На биохимическом факультете есть такие. Работают больше любого практикующего врача. На износ. Но со мной такого не случится.
- Откуда вы знаете?
- Дело в том, что, как только я замечаю первые симптомы одержимости - желание работать сутки напролет, сидеть в лаборатории до полуночи и возвращаться сюда в пять утра, я говорю себе: это всего лишь игра. Игра, игра, игра. И помогает, я успокаиваюсь.
Тяжелый тесак отправил на тот свет третью крысу.
- Ну вот, - сказал Питер. - Полпути пройдено. - Он почесал свой дородный живот. - Но что это мы все обо мне да обо мне. Давайте поговорим о вас.
- Меня интересует Карен.
- Хмм… И, кажется, какой-то несчастный случай? Не припоминаю ничего такого.
- Прошлым летом ее направили на рентген головы. Зачем?
- Ах, это! - Питер любовно погладил очередную жертву и положил ее на колоду. - Карен есть Карен. Вернее, была.
- То есть?
- Однажды она явилась ко мне в кабинет и сказала: я слепну. Помню, девочка была очень встревожена, аж задыхалась от волнения. Она это умела. Чего вы хотите от шестнадцатилетней девчонки? Сказала, что стала хуже видеть и, как следствие, хуже играть в теннис. Потребовала, чтобы я ей помог. Я взял кровь на анализ. Эта процедура всегда производит на них впечатление. Проверил давление, прослушал. Короче, сделал вид, что провожу тщательный осмотр.
- И направили ее на рентген?
- Да. Это входило в курс лечения.
- Я вас не понимаю.
- Все ее беды были чисто психосоматического свойства, - объяснил мне Питер. - Как и у девяноста процентов моих пациенток. Ну, случается какая-нибудь мелкая неприятность вроде проигрыша в теннис, и - бах: «Я больна!» Приходит такая «больная» к врачу. Врач не находит ни единого отклонения. Но пациентке этого мало, и она бежит к другому специалисту, а от него - к третьему, и так далее, пока какой-нибудь умный эскулап не похлопает ее по руке и не скажет: да, вы действительно тяжело больны. - Он громко захохотал.
- Значит, все эти анализы и снимки были для отвода глаз?
- В основном - да, хотя и не совсем, - ответил Питер. - Я убежден, что лучше перестраховаться и осмотреть человека, жалующегося на ухудшение зрения. Исследовал глазное дно, оно оказалось в норме. Проверил поле зрения. Тоже норма. Но Карен сказала, что видит то лучше, то хуже. Тогда-то я и взял кровь на анализ. И направил Карен к эндокринологу, а потом - на анализ уровня гормонов. Все было в норме. Ну и снимки черепа сделали. Тоже никаких отклонений. Впрочем, вы их, наверное, уже видели.
- Да, - подтвердил я и закурил сигарету, наблюдая, как гибнет очередная крыса.
- Ну, так сопоставьте все эти данные. Девушка хоть и юная, но всяко бывает. Ухудшение зрения, головные боли, небольшое увеличение веса, сонливость. Вполне вероятно, что у нее была ослаблена функция гипофиза, и это подействовало на зрительный нерв.
- Вы говорите об опухоли на гипофизе?
- Такое не исключено. Я рассчитывал, что анализы покажут, ослаблен гипофиз или нет. Если у нее и впрямь было что-то серьезное, рентгенограмма черепа могла помочь поставить диагноз. Но все пробы дали отрицательный результат. Недуги Карен существовали только в ее воображении.
- Вы уверены?
- Да.
- В лаборатории могли напутать.
- Могли, но я это предвидел и намеревался направить ее на повторные анализы.
- Почему же не направили?
- Потому что Карен больше не приходила, - ответил Питер. - В том-то и суть. Такой уж она была человек. То бьется в истерике и говорит, что слепнет, то не приходит на прием, хотя медсестра записала ее на следующую неделю. Оказывается, Карен в тот день играла в теннис и предавалась всевозможным удовольствиям. Нет, все ее болячки были чистой выдумкой.
- Какой у нее был цикл?
- Когда Карен пришла ко мне, нарушений не было. Но если она погибла на пятом месяце, значит, забеременела как раз в те дни, когда я осматривал ее.
- И все-таки она не пришла на повторный осмотр?
- Нет. У нее же ветер был в голове.
Питер прикончил последнюю, шестую крысу. Лаборантки трудились не покладая рук. Собрав тушки зверьков, Питер сложил их в бумажный пакет и выбросил его в корзину для мусора.
- Ну вот, наконец-то, - пробормотал он и принялся энергично мыть руки.
- Что ж, спасибо, - сказал я.
- Не за что. - Он вытер руки бумажной салфеткой и вдруг застыл, будто истукан. - Полагаю, я должен сделать какое-то заявление, коль скоро она была моей племянницей и пациенткой?
Я не ответил.
- Если Джей Ди узнает о нашей беседе, то никогда в жизни не станет разговаривать со мной. Постарайтесь не забыть об этом, когда будете расспрашивать еще кого-нибудь.
- Хорошо, постараюсь, - пообещал я.
- Я не знаю, что у вас на уме, да и знать не хочу, - продолжал Питер. - Вы всегда казались мне человеком разумным и толковым, а стало быть, вами движет не праздное любопытство.
Я не понимал, куда он клонит, и не нашелся с ответом. Питер пришел мне на выручку:
- Мой брат утратил ясность рассудка и способность мыслить трезво. Сейчас у него приступ паранойи, и лучше не приставать к нему с расспросами. Насколько я понял, вы были на вскрытии?
- Совершенно верно.
- Какое они сделали заключение?
- На основании визуального осмотра трудно сказать наверняка, - ответил я. - Пока никакой ясности.
- А мазки?
- Я их еще не видел.
- Какое у вас сложилось впечатление?
Я заколебался, но все-таки решил, что темнить не стоит: откровенность за откровенность.
- По-моему, Карен не была беременна.
- Хмм… - Питер снова почесал живот, потом протянул мне руку. - Очень занятно, - сказал он.
8
У бордюра возле моего дома стояла здоровенная патрульная машина с включенной мигалкой. Коротко остриженный и все такой же крутой на вид капитан Питерсон, привалившись к крылу, наблюдал, как я подъезжаю и торможу на дорожке к гаражу.
Я вылез из машины и окинул взглядом соседние дома. Их обитатели сгрудились у окон, привлеченные мерцанием маячка.
- Надеюсь, вам не пришлось долго ждать, - сказал я Питерсону.
- Нет, - с ухмылочкой ответил он. - Я только что подъехал. Постучал в дверь, но ваша супруга сказала, что вы еще не вернулись, вот я и решил подождать снаружи.
По его невозмутимой самодовольной физиономии пробегали красные блики от маячка. Я прекрасно понимал, что капитан не выключил его специально, чтобы досадить мне.
- Вы по делу?
Питерсон поерзал и опять привалился к машине.
- Вообще-то да. На вас поступила жалоба, доктор Берри.
- Правда? От кого же?
- От доктора Рэнделла.
- Что еще за жалоба? - с невинным видом осведомился я.
- Похоже, вы приставали к членам его семьи. К сыну. Жене. Даже к однокурсницам его дочери.
- Приставал?
- Так он мне сообщил, - тщательно подбирая слова, ответил Питерсон.
- И что вы ему сказали?
- Сказал, что разберусь.
- И вот вы здесь.
Он кивнул и тускло улыбнулся.
Мигалка начинала действовать на нервы. В конце квартала посреди улицы остановились двое мальчишек и принялись молча пялиться на нас.
- Я что, нарушил закон? - спросил я.
- Это еще предстоит выяснить.
- Если я нарушил закон, доктор Рэнделл может обратиться в суд. Он может пойти туда, если убежден, что в состоянии представить доказательства ущерба, понесенного им в результате якобы совершенных мною действий. Ему это известно, вам тоже. - Я улыбнулся Питерсону еще более гаденько, чем он мне. - Как, впрочем, и вашему покорному слуге.
- Может быть, поедем в участок и обсудим это?
Я покачал головой:
- Мне недосуг.
- Я ведь могу задержать вас для допроса.
- Да, - ответил я. - Но это неразумно.
- А может, и вполне разумно.
- Сомневаюсь. Я - частное лицо и действую в рамках прав, предоставленных законом всем гражданам. Я никому не навязывался, никому не угрожал. Любой человек, который не хотел говорить со мной, мог этого не делать.
- Вы нарушили границы частных владений, вторглись в жилище Рэнделлов.
- Это произошло случайно. Я заблудился и решил спросить дорогу. Рядом был большой дом, настолько огромный, что я, разумеется, принял его за учреждение. Мне и в голову не пришло, что там живут люди.
- Учреждение, говорите?
- Да. К примеру, сиротский приют. Или дом престарелых. Вот я и подъехал, чтобы узнать, как мне попасть, куда нужно. Представьте себе мое изумление, когда я совершенно случайно…
- Случайно?
- А вы можете доказать обратное?
Питерсон добродушно хмыкнул. Получилось вполне достоверно.
- Хитрец. Большой хитрец.
- Едва ли, - ответил я. - Кстати, почему бы вам не погасить эту мигалку и не прекратить привлекать всеобщее внимание? Я ведь тоже могу подать жалобу и заявить, что полиция не дает мне проходу. Пошлю ее начальнику полицейского управления, в окружную прокуратуру и мэрию.
Он лениво протянул руку к приборному щитку и выключил маячок. Противное мигание прекратилось.
- Когда-нибудь, - сказал Питерсон, - все это выйдет вам боком.
- Воистину, - согласился я. - Мне или кому-нибудь другому.
Капитан почесал тыльную сторону ладони, как тогда, в участке.
- Иногда я теряюсь и не знаю, кто вы такой - честный человек или круглый дурак.
- Может, и то, и другое.
Питерсон задумчиво кивнул.
- Возможно. - Распахнув дверцу машины, он скользнул за руль, а я вошел в дом. Закрывая за собой дверь, я услышал, как патрульная машина тронулась с места.
9
Мне не очень хотелось тащиться на вечеринку с коктейлями, но Джудит настояла на своем. По пути в Кембридж она спросила:
- Чего он хотел?
- Кто?
- Этот полицейский.
- А… Попытался вывести меня из игры.
- С какой стати?
- Рэнделл пожаловался на домогательства.
- Обоснованно?
- Думаю, да.
Я в двух словах рассказал ей о своих сегодняшних встречах. Выслушав меня, Джудит проговорила:
- Запутанное дело.
- По-моему, я только скребу по поверхности.
- Думаешь, миссис Рэнделл сочинила про тот чек на три сотни?
- Возможно.
Вопрос Джудит ошеломил меня. Я вдруг понял, что не поспеваю за стремительным развитием событий. Я не обдумал то, что уже произошло, не рассортировал факты, не сложил их воедино. Я понимал, что в деле есть неясности и закавыки, причем немало, но пока не имел случая как следует поразмыслить о них.
- Как там Бетти?
- Неважно. В сегодняшней газете напечатали статью…
- Правда? Я не видел.
- Маленькая заметочка. Арест врача за незаконный аборт. Никаких подробностей, только имя. Бетти пару раз звонили какие-то психи.
- Что, плохо дело?
- Да ничего хорошего. Теперь трубку снимаю я.
- Молодчина.
- Бетти храбрится и пытается вести себя так, будто ничего не случилось. Не знаю, правильно ли она делает, только у нее ничего не получается. Обыденная жизнь разладилась бесповоротно.
- Ты пойдешь к ней завтра?
- Да.
Я остановил машину в тихом жилом квартале Кембриджа, недалеко от местной городской больницы. Это был красивый район, застроенный старыми деревянными особняками; вдоль булыжных тротуаров росли клены. Кембридж во всей красе. Когда я вылезал из машины, к нам подкатил Хэммонд на своем мотоцикле.
Нортон Фрэнсис Хэммонд III - надежда медицины. Правда, сам он этого не знает, и слава богу. Будь иначе, он превратился бы в совершенно несносную личность. Родился Хэммонд в Сан-Франциско, в семье, которую он называет «поставщиками первоклассного товара». Выглядит он как ходячая реклама калифорнийского образа жизни. Нортон высок ростом, белокур, загорел и очень хорош собой. К тому же он прекрасный врач и уже второй год учится в ординатуре в Мемориалке, где его ценят столь высоко, что не обращают внимания на такие мелочи, как длинные, до плеч, волосы и лихо закрученные пышные усищи.
Главное достоинство Хэммонда и немногочисленных молодых врачей, подобных ему, состоит в том, что они ведут борьбу с косностью, не восставая против старой профессиональной элиты. Хэммонд не стремится шокировать кого-либо своей шевелюрой, образом жизни или мотоциклом. Ему просто глубоко плевать, что подумают другие врачи. Благодаря такому отношению к жизни его никто не осуждает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
- Откуда вы знаете?
- Дело в том, что, как только я замечаю первые симптомы одержимости - желание работать сутки напролет, сидеть в лаборатории до полуночи и возвращаться сюда в пять утра, я говорю себе: это всего лишь игра. Игра, игра, игра. И помогает, я успокаиваюсь.
Тяжелый тесак отправил на тот свет третью крысу.
- Ну вот, - сказал Питер. - Полпути пройдено. - Он почесал свой дородный живот. - Но что это мы все обо мне да обо мне. Давайте поговорим о вас.
- Меня интересует Карен.
- Хмм… И, кажется, какой-то несчастный случай? Не припоминаю ничего такого.
- Прошлым летом ее направили на рентген головы. Зачем?
- Ах, это! - Питер любовно погладил очередную жертву и положил ее на колоду. - Карен есть Карен. Вернее, была.
- То есть?
- Однажды она явилась ко мне в кабинет и сказала: я слепну. Помню, девочка была очень встревожена, аж задыхалась от волнения. Она это умела. Чего вы хотите от шестнадцатилетней девчонки? Сказала, что стала хуже видеть и, как следствие, хуже играть в теннис. Потребовала, чтобы я ей помог. Я взял кровь на анализ. Эта процедура всегда производит на них впечатление. Проверил давление, прослушал. Короче, сделал вид, что провожу тщательный осмотр.
- И направили ее на рентген?
- Да. Это входило в курс лечения.
- Я вас не понимаю.
- Все ее беды были чисто психосоматического свойства, - объяснил мне Питер. - Как и у девяноста процентов моих пациенток. Ну, случается какая-нибудь мелкая неприятность вроде проигрыша в теннис, и - бах: «Я больна!» Приходит такая «больная» к врачу. Врач не находит ни единого отклонения. Но пациентке этого мало, и она бежит к другому специалисту, а от него - к третьему, и так далее, пока какой-нибудь умный эскулап не похлопает ее по руке и не скажет: да, вы действительно тяжело больны. - Он громко захохотал.
- Значит, все эти анализы и снимки были для отвода глаз?
- В основном - да, хотя и не совсем, - ответил Питер. - Я убежден, что лучше перестраховаться и осмотреть человека, жалующегося на ухудшение зрения. Исследовал глазное дно, оно оказалось в норме. Проверил поле зрения. Тоже норма. Но Карен сказала, что видит то лучше, то хуже. Тогда-то я и взял кровь на анализ. И направил Карен к эндокринологу, а потом - на анализ уровня гормонов. Все было в норме. Ну и снимки черепа сделали. Тоже никаких отклонений. Впрочем, вы их, наверное, уже видели.
- Да, - подтвердил я и закурил сигарету, наблюдая, как гибнет очередная крыса.
- Ну, так сопоставьте все эти данные. Девушка хоть и юная, но всяко бывает. Ухудшение зрения, головные боли, небольшое увеличение веса, сонливость. Вполне вероятно, что у нее была ослаблена функция гипофиза, и это подействовало на зрительный нерв.
- Вы говорите об опухоли на гипофизе?
- Такое не исключено. Я рассчитывал, что анализы покажут, ослаблен гипофиз или нет. Если у нее и впрямь было что-то серьезное, рентгенограмма черепа могла помочь поставить диагноз. Но все пробы дали отрицательный результат. Недуги Карен существовали только в ее воображении.
- Вы уверены?
- Да.
- В лаборатории могли напутать.
- Могли, но я это предвидел и намеревался направить ее на повторные анализы.
- Почему же не направили?
- Потому что Карен больше не приходила, - ответил Питер. - В том-то и суть. Такой уж она была человек. То бьется в истерике и говорит, что слепнет, то не приходит на прием, хотя медсестра записала ее на следующую неделю. Оказывается, Карен в тот день играла в теннис и предавалась всевозможным удовольствиям. Нет, все ее болячки были чистой выдумкой.
- Какой у нее был цикл?
- Когда Карен пришла ко мне, нарушений не было. Но если она погибла на пятом месяце, значит, забеременела как раз в те дни, когда я осматривал ее.
- И все-таки она не пришла на повторный осмотр?
- Нет. У нее же ветер был в голове.
Питер прикончил последнюю, шестую крысу. Лаборантки трудились не покладая рук. Собрав тушки зверьков, Питер сложил их в бумажный пакет и выбросил его в корзину для мусора.
- Ну вот, наконец-то, - пробормотал он и принялся энергично мыть руки.
- Что ж, спасибо, - сказал я.
- Не за что. - Он вытер руки бумажной салфеткой и вдруг застыл, будто истукан. - Полагаю, я должен сделать какое-то заявление, коль скоро она была моей племянницей и пациенткой?
Я не ответил.
- Если Джей Ди узнает о нашей беседе, то никогда в жизни не станет разговаривать со мной. Постарайтесь не забыть об этом, когда будете расспрашивать еще кого-нибудь.
- Хорошо, постараюсь, - пообещал я.
- Я не знаю, что у вас на уме, да и знать не хочу, - продолжал Питер. - Вы всегда казались мне человеком разумным и толковым, а стало быть, вами движет не праздное любопытство.
Я не понимал, куда он клонит, и не нашелся с ответом. Питер пришел мне на выручку:
- Мой брат утратил ясность рассудка и способность мыслить трезво. Сейчас у него приступ паранойи, и лучше не приставать к нему с расспросами. Насколько я понял, вы были на вскрытии?
- Совершенно верно.
- Какое они сделали заключение?
- На основании визуального осмотра трудно сказать наверняка, - ответил я. - Пока никакой ясности.
- А мазки?
- Я их еще не видел.
- Какое у вас сложилось впечатление?
Я заколебался, но все-таки решил, что темнить не стоит: откровенность за откровенность.
- По-моему, Карен не была беременна.
- Хмм… - Питер снова почесал живот, потом протянул мне руку. - Очень занятно, - сказал он.
8
У бордюра возле моего дома стояла здоровенная патрульная машина с включенной мигалкой. Коротко остриженный и все такой же крутой на вид капитан Питерсон, привалившись к крылу, наблюдал, как я подъезжаю и торможу на дорожке к гаражу.
Я вылез из машины и окинул взглядом соседние дома. Их обитатели сгрудились у окон, привлеченные мерцанием маячка.
- Надеюсь, вам не пришлось долго ждать, - сказал я Питерсону.
- Нет, - с ухмылочкой ответил он. - Я только что подъехал. Постучал в дверь, но ваша супруга сказала, что вы еще не вернулись, вот я и решил подождать снаружи.
По его невозмутимой самодовольной физиономии пробегали красные блики от маячка. Я прекрасно понимал, что капитан не выключил его специально, чтобы досадить мне.
- Вы по делу?
Питерсон поерзал и опять привалился к машине.
- Вообще-то да. На вас поступила жалоба, доктор Берри.
- Правда? От кого же?
- От доктора Рэнделла.
- Что еще за жалоба? - с невинным видом осведомился я.
- Похоже, вы приставали к членам его семьи. К сыну. Жене. Даже к однокурсницам его дочери.
- Приставал?
- Так он мне сообщил, - тщательно подбирая слова, ответил Питерсон.
- И что вы ему сказали?
- Сказал, что разберусь.
- И вот вы здесь.
Он кивнул и тускло улыбнулся.
Мигалка начинала действовать на нервы. В конце квартала посреди улицы остановились двое мальчишек и принялись молча пялиться на нас.
- Я что, нарушил закон? - спросил я.
- Это еще предстоит выяснить.
- Если я нарушил закон, доктор Рэнделл может обратиться в суд. Он может пойти туда, если убежден, что в состоянии представить доказательства ущерба, понесенного им в результате якобы совершенных мною действий. Ему это известно, вам тоже. - Я улыбнулся Питерсону еще более гаденько, чем он мне. - Как, впрочем, и вашему покорному слуге.
- Может быть, поедем в участок и обсудим это?
Я покачал головой:
- Мне недосуг.
- Я ведь могу задержать вас для допроса.
- Да, - ответил я. - Но это неразумно.
- А может, и вполне разумно.
- Сомневаюсь. Я - частное лицо и действую в рамках прав, предоставленных законом всем гражданам. Я никому не навязывался, никому не угрожал. Любой человек, который не хотел говорить со мной, мог этого не делать.
- Вы нарушили границы частных владений, вторглись в жилище Рэнделлов.
- Это произошло случайно. Я заблудился и решил спросить дорогу. Рядом был большой дом, настолько огромный, что я, разумеется, принял его за учреждение. Мне и в голову не пришло, что там живут люди.
- Учреждение, говорите?
- Да. К примеру, сиротский приют. Или дом престарелых. Вот я и подъехал, чтобы узнать, как мне попасть, куда нужно. Представьте себе мое изумление, когда я совершенно случайно…
- Случайно?
- А вы можете доказать обратное?
Питерсон добродушно хмыкнул. Получилось вполне достоверно.
- Хитрец. Большой хитрец.
- Едва ли, - ответил я. - Кстати, почему бы вам не погасить эту мигалку и не прекратить привлекать всеобщее внимание? Я ведь тоже могу подать жалобу и заявить, что полиция не дает мне проходу. Пошлю ее начальнику полицейского управления, в окружную прокуратуру и мэрию.
Он лениво протянул руку к приборному щитку и выключил маячок. Противное мигание прекратилось.
- Когда-нибудь, - сказал Питерсон, - все это выйдет вам боком.
- Воистину, - согласился я. - Мне или кому-нибудь другому.
Капитан почесал тыльную сторону ладони, как тогда, в участке.
- Иногда я теряюсь и не знаю, кто вы такой - честный человек или круглый дурак.
- Может, и то, и другое.
Питерсон задумчиво кивнул.
- Возможно. - Распахнув дверцу машины, он скользнул за руль, а я вошел в дом. Закрывая за собой дверь, я услышал, как патрульная машина тронулась с места.
9
Мне не очень хотелось тащиться на вечеринку с коктейлями, но Джудит настояла на своем. По пути в Кембридж она спросила:
- Чего он хотел?
- Кто?
- Этот полицейский.
- А… Попытался вывести меня из игры.
- С какой стати?
- Рэнделл пожаловался на домогательства.
- Обоснованно?
- Думаю, да.
Я в двух словах рассказал ей о своих сегодняшних встречах. Выслушав меня, Джудит проговорила:
- Запутанное дело.
- По-моему, я только скребу по поверхности.
- Думаешь, миссис Рэнделл сочинила про тот чек на три сотни?
- Возможно.
Вопрос Джудит ошеломил меня. Я вдруг понял, что не поспеваю за стремительным развитием событий. Я не обдумал то, что уже произошло, не рассортировал факты, не сложил их воедино. Я понимал, что в деле есть неясности и закавыки, причем немало, но пока не имел случая как следует поразмыслить о них.
- Как там Бетти?
- Неважно. В сегодняшней газете напечатали статью…
- Правда? Я не видел.
- Маленькая заметочка. Арест врача за незаконный аборт. Никаких подробностей, только имя. Бетти пару раз звонили какие-то психи.
- Что, плохо дело?
- Да ничего хорошего. Теперь трубку снимаю я.
- Молодчина.
- Бетти храбрится и пытается вести себя так, будто ничего не случилось. Не знаю, правильно ли она делает, только у нее ничего не получается. Обыденная жизнь разладилась бесповоротно.
- Ты пойдешь к ней завтра?
- Да.
Я остановил машину в тихом жилом квартале Кембриджа, недалеко от местной городской больницы. Это был красивый район, застроенный старыми деревянными особняками; вдоль булыжных тротуаров росли клены. Кембридж во всей красе. Когда я вылезал из машины, к нам подкатил Хэммонд на своем мотоцикле.
Нортон Фрэнсис Хэммонд III - надежда медицины. Правда, сам он этого не знает, и слава богу. Будь иначе, он превратился бы в совершенно несносную личность. Родился Хэммонд в Сан-Франциско, в семье, которую он называет «поставщиками первоклассного товара». Выглядит он как ходячая реклама калифорнийского образа жизни. Нортон высок ростом, белокур, загорел и очень хорош собой. К тому же он прекрасный врач и уже второй год учится в ординатуре в Мемориалке, где его ценят столь высоко, что не обращают внимания на такие мелочи, как длинные, до плеч, волосы и лихо закрученные пышные усищи.
Главное достоинство Хэммонда и немногочисленных молодых врачей, подобных ему, состоит в том, что они ведут борьбу с косностью, не восставая против старой профессиональной элиты. Хэммонд не стремится шокировать кого-либо своей шевелюрой, образом жизни или мотоциклом. Ему просто глубоко плевать, что подумают другие врачи. Благодаря такому отношению к жизни его никто не осуждает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42