- Где же она трудится сейчас? - А тут у нас неподалеку есть ветеринарно-санитарное отделение, там Алла и работает ветеринарным врачом. - Скажи, Зоя, а как Михаил Моисеевич относился к преподавателям, лаборантам и, в частности, к тебе? - Козаков как директор был человеком строгим и требовательным, хотя наказывать людей и любил и приказы издавал в случаях крайней необходимости. Михаил Моисеевич мог и без приказов и убедить, и заставить подчиненных, все его слушались беспрекословно. если даже я, его секретарь, требовала что-то от имени директора, то никаких отговорок или отказов не было, все его распоряжения исполнялись бесповоротно. - Был ли Михаил Моисеевич справедливым руководителем?- поинтересовался я. - В большинстве случаев он поступал справедливо. - Зоя, а что директору можно что-то делать и с позиции несправедливости? - Но ведь он старался не для себя, а для техникума. Философия, когда какого-то конкретного человека можно было привести в жертву на благо общества, была мне известна, но она давала возможность тому же Козакову распоряжаться фактически судьбой каждого подчиненного человека по своему усмотрению. В принципе, это открывает путь к вольному трактованию законов. Коммунисты за годы Советской власти доказали порочность такой философии, показали всю пагубность ее применения в обществе. Но здесь, в техникуме, судя по словам Зои, все еще продолжалась жизнь по законам авторитарным, если не диктаторским . - А как относился к вам Михаил Моисеевич?- прервал я свои размышления вопросом. Зоя как-то смутилась и, немного подумав, сказала: - Не очень, но хорошо. - Что вы имеете в виду, сказав "не очень"? - Козаков был ко мне требователен как и другим, если не больше. Он хоть и прощал ошибки в работе или неисполнительность, но при этом высказывал такое, что потом надолго отбивало охоту к повторению совершенного. - Зоя, он что, допускал какие-то грубости?- попытался уточнить я. - По отношению ко мне такого не случалось ни разу, но работая здесь мне приходилось быть свидетелем разговоров в которых директор допускал не только грубость, но и оскорбления. - Кто же мог вызвать такой гнев Михаила Моисеевича?- с иронией спросил я. - Я слышала, как Козаков отчитывал коменданта мужского общежития, происходило это и с воспитателями общежитий, да сейчас и не упомнишь. - Неужели он так часто демонстрировал такое грубое отношение к подчиненным? - Но и не так редко, как нам того хотелось, видно было, что Зоя волнуется и говорить правду о директоре может, лишь мобилизовав все свое мужество и волю. - Пытался кто-нибудь остановить зарвавшегося директора? - Никто в открытую не осмеливался перечить ему, каждый сносил оскорбления потому, что держался за работу. Он не терпел, когда его распоряжения не исполняются или выполняются слишком медленно. Михаил Моисеевич умел держать людей в повиновении - нужно отдать этому должное. - Но при таком поведении директора у него наверняка должны быть враги? - Может, и было, но кто заглянет в душу человеку, а внешне, на словах, никто несмел показать своего недовольства Козаковым. Сделай любой преподаватель или лаборант жест неприязни в адрес директора - и ему несдобровать, это уж точно. Михаил Моисеевич был человеком мстительным и злопамятным, все в коллективе это знали и старались с ним не связываться. Если он устраивал комуто разнос, то нельзя было не то что перечить, а даже оправдываться. По негласным правилам, сложившимся в коллективе, виновный имел право во всем раскаяться и обещать, что подобный поступок никогда больше не повторится. Совсем по-другому дело обстояло с тем, кто осмеливался перечить или оправдываться да еще , не дай Бог, в присутствии посторонних. Суровое наказание последует незамедлительно, но одним наказанием Козаков, как правило, не ограничивался. - Что же еще ожидало "ослушников"?- поинтересовался я. - Директор "склонял" этого преподавателя на всех собраниях и совещаниях с отрицательной стороны, и это продолжалось не один месяц. Если тот молча сносил издевательства директора или принародно каялся в своих грехах, Михаил Моисеевич оставлял его в покое, а спустя какое-то время приближал к себе, доверяя новую должность или поощряя другим способом. - Кто из преподавателей "сделал" таким образом себе карьеру? - Их несколько: заместитель директора по производственному обучению Евгений Митрофанович Боголепов, заместитель директора по воспитательной работе Гринев Семен Иванович. Это только за то время, что я работаю секретарем, а наверняка подобное случалось и до меня. В дверь негромко постучали, что прервало наш разговор. Появившийся в дверях мужчина, извинившись, попросил Зою выйти на одну минуточку. Секретарша встала и вопросительно взглянула на меня. Мне ничего не оставалось, как отпустить ее. * * * По поведению Аркадия она понимала и чувствовала, что он влюблен в нее и не в силах сдержать нахлынувших чувств. Ирина Владимировна не отстранилась от нежных поцелуев в шею, а наоборот, как бы случайно повернулась к нему лицом, подставив чувственные, алые, как спелая вишня, губы. На мгновение их взгляды встретились, и этого оказалось достаточно, чтобы понять внутренне состояние каждого из них. - Я люблю тебя, Ирина,- сказал он вполголоса, глядя в ее бездонные восторженные глаза. Ирина Владимировна уже готова была произнести те же заветные слова, ее прекрасные губы дрогнули, но Аркадий не дал ей сделать этого, поймав их в нежном поцелуе. От удовольствия она закрыла глаза и обвила руками молодого человека. Аркадий тоже обнял ее и крепко прижал к своей груди. Не обращая внимания на музыку они непроизвольно остановились, не в силах оторваться друг от друга. После каждого страстного поцелуя он говорил, что она ему нравится, что он любит ее и надеется на взаимность. - Я люблю тебя, Ирина,- уже в который раз повторял, Аркадий.- А ты? - задал он сокровенный и мучивший его вопрос. - С той первой нашей встречи я только и думаю о тебе,- призналась Ирина Владимировна. - Неужели это так! Неужели это правда! Я так счастлив это слышать от тебя!- воскликнул Аркадий и стал целовать ее в губы, щеки, глаза. Так и стояли они посреди комнаты целиком отдавшись светлому чувству возникшему между ними. Когда эйфория любовного признания прошла и Аркадий убедился, что девушка отвечает ему взаимностью, он предложил: - Такое событие бывает в жизни только один раз и не отметить его нельзя. Предлагаю выпить за нас с тобой по бокалу шампанского. Ты согласна? - Да,- чуть слышно сказала она, и ее алые губки вновь оказались в критической близости от него. Они манили, притягивали его, и Аркадий, не удержавшись вновь, припал к ним в долгом страстном поцелуе. Близость красивой молодой женщины, ее податливые губы, тонкий запах духов, исходивший от нее, опьянял его сильнее вина. С трудом сдерживая внутреннее возбуждение, он наконец оторвался от обворожительных губ Ирины Владимировны и предложил: -Пойдем к столу. - Пошли,- как то по домашнему спокойно ответила она. Взяв девушку за руку, Аркадий подвел ее к столу и усадил на стул. Сам же вернулся на свое место напротив и принялся откупоривать вторую бутылку шампанского. Ирина, взяв из коробки фигурную конфету, стала неторопливыми движениями освобождать ее от тонкой золотистой обертки. Капроновая пробка с легким хлопком ударила в потолок и, отскочив, упала на диван. Аркадий не спеша наполнил хрустальные фужеры почти до самых ободков. Поставив бутылку в центре стола, он посмотрел на свою возлюбленную и сказал: - Бери, Ирина, свой фужер. Она послушно подняла его на уровень глаз и, задержав на мгновение, лукаво спросила: - За что пить будем? - За нас с тобой, за то, что судьбе было угодно, чтобы мы встретились, и, я думаю, уже никогда не расстанемся. С мелодичным звоном их бокалы встретились, как бы заключив союз на будущее. Они пили прохладное игристое вино глядя друг другу в глаза. Их взгляды говорили, что каждый из них сделает все возможное и невозможное лишь бы быть вместе. В подтверждение радужных надежд каждый осушил свой фужер до дна. Поставив бокал Ирина принялась за конфету, а Аркадий с наслаждением закурил сигарету. Выпустив симпатичное колечко дыма, он обратился к сидевшей напротив девушке: - Ирина, тебе нравится, что этот вечер мы проводим с тобой вдвоем? - Да, нравится, а почему ты об этом спрашиваешь? - Просто хочу знать твое мнение. - Мне с тобой хорошо. Чувствуется, что ты умеешь принимать гостей. В это время закончилась кассета в магнитофоне, о чем возвестил сработавший автомат. Аркадий встал со стула и не выпуская сигареты изо рта, направился к музыкальному центру. После недолгих манипуляций он поменял кассету и вновь включил магнитофон. И опять комната наполнилась звуками медленного танца. Аркадий подошел к Ляховой и скорее попросил, чем предложил: - Ирина, пойдем потанцуем. - Пойдем, - охотно согласилась она и с готовностью встала из-за стола. Аркадий погасил сигарету о край пепельницы и, обняв девушку за талию, повел ее в медленном танго. Мелодии менялись одна за другой, а они все танцевали, тесно прижавшись друг к другу, потеряв счет поцелуям и времени. Молодое обаяние, выпитое вино, страстные поцелуи действовали на обоих опьяняюще, и их неудержимо несло навстречу друг другу. Желая перевести дух, Ирина Владимировна предложила молодому человеку немного отдохнуть. Аркадий согласился и, обняв девушку, увлек ее к стоящему в простенке широкому дивану. Они опустились на его краешек, и Аркадий обнял Ирину Владимировну со словами: - Какая ты прелесть. Я люблю тебя,- вновь поймал в поцелуе ее податливые, трепетные губы. Он неистово целовал ее лицо, глаза, шею - она не противилась его напору, а лишь закрыв глаза от наслаждения, откинула свою прелестную головку назад. Его рука как бы невзначай легла на ее высокую грудь, и он стал целовать ее в глубокий вырез платья. Ирина Владимировна в свою очередь положила нежную руку ему на голову и стала ласково поглаживать его непокорные вьющиеся волосы. Хоть и был вырез платья глубоким, но вскоре и он стал ограничивать все возрастающее желание Аркадия. Его рука оставила грудь Ирины Владимировны и скользнула к пояску платья, который плотно облегал тонкую талию девушки. Легким движением он развязал его, и это обстоятельство не ускользнуло от внимания Ирины Владимировны. Она поняла намерения Аркадия, и это поставило ее в затруднительное положение. От волнения ее веки дрогнули, но она пересилила себя и не открыла глаза, оставаясь все в той же позе с откинутой назад прелестной головкой. Он уже хотел попытаться снять с нее платье, но Ирина Владимировна остановила его словами: - Аркадий, что-то ярко светит люстра, она слепит мне глаза. - Одну минуточку, Ирина, я только потушу свет. Она не слушала его, словно зная наперед, как он поступит и что последует за этим. Только что сказанными словами Ирина Владимировна помогала ему осуществить желаемое, и он прекрасно понял ее. Аркадий встал с дивана, шагнул к выключателю. Послышался характерный щелчок, после которого наступила спасительная и крайне необходимая темнота. Он вернулся к ней сразу. Его поцелуи стали более страстными, а руки более требовательными. Ирина Владмировна почувствовала, как Аркадий, скользя по ее ногам, снимает с нее платье. Она чуть-чуть помогала ему и после минуты совместных усилий осталась в одних трусиках и бюстгальтере. Неистово целуя ее, он осторожно освободил ее груди и припал губами к бархатному соску. От избытка нахлынувших чувств она тихо вскрикнула, и это еще больше подстегнуло Аркадия. Не преставая целовать груди, он стал рукой ласкать внутреннюю поверхность бедер девушки постепенно поднимаясь вверх. Когда рука достигла заветного треугольника, Ирина Владимировна слегка раздвинула ноги, как бы поощряя его на нечто большее. Рука Аркадия не заставила себя долго ждать, осторожно проникла под резинку тонких трусиков и коснулась благоухающего цветка жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85