В это лето был зачат мой отец... - Юл взял из моих рук шкатулку, но я успела заметить торчащий из-под крышки кусочек бирюзового пуха.
- А ну, покажи! - Я вытащила за кончик пальца свою утерянную перчатку.
Юл равнодушно пожал плечами.
- Совершенно безобидная клептомания... Ты бросила её, а я совершенно машинально сунул в карман... И, к тому же, как видишь, постоянно ношу твой шарф.
Он действительно не расставался с приобретенным мною подарком.
- Можешь не снимать. Я закрываю глаза на это невинное хищение.
Зная щепетильность Юла, я смолчала о желании делать ему сюрпризы. Я хотела бы увидеть его в новом костюме и куртке, которые сама выберу, в новом доме и собственном автомобиле. Только все это он должен был заполучить от жизни сам и продемонстрировать мне, как боевой трофей. Я вздохнула, подумав о том, что слишком размечталась, и, увы, как ни восторженно воспринимаю данную нам в виде комнаты Юла материальную реальность, я все же мечтаю о её усовершенствовании. - Чертовски приятно совершенствовать свой мирок - содрать эти застойного времени обои и шторы, поставить вместо торшера с прогоревшим пластиковым колпачком нечто стильное и уютное, заливающее комнату теплым золотистым светом...
- А это - она. - Юл открыл вытертый дерматиновый футляр и я увидела в продолговатом гнезде тускло и равнодушно блеснувшую бритву, лезвие которой тронули пятна ржавчины.
- Убери. - Я отдернула руку. - Нет, лучше дай её мне, я выкину этого монстра. Захороню.
- Она теперь безопасна, Слава, как пистолет Каплан, хранящийся в музее Ленина. - Юл захлопнул и убрал футляр.
- А, кстати, где твоя пушка?
- Надежно спрятана. Такие вещи не держат в дамских шкатулках.
- Там держат, насколько я помню, заколку изменившей дамы сердца и её окурок, "окровавленный" помадой... - Не удержалась я от укола.
- Теперь начала подбираться новая экспозиция - перчатка, вот это меню из кафе "Посиделки" и, увы, Слава, я намерен конфисковать твой бюстгальтер!
- О, нет! Лучше возьми "Вольво". Автомобиль, по крайней мере, меньше. - Вцепилась я в прелестный кружевной бюстгальтер размера 4С.
- Это мой любимый размер. Из него получатся две тюбетейки.
мы подрались, катаясь в обнимку по дивану, до тех пор, пока наши воинственные действия не стали похожи на нечто другое. Теперь схватка продолжалась на полном серьезе и сквозь мутный свет догоравшего мартовского дня в моем сознании вспыхивали с поразительной яркостью зарисовки раннего стамбульского утра. - Шершавый теплый камень, вдавливающийся в спину, матово-сизое небо, охватившие все - от колючего татарника у моих поднятых колен до смуглых узких бедер, бешено двигающихся между ними...
- У тебя было много девушек? - Спросила я своего мальчика.
Раскинув руки, он возлежал в приятном забытьи, подставив теплу раскаленного рефлектора обнаженное, утомленное любовью тело. При видимой закомплексованности этот парень был удивительно раскован в интимном поведении, не делая попыток скрыть свою наготу даже за "обеденным столом". Я с удовольствием убедилась - стесняться ему было нечего. Юл, заявлявший по телефону о своей непривлекательности, был совершенством. В его гармоничном сложении удивительным образом сочеталась хрупкость и сила, тонкокостный аристократизм и мужественная мускулистость. Этого, конечно, не могли не заметить другие представительницы прекрасного пола.
- Ты неправильно ставишь вопрос, доктор... - Пробормотал он, словно сквозь сон. - Главное, не сколько, а какие. И не реальное количество и качество, а желаемое... Я хотел нравиться сразу всем и всегда - сколько себя помню - бабкам, тетям, дедушкам, милиционерам, дворникам. Девочек стал выделять лет с пяти и для них выпендривался. как мог. Лет до тринадцати я считал себя "литературным сатиром", то есть придумывал страстные истории, не рискуя испытать свои возможности в действии... Мой первый сексуальный опыт, доктор, увы, был крайне удачен. Меня соблазнила учительница музыки, которую я называл по имени-отчеству и считал ровесницей своей бабушки. Я брал уроки на дому. Аделия Карповна была одинока. Не считая кота персидской национальности. Боже, как на неё действовал Шопен! А на меня - её тяжелые, жаркие груди, которыми я был прижат к ковру у ножек фортепиано. Вначале я немного испугался и, чтобы не подать виду, рассматривал латунные педали, отполированные её туфельками, кота, равнодушно глазевшего на происходящее... Но она что-то знала... Что-то важное, помимо музыки. Наверно, законы гармонии и этого перехода от форте к пиано... Я так увлекся, так бесновался, что не хотел потом уходить... Я многому тогда научился, в четырнадцать лет. А потом был долгий перерыв... - Юлий замолчал, не желая продолжать, но я решила сразу покончить с тайнами, намереваясь чуть позднее наградить Юла собственными откровениями.
- Она тебя бросила?
- Моя огненная Аделия оказалась ведьмой... Однажды, когда мы были уже готовы приступить к необязательной программе музыкального обучения, мою учительницу навестил некто. Застегивая на груди блузку, она поспешно выпроводила меня в спальню. Я затаился, боясь шелохнуться, но из комнаты доносились непонятные звуки. Никто не говорил, но шумно двигали мебель. На цыпочках я подошел к двери и прильнул к щели. Увиденное потрясло меня. Здоровенный мужик смуглой масти трахал на столе задыхающуюся от возбуждения женщину. Его спина, плечи, ноги, густо поросшие кудрявыми волосами, странно контрастировали с полным белым, обмякшим как тесто телом. Голова Адели свисала, белесые кудряшки прилипли ко лбу, глаза закатились в истоме. Но она увидела меня и позвала задыхающимся голосом: "Иди сюда, детка... Иди, посмотри, что он со мной делает... Вот, вот, вот как надо..." Она захлебывалась и, наконец, закричала...
Я не помню, как выскочил из спальни и всадил в плечо гиганта свой маленький и тупой перочинный нож...
Все, конечно, замяли. Я заболел чем-то инфекционным, кажется. свинкой. Уроки музыки кончились. Но когда через несколько месяцев я попытался вступить в контакт со своей сверстницей, у меня ничего не вышло...
Я прижала его к себе:
- Боже! Это же все легко проходит... Надо было найти хорошего врача... Или...
- Или опытную женщину. Да, я это понял сам, почитав кой-какую литературу, и даже нашел профессиональную проститутку. То, чем мы с ней занимались, было вполне сносно с точки зрения физиологии. Но меня тошнило и от себя, и от нее.
Потом умерла бабушка, погибли родители и на меня обратила внимание Лайза. Та, что пренебрегала влюбленным одноклассником со школы, зная свою власть надо мной...
- И она делала с тобой почти то же, что та патологическая секс-бомба, плакавшая над Шопеном?
- Да. Лайза растоптала меня. Но это было ещё хуже - она надругалась над любовью... Наверно, мне было необходимо пройти через все круги ада, чтобы заслужить тебя. И суметь по-настоящему оценить это.
- Кажется, нам пора выпить. - Я поднялась к столику, прикрываясь простыней, но Юл сдернул её.
- Не надо ничего портить, пожалуйста! Я и так страдаю от того, что не могу спрятать в свои тайники каждый твой жест, каждый изгиб твоего тела, от которого шарахается, как угорелое, мое очумевшее, больное тобой сердце.
Обняв мои колени, он уткнулся в них лицом, не давая двинуться. С ловкостью циркачки я разлила в рюмки остатки кагора и за волосы оттащила его голову.
- Залей тоску вином и приготовся слушать. Твоя исповедь не из разряда поучительных историй о здоровой спортивной юности. Но для истории болезни психдиспансера не тянет. К тому же я согласна - далеко не слепой, а очень мудрый рок толкал тебя ко мне. Я выпью за него, ладно? И ещё за свои неудачи. которые я ошибочно принимала за удачи судьбы. А это были лишь легкие подталкивания под зад - к тебе. К тебе, мой мальчик...
Я рассказала о неудавшемся романе с Аркадием и дружбе с Сергеем. О том, что была благополучна и счастлива с мужем до того момента, как не встретила на теплоходе свою первую любовь. Неосуществившаяся близость с Аркадием, затеянный им странный флирт зародил подозрения, что мое существование пресновато и за его надежной позолоченной рамкой есть нечто, способное всколыхнуть какую-то иную, скрытую волну жизни, какие-то неведомые острые, пряные её ароматы.
- То, что я сейчас расскажу тебе, наверно, лучше держать при себе. Я поделилась своей постыдной тайной с бывшей коллегой, психоаналитиком, знающим толк в подобных делах. Я была уверена, что это болезнь.
Юл насторожился, приготовясь высмеять мои признания, но когда я закончила мое повествование, его лицо стало таким далеким и незнакомым, что я пожалела о своей откровенности. Дура! Ведь знала же - всем своим опытом врача и женщины, что далеко не всякая правда должна подлежать огласке, и что даже очень близкий человек не способен зачастую понять то, что способно унизить его гордость.Юл стал смущенным и зажатым. Быстро натянув свитер и брюки, он вышел на кухню и я слышала, как бежала в стакан холодная вода. Вернулся с новой бутылкой вина:
- Тебе налить?
- Нет. Все это ушло в прошлое, от которого я совершенно свободна... И освободил меня ты... Я стала работать в Службе доверия, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей и преследовавшей меня... - Я на секунду задумалась, стоит ли договаривать, и завершила признание. - ...от преследовавшей меня сексуальной неудовлетворенности... Регулярная, размереннафя супружеская постель, чувство родственной близости и дружеского доверия, связывавшей меня с Сергеем, способны дать иллюзию счастья... Нет - настоящее счастье его покойную разновидность...
- А для настоящего не хватает приключения, остроты, риска... - Жестко дополнил Юл. - Значит я - это и есть приключение. Острая приправа к диетическим деликатесам мадам баташовой.
- Ты умеешь быть жестоким. - Я поднялась, взяв одежду. - Надеюсь, это не самое сильное твое чувство. Позвони, когда победит то, о чем ты декларировал чуть раньше - любовь и сострадание.
Он поймал меня за руки, и так стоял, опустив голову, не в силах посмотреть мне в глаза.
- Я патологически ревнив... - Хрипло признался он. - И сейчас думал, как разыскать в Стамбуле этого парня и убить его...
- Парня - ни имени, ни лица которого мне не дано было узнать. - Я усадила его на диван, шепча в щеку: - Пойми, это был всего лишь символ, знамение... Предвестник того, что в моей жизни должен появиться ты, а я не должна этому противиться... Ведь все считают меня пресной и сдержанной женщиной...
Юл приблизил ко мне свои губы:
- Укуси-ка меня, волчица, укуси до крови. Я хочу убедиться, что твой огонь - только для меня.
И вновь мы вцепились друг в друга, чтобы подвести черту под своим прошлым. Захлопнуть дверь в тайники сознания, полные "скелетов". Мы вышли из схватки обновленными и ещё более близкими...
- Странно, но я не ревновал тебя к мужу. Вернее - не очень сильно. Потому что чувствовал, как ты тянешься от него - ко мне... И даже жалел его - как честный грабитель обворованного человека... Ведь я решил отнять тебя у него, Слава...
- Я не представляю своей жизни без тебя. Но пока не будем решать все сразу... Пойми - Сергей действительно дорог мне. Есть Софка, есть дружба. Часто мне кажется, что я единственный близкий человек Сергея, хотя никогда не вникаю в его дела.
- Это понятно. Думаю, твой муж занят сейчас в каких-то очень серьезных разборках. И он бережет тебя, отстраняя от своих секретов... Слава, я должен тебе кое-что рассказать... Наверно, давно уже должен был это сделать, не дожидаясь, пока мы станем так близки...
Я положила голову на его плечо, наслаждаясь ощущением женщины, прильнувшей к своему хозяину и защитнику. Юл сунул нос в мои волосы и, касаясь уха губами, сказал:
- Я видел тогда ночью человека с простреленной рукой. - Он остановил мою попытку подняться и крепко прижал к себе. - Я не мог уйти, простившись с тобой и смотрел на темный фасад дома, ожидая, когда зажжется свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
- А ну, покажи! - Я вытащила за кончик пальца свою утерянную перчатку.
Юл равнодушно пожал плечами.
- Совершенно безобидная клептомания... Ты бросила её, а я совершенно машинально сунул в карман... И, к тому же, как видишь, постоянно ношу твой шарф.
Он действительно не расставался с приобретенным мною подарком.
- Можешь не снимать. Я закрываю глаза на это невинное хищение.
Зная щепетильность Юла, я смолчала о желании делать ему сюрпризы. Я хотела бы увидеть его в новом костюме и куртке, которые сама выберу, в новом доме и собственном автомобиле. Только все это он должен был заполучить от жизни сам и продемонстрировать мне, как боевой трофей. Я вздохнула, подумав о том, что слишком размечталась, и, увы, как ни восторженно воспринимаю данную нам в виде комнаты Юла материальную реальность, я все же мечтаю о её усовершенствовании. - Чертовски приятно совершенствовать свой мирок - содрать эти застойного времени обои и шторы, поставить вместо торшера с прогоревшим пластиковым колпачком нечто стильное и уютное, заливающее комнату теплым золотистым светом...
- А это - она. - Юл открыл вытертый дерматиновый футляр и я увидела в продолговатом гнезде тускло и равнодушно блеснувшую бритву, лезвие которой тронули пятна ржавчины.
- Убери. - Я отдернула руку. - Нет, лучше дай её мне, я выкину этого монстра. Захороню.
- Она теперь безопасна, Слава, как пистолет Каплан, хранящийся в музее Ленина. - Юл захлопнул и убрал футляр.
- А, кстати, где твоя пушка?
- Надежно спрятана. Такие вещи не держат в дамских шкатулках.
- Там держат, насколько я помню, заколку изменившей дамы сердца и её окурок, "окровавленный" помадой... - Не удержалась я от укола.
- Теперь начала подбираться новая экспозиция - перчатка, вот это меню из кафе "Посиделки" и, увы, Слава, я намерен конфисковать твой бюстгальтер!
- О, нет! Лучше возьми "Вольво". Автомобиль, по крайней мере, меньше. - Вцепилась я в прелестный кружевной бюстгальтер размера 4С.
- Это мой любимый размер. Из него получатся две тюбетейки.
мы подрались, катаясь в обнимку по дивану, до тех пор, пока наши воинственные действия не стали похожи на нечто другое. Теперь схватка продолжалась на полном серьезе и сквозь мутный свет догоравшего мартовского дня в моем сознании вспыхивали с поразительной яркостью зарисовки раннего стамбульского утра. - Шершавый теплый камень, вдавливающийся в спину, матово-сизое небо, охватившие все - от колючего татарника у моих поднятых колен до смуглых узких бедер, бешено двигающихся между ними...
- У тебя было много девушек? - Спросила я своего мальчика.
Раскинув руки, он возлежал в приятном забытьи, подставив теплу раскаленного рефлектора обнаженное, утомленное любовью тело. При видимой закомплексованности этот парень был удивительно раскован в интимном поведении, не делая попыток скрыть свою наготу даже за "обеденным столом". Я с удовольствием убедилась - стесняться ему было нечего. Юл, заявлявший по телефону о своей непривлекательности, был совершенством. В его гармоничном сложении удивительным образом сочеталась хрупкость и сила, тонкокостный аристократизм и мужественная мускулистость. Этого, конечно, не могли не заметить другие представительницы прекрасного пола.
- Ты неправильно ставишь вопрос, доктор... - Пробормотал он, словно сквозь сон. - Главное, не сколько, а какие. И не реальное количество и качество, а желаемое... Я хотел нравиться сразу всем и всегда - сколько себя помню - бабкам, тетям, дедушкам, милиционерам, дворникам. Девочек стал выделять лет с пяти и для них выпендривался. как мог. Лет до тринадцати я считал себя "литературным сатиром", то есть придумывал страстные истории, не рискуя испытать свои возможности в действии... Мой первый сексуальный опыт, доктор, увы, был крайне удачен. Меня соблазнила учительница музыки, которую я называл по имени-отчеству и считал ровесницей своей бабушки. Я брал уроки на дому. Аделия Карповна была одинока. Не считая кота персидской национальности. Боже, как на неё действовал Шопен! А на меня - её тяжелые, жаркие груди, которыми я был прижат к ковру у ножек фортепиано. Вначале я немного испугался и, чтобы не подать виду, рассматривал латунные педали, отполированные её туфельками, кота, равнодушно глазевшего на происходящее... Но она что-то знала... Что-то важное, помимо музыки. Наверно, законы гармонии и этого перехода от форте к пиано... Я так увлекся, так бесновался, что не хотел потом уходить... Я многому тогда научился, в четырнадцать лет. А потом был долгий перерыв... - Юлий замолчал, не желая продолжать, но я решила сразу покончить с тайнами, намереваясь чуть позднее наградить Юла собственными откровениями.
- Она тебя бросила?
- Моя огненная Аделия оказалась ведьмой... Однажды, когда мы были уже готовы приступить к необязательной программе музыкального обучения, мою учительницу навестил некто. Застегивая на груди блузку, она поспешно выпроводила меня в спальню. Я затаился, боясь шелохнуться, но из комнаты доносились непонятные звуки. Никто не говорил, но шумно двигали мебель. На цыпочках я подошел к двери и прильнул к щели. Увиденное потрясло меня. Здоровенный мужик смуглой масти трахал на столе задыхающуюся от возбуждения женщину. Его спина, плечи, ноги, густо поросшие кудрявыми волосами, странно контрастировали с полным белым, обмякшим как тесто телом. Голова Адели свисала, белесые кудряшки прилипли ко лбу, глаза закатились в истоме. Но она увидела меня и позвала задыхающимся голосом: "Иди сюда, детка... Иди, посмотри, что он со мной делает... Вот, вот, вот как надо..." Она захлебывалась и, наконец, закричала...
Я не помню, как выскочил из спальни и всадил в плечо гиганта свой маленький и тупой перочинный нож...
Все, конечно, замяли. Я заболел чем-то инфекционным, кажется. свинкой. Уроки музыки кончились. Но когда через несколько месяцев я попытался вступить в контакт со своей сверстницей, у меня ничего не вышло...
Я прижала его к себе:
- Боже! Это же все легко проходит... Надо было найти хорошего врача... Или...
- Или опытную женщину. Да, я это понял сам, почитав кой-какую литературу, и даже нашел профессиональную проститутку. То, чем мы с ней занимались, было вполне сносно с точки зрения физиологии. Но меня тошнило и от себя, и от нее.
Потом умерла бабушка, погибли родители и на меня обратила внимание Лайза. Та, что пренебрегала влюбленным одноклассником со школы, зная свою власть надо мной...
- И она делала с тобой почти то же, что та патологическая секс-бомба, плакавшая над Шопеном?
- Да. Лайза растоптала меня. Но это было ещё хуже - она надругалась над любовью... Наверно, мне было необходимо пройти через все круги ада, чтобы заслужить тебя. И суметь по-настоящему оценить это.
- Кажется, нам пора выпить. - Я поднялась к столику, прикрываясь простыней, но Юл сдернул её.
- Не надо ничего портить, пожалуйста! Я и так страдаю от того, что не могу спрятать в свои тайники каждый твой жест, каждый изгиб твоего тела, от которого шарахается, как угорелое, мое очумевшее, больное тобой сердце.
Обняв мои колени, он уткнулся в них лицом, не давая двинуться. С ловкостью циркачки я разлила в рюмки остатки кагора и за волосы оттащила его голову.
- Залей тоску вином и приготовся слушать. Твоя исповедь не из разряда поучительных историй о здоровой спортивной юности. Но для истории болезни психдиспансера не тянет. К тому же я согласна - далеко не слепой, а очень мудрый рок толкал тебя ко мне. Я выпью за него, ладно? И ещё за свои неудачи. которые я ошибочно принимала за удачи судьбы. А это были лишь легкие подталкивания под зад - к тебе. К тебе, мой мальчик...
Я рассказала о неудавшемся романе с Аркадием и дружбе с Сергеем. О том, что была благополучна и счастлива с мужем до того момента, как не встретила на теплоходе свою первую любовь. Неосуществившаяся близость с Аркадием, затеянный им странный флирт зародил подозрения, что мое существование пресновато и за его надежной позолоченной рамкой есть нечто, способное всколыхнуть какую-то иную, скрытую волну жизни, какие-то неведомые острые, пряные её ароматы.
- То, что я сейчас расскажу тебе, наверно, лучше держать при себе. Я поделилась своей постыдной тайной с бывшей коллегой, психоаналитиком, знающим толк в подобных делах. Я была уверена, что это болезнь.
Юл насторожился, приготовясь высмеять мои признания, но когда я закончила мое повествование, его лицо стало таким далеким и незнакомым, что я пожалела о своей откровенности. Дура! Ведь знала же - всем своим опытом врача и женщины, что далеко не всякая правда должна подлежать огласке, и что даже очень близкий человек не способен зачастую понять то, что способно унизить его гордость.Юл стал смущенным и зажатым. Быстро натянув свитер и брюки, он вышел на кухню и я слышала, как бежала в стакан холодная вода. Вернулся с новой бутылкой вина:
- Тебе налить?
- Нет. Все это ушло в прошлое, от которого я совершенно свободна... И освободил меня ты... Я стала работать в Службе доверия, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей и преследовавшей меня... - Я на секунду задумалась, стоит ли договаривать, и завершила признание. - ...от преследовавшей меня сексуальной неудовлетворенности... Регулярная, размереннафя супружеская постель, чувство родственной близости и дружеского доверия, связывавшей меня с Сергеем, способны дать иллюзию счастья... Нет - настоящее счастье его покойную разновидность...
- А для настоящего не хватает приключения, остроты, риска... - Жестко дополнил Юл. - Значит я - это и есть приключение. Острая приправа к диетическим деликатесам мадам баташовой.
- Ты умеешь быть жестоким. - Я поднялась, взяв одежду. - Надеюсь, это не самое сильное твое чувство. Позвони, когда победит то, о чем ты декларировал чуть раньше - любовь и сострадание.
Он поймал меня за руки, и так стоял, опустив голову, не в силах посмотреть мне в глаза.
- Я патологически ревнив... - Хрипло признался он. - И сейчас думал, как разыскать в Стамбуле этого парня и убить его...
- Парня - ни имени, ни лица которого мне не дано было узнать. - Я усадила его на диван, шепча в щеку: - Пойми, это был всего лишь символ, знамение... Предвестник того, что в моей жизни должен появиться ты, а я не должна этому противиться... Ведь все считают меня пресной и сдержанной женщиной...
Юл приблизил ко мне свои губы:
- Укуси-ка меня, волчица, укуси до крови. Я хочу убедиться, что твой огонь - только для меня.
И вновь мы вцепились друг в друга, чтобы подвести черту под своим прошлым. Захлопнуть дверь в тайники сознания, полные "скелетов". Мы вышли из схватки обновленными и ещё более близкими...
- Странно, но я не ревновал тебя к мужу. Вернее - не очень сильно. Потому что чувствовал, как ты тянешься от него - ко мне... И даже жалел его - как честный грабитель обворованного человека... Ведь я решил отнять тебя у него, Слава...
- Я не представляю своей жизни без тебя. Но пока не будем решать все сразу... Пойми - Сергей действительно дорог мне. Есть Софка, есть дружба. Часто мне кажется, что я единственный близкий человек Сергея, хотя никогда не вникаю в его дела.
- Это понятно. Думаю, твой муж занят сейчас в каких-то очень серьезных разборках. И он бережет тебя, отстраняя от своих секретов... Слава, я должен тебе кое-что рассказать... Наверно, давно уже должен был это сделать, не дожидаясь, пока мы станем так близки...
Я положила голову на его плечо, наслаждаясь ощущением женщины, прильнувшей к своему хозяину и защитнику. Юл сунул нос в мои волосы и, касаясь уха губами, сказал:
- Я видел тогда ночью человека с простреленной рукой. - Он остановил мою попытку подняться и крепко прижал к себе. - Я не мог уйти, простившись с тобой и смотрел на темный фасад дома, ожидая, когда зажжется свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75