растущие капиталы старательно оберегались. Так, под Новый год была очень изящно пресечена авантюрная попытка Ген-Петра самостоятельно внедриться на городской рынок наркоты, а с очень дорогой и небрезгливой путаной, которой растаявший от благодарности за счастливую ночь Илья предложил долю в деле, было проведено вдумчивое собеседование...
А на Новый год в дом Захаржевских примчался Павел, и именно здесь, танцуя с Таней под пушистой, горящей разноцветными огнями елкой, радостный, опьяненный шампанским и близостью прекрасной юной женщины, он сделал ей предложение. Она приняла его.
И Ада, и родители Павла, особенно мать, отнеслись к такому решению детей в высшей степени благосклонно...
В ночь на Старый Новый год состоялась третья генеральная ассамблея штаба. Поначалу и Переяславлев, и Никитенко были настроены еще раз продлить операцию, но Тане удалось их разубедить. В рядах плательщиков появились признаки недовольства и нетерпения, пренебрегать которыми было опасно — народ горячий, был риск вместо ожидаемого навара получить в финале два трупа и пустые закрома. Кроме того, в ситуацию с каждым днем оказывалось так или иначе впутано все больше народу, а следовательно, она в любой день могла стать неуправляемой. А в-третьих, Ген-Петр и Илья окончательно зарвались и утратили чувство реальности: наряду с наркодельцами пытаются уже трогать за вымя цеховиков и торговую мафию, а у тех совсем другие завязки, и кто-то сверху вполне может подмять все дело под себя и оставить нас, в лучшем случае, с носом, а в худшем и без оного. Ее аргументы были приняты, и операция вступила в завершающую фазу.
Пятнадцатого января Таня в очередной раз поднялась по шикарной лестнице дома на площади Коммунаров, позвонила в дверь, привычно повертелась перед глазком, чтобы ее узнали и впустили.
— Чтo ты хoдишь-тo, как чмо? — приветствовал ее Ген-Петр. — Ладная вроде девка, и при деньгах теперь.
— Якуб прислал как всегда, — сказала Таня, усевшись перед столом и выгрузив на него объемистый пакет, — но просил передать, что больше ему столько отстегивать не в дугу...
Ген-Петр насупился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Ну чего, сеанс окончен, или как? — сварливо сказала Таня и обернулась к первому. — Помацал и атан-дэ! — И ко второму: — А ты, сатирик, козырь-то загаси! — Очкарик растерянно глянул на напарника, тот чуть заметно пожал плечами. — Ну, ствол-то спрячь. Чай, не мочить вас пришла. — Тот понял наконец и заткнул пистолет за широкий модный ремень. Таня обратилась к первому: — Ну что, начальник, псов на лапу возьмешь?
Здоровяк тупо смотрел на нее и не шевелился. Проверочка, слава Богу, получилась: Таня могла бы попасть в дурацкое положение, если бы эти двое поняли ее речи и стали бы отвечать в том же ключе. Теперь же можно дать девять против одного, что ни к легавке, ни к уголовному миру они никакого отношения не имеют. Это упрощает дело. Таня задрала подбородок, сузила глаза и снисходительно пояснила:
— Пиастры получите.
— А что, Петр Петрович, раз уж к нам такая вострушка пожаловала, может, оприходуем? — быстро придя в себя, предложил очкарик, и его кривая физиономия осклабилась, то ли глумливо, то ли похотливо. — Мордашка-то вроде ничего.
— Ты жену себе заведи, ее и приходуй, — мрачно посоветовал Ген-Петр и, застегивая мундир, сказал Тане: — Пройдемте в комнату.
Комната была богатая, светлая, хорошо обставленная. Особенно поразили Таню безделушки, расставленные вперемежку с книгами на полках старинного резного стеллажа, на антикварном письменном столе.
— Садитесь, — отрывисто сказал здоровяк и выдвинул высокий стул из-под овального стола.
Таня села и продолжала без всякого стеснения оглядывать комнату. Это вполне вписывалось в образ, а потому было можно. Здоровяк достал из Таниной сумки сверток деньгами, раскрыл и занялся пересчетом. Прыщавый очкарик стоял в дверях и неотрывно, жадно смотрел на сумку. Это тоже не ускользнуло от Таниного внимания. Закончив, здоровяк разложил деньги в три стопочки, стянул каждую аптекарской резинкой и разложил по карманам. Верхний заметно оттопырился.
— Все верно, — сказал он. — Спасибо, вы свободны.
— А расписку? — недовольно сказала Таня.
— Еще чего! Скажешь, что передала, и все.
— Щас, разбежалась! А вы скажете, что я ничего не передала, или не приходила вовсе, и велите еще принести, а Якуб мне путевку выпишет. У них это быстро, чик! — Она провела большим пальцем по горлу. — Хотя бы звякните ему, что ли.
Ген-Петр протянул руку в направлении прыщавого и покрутил пальцем. Тот исчез.
— Сейчас позвонит, — сказал он Тане. — А ты у Яку-ба курьером?
— Подельник я, — гордо сказала Таня, прислушиваясь. Очкарик действительно говорил в прихожей по телефону. Таня четко расслышала слова «все пятнадцать». — Он мне полстакана сухты обещал.
— Ты что, на игле?
— Ну уж на фиг! Толкаю помаленьку.
— Ясно.
Он встал из-за стола. Поднялась и Таня.
Из коридора появился очкарик.
— Есть, — сказал он и вновь похабно уставился на Таню. — Может, теперь это самое... отдохнем лежа? — Он зыркнул в сторону напарника и уточнил: — Я ведь в смысле добровольно...
Таня зевнула и подкинула еще один пробный шарик:
— Цветную-трехсистемную захотел?
— Чего? — вылупился очкарик.
— Теку я, милый, вот чего, — пояснила Таня и, отодвинув его плечом, вышла в коридор. — Чао, бамбино, сорри!
Она как бы по ошибке ткнулась не в ту дверь и на секунду оказалась в темной, судя по всему, спальне. Никого там она не заметила.
— Пардон! — громко произнесла она, выйдя в коридор, куда уже вышел, блистая полковничьими звездами, Ген-Петр. — Мне б оправиться на дорожка гражданин начальник.
В туалете она встала на унитаз и через фрамугу осмотрела ванную. Красивая.
— Ты заходи еще, — сказал на прощание прыщавый и оскалился неровными, гнилыми зубами.
— Куда я денусь с подводной лодки?
Ген-Петр молча закрыл за ней дверь.
Направляясь сюда, Таня держала в голове несколько вариантов дальнейших действий. В их число входили и острокриминальные, и даже мокрый; она знала, где взять необходимый в этом случае «глухой» пистолет. Именно возможностью последнего и объяснялся этот дурацкий маскарад, предназначенный не столько для той парочки вымогателей, сколько для случайных свидетелей — соседей, прохожих и тому подобное, — чтобы они потом не смогли опознать ее. Теперь Таня узнала все, что хотела узнать на этом этапе. Через месяц этот походно-трудовой прикид ей понадобится лишь для того, чтобы выдержать созданный сегодня образ. Никакого мочилова не предвидится. Наоборот, все будет, чисто, эстетично и практично в высшей степени. Что очень кстати, особенно сейчас, в видах нынешнего малоденежья и предстоящих приятных, но существенных расходов. Что ж, план выработан, и надо претворять его в жизнь.
Дома, после ужина, она пришла в гостиную, где сидели старшие, и прямо сказала:
— Дядя Кока, пошли покурим. Надо поговорить.
Он пожал плечами и вышел вслед за ней. Ада осталась сидеть у телевизора.
— Ну-с, — сказал он, глядя, как она достает из кармана бархатной домашней курточки «Мальборо». — Я слушаю.
— Дядя Кока, мне нужно несколько толковых, надежных, неболтливых ребят из органов — из милиции, угрозыска, прокуратуры, это все равно, — которые хотели бы тихо подработать на стороне. Работа чистенькая, для них несложная, никакой уголовщины, а заработать можно очень прилично.
Переяславлев присвистнул, уселся на табуретку и показал Тане на другую.
— Рассказывай.
И Таня рассказала — во всех нюансах и сопутствующих обстоятельствах.
— Это точно? — спросил он. — Ты уверена, что за ними никто не стоит?
— За этими клоунами? Не смеши меня. Во всяком случае из начальства никто, это однозначно. Не исключено что кто-то из криминала, но это пусть ребята раскрутят — в крайнем случае, только больше заработают.
— Да-а... Я потрясен. Сколько лет тебя знаю — не перестаю поражаться...
— Да я такая, и лучше тебя об этом знает только Вадим Ахметович... Кстати, будете общаться, от меня поклон. Николай Николаевич вздрогнул.
— Кто тебе сказал, что он?..
— Сама догадалась. Шеровы — народ живучий.
— Хм-м. Да, Вадим, угадал ты тогда даже больше, чем думал... Ладно. Будут тебе ребята.
Таня чмокнула Переяславлева в ухо.
Через два дня Переяславлев представил ей следователя городской прокуратуры по особо важным делам Никитенко, круглощекого и довольно молодого человека обманчиво-наивного вида, начальника временной группы. Втроем они несколько часов обсуждали детальный план кампании. После этого работа закипела полным ходом. Хотя Таня не принимала в ней практически никакого участия, она была в курсе происходящего.
На телефоне Ильи Волкова было установлено круглосуточное прослушивание. В квартире побывали сантехники из районного котлонадзора, обстоятельно проверили стояки и батареи и ушли, оставив после себя двух абсолютно незаметных «жукаускасов», после чего соответствующие люди могли беспрепятственно слушать все разговоры, которые велись в гостиной и на кухне. Очень скоро установили личность Ген-Петра, псевдополковника милиции, и наладили за ним плотное наблюдение. В соответствующем ключе активизировалась работа с осведомителями и «внедренкой» в нарко-деловых кругах. Организовывались встречи и тихие доверительные беседы с некоторыми дельцами, в том числе Гамлетом Колхозовичем. Гражданину Кочуре, основному и практически единственному стукачу Ген-Петра, ссыпался сенсационный компромат на средних и даже крупных дельцов и делались на удивление заманчивые предложения, так что он совсем запарился, и пришлось Ген-Петру вербовать ему в помощь девочку Еву и мальчика Мишу. Помимо сбора информации и разнообразного заманивания «созревших», по мнению Ген-Петра, дельцов на квартиру Волкова для первичной обработки они оба стучали на сторону: девочка Ева работала на Никитенко, а мальчик Миша — на Гамлета. Дела у Ген-Петра и Ильи Волкова круто пошли в гору, почти не бывало дня, чтобы какой-нибудь наркобарон районного масштаба не валялся у них в ногах, моля о пощаде, не доставлял им, лично или через курьера, оговоренного «барашка в бумажке» или не закладывал кого-нибудь из коллег. Едва ли не все жертвы были предварительно проинструктированы Никитенко, кем-то из его команды или собственными корешами, поэтому все проходило гладко, но не слишком — как раз в то степени, чтобы не вызвать подозрений у Ген-Петра (Илью можно было в расчет не принимать).
За пару дней до срока второго взноса Якуба штаб кампании в лице Тани, Переяславлева и Никитенко произве примерный подсчет финансового состояния предприяти «Лже-Кидяев и Якобы-Волков» (в детстве гражданин Волков носил двойную фамилию Якоби-Вольфсон), после чего было принято решение продлить срок операции еще на месяц. Таня взяла у страдающего Якуба, ни хрена, кстати, о проводимой операции не знавшего, пять тысяч рубликов в крупных купюрах и, одевшись чуть более элегантно, чем месяц назад, посетила жилище Волкова, куда на время делового бума переселился и фальшивый полковник. На этот раз она позволила уроду Илье уговорить ее выпить: на кухне по рюмочке ликеру и даже дала немножко полапать себя. Дома она без малого час отмывалась под душем, а ковбойку, которой касались скрюченные, липкие пальцы неудавшегося братца хитрой заграничной Норы, и вовсе выкинула в мусорное ведро. Но зато, в награду за свои страдания, она смогла очень хорошо рассмотреть кухню и чуть-чуть заглянуть в третью, пустующую комнату.
Ей понравилось.
Каждый шаг компаньонов бдительно отслеживался орлами Никитенко, а их стремительно растущие капиталы старательно оберегались. Так, под Новый год была очень изящно пресечена авантюрная попытка Ген-Петра самостоятельно внедриться на городской рынок наркоты, а с очень дорогой и небрезгливой путаной, которой растаявший от благодарности за счастливую ночь Илья предложил долю в деле, было проведено вдумчивое собеседование...
А на Новый год в дом Захаржевских примчался Павел, и именно здесь, танцуя с Таней под пушистой, горящей разноцветными огнями елкой, радостный, опьяненный шампанским и близостью прекрасной юной женщины, он сделал ей предложение. Она приняла его.
И Ада, и родители Павла, особенно мать, отнеслись к такому решению детей в высшей степени благосклонно...
В ночь на Старый Новый год состоялась третья генеральная ассамблея штаба. Поначалу и Переяславлев, и Никитенко были настроены еще раз продлить операцию, но Тане удалось их разубедить. В рядах плательщиков появились признаки недовольства и нетерпения, пренебрегать которыми было опасно — народ горячий, был риск вместо ожидаемого навара получить в финале два трупа и пустые закрома. Кроме того, в ситуацию с каждым днем оказывалось так или иначе впутано все больше народу, а следовательно, она в любой день могла стать неуправляемой. А в-третьих, Ген-Петр и Илья окончательно зарвались и утратили чувство реальности: наряду с наркодельцами пытаются уже трогать за вымя цеховиков и торговую мафию, а у тех совсем другие завязки, и кто-то сверху вполне может подмять все дело под себя и оставить нас, в лучшем случае, с носом, а в худшем и без оного. Ее аргументы были приняты, и операция вступила в завершающую фазу.
Пятнадцатого января Таня в очередной раз поднялась по шикарной лестнице дома на площади Коммунаров, позвонила в дверь, привычно повертелась перед глазком, чтобы ее узнали и впустили.
— Чтo ты хoдишь-тo, как чмо? — приветствовал ее Ген-Петр. — Ладная вроде девка, и при деньгах теперь.
— Якуб прислал как всегда, — сказала Таня, усевшись перед столом и выгрузив на него объемистый пакет, — но просил передать, что больше ему столько отстегивать не в дугу...
Ген-Петр насупился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75