В квартире был окровавленный кухонный нож. Наверное, девица напала на Джонса. Так или иначе, он выпал из окна, или его вытолкали. Приложился головой и помер. - Питерсон умолк и посмотрел на меня.
- Продолжайте.
- Это все, - сказал он.
Я кивнул, вышел из палаты, разыскал шприц и вернулся. Склонившись над Джонсом, я вонзил иглу в шею, в надежде попасть в яремную вену. Искать вены на руках сейчас не имело смысла.
- Что вы делаете?
- Беру кровь, - ответил я, извлекая иголку. В шприце было несколько миллиграммов синеватой крови.
- Зачем?
- Хочу выяснить, не отравили ли его, - брякнул я первое, что пришло в голову.
- Отравили? С какой стати вы так думаете?
- Это просто догадка, - ответил я, кладя шприц в карман и поворачиваясь к двери.
- Эй, минутку, - окликнул меня Питерсон.
Я остановился.
- Хочу задать вам пару вопросов.
- Неужели?
- Насколько мы понимаем, этот парень и Анджела Хардинг подрались. Потом Джонс выпал из окна, а девица попыталась покончить с собой.
- Вы уже это говорили.
- Но тут есть одна неувязка, - продолжал капитан. - Джонс - парень нехилый, фунтов под двести. Как вы думаете, могла ли изящная девушка выбросить его из окна?
- Возможно, он выпал без посторонней помощи.
- А возможно, посторонней помощью воспользовалась Анджела.
- Возможно, - согласился я.
Он взглянул на повязку, прикрывавшую мою рану.
- С вами сегодня что-то случилось?
- Да, упал на скользкой мостовой.
- Значит, у вас ссадина?
- Нет, я приложился лбом к одному из наших замечательных счетчиков времени на стоянке. У меня порез.
- Рваный?
- Нет, довольно ровный.
- Как у Романа Джонса?
- Не знаю.
- Вы когда-нибудь встречались с Джонсом?
- Да.
- Правда? Когда же?
- Часа три назад.
- Очень интересно, - проговорил Питерсон.
- Воспользуйтесь этими сведениями в меру вашего разумения, - ответил я. - Желаю успеха.
- Я мог бы задержать вас для допроса.
- Конечно. Только по какому обвинению?
Он пожал плечами:
- Да по любому. Хотя бы в соучастии.
- А я вчиню вам судебный иск. Вы и опомниться не успеете, как я стрясу с вас два миллиона долларов.
- За вызов на допрос?
- Совершенно верно. За то, что бросаете тень на доброе имя врача. Для людей моей профессии доброе имя жизненно важно, как вам известно. Даже малейшее подозрение может нанести значительный ущерб. И я без труда докажу в суде, что он нанесен.
- Арт Ли избрал другую линию поведения.
Я усмехнулся.
- Хотите побиться об заклад?
Я пошел к двери, и Питерсон бросил мне вслед:
- Сколько вы весите, доктор?
- Сто восемьдесят пять фунтов, - ответил я. - За восемь лет не прибавил ни грамма.
- За восемь лет?
- Да, - сказал я. - С тех пор, как служил в полиции.
***
Голову будто зажали в тиски. Боль билась, накатывала волнами, изнуряла. Бредя по коридору, я внезапно почувствовал острый приступ тошноты, зашел в туалет и расстался с только что проглоченными бутербродом и кофе. Я почувствовал слабость, тело покрылось холодным потом, но вскоре мне немного полегчало, и я отправился на поиски Хэммонда.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил он.
- Ты начинаешь надоедать, - ответил я.
- Видок тот еще, - заметил Хэммонд. - Как бы тебя не вырвало.
- Не вырвет, - пообещал я, доставая из кармана шприц с кровью Джонса и кладя его на тумбочку. Потом я взял новый шприц и спросил:
- Ты можешь достать мне мышь?
- Мышь?
- Да, мышь.
Хэммонд нахмурился.
- Вообще-то у Кохрана есть крысы. Возможно, лаборатория еще открыта.
- Мне нужны мыши.
- Я попытаюсь, - сказал он.
Мы спустились в подвал, пролезая под трубами, преодолели лабиринт подземных переходов и в конце концов добрались до «зверинца». Как и в большинстве крупных базовых университетских больниц, в Мемориалке есть научно-исследовательское отделение, где ставятся опыты на самых разнообразных животных. Мы слышали тявканье собак, шелест птичьих крыльев. Наконец мы подошли к двери с табличкой: «Мелкие объекты», и Хэммонд толкнул створку.
Вдоль стен, от пола до потолка, стояли клетки с крысами и мышами. Воздух был напоен терпким амбре, которое ни с чем не спутаешь. Этот запашок до боли знаком любому молодому врачу. Впрочем, он хоть и мерзок, но весьма полезен в клинической практике: сразу можно распознать больного, страдающего печеночной недостаточностью. В палате, где дышит такой больной, воняет как в помещении, полном мышей. Этот весьма специфический запах даже получил латинское название fetor hepaticus.
Хэммонд выбрал мышку и, как водится, схватил ее за хвост. Мышь задергалась, норовя вцепиться зубами в палец своего пленителя, но куда там. Хэммонд поместил зверька на стол и взял за загривок.
- Что теперь?
Я ввел мышке немного крови Романа Джонса, после чего Хэммонд бросил зверька в стеклянную банку. Мышь тотчас принялась носиться кругами, натыкаясь на стенки.
- Ну? - спросил Хэммонд.
- Ты не патологоанатом, - ответил я. - И поэтому едва ли когда-либо слыхал о «мышином тесте».
- Верно.
- Он очень старый. Прежде это был единственный способ определить наличие.
- Наличие чего?
- Морфия.
Спустя несколько минут бег мышки замедлился, мышцы напряглись, а хвостик задрался кверху.
- Результат положительный, - объявил я.
- На морфий?
- Да.
Сейчас, конечно, уже существуют гораздо более точные тесты, например налорфиновый. Но для покойника сойдет и «мышиный».
- Он был наркоманом? - спросил Хэммонд.
- Вот именно.
- А девушка?
- Скоро узнаем.
Когда мы вернулись, Анджела уже пришла в сознание. Ей влили полтора литра крови. Девушка была очень утомлена и смотрела на нас с неимоверной тоской во взгляде. Впрочем, я устал не меньше. Я просто изнемогал, испытывал страшную слабость и очень хотел спать.
- Давление - сто на шестьдесят пять, - сообщила медсестра.
- Хорошо, - сказал я и, пересилив себя, похлопал Анджелу по руке.
- Как вы себя чувствуете, Анджела?
- Хуже некуда, - бесцветным голосом ответила девушка.
- Вы поправитесь.
- У меня ничего не вышло, - будто машина, проговорила она.
- То есть?
По ее щеке покатилась слеза.
- Не вышло, и все. Я пыталась и не смогла.
- Теперь все хорошо.
- Да, - ответила Анджела. - Ничего не вышло.
- Мы хотели бы поговорить с вами.
Она отвернулась.
- Оставьте меня в покое.
- Это очень важно.
- Будьте вы прокляты, лекари поганые, - пробормотала Анджела. - Обязательно, что ли, приставать к человеку? Я хотела, чтобы меня оставили в покое. Вот зачем я это сделала. Чтобы от меня все отвалили.
- Вас нашли полицейские.
Девушка сдавленно хихикнула:
- Лекари и легавые.
- Анджела, нам нужна ваша помощь.
- Нет. - Она подняла руки и уставилась на свои забинтованные запястья. - Нет. Ни за что.
- Тогда извините, - я повернулся к Хэммонду. - Раздобудь мне налорфина.
Девушка не шелохнулась, но я был уверен, что она слышала меня.
- Сколько?
- Десять миллиграммов. Этого должно хватить.
Анджела вздрогнула, но ничего не сказала.
- Вы не возражаете, Анджела?
Девушка подняла глаза. Ее взгляд был полон ярости и.., надежды? Она прекрасно понимала, что означает это мое «вы не возражаете?».
- Что вы сказали? - спросила Анджела.
- Я хочу знать, можно ли ввести вам десять миллиграммов налорфина.
- Конечно, - ответила она. - Все, что хотите. Мне плевать.
Налорфин - противоядие при отравлении морфием. Во всяком случае, отчасти. В малых дозах он действует как морфий, но если ввести наркоману сразу много, у него начнется «ломка». Если Анджела наркоманка, налорфин подействует почти мгновенно. И, возможно, убьет ее. Это зависит от дозы.
Вошла медсестра. Не узнав меня, она захлопала глазами, но быстро опомнилась.
- Доктор, приехали мистер и миссис Хардинг. Им позвонили полицейские.
- Хорошо, я поговорю с ними.
Я вышел в коридор и увидел мужчину и женщину, нервно переминавшихся с ноги на ногу. Мужчина был высок ростом и одет очень небрежно. Видимо, спешил и даже натянул разные носки. Женщина была очень хороша собой и очень взволнованна. Взглянув на ее лицо, я испытал странное ощущение: оно показалось мне знакомым, хотя я точно знал, что прежде мы никогда не встречались. И все же ее черты явно кого-то мне напомнили.
- Я доктор Берри.
- Том Хардинг, - мужчина быстро пожал мне руку, как будто дернул за рычаг. - И миссис Хардинг.
- Здравствуйте.
Двое милых пятидесятилетних людей, никак не ожидавших, что окажутся в приемном покое больницы в четыре часа утра, да еще по милости собственной дочери, искромсавшей себе запястья.
Мистер Хардинг откашлялся и сказал:
- Э.., медсестра сообщила нам, что случилось. С Анджелой.
- Она поправится, - заверил я его.
- Можно взглянуть на нее?
- Не сейчас. Мы берем анализы.
- Но…
- Обыкновенные анализы, как и положено.
Том Хардинг кивнул:
- Я так и сказал жене: все будет хорошо. Анджела работает здесь медсестрой, и я сказал, что о ней будут заботиться.
- Да, - ответил я. - Мы делаем все, что можем.
- Ей действительно ничто не угрожает? - спросила миссис Хардинг.
- Да, она поправится.
Миссис Хардинг повернулась к Тому.
- Позвони Лиланду, скажи, чтобы не приезжал.
- Вероятно, он уже в пути.
- Все равно позвони.
- На конторке в приемном покое есть телефон, - сообщил я ему.
Том Хардинг пошел звонить, а я спросил его жену:
- Вы звоните своему домашнему врачу?
- Нет, - ответила она. - Моему брату. Он врач и очень любит Анджелу. С самого ее рождения он…
- Лиланд Уэстон, - догадался я, вглядевшись в ее черты.
- Да, - подтвердила она. - Вы с ним знакомы?
- Он мой старый друг.
Прежде чем она успела ответить, вернулся Хэммонд с налорфином и шприцем.
- Ты думаешь, мы и впрямь должны…
- Доктор Хэммонд, это миссис Хардинг, - поспешно сказал я. - Доктор Хэммонд, старший ординатор терапевтического отделения.
Миссис Хардинг коротко кивнула, в глазах ее мелькнула тревога, взгляд вдруг сделался настороженным.
- Ваша дочь поправится, - заверил ее Хэммонд.
- Рада это слышать, - проговорила женщина, но в голосе ее сквозил холодок.
Извинившись, мы вернулись в палату Анджелы.
***
- Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, - сказал мне Хэммонд, когда мы шагали по коридору.
- Понимаю, - я задержался возле фонтанчика и набрал стакан воды, осушил его и снова наполнил до краев. Голова буквально разламывалась, меня охватила страшная сонливость. Хотелось лечь и забыть обо всем на свете.
Но я не стал делиться своими мечтами с Хэммондом: я предвидел, как он поступит, узнав, что со мной.
- Хотелось бы верить, - проговорил он. - Учти, если что-то случится, отвечать придется мне как старшему ординатору.
- Знаю, не волнуйся.
- Это может убить ее. Дозы надо повышать постепенно. Сначала - два миллиграмма. Если не подействует, через двадцать минут введем пять, и так далее.
- Да, - ответил я. - Только в этом случае мы ее не убьем, - ответил я.
Хэммонд испуганно посмотрел на меня и спросил:
- Джон, ты в своем уме?
- Да уж не в чужом, - заверил я его.
Мы вошли в палату. Анджела свернулась клубочком и лежала на боку, глядя в стену. Забрав у Хэммонда ампулу налорфина, я положил ее на тумбочку, чтобы Анджела могла прочитать ярлычок, и обошел койку, оказавшись, таким образом, за спиной девушки. Протянув руку, я взял ампулу и шприц, а затем быстро набрал в шприц воды из стакана.
- Анджела, повернитесь, пожалуйста.
Она легла навзничь, обнажив предплечье. Хэммонд был настолько изумлен, что застыл, будто истукан. Я перетянул руку Анджелы жгутом и помассировал локтевой сгиб, после чего ввел содержимое шприца в вену. Девушка молча наблюдала за мной.
- Ну вот, - сказал я, отступив на шаг.
Анджела переводила взгляд с меня на Хэммонда и обратно.
- Скоро подействует, - пообещал я.
- Сколько вы мне ввели?
- Достаточно.
- Десять?
Она явно заволновалась, и я похлопал девушку по плечу:
- Не беспокойтесь.
- Двадцать?
- Нет, всего два миллиграмма.
- Два?
- Это не смертельно, - невозмутимо заверил я ее.
Анджела застонала и отвернулась.
- Вы разочарованы? - участливо спросил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42