Пока никакой возможности уйти от него не было, разве что так, как я пыталась в Камп-де-Мар, но такого больше не повторится, приходилось извлекать пользу из сложившегося положения.
Как-то вечером после ужина я немного разговорилась и рассказала о себе, и Марк вдруг спросил:
– Марни, почему ты так редко это делаешь?
– Что?
– Говоришь о себе. Это может помочь.
– Чему помочь?
– Помочь тебе освободиться от того, что у тебя на душе. Это помогло бы нам понять друг друга…
– Не вижу, чем.
– Ну, мне это интересно. И человеку очень важно выговориться. Иначе он замыкается в себе. Любой психиатр тебе об этом скажет. И любой священник.
– Я не слишком разговорчива.
– Знаю, потому и говорю. Расскажи мне о том, как умер твой брат.
– Да о чем тут рассказывать?
– Но брат ведь умер? Из-за чего? По недосмотру?
Я рассказала. Он заметил:
– Раз дело дошло до суда, врачу просто повезло, что он легко отделался. Видимо, время тогда было другое. Ты потому ненавидишь врачей?
– Думаю, дело не во врачах, а в том, что мы были бедны.
– В наше время такого быть не может?
– Еще как может! Ты не представляешь, ты никогда не был бедным, Марк. Когда у моей… – Я спохватилась. Он не сводил с меня глаз.
– Когда что?
– Когда у моей тети было варикозное расширение вен… – вовремя поправилась я. – Которая меня воспитывала, ты знаешь. Так вот, её положили в больницу; я работала тогда бухгалтером в Бристоле и поехала её навестить. За ней вообще почти не ухаживали. Мне пришлось устроить скандал, и это немного помогло, но я видела, что так к ней относятся потому, что она бедна и не может постоять за себя.
– Насколько я понимаю, такое случается не часто. С человеком могут обойтись грубо и бесцеремонно, особенно, если он не слишком тяжело болен. Конечно, лучше, если ты можешь постоять за себя. Но в больнице нынче самое важное, чтобы у тебя обнаружил редкое и интересное заболевание. Если да, то к тебе отнесутся, как к королю. Если нет…
– Зачем ты просишь меня рассказывать, если не веришь моим словам?
– Вера тут не при чем. Я стараюсь взглянуть на вещи твоими глазами, а потом своими собственными…
– Ну, я не знаю…
– Да ты не обращай на меня внимания. Продолжай.
– Ты думаешь, я защищаю нищету, горжусь, что была бедной? Никто не вправе осуждать меня, если сам этого не пережил.
– По-моему, ты действительно что-то защищаешь, Марни, но что, не знаю. Хотя хотел бы знать. Вот психиатр определил бы. Но ты же не согласишься, правда?
– На что?
– На встречу с психиатром.
– Нет.
– Тебя это пугает?
– Психиатр? Почему мне его бояться? Это просто пустая трата времени.
– Может да, а может и нет.
– Ты ходишь к врачу, когда совершенно здоров?
– Думаешь, он ничего не найдет?
– Они всегда что-нибудь придумывают, чтобы заработать себе на хлеб.
Некоторое время Марк молчал. Потом встал, прошел к книжному шкафу и принялся листать книгу. Но смотрел он мимо.
– Марни, скажи вот что… Ты может быть не представляешь даже, но… С тех пор, как мы женаты, ты совершенно ясно показала, что не выносишь физическую сторону любви. И я хотел бы знать – ты ненавидишь само это дело или именно меня? Могла бы ты получить удовольствие с другим мужчиной?
– Нет.
– Тогда психиатр мог бы помочь.
– Спасибо. Мне и так хорошо.
– В самом деле?
– Но почему все люди должны быть одинаковы? Одни любят музыку, другие терпеть её не могут. Как скучен был бы мир, если бы все мы хотели одного и того же.
– Но…
– Ты совершил единственную ошибку, Марк: заставил меня выйти за тебя замуж. А я ошиблась в том, что попалась.
Никогда ещё мы не подходили ближе к обсуждению тех ужасных вещей, которые были сказаны во время медового месяца. Но он, по-видимому, не мог с ними смириться.
– Пока мы как-то держимся, но долго это продолжаться не может.
– По-твоему, я должна уподобиться Этель?
– По-моему, секс – это основной инстинкт, который никак нельзя сравнивать с любовью к музыке. Если он себя не проявляет, что-то не так.
– Я не единственная женщина, которой это не нравится.
– Конечно нет, Господи! Говорят даже о тридцати процентах. Но существуют разные степени отклонения, у тебя же – крайняя. И это при том, что и лицом, и фигурой ты совсем непохожа на фригидную женщину…
– Они и внешне отличаются от прочих?
– Думаю, да.
– Тогда прости. Мне жаль, что ты обманулся.
Воскресное утро выдалось дождливым, поэтому Марк занимался тем, что переставлял по-новому греческую керамику, собранную его женой. Но за обедом вновь вернулся к этой теме:
– Я все время думаю о нашем вчерашнем разговоре. У меня есть знакомый – Чарльз Роумэн. Я хотел бы тебя с ним познакомить.
– Кто он?
– Психиатр. Хороший практик. Из тех людей, с которыми можно говорить.
– Нет!
– Можно было бы как-нибудь пригласить его на ужин. Ему под пятьдесят, он очень мудрый и простой.
– Пригласи его, когда меня не будет.
Несколько минут Марк ел молча.
– Пожалуй, мы могли бы заключить договор.
– Договор?
– Да. Ты пойдешь навстречу мне, я – тебе… Допустим, я обещаю взять сюда Фьюри. Не так дорого обойдется переделать старый гараж в конюшню, а загон рядом все равно пустует. Тогда Фьюри будет здесь постоянно, и ты сможешь ездить верхом, когда захочешь.
Я крошила хлеб, ожидая подвоха.
– И что потребуешь взамен?
– Согласиться ходить к Роумэну, скажем, дважды в неделю, чтобы понять, может ли он тебе помочь.
– Да не нужна мне помощь, – возразила я, но мысли мои прыгали как блохи. Я ожидала, что Марк выставит такое условие, которое я не смогу принять.
– Ты хотела бы привезти сюда Фьюри? – спросил он.
– Ну конечно.
– Тебе станет лучше?
– Несомненно.
– Ну, вот мое условие. Подумай.
– Я бы лучше о тебе думала, Марк, разреши ты мне взять его без всяких условий.
– Не сомневаюсь. Но без них не обойтись.
После обеда я сама продолжила разговор:
– Ты имеешь в виду, что я смогу оставить здесь Фьюри насовсем? И буду брать его, когда захочу? И ты сам будешь платить за его содержание?
– Естественно.
– А сколько времени мне придется ходить на прием?
– Все будет зависеть от того, что он скажет. Возможно, он сразу решит, что ничем не сумеет тебе помочь. Но если Роумэн все же возьмется, нужно честно предупредить: лечение продолжительное.
– Что он будет делать?
– В основном, слушать тебя.
– Но я говорила, что не люблю болтать.
– Знаю. Это уже его проблемы.
Тогда я больше не сказала ничего, но долго потом ломала голову, стоит ли соглашаться. И решила: если невозможно совсем отделаться от Марка, то надо попробовать хотя бы отключаться от него. А просто знать, что Фьюри рядом – все равно что иметь друга, к которому всегда можно прийти.
Идея мне очень нравилась. И чем больше я о ней думала, тем больше она правилась. Но, соглашаясь, я шла на риск. Такие люди, как Роумэн, имеют обыкновение так влезать в твои мысли, что в конце концов и не заметишь, как что-нибудь выболтаешь. А мне только этого не хватало!
Правда, всего два часа в неделю! Неужели я не продержусь пару часов перед каким-то врачом? Моя ненависть ко всей их братии только на пользу. Вопрос в том, кто кого перехитрит. Нужно все время быть настороже. Не так уж велика опасность, чтобы не рискнуть ради Фьюри.
Весь понедельник я страдала, но во вторник утром решилась.
– Марк, я думаю о твоем предложении.
– Да? – слишком небрежно бросил он, а глаза выдавали волнение.
– Да, я пока что не решила. Но если хочешь, пригласи доктора Роумэна на ужин. Мы познакомимся и я решу, смогу ли его вынести. Только помни, я пока ни на что не согласилась.
– Не сомневаюсь, ему тоже захочется взглянуть на тебя. Он очень разборчив.
– Что ты ему скажешь?
– Пока не думал. Наверное, достаточно сказать, что тебе нужен курс лечения. Остальное – его дело.
Я предупредила:
– Только не вздумай рассказать ему, как я украла деньги.
– Ты сама, милая, решишь, что говорить, что – нет. Все зависит от тебя. Я вообще не вмешиваюсь. Кроме того… ты же знаешь, меня беспокоит совсем другое.
– Смотри, ты обещал.
Я видела, что Марк доволен, хотя совсем не собиралась доставлять ему удовольствие. Но я уже решилась. Неужели он считал, что из этого что-то получится? Неужели рассчитывал, что несколько бесед с психиатром превратят меня в любящую жену? Неужели, человек никогда не теряет надежду?
Хотя жизнь с Марком должна была избавить меня от необходимости заботиться о деньгах, это совсем не значило, что с денежными проблемами покончено. Последние три года я посылала маме не меньше пятисот фунтов, а то и больше. Они с Люси могли существовать только на то, что я давала. Я обязалась это делать, когда с трудом уговорила мать оставить работу в магазине в Плимуте и купила первый дом в Торки. Удайся дело с Ротлэндами, я бы легко могла продержаться года полтора. Теперь от денег почти ничего не осталось, к тому же они разбросаны были по всей стране. Двести девяносто один фунт десять шиллингов.
В четверг зашел Терри. Я как раз подсчитала все свои резервы на листке бумаги, поспешно спрятала его и попросила миссис Ленард проводить гостя ко мне.
На Терри был твидовый пиджак для верховой езды, желтый шелковый шарф и бежевые бриджи. С виду не окажешь, что Терри так сметлив, как на самом деле; не подумаешь, что хитер и пронырлив; зато создавалось обманчивое впечатление уверенности в себе. Никакого сравнения с Марком, таким скромным с виду, но действительно уверенным.
Мы немного поговорили немного, он как всегда шутил, но я знала, что Терри явился не для того, чтобы болтать глупости. Через некоторое время он поднялся, прошелся по комнате и ткнул пальцем в одну из греческих ваз.
– Ну, и каково быть замужем за Марком?
– Нормально.
– Ну-ну. Ты сама знаешь, что ничего не выйдет.
– Что не выйдет?
– Толку из вашего брака, милая. Я уже говорил тебе. Но зачем тебе это понадобилось?
– Ты думаешь, я стану отвечать?
– Я сам отвечу. Прежде чем стукнет пятьдесят, ты получишь самый модный невроз и кучу денег, истратить которые тебе не хватит времени.
– Не думаю, что у нас с Марком все будет так.
– А, это поначалу. Вот поживи тут года два, подыхая со скуки. Для таких, как ты, моя милая, жизнь – золотая клетка. Чего женщины действительно ждут от жизни? Я тебе скажу. Массу новых тряпок, бездну свободного времени, всеобщего поклонения и уйму секса. Но два первых пункта не заменят двух последних, это ты сама скоро увидишь. Женщины по своей природе не более моногамны, чем мужчины.
– Спасибо, что предупредил.
Терри ухмыльнулся.
– И все равно мне жаль, что не увижу тебя у меня на вечеринке в следующее воскресенье.
– Что за вечеринка?
– Разве Марк не сказал? Я пригласил вас обоих на ужин, немного выпить, перекинуться в картишки. Он заявил, что не сможет.
Я подобрала под себя ноги, потом, заметив взгляд Терри, одернула юбку.
– Он отвечал только за себя.
– Хочешь сказать, что приедешь без него?
– Нет, не хочу.
– Жаль. У тебя здорово пошло в прошлый раз.
– Что пошло?
– Покер. Придут Макдональды и ещё три-четыре человека. Знаешь, у тебя талант от Бога. Ты по природе игрок.
Минуту мы оба молчали. Терри уставился на какой-то черепок. Я вспомнила, как в прошлый раз, едва научившись, выиграла двадцать два фунта.
– Не понимаю, – заметил Терри. – Что тут находят люди? На любой свалке такого добра сколько угодно. В жизни не видел женщины претенциозней, чем Этель, с её раскопками курганов бронзового века. Зачем это женщине?
– Расскажи про Этель, – попросила я.
– Я и рассказываю. Вечно ходила в нескладных брюках, губы покрасит только, когда солнце зайдет. Марк был от неё совершенно без ума. Какой прок от бронзового века в постели?
– У мужчин только одна мысль в голове, верно?
– Но зато какая замечательная!
Конечно, двадцать два фунта – совсем немного. Моих проблем они не решат.
– Правда?
– Что правда? – переспросила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39