Он испугался, что навеки обречен
либо ездить, либо корпеть над очередной книгой. В конце концов, сказал он
себе, мне уже минуло шестьдесят пять (через несколько месяцев ему
исполнялось шестьдесят семь), а время уходит. Он боялся маразма, этого
бича стариков, страшного призрака со слюнявыми губами и равнодушным,
бессмысленным взглядом - боялся отчасти потому, что в последние годы у
него на глазах состарилось несколько коллег. Именно ему как главе кафедры
вменялось в обязанность урезать им учебные часы или возможно тактичнее
предлагать заняться независимыми исследованиями. Ему претила роль
администратора-палача, но спорить с ученым советом было бесполезно. Он
боялся, как бы через несколько лет самому не положить голову на эту
академическую плаху.
Привычной дорогой он приехал в университет и с портфелем в руке стал
подниматься по широким ступеням Теологического корпуса, мимо
потрескавшихся от времени ангелов, готовых взмыть в небо, глядя, как
здание оживает в золотистом свете утра. Он пересек вестибюль с мраморным
полом и поднялся на лифте к себе на четвертый этаж.
С ним поздоровалась его секретарша. Он был очень ею доволен: она
всегда приходила раньше его, чтобы привести в порядок его бумаги и увязать
расписание деловых встреч с расписанием занятий. Они обменялись
несколькими словами; он спросил о поездке в Канаду, куда она собиралась
через пару недель, и ушел за дверь с матовыми стеклами, на которой черными
буквами значилось "Джеймс Н.Вирга" и буковками помельче "профессор
теологии, заведующий кафедрой". В уютном кабинете, устланном темно-синим
ковром, он уселся за письменный стол и принялся разбирать свои заметки к
Книге Иова. В дверь постучали. Секретарь принесла расписание на сегодня.
Профессор пробежал глазами фамилии, чтобы получить представление о
том, что его ждет. Встреча за чашкой кофе с преподобным Томасом Гриффитом
из Первой бостонской методистской церкви; в одиннадцать заседание
финансового совета университета, на котором планировалось составить
примерный бюджет на следующий финансовый год; сразу после обеда -
специальный семинар с профессорами Лэндоном и О'Дэннисом на тему о
Распятии, подготовка к записи на телевидении; ближе к вечеру встреча с
Дональдом Нотоном, представителем младшего поколения профессуры и близким
личным другом. Вирга поблагодарил секретаршу и попросил оставить вечер
пятницы свободным от встреч и приглашений.
Час спустя он уже расхаживал по кафедре у доски, на которой его
крупным почерком прослеживалось вероятное происхождение Иова,
устанавливающее его тождество с Иовавом, вторым царем Едомским.
Студенты в аудитории-амфитеатре наблюдали за ним, то склоняясь к
тетрадям, то вновь поднимая головы, если Вирга подчеркивал свои слова
размашистыми жестами.
- Еще на заре своего осмысленного существования, - говорил он, -
человек вдруг стал задумываться над тем, почему, собственно, он должен
страдать. Почему? - Вирга воздел руки. - Почему я, Господи? Я не сделал
ничего дурного! Почему же страдать должен я, а не парень, который живет в
пещере на другой стороне расселины?
Послышались приглушенные вежливые смешки.
- Этот вопрос, - продолжал он, - совершенно, казалось бы, логичный,
люди задают себе и поныне. Мы не в силах понять такого Бога, который
предстает перед нами как добрый Отец и тем не менее не делает ничего - по
крайней мере, в нашем ограниченном понимании - чтобы избавить от страданий
невинные души. Возьмем Иова, или Иовава. Всю жизнь он придерживался
мнения, что он честный, порядочный человек, грешный, как все мы, но не
более того. И тем не менее в самом расцвете его поразила проказа,
осложненная тем, что сейчас мы называем слоновой болезнью. Его тело
страшно распухло, и при каждом движении кожа лопалась, а ткани рвались;
его верблюжьи стада угнали халдейские воры; семь тысяч его овец истребила
буря; десять его детей убил ураган. И все же Иов, зная себя, заявляет, что
невиновен. Он говорит: "Доколе не умру, не уступлю непорочности моей!"
Поразительна глубина его веры: даже испытание не отвратило Иова от
Господа.
Книга Иова, - продолжал он, - это прежде всего философское
размышление о неисповедимых путях Господа. Здесь же исследуются отношения
между Господом и Сатаной; Господь наблюдает за тем, как Сатана испытывает
силу веры Иова. В таком случае возникает вопрос: не является ли
человеческое страдание плодом вечного противоборства Бога и Дьявола? Быть
может, мы лишь пешки в потрясающей воображение игре, и плоть дана нам
исключительно для истязания?
Студенты на секунду оторвались от тетрадей и вновь стали записывать.
Вирга вскинул руку:
- Если это действительно так, то весь мир, вселенная, космос - все
это Иов. И мы либо терпим неизбежно приходящее страдание, взывая о помощи,
либо, подобно библейскому Иову, утверждаем _н_е_п_о_р_о_ч_н_о_с_т_ь_. Вот
философское ядро книги. Непорочность. Чистота. Мужество. Самопознание.
Он пообедал у себя в кабинете сэндвичем с ветчиной и выпил чашку
кофе, набрасывая план семинара по Распятию. Вернувшись с последней пары,
он уселся за недавно опубликованный труд "Христиане против львов",
пространное исследование на тему раннего христианства в Риме,
принадлежавшее перу его друга и коллеги, преподавателя Библейского
колледжа. В окно за его плечом светило послеполуденное солнце. Вирга
внимательно прочитывал страницу за страницей, браня себя за то, что стал
так небрежен с друзьями: он ничего не слышал о книге, а вот сегодня она
объявилась в утренней почте. Он решил завтра же позвонить автору.
В кабинет заглянула его секретарша:
- Доктор Вирга...
- Да?
- Пришел доктор Нотон.
Он оторвался от книги:
- А? Да. Пожалуйста, пригласите его сюда.
Нотону, высокому, худощавому, с пытливыми синими глазами, еще не было
сорока, но за три года, проведенные им в университете, его светлые волосы
заметно отступили от лба к темени. Человек тихий, Нотон редко бывал на
кафедральных обедах и чаепитиях, предпочитая в одиночестве работать у себя
в кабинете в конце коридора. Вирге он нравился своим консерватизмом,
который делал его спокойным, добросовестным преподавателем. Сейчас Нотон
занимался историей мессианских культов; необходимые исследования отнимали
огромное количество времени, и в последние несколько недель Вирга редко
виделся с ним.
- Привет, Дональд, - проговорил Вирга, жестом приглашая его сесть. -
Как дела?
- Прекрасно, сэр, - ответил Нотон, опускаясь на стул возле
письменного стола.
Вирга вновь раскурил трубку.
- Я собирался в скором времени пригласить вас с Джудит на обед, но,
похоже, в последнее время вы так заняты, что даже жена не может уследить
за вашими передвижениями.
Нотон улыбнулся.
- Боюсь, я увяз в работе. Я столько времени провел в библиотеках, что
начал казаться себе книжным червем.
- Мне знакомо это чувство, - Вирга взглянул через стол Нотону в
глаза. - Но я знаю, что игра стоит свеч. Когда я смогу увидеть черновой
вариант?
- Надеюсь, что скоро. Кроме того, я надеюсь, что, прочитав его, вы не
утратите ощущения, что работа теоретически оправданна.
- Как это?
- Видите ли, - сказал Нотон, едва заметно подаваясь вперед, - я
собрал обширный материал по поздним культам, с конца восемнадцатого века
до наших дней. Почти все эти культы имеют в своей основе поклонение не
деяниям очередного мессии, а его личности, способности обращать иноверцев,
привлекать их в свою паству; не провиденью, данному от Бога, а таланту
подняться над толпой. Поэтому самые поздние культы возникали вокруг
чрезвычайно волевых фанатиков, мастерски умеющих внушить свои убеждения
другим.
Вирга хмыкнул.
- Значит, вы угодили в этакое змеиное гнездо от религии?
- Именно что змеиное, - согласился Нотон. - Что бы ни двигало
"мессиями", неизменно прослеживаются два общих мотива: деньги и
сексуальное господство. В начале девятнадцатого столетия в Великобритании
преподобный Генри Принс объявил себя пророком Ильей и возглавил
религиозное движение, рассматривавшее всех своих последовательниц как
огромный гарем. Алистер Кроули выстроил замок на берегу озера Лох-Несс,
провозгласил себя "Великим Зверем" и сделал сотни женщин своими
наложницами. Френсис Пенковик, Кришна Вента, основал в долине Сан-Фернандо
Мировой источник и погиб впоследствии от рук взбунтовавшегося ученика.
Пауль Бауманн, Великий Магистр Метерниты, культа, распространенного
главным образом в Швейцарии, ратовал за очищение обращенных женщин
посредством полового контакта. Чарльз Мэнсон удерживал в повиновении свою
Семью угрозами сексуального насилия и убийства. Невероятно, но этот
перечень все пополняется.
От трубки Вирги поднимался голубой дымок. Нотон продолжал:
- Возможно, вам интересно будет узнать, что Кроули однажды посреди
званого обеда снял брюки, испражнился и приказал гостям сохранить его
экскременты, ибо, по его словам, они имели божественное происхождение.
- Человечеством управляют безумцы, - задумчиво промолвил Вирга. - Что
ж, Дональд, такая книга необходима. Боюсь только, люди сами рвутся пойти
за теми, кто трубит о своей божественности, но на деле божественны не
более, чем... дары господина Кроули.
Нотон кивнул. Умные серые глаза Вирги спокойно и зорко глядели на
него сквозь тонкую пелену дыма. Молодой человек в который уже раз
поразился тому, как мало по Вирге было заметно приближение старости.
Глубокие морщины у глаз, венчик седых волос вместо былой шевелюры - но ни
в выражении лица, ни в манере держаться не было и намека на непорядки с
головой или здоровьем, беду многих ровесников Вирги. Всегда сдержанный,
ясно мыслящий... Нотон очень уважал профессора Виргу. Вирга едва заметно
улыбнулся и уперся ладонями в крышку стола.
- Вы хотели встретиться со мной по какому-то конкретному поводу?
Что-нибудь срочное?
Нотон ответил:
- Да. Наш общий друг, доктор Диган из Центра Святой Католической
Церкви, последние несколько недель помогал мне обрабатывать данные.
- Да что вы? Как у него дела?
- Прекрасно; просил вас позвонить. Но я вот о чем: пару дней назад он
переслал мне отчет семьи миссионеров из Ирана. У них сложилось
впечатление, что кувейтские нефтяные магнаты финансируют нового мессию.
Они не смогли разузнать подробности, но доктор Диган утверждает, что в
столицу Кувейта хлынули огромные толпы паломников.
- Я ничего об этом не слышал, - сказал Вирга, - но, полагаю, лишь
потому, что я практически не отрываюсь от книг.
- Пока что миссионерам кажется, что это нелегальное движение, -
продолжал Нотон, - крайне мало или вовсе не афиширующее себя. Они сами
узнали о нем только тогда, когда крестьяне из их деревни отправились в
Кувейт. Бросили все свое имущество и ушли. Вот так.
- Не мне вам говорить, - заметил Вирга, - что история знает множество
подобных случаев. Некая влиятельная фигура получает финансовую поддержку и
заражает несчастных невежд своим религиозным пылом. Это не ново. Что же
проповедует ваш новоявленный мессия?
- Неизвестно, - ответил Нотон. - Миссионеры не сумели узнать даже
того, как его зовут или какой он национальности. Однако очевидно, что в
движение каким-то образом вовлечены дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
либо ездить, либо корпеть над очередной книгой. В конце концов, сказал он
себе, мне уже минуло шестьдесят пять (через несколько месяцев ему
исполнялось шестьдесят семь), а время уходит. Он боялся маразма, этого
бича стариков, страшного призрака со слюнявыми губами и равнодушным,
бессмысленным взглядом - боялся отчасти потому, что в последние годы у
него на глазах состарилось несколько коллег. Именно ему как главе кафедры
вменялось в обязанность урезать им учебные часы или возможно тактичнее
предлагать заняться независимыми исследованиями. Ему претила роль
администратора-палача, но спорить с ученым советом было бесполезно. Он
боялся, как бы через несколько лет самому не положить голову на эту
академическую плаху.
Привычной дорогой он приехал в университет и с портфелем в руке стал
подниматься по широким ступеням Теологического корпуса, мимо
потрескавшихся от времени ангелов, готовых взмыть в небо, глядя, как
здание оживает в золотистом свете утра. Он пересек вестибюль с мраморным
полом и поднялся на лифте к себе на четвертый этаж.
С ним поздоровалась его секретарша. Он был очень ею доволен: она
всегда приходила раньше его, чтобы привести в порядок его бумаги и увязать
расписание деловых встреч с расписанием занятий. Они обменялись
несколькими словами; он спросил о поездке в Канаду, куда она собиралась
через пару недель, и ушел за дверь с матовыми стеклами, на которой черными
буквами значилось "Джеймс Н.Вирга" и буковками помельче "профессор
теологии, заведующий кафедрой". В уютном кабинете, устланном темно-синим
ковром, он уселся за письменный стол и принялся разбирать свои заметки к
Книге Иова. В дверь постучали. Секретарь принесла расписание на сегодня.
Профессор пробежал глазами фамилии, чтобы получить представление о
том, что его ждет. Встреча за чашкой кофе с преподобным Томасом Гриффитом
из Первой бостонской методистской церкви; в одиннадцать заседание
финансового совета университета, на котором планировалось составить
примерный бюджет на следующий финансовый год; сразу после обеда -
специальный семинар с профессорами Лэндоном и О'Дэннисом на тему о
Распятии, подготовка к записи на телевидении; ближе к вечеру встреча с
Дональдом Нотоном, представителем младшего поколения профессуры и близким
личным другом. Вирга поблагодарил секретаршу и попросил оставить вечер
пятницы свободным от встреч и приглашений.
Час спустя он уже расхаживал по кафедре у доски, на которой его
крупным почерком прослеживалось вероятное происхождение Иова,
устанавливающее его тождество с Иовавом, вторым царем Едомским.
Студенты в аудитории-амфитеатре наблюдали за ним, то склоняясь к
тетрадям, то вновь поднимая головы, если Вирга подчеркивал свои слова
размашистыми жестами.
- Еще на заре своего осмысленного существования, - говорил он, -
человек вдруг стал задумываться над тем, почему, собственно, он должен
страдать. Почему? - Вирга воздел руки. - Почему я, Господи? Я не сделал
ничего дурного! Почему же страдать должен я, а не парень, который живет в
пещере на другой стороне расселины?
Послышались приглушенные вежливые смешки.
- Этот вопрос, - продолжал он, - совершенно, казалось бы, логичный,
люди задают себе и поныне. Мы не в силах понять такого Бога, который
предстает перед нами как добрый Отец и тем не менее не делает ничего - по
крайней мере, в нашем ограниченном понимании - чтобы избавить от страданий
невинные души. Возьмем Иова, или Иовава. Всю жизнь он придерживался
мнения, что он честный, порядочный человек, грешный, как все мы, но не
более того. И тем не менее в самом расцвете его поразила проказа,
осложненная тем, что сейчас мы называем слоновой болезнью. Его тело
страшно распухло, и при каждом движении кожа лопалась, а ткани рвались;
его верблюжьи стада угнали халдейские воры; семь тысяч его овец истребила
буря; десять его детей убил ураган. И все же Иов, зная себя, заявляет, что
невиновен. Он говорит: "Доколе не умру, не уступлю непорочности моей!"
Поразительна глубина его веры: даже испытание не отвратило Иова от
Господа.
Книга Иова, - продолжал он, - это прежде всего философское
размышление о неисповедимых путях Господа. Здесь же исследуются отношения
между Господом и Сатаной; Господь наблюдает за тем, как Сатана испытывает
силу веры Иова. В таком случае возникает вопрос: не является ли
человеческое страдание плодом вечного противоборства Бога и Дьявола? Быть
может, мы лишь пешки в потрясающей воображение игре, и плоть дана нам
исключительно для истязания?
Студенты на секунду оторвались от тетрадей и вновь стали записывать.
Вирга вскинул руку:
- Если это действительно так, то весь мир, вселенная, космос - все
это Иов. И мы либо терпим неизбежно приходящее страдание, взывая о помощи,
либо, подобно библейскому Иову, утверждаем _н_е_п_о_р_о_ч_н_о_с_т_ь_. Вот
философское ядро книги. Непорочность. Чистота. Мужество. Самопознание.
Он пообедал у себя в кабинете сэндвичем с ветчиной и выпил чашку
кофе, набрасывая план семинара по Распятию. Вернувшись с последней пары,
он уселся за недавно опубликованный труд "Христиане против львов",
пространное исследование на тему раннего христианства в Риме,
принадлежавшее перу его друга и коллеги, преподавателя Библейского
колледжа. В окно за его плечом светило послеполуденное солнце. Вирга
внимательно прочитывал страницу за страницей, браня себя за то, что стал
так небрежен с друзьями: он ничего не слышал о книге, а вот сегодня она
объявилась в утренней почте. Он решил завтра же позвонить автору.
В кабинет заглянула его секретарша:
- Доктор Вирга...
- Да?
- Пришел доктор Нотон.
Он оторвался от книги:
- А? Да. Пожалуйста, пригласите его сюда.
Нотону, высокому, худощавому, с пытливыми синими глазами, еще не было
сорока, но за три года, проведенные им в университете, его светлые волосы
заметно отступили от лба к темени. Человек тихий, Нотон редко бывал на
кафедральных обедах и чаепитиях, предпочитая в одиночестве работать у себя
в кабинете в конце коридора. Вирге он нравился своим консерватизмом,
который делал его спокойным, добросовестным преподавателем. Сейчас Нотон
занимался историей мессианских культов; необходимые исследования отнимали
огромное количество времени, и в последние несколько недель Вирга редко
виделся с ним.
- Привет, Дональд, - проговорил Вирга, жестом приглашая его сесть. -
Как дела?
- Прекрасно, сэр, - ответил Нотон, опускаясь на стул возле
письменного стола.
Вирга вновь раскурил трубку.
- Я собирался в скором времени пригласить вас с Джудит на обед, но,
похоже, в последнее время вы так заняты, что даже жена не может уследить
за вашими передвижениями.
Нотон улыбнулся.
- Боюсь, я увяз в работе. Я столько времени провел в библиотеках, что
начал казаться себе книжным червем.
- Мне знакомо это чувство, - Вирга взглянул через стол Нотону в
глаза. - Но я знаю, что игра стоит свеч. Когда я смогу увидеть черновой
вариант?
- Надеюсь, что скоро. Кроме того, я надеюсь, что, прочитав его, вы не
утратите ощущения, что работа теоретически оправданна.
- Как это?
- Видите ли, - сказал Нотон, едва заметно подаваясь вперед, - я
собрал обширный материал по поздним культам, с конца восемнадцатого века
до наших дней. Почти все эти культы имеют в своей основе поклонение не
деяниям очередного мессии, а его личности, способности обращать иноверцев,
привлекать их в свою паству; не провиденью, данному от Бога, а таланту
подняться над толпой. Поэтому самые поздние культы возникали вокруг
чрезвычайно волевых фанатиков, мастерски умеющих внушить свои убеждения
другим.
Вирга хмыкнул.
- Значит, вы угодили в этакое змеиное гнездо от религии?
- Именно что змеиное, - согласился Нотон. - Что бы ни двигало
"мессиями", неизменно прослеживаются два общих мотива: деньги и
сексуальное господство. В начале девятнадцатого столетия в Великобритании
преподобный Генри Принс объявил себя пророком Ильей и возглавил
религиозное движение, рассматривавшее всех своих последовательниц как
огромный гарем. Алистер Кроули выстроил замок на берегу озера Лох-Несс,
провозгласил себя "Великим Зверем" и сделал сотни женщин своими
наложницами. Френсис Пенковик, Кришна Вента, основал в долине Сан-Фернандо
Мировой источник и погиб впоследствии от рук взбунтовавшегося ученика.
Пауль Бауманн, Великий Магистр Метерниты, культа, распространенного
главным образом в Швейцарии, ратовал за очищение обращенных женщин
посредством полового контакта. Чарльз Мэнсон удерживал в повиновении свою
Семью угрозами сексуального насилия и убийства. Невероятно, но этот
перечень все пополняется.
От трубки Вирги поднимался голубой дымок. Нотон продолжал:
- Возможно, вам интересно будет узнать, что Кроули однажды посреди
званого обеда снял брюки, испражнился и приказал гостям сохранить его
экскременты, ибо, по его словам, они имели божественное происхождение.
- Человечеством управляют безумцы, - задумчиво промолвил Вирга. - Что
ж, Дональд, такая книга необходима. Боюсь только, люди сами рвутся пойти
за теми, кто трубит о своей божественности, но на деле божественны не
более, чем... дары господина Кроули.
Нотон кивнул. Умные серые глаза Вирги спокойно и зорко глядели на
него сквозь тонкую пелену дыма. Молодой человек в который уже раз
поразился тому, как мало по Вирге было заметно приближение старости.
Глубокие морщины у глаз, венчик седых волос вместо былой шевелюры - но ни
в выражении лица, ни в манере держаться не было и намека на непорядки с
головой или здоровьем, беду многих ровесников Вирги. Всегда сдержанный,
ясно мыслящий... Нотон очень уважал профессора Виргу. Вирга едва заметно
улыбнулся и уперся ладонями в крышку стола.
- Вы хотели встретиться со мной по какому-то конкретному поводу?
Что-нибудь срочное?
Нотон ответил:
- Да. Наш общий друг, доктор Диган из Центра Святой Католической
Церкви, последние несколько недель помогал мне обрабатывать данные.
- Да что вы? Как у него дела?
- Прекрасно; просил вас позвонить. Но я вот о чем: пару дней назад он
переслал мне отчет семьи миссионеров из Ирана. У них сложилось
впечатление, что кувейтские нефтяные магнаты финансируют нового мессию.
Они не смогли разузнать подробности, но доктор Диган утверждает, что в
столицу Кувейта хлынули огромные толпы паломников.
- Я ничего об этом не слышал, - сказал Вирга, - но, полагаю, лишь
потому, что я практически не отрываюсь от книг.
- Пока что миссионерам кажется, что это нелегальное движение, -
продолжал Нотон, - крайне мало или вовсе не афиширующее себя. Они сами
узнали о нем только тогда, когда крестьяне из их деревни отправились в
Кувейт. Бросили все свое имущество и ушли. Вот так.
- Не мне вам говорить, - заметил Вирга, - что история знает множество
подобных случаев. Некая влиятельная фигура получает финансовую поддержку и
заражает несчастных невежд своим религиозным пылом. Это не ново. Что же
проповедует ваш новоявленный мессия?
- Неизвестно, - ответил Нотон. - Миссионеры не сумели узнать даже
того, как его зовут или какой он национальности. Однако очевидно, что в
движение каким-то образом вовлечены дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43