Но интерфейсинг можно было осуществить только завтра утром.
Тем временем аппараты следили за активностью мозговых волн Бенсона. Установленные над головой пациента мониторы светились ярко-зеленым фоном, по которому бежали ярко-белые зигзаги его ЭЭГ. Рисунок соответствовал нормальным альфа-ритмам, замедленным действием седатива.
Бенсон открыл глаза и уставился на Морриса.
- Как вы себя чувствуете? - спросил тот.
- Спать хочется, - ответил Бенсон. - Скоро начнете?
- Уже закончили, - ответил Моррис.
Бенсон кивнул, ничуть не удивившись, и закрыл глаза.
Техник из лаборатории радиации вошел в палату и стал проверять наличие утечки из ядерного энергоблока с помощью счетчика Гейгера. Утечки не было. Моррис надел Бенсону на шею ошейник. Сестра, с любопытством дотронувшись до него, прочитала все надписи на жетоне и нахмурилась.
Подошел Эллис.
- Ну что, завтракать?
- Да, - сказал Моррис. - Неплохо бы позавтракать.
И они вышли из палаты.
3
Беда в том, что ему и впрямь не нравился звук собственного голоса. Его голос был грубым и хриплым, а дикция - нечеткой. Макферсон предпочел бы увидеть свои фразы мысленным взором - начертанными на воображаемой странице. Он нажал на кнопку записи диктофона.
- Римская три. Философский смысл.
Он замолчал и оглядел кабинет. На углу его большого письменного стола примостился крупный муляж головного мозга. Одна стена - сплошь в стеллажах, уставленных научными журналами. И включенный монитор. Он просматривал запись утренней операции. Звук был выключен, и на экране мерцали только молочно-белые образы. Эллис сверлил отверстия в черепе Бенсона. Макферсон понаблюдал и снова стал диктовать:
- Данная операция представляет собой первый опыт непосредственной связи между человеческим мозгом и компьютером. Связь эта постоянна. Теперь, разумеется, любой человек, взаимодействующий с компьютером посредством нажатия клавиш на терминале, можно сказать, связан с ним.
Слишком заумно, подумал он. Он прокрутил запись обратно и начал надиктовывать заново.
- Теперь человек, сидящий за клавиатурой компьютера и взаимодействующий с машиной посредством нажатия клавиш, связан с компьютером. Но эта связь не прямая. И связь эта не постоянная. Поэтому операция представляет собой нечто совсем иное. Как же к этому относиться?
Хороший вопрос, подумал он. Он воззрился на телевизионное изображение операции и продолжал:
- В данном случае можно счесть компьютер своего рода протезом. Точно так же, как человек с ампутированной рукой может получить механический эквивалент своей потерянной руке, так и человек с повреждением головного мозга может получить механическую помощь для преодоления пагубных результатов этого повреждения. На такие мысли наводит эта благоприятная операция. Можно сказать, что в данном случае компьютер стал высококачественным протезом. Однако подлинный смысл этого кроется куда глубже.
Он замолчал и взглянул на монитор. Кто-то в монтажной студии поменял последовательность записей, и теперь он уже видел не операцию, а предоперационное интервью Бенсона. Бенсон был возбужден: он курил и по ходу разговора махал сигаретой, точно ножом.
Заинтересовавшись, Макферсон включил звук.
- …знают, что делают! Машины же повсюду! Когда-то они обслуживали человека - теперь они забирают над нами власть. Медленно, постепенно забирают власть!
Дверь кабинета отворилась, и показалась голова Эллиса. Он бросил взгляд на экран и улыбнулся:
- Смотрите предварительные картинки?
- Работаю немного, - ответил Макферсон и кивнул на диктофон.
Эллис кивнул и исчез, закрыв за собой дверь.
- …знаю, что я предал род человеческий, - говорил Бенсон, - потому что я помогаю сделать машины более разумными. Но это моя работа - я программирую искусственный интеллект и…
Макферсон выключил звук. Потом вернулся к своему диктофону.
- Имея дело с компьютерной техникой, мы всегда различаем центральное оборудование и периферию. То есть главный компьютер считается основным даже в том случае, если, говоря человеческим языком, он расположен в некоем отдаленном месте - например, в подвале здания. Различное же оборудование - принтеры, пульты, дисплеи и тому подобное - является периферийным. Они могут быть расположены на рубеже компьютерной системы, на различных этажах здания.
Макферсон взглянул на телеэкран: Бенсон был не на шутку возбужден. Он включил звук и услышал:
- …все более и более разумными. Сначала паровые двигатели, потом автомобили и аэропланы, потом арифмометры. Теперь уже компьютеры, с сетями обратной связи…
Макферсон выключил звук.
- Если взять человеческий мозг, то аналогия тут такая: мозг и периферийные терминалы, как, например, рот, руки, ноги. Они выполняют команды мозга. В общем и целом, мы судим о работе мозга по результатам этих периферийных функций. Мы замечаем, что человек говорит, как он жестикулирует, как поступает, и на основании этих данных дедуктивным образом приходим к выводу о том, как функционирует его мозг. Это общеизвестно.
Он взглянул на Бенсона. А что бы сказал Бенсон? Согласился или стал бы возражать? А, какая разница!
- Теперь же в ходе этой операции мы создали человека не с одним мозгом, а с двумя. У него есть биологический мозг - поврежденный, и у него теперь есть новый - компьютерный мозг, который должен исправлять повреждения первого. Этот новый мозг предназначен для контроля над биологическим мозгом. Таким образом мы сталкиваемся с новой ситуацией. Поврежденный биологический мозг пациента является периферийным терминалом - единственным, точнее говоря, терминалом - нового компьютера. В одной области новый компьютерный мозг осуществляет полный контроль. И потому биологический мозг пациента, а в действительности все его тело, становится как бы терминалом для нового компьютера. Итак, мы создали человека, который представляет собой сложный компьютерный терминал. Этот пациент есть дисплей нового компьютера, и он столь же бессилен контролировать процесс вывода данных, как монитор бессилен контролировать информацию, поступающую на его экран.
Возможно, это слишком сильно сказано, подумал Макферсон и, нажав на кнопку, добавил:
- Гарриет, перепечатайте последний абзац, но я потом хочу его отредактировать, хорошо? «Римская четыре. Итоги и выводы».
Он снова замолчал и включил звук, чтобы послушать Бенсона. Бенсон говорил:
- …ненавижу их! В особенности проституток. Бортмеханики, балерины, переводчики, рабочие бензоколонок - люди, которые являются машинами или обслуживают машины. Проститутки! Я их всех ненавижу!
Говоря это, Бенсон яростно тыкал в собеседника зажженной сигаретой.
4
- И что вы чувствовали? - спросил доктор Рамос.
- Я разозлилась, - ответила Джанет Росс. - Разозлилась. Просто из себя вышла. Представляете: эта сестра стоит и смотрит! И притворяется, будто ничего не понимает, что происходит, а сама все прекрасно понимает!
- Вы разозлились на… - доктор Рамос не закончил.
- На хирургов. На Бенсона. Они захотели - и сделали. Я же им с самого начала говорила - с самого первого дня, - что это дурацкая затея, очень опасная затея, но Эллис, и Моррис, и Макферсон - все они только и мечтали об этой операции. Они все такие самодовольные. Особенно Моррис. Когда я увидела его в реабилитационной… Как он снисходительно разговаривал с Бенсоном - а тот, бедняга, был бледный как полотно, весь перевязанный, в проводках - я просто рассвирепела.
- И почему?
- Да потому, что он лежал там такой бледный, потому что… А!
Она осеклась, подыскивая слова для ответа, но так и не придумала ничего путного.
- Насколько я понимаю, операция прошла успешно, - сказал доктор Рамос. - И многие люди, перенесшие тяжелую операцию, теряют цвет лица. Так что же вас так вывело из себя?
Росс молчала.
- Не знаю, - наконец пробормотала она.
Она услышала, как доктор Рамос пошевелился в кресле. Его она не видела: она лежала на кушетке, а доктор Рамос сидел у нее в изголовье. Наступила долгая пауза. Она уставилась в потолок и попыталась придумать, что бы сказать. Но мысли ее путались, и ничего здравого в голову не приходило. Доктор Рамос сказал:
- Вам представляется важным присутствие сестры.
- Разве?
- Вы же сами упомянули про нее.
- Я не заметила.
- Вы сказали, что сестра находилась в палате и прекрасно понимала, в чем дело… Так что именно происходило?
- Я рассвирепела.
- Но вы не знаете отчего.
- Знаю. Из-за Морриса. Он такой самодовольный.
- Самодовольный, - повторил доктор Рамос.
- Чрезмерно самоуверенный.
- Вы сказали, самодовольный.
- Слушайте, я ничего не имела в виду конкретно. Это просто слово… - она осеклась. Опять рассердилась. Она отчетливо слышала, как ее злость прорывается в голосе.
- Ну вот, вы и теперь рассердились, - сказал доктор Рамос.
- Очень.
- Почему?
После долгой паузы она ответила:
- Они меня не послушались.
- Кто вас не послушался?
- Никто. Ни Макферсон, ни Эллис, ни Моррис. Никто.
- Вы говорили доктору Эллису или доктору Макферсону, что вы на них сердиты?
- Нет.
- Но вы излили свой гнев на доктора Морриса?
- Да. - Он куда-то гнул, но она пока не понимала, куда именно. Обычно она могла сразу все понять заранее. Но на этот раз…
- Сколько лет доктору Моррису?
- Не знаю. Он моего возраста. Тридцать, тридцать один - что-то около этого.
- Вашего возраста.
Это ее сводило с ума - его манера повторять за ней слова и фразы.
- Да, да, черт побери, моего возраста.
- Он хирург, как и вы.
- Да…
- Вам легче излить свою злость на кого-то, кого вы считаете своим ровесником.
- Никогда об этом не думала.
- Ваш отец тоже был хирургом, но не был ровесником.
- Не надо только анализировать мои отношения с отцом!
- Вы все еще обозлены.
Она вздохнула.
- Давайте переменим тему.
- Хорошо, - ответил он тем добродушным тоном, который иногда ей нравился, а иногда выводил из себя.
5
Моррис терпеть не мог проводить предварительные собеседования. В группу собеседования в основном входили психологи, и эта работа отнимала массу времени и душевных сил. Согласно последним статистическим сводкам, только одному из сорока пяти новых пациентов ЦНПИ требовалось серьезное лечение в стационаре. И только у одного из восьмидесяти трех стационарных больных подтверждалось наличие мозговых травм, повлекших за собой расстройство поведения. А это означало, что все эти собеседования по большей части просто пустая трата времени.
В особенности так обстояло дело со случайными пациентами. Год назад Макферсон принял политическое решение: со всяким, кто каким-то образом узнал про существование ЦНПИ и сам пришел на прием, должна проводиться беседа. До сих пор, естественно, большинство людей обращались в Центр по направлению лечащего врача. Однако, по мнению Макферсона, репутация Центра напрямую зависела от успешного лечения больных, попавших к ним по личной инициативе.
Макферсон также считал, что все штатные сотрудники Центра должны время от время проводить собеседования. Моррис два дня в месяц работал в небольшой комнатке, разделенной пополам стеклом с зеркальной поверхностью. Сегодня был один из его дней, но ему страшно не хотелось тут сидеть. У него еще не прошло возбуждение после утренней операции, и ему было тошно терять время на это скучнейшее занятие.
Он бросил несчастный взгляд на вошедшего в кабинет пациента. Это был молодой длинноволосый парень лет двадцати пяти, в полотняных штанах и свитере.
Моррис встал.
- Я доктор Моррис.
- А я Крейг Бекерман. - Рукопожатие неуверенное и слабое.
- Пожалуйста, садитесь. - Моррис указал на стул перед своим столом. За спинной стула располагалась прозрачная стена-зеркало. - Что вас привело к нам?
- Я… мм… Мне просто любопытно. Я о вас читал, - сказал Бекерман. - В журнале. Вы тут делаете операции на мозге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Тем временем аппараты следили за активностью мозговых волн Бенсона. Установленные над головой пациента мониторы светились ярко-зеленым фоном, по которому бежали ярко-белые зигзаги его ЭЭГ. Рисунок соответствовал нормальным альфа-ритмам, замедленным действием седатива.
Бенсон открыл глаза и уставился на Морриса.
- Как вы себя чувствуете? - спросил тот.
- Спать хочется, - ответил Бенсон. - Скоро начнете?
- Уже закончили, - ответил Моррис.
Бенсон кивнул, ничуть не удивившись, и закрыл глаза.
Техник из лаборатории радиации вошел в палату и стал проверять наличие утечки из ядерного энергоблока с помощью счетчика Гейгера. Утечки не было. Моррис надел Бенсону на шею ошейник. Сестра, с любопытством дотронувшись до него, прочитала все надписи на жетоне и нахмурилась.
Подошел Эллис.
- Ну что, завтракать?
- Да, - сказал Моррис. - Неплохо бы позавтракать.
И они вышли из палаты.
3
Беда в том, что ему и впрямь не нравился звук собственного голоса. Его голос был грубым и хриплым, а дикция - нечеткой. Макферсон предпочел бы увидеть свои фразы мысленным взором - начертанными на воображаемой странице. Он нажал на кнопку записи диктофона.
- Римская три. Философский смысл.
Он замолчал и оглядел кабинет. На углу его большого письменного стола примостился крупный муляж головного мозга. Одна стена - сплошь в стеллажах, уставленных научными журналами. И включенный монитор. Он просматривал запись утренней операции. Звук был выключен, и на экране мерцали только молочно-белые образы. Эллис сверлил отверстия в черепе Бенсона. Макферсон понаблюдал и снова стал диктовать:
- Данная операция представляет собой первый опыт непосредственной связи между человеческим мозгом и компьютером. Связь эта постоянна. Теперь, разумеется, любой человек, взаимодействующий с компьютером посредством нажатия клавиш на терминале, можно сказать, связан с ним.
Слишком заумно, подумал он. Он прокрутил запись обратно и начал надиктовывать заново.
- Теперь человек, сидящий за клавиатурой компьютера и взаимодействующий с машиной посредством нажатия клавиш, связан с компьютером. Но эта связь не прямая. И связь эта не постоянная. Поэтому операция представляет собой нечто совсем иное. Как же к этому относиться?
Хороший вопрос, подумал он. Он воззрился на телевизионное изображение операции и продолжал:
- В данном случае можно счесть компьютер своего рода протезом. Точно так же, как человек с ампутированной рукой может получить механический эквивалент своей потерянной руке, так и человек с повреждением головного мозга может получить механическую помощь для преодоления пагубных результатов этого повреждения. На такие мысли наводит эта благоприятная операция. Можно сказать, что в данном случае компьютер стал высококачественным протезом. Однако подлинный смысл этого кроется куда глубже.
Он замолчал и взглянул на монитор. Кто-то в монтажной студии поменял последовательность записей, и теперь он уже видел не операцию, а предоперационное интервью Бенсона. Бенсон был возбужден: он курил и по ходу разговора махал сигаретой, точно ножом.
Заинтересовавшись, Макферсон включил звук.
- …знают, что делают! Машины же повсюду! Когда-то они обслуживали человека - теперь они забирают над нами власть. Медленно, постепенно забирают власть!
Дверь кабинета отворилась, и показалась голова Эллиса. Он бросил взгляд на экран и улыбнулся:
- Смотрите предварительные картинки?
- Работаю немного, - ответил Макферсон и кивнул на диктофон.
Эллис кивнул и исчез, закрыв за собой дверь.
- …знаю, что я предал род человеческий, - говорил Бенсон, - потому что я помогаю сделать машины более разумными. Но это моя работа - я программирую искусственный интеллект и…
Макферсон выключил звук. Потом вернулся к своему диктофону.
- Имея дело с компьютерной техникой, мы всегда различаем центральное оборудование и периферию. То есть главный компьютер считается основным даже в том случае, если, говоря человеческим языком, он расположен в некоем отдаленном месте - например, в подвале здания. Различное же оборудование - принтеры, пульты, дисплеи и тому подобное - является периферийным. Они могут быть расположены на рубеже компьютерной системы, на различных этажах здания.
Макферсон взглянул на телеэкран: Бенсон был не на шутку возбужден. Он включил звук и услышал:
- …все более и более разумными. Сначала паровые двигатели, потом автомобили и аэропланы, потом арифмометры. Теперь уже компьютеры, с сетями обратной связи…
Макферсон выключил звук.
- Если взять человеческий мозг, то аналогия тут такая: мозг и периферийные терминалы, как, например, рот, руки, ноги. Они выполняют команды мозга. В общем и целом, мы судим о работе мозга по результатам этих периферийных функций. Мы замечаем, что человек говорит, как он жестикулирует, как поступает, и на основании этих данных дедуктивным образом приходим к выводу о том, как функционирует его мозг. Это общеизвестно.
Он взглянул на Бенсона. А что бы сказал Бенсон? Согласился или стал бы возражать? А, какая разница!
- Теперь же в ходе этой операции мы создали человека не с одним мозгом, а с двумя. У него есть биологический мозг - поврежденный, и у него теперь есть новый - компьютерный мозг, который должен исправлять повреждения первого. Этот новый мозг предназначен для контроля над биологическим мозгом. Таким образом мы сталкиваемся с новой ситуацией. Поврежденный биологический мозг пациента является периферийным терминалом - единственным, точнее говоря, терминалом - нового компьютера. В одной области новый компьютерный мозг осуществляет полный контроль. И потому биологический мозг пациента, а в действительности все его тело, становится как бы терминалом для нового компьютера. Итак, мы создали человека, который представляет собой сложный компьютерный терминал. Этот пациент есть дисплей нового компьютера, и он столь же бессилен контролировать процесс вывода данных, как монитор бессилен контролировать информацию, поступающую на его экран.
Возможно, это слишком сильно сказано, подумал Макферсон и, нажав на кнопку, добавил:
- Гарриет, перепечатайте последний абзац, но я потом хочу его отредактировать, хорошо? «Римская четыре. Итоги и выводы».
Он снова замолчал и включил звук, чтобы послушать Бенсона. Бенсон говорил:
- …ненавижу их! В особенности проституток. Бортмеханики, балерины, переводчики, рабочие бензоколонок - люди, которые являются машинами или обслуживают машины. Проститутки! Я их всех ненавижу!
Говоря это, Бенсон яростно тыкал в собеседника зажженной сигаретой.
4
- И что вы чувствовали? - спросил доктор Рамос.
- Я разозлилась, - ответила Джанет Росс. - Разозлилась. Просто из себя вышла. Представляете: эта сестра стоит и смотрит! И притворяется, будто ничего не понимает, что происходит, а сама все прекрасно понимает!
- Вы разозлились на… - доктор Рамос не закончил.
- На хирургов. На Бенсона. Они захотели - и сделали. Я же им с самого начала говорила - с самого первого дня, - что это дурацкая затея, очень опасная затея, но Эллис, и Моррис, и Макферсон - все они только и мечтали об этой операции. Они все такие самодовольные. Особенно Моррис. Когда я увидела его в реабилитационной… Как он снисходительно разговаривал с Бенсоном - а тот, бедняга, был бледный как полотно, весь перевязанный, в проводках - я просто рассвирепела.
- И почему?
- Да потому, что он лежал там такой бледный, потому что… А!
Она осеклась, подыскивая слова для ответа, но так и не придумала ничего путного.
- Насколько я понимаю, операция прошла успешно, - сказал доктор Рамос. - И многие люди, перенесшие тяжелую операцию, теряют цвет лица. Так что же вас так вывело из себя?
Росс молчала.
- Не знаю, - наконец пробормотала она.
Она услышала, как доктор Рамос пошевелился в кресле. Его она не видела: она лежала на кушетке, а доктор Рамос сидел у нее в изголовье. Наступила долгая пауза. Она уставилась в потолок и попыталась придумать, что бы сказать. Но мысли ее путались, и ничего здравого в голову не приходило. Доктор Рамос сказал:
- Вам представляется важным присутствие сестры.
- Разве?
- Вы же сами упомянули про нее.
- Я не заметила.
- Вы сказали, что сестра находилась в палате и прекрасно понимала, в чем дело… Так что именно происходило?
- Я рассвирепела.
- Но вы не знаете отчего.
- Знаю. Из-за Морриса. Он такой самодовольный.
- Самодовольный, - повторил доктор Рамос.
- Чрезмерно самоуверенный.
- Вы сказали, самодовольный.
- Слушайте, я ничего не имела в виду конкретно. Это просто слово… - она осеклась. Опять рассердилась. Она отчетливо слышала, как ее злость прорывается в голосе.
- Ну вот, вы и теперь рассердились, - сказал доктор Рамос.
- Очень.
- Почему?
После долгой паузы она ответила:
- Они меня не послушались.
- Кто вас не послушался?
- Никто. Ни Макферсон, ни Эллис, ни Моррис. Никто.
- Вы говорили доктору Эллису или доктору Макферсону, что вы на них сердиты?
- Нет.
- Но вы излили свой гнев на доктора Морриса?
- Да. - Он куда-то гнул, но она пока не понимала, куда именно. Обычно она могла сразу все понять заранее. Но на этот раз…
- Сколько лет доктору Моррису?
- Не знаю. Он моего возраста. Тридцать, тридцать один - что-то около этого.
- Вашего возраста.
Это ее сводило с ума - его манера повторять за ней слова и фразы.
- Да, да, черт побери, моего возраста.
- Он хирург, как и вы.
- Да…
- Вам легче излить свою злость на кого-то, кого вы считаете своим ровесником.
- Никогда об этом не думала.
- Ваш отец тоже был хирургом, но не был ровесником.
- Не надо только анализировать мои отношения с отцом!
- Вы все еще обозлены.
Она вздохнула.
- Давайте переменим тему.
- Хорошо, - ответил он тем добродушным тоном, который иногда ей нравился, а иногда выводил из себя.
5
Моррис терпеть не мог проводить предварительные собеседования. В группу собеседования в основном входили психологи, и эта работа отнимала массу времени и душевных сил. Согласно последним статистическим сводкам, только одному из сорока пяти новых пациентов ЦНПИ требовалось серьезное лечение в стационаре. И только у одного из восьмидесяти трех стационарных больных подтверждалось наличие мозговых травм, повлекших за собой расстройство поведения. А это означало, что все эти собеседования по большей части просто пустая трата времени.
В особенности так обстояло дело со случайными пациентами. Год назад Макферсон принял политическое решение: со всяким, кто каким-то образом узнал про существование ЦНПИ и сам пришел на прием, должна проводиться беседа. До сих пор, естественно, большинство людей обращались в Центр по направлению лечащего врача. Однако, по мнению Макферсона, репутация Центра напрямую зависела от успешного лечения больных, попавших к ним по личной инициативе.
Макферсон также считал, что все штатные сотрудники Центра должны время от время проводить собеседования. Моррис два дня в месяц работал в небольшой комнатке, разделенной пополам стеклом с зеркальной поверхностью. Сегодня был один из его дней, но ему страшно не хотелось тут сидеть. У него еще не прошло возбуждение после утренней операции, и ему было тошно терять время на это скучнейшее занятие.
Он бросил несчастный взгляд на вошедшего в кабинет пациента. Это был молодой длинноволосый парень лет двадцати пяти, в полотняных штанах и свитере.
Моррис встал.
- Я доктор Моррис.
- А я Крейг Бекерман. - Рукопожатие неуверенное и слабое.
- Пожалуйста, садитесь. - Моррис указал на стул перед своим столом. За спинной стула располагалась прозрачная стена-зеркало. - Что вас привело к нам?
- Я… мм… Мне просто любопытно. Я о вас читал, - сказал Бекерман. - В журнале. Вы тут делаете операции на мозге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31