В конце концов Каспар обернулся и крикнул: "Катитесь к
черту, сволочи!" - и услышал в ответ пронзительный смех, донесшийся из
безмолвия дыма.
Они продолжали свой путь. Их преследовали визгливый смех, бормотание,
крики, звучавшие со всех сторон. Угрюмые смуглые лица поворачивались им
вслед; угрюмые темные лица с воспаленными глазами и оскаленными желтыми
зубами, острыми, как у собак, дерущихся из-за объедков.
Наконец они оказались на дальней окраине лагеря, куда были изгнаны
больные и увечные. Солнце немилосердно жгло этих несчастных, харкавших на
песок кровью и густой мокротой. Одни лежали на походных койках, другие
распростерлись на земле, словно отстаивая право умереть на каком-то
конкретном месте. Осторожно пробираясь среди палаток и тел, мужчины то и
дело оглядывались, желая убедиться, что за ними не идут.
Каспар спросил:
- Что это за место? Что здесь происходит?
- Не знаю, - ответил Нотон. - Что-то тут не так. Все это безумие.
- Безумие? - переспросил кто-то. - Безумие? Кто здесь?
Нотон оглянулся. На песке под жестяной стеной сидел худой старик,
иссохший как скелет. Седые волосы, чистые, белые как снег, контрастировали
с почти черной кожей. Старик сидел по-турецки, уронив на колени хрупкие
руки, уставясь прямо на полуденное солнце. Глаза у него были невероятно
черные, пустые. Нотон понял, что здешнее яростное солнце выжгло их.
- Безумие? - повторил старик, наклоняя голову в ту сторону, откуда
донесся голос. - Здесь есть кто-нибудь?
Щурясь от солнца, отраженного в металлической стене, Нотон нагнулся и
осторожно коснулся жесткой щеки старика. Тот вздрогнул и отпрянул, но
Нотон сказал:
- Я вас не обижу.
- Куда свалили эти гады? - спросил Каспар.
- Кто здесь? - спросил старик, неуверенно нашаривая руку Нотона.
После долгих поисков его жесткие пальцы коснулись пальцев молодого
американца. - Неженка, - проговорил он, ощупывая руку Нотона. - Не работал
под открытым небом. Я слепой.
- Да, - согласился Нотон, глядя в бездонные глазницы. - Вы ослепили
себя.
- Снялись, понимаешь, с места, а меня бросили тут, - пробурчал
Каспар, и его дорогие "Никоны" снова стукнулись друг о друга. Звук был
сухой и громкий, как выстрел. - Убью гадов.
- За нами шли, - сказал Нотон старику.
- Да. Я слышу, как бьется твое сердце. От тебя пахнет страхом.
- Я американец, - продолжал Нотон. - Я хочу знать, что здесь
происходит. Эти люди безумны?
Старик улыбнулся, показав пожелтевшие зубы, сломанные и стертые до
пеньков, и затряс головой, словно с ним шутили.
- Безумны? Безумны? Нет. Безумия больше нет. Теперь есть только то,
что есть. - Он подставил лицо жаркому солнцу, и его золотой огонь проник в
незрячие глаза старика. - Я еще вижу солнце: значит, я еще не совсем
ослеп. Но пока я могу видеть, надежды для меня нет.
- Что? - спросил Нотон. - Что?
Каспар сказал:
- Пошли отсюда, старина. В пустыню и на шоссе.
- Я пришел сюда с дочерью и ее мужем, - говорил старик. - Новая
жизнь, сказали они. Здесь мы обретем новую жизнь. И бросили меня. Я не
знаю, где они. Она была мне хорошей дочерью, пока не пришла сюда; здесь я
перестал узнавать ее. Я должен их выжечь. Я должен их выжечь.
- А? - спросил озадаченный Каспар. - Что болтает этот старый хрыч?
Нотон наклонился к старику.
- Ради кого собрались эти люди? Кто даст твоей дочери новую жизнь?
Старик кивнул:
- Да. Вот и она так сказала - "_н_о_в_у_ю _ж_и_з_н_ь_".
- Кто даст ей новую жизнь?
Старик ощупал лицо Нотона, провел пальцами по его носу, губам, по
щекам.
- Помогите мне найти их. Может быть, мы еще уйдем отсюда, все вместе.
Помогите.
- Пошли, Нотон. Старик не в себе.
- Нет! - резко бросил через плечо Нотон и снова повернулся к старику.
- Я помогу тебе. Но кто... как зовут человека, ради которого вы пришли
сюда?
Старик снова улыбнулся.
- Ваал, - сказал он. - Ваал.
Что-то с грохотом отлетело от жестяной стены к ногам Нотона. Камень.
Он выпрямился и увидел, что Каспар пригнулся, прикрывая рукой
объективы своих фотоаппаратов. А позади Каспара стояли полукругом худые
оборванные мужчины и женщины. Нотон слышал их хриплое горячее дыхание. В
руках у оборванцев были острые камни. Тощий бедуин в пестром тряпье
размахнулся и швырнул свой снаряд. Нотон увернулся; камень просвистел мимо
его головы и с лязгом отскочил от железа.
- Господи Иисусе! - заорал Каспар. - Вы что, совсем рехнулись, козлы?
Я гражданин Великобритании!
В ответ какая-то женщина запустила в него камнем, и Нотон услышал,
как Каспар охнул. Камни посыпались градом, забарабанили по жести и по
рукам Нотона, которыми он прикрывал голову. Нотон поглядел на старика и
увидел над незрячими глазами рваную рану. Каспар вскрикнул от боли и
покачнулся, схватившись за грудь, где болталась камера с разбитым
объективом. Следующий камень попал Каспару в голову, и репортер упал на
колени.
Оборванцы пошли в наступление. Кто-то размахнулся, чтобы метнуть
очередной камень, и Нотон понял, куда тот ударит: в лоб над его правым
глазом; он десятки раз видел это во сне и просыпался в поту. Он прижался
спиной к раскаленной жестяной стене.
Между Нотоном и оборванцами с ревом промчался длинный, блестящий
черный лимузин. На ноги Нотону посыпался песок. Он услышал глухое "бум!" -
предназначавшийся ему камень отскочил от окна машины. Нотон бессильно
опустился на песок и увидел, что Каспар едва дышит.
Дверцы машины распахнулись. Два кувейтца в белых просторных одеяниях
отогнали нищих. Те забормотали какие-то угрозы, но тем не менее
подобострастно подчинились. Кто-то взял Нотона за руку и помог ему
подняться.
- Вы ранены? - спросил этот человек. Из-под традиционного головного
убора смотрели быстрые темные глаза, над полными женственными губами
топорщились тонкие усики.
Нотон тряхнул головой, чтобы прийти в себя.
- Нет. Нет, я в порядке. Но еще полминуты, и ответ мог бы быть иным.
Мужчина хмыкнул и покивал. Он заметил старика, но не сделал попытки
прийти на помощь.
- От этого сброда одни неприятности. Будем знакомы: Хайбер Талат
Мусаллим. Вы американец?
- Да. Тут мой друг... боюсь, он сильно пострадал.
Мусаллим мельком взглянул на Каспара, лежавшего в луже крови.
- От этого сброда одни неприятности, - повторил он и повел пухлой
рукой: - Прошу в машину...
Обессиленный, потрясенный Нотон кивнул и, тяжело опираясь на
Мусаллима, побрел к лимузину. В пропахшей пряными духами машине, где
работал кондиционер, сидели шофер в белой форме и бледный блондин в
темно-синем деловом костюме. Нотон заплетающимся языком пробормотал:
"Моего друга ранили. Я должен им заняться", - и попытался вылезти из
машины, но Мусаллим удержал его за плечо.
Блондин в синем костюме отсутствующе смотрел на него. Вдруг он
медленно открыл дверцу, поднялся и сказал: "Я займусь вашим другом".
Нотон запротестовал:
- Нет, я...
- Я займусь вашим другом, - повторил бледный человек в темно-синем
костюме и пошел к лежавшей на земле фигуре. Нотон заметил, что он заметно
хромает, словно с его бедром что-то было не в порядке.
Мусаллим похлопал Нотона по руке:
- Все будет хорошо. Вы теперь среди друзей.
Лимузин с ревом помчался сквозь лабиринт сверкающих стен и
истощенных, чахлых, изнуренных болезнями тел. Нотон повернулся на сиденье,
вдруг окончательно обессилев: ему показалось (он был почти уверен в этом)
что он увидел, как оборванцы вновь подбираются к Каспару - крадучись,
медленно, крепко зажав в кулаках новые камни.
А мужчина в темно-синем костюме спокойно наблюдает за этим.
13
- Прошу, - сказал Мусаллим, снимая с подноса, который держал слуга в
белой форме, две серебряные чашечки величиной с наперсток. - Чай освежит
вас. Я знаю, иностранцы с трудом переносят нашу жару. Что до меня, я
родился в пустыне.
Нотон взял предложенную ему чашечку и пригубил. Чай был черный, очень
крепкий, с привкусом гвоздики. Они сидели в великолепном, расшитом золотом
шатре Мусаллима на краю лагеря. Песок устилали дорогие ало-золотистые
ковры. Мусаллим сидел за широким резным бюро, а Нотон расположился в одном
из двух полотняных шезлонгов под благословенной сенью шатра.
- Отличный чай, - похвалил Нотон.
- Когда-нибудь вся пустыня станет моей, - сказал Мусаллим. - Я уже
режу ее, точно искусный хирург. Водопроводы, газопроводы... я протянул их
по пескам, как... - он сделал такой жест, словно сшивал что-то в воздухе,
- ...как накладывают швы. Народ оценит это.
Нотон кивнул. Издалека сквозь монотонный голос Мусаллима пробивался
многоголосый гвалт: лагерь бурлил, точно огромный котел.
- Вы не могли бы навести справки о моем друге? - спросил он.
- О вашем друге?
- Да, о том человеке, с которым я был. О мистере Каспаре.
Мусаллим взмахнул рукой и откинулся на спинку своего кресла. На фоне
ослепительно-белой "дишдаши" его кожа приобрела ржавый оттенок.
- Он в хороших руках... Здешний сброд способен кого угодно вывести из
терпения! Жарко, не правда ли?
Нотон допил чай, поставил чашку на круглый столик у шезлонга и
заглянул в полуприкрытые сонные глаза своего собеседника.
- Я не понимаю, что здесь происходит, - признался он. - Я уже
несколько недель собираю материал для своей книги, я видел, как росла эта
толпа. Теперь, кажется, они окончательно распоясались. Не знаю... - Он
провел ладонью по лбу, стирая капли пота, которые собрались над бровями,
готовые закапать вниз. - Я никогда еще не видел ничего подобного. Это
отвратительно. Это... не знаю.
Мусаллим помолчал, поглаживая тяжелыми от золотых перстней пальцами
позолоченные завитушки, украшавшие резные подлокотники его кресла.
- Мистер Нотон, - сказал он наконец, - в жизни есть много такого, что
кажется отвратительным. Безобразным. Но если приглядеться повнимательнее,
начинаешь видеть своеобразную красоту. То, что здесь происходит, тревожит
вас оттого, что вы еще не поняли. А я спокоен - я понимаю. Я не позволил
бы использовать свою землю в подобных целях, если бы не чувствовал, как
это важно и что игра стоит свеч. Вот увидите, мистер Нотон, эта песчаная
унылая равнина войдет в историю как место проявления божественной воли.
Нотон резко поднял голову.
- Это ваша земля?
- Да, и этот клочок, и земли на много миль вокруг. Хотите еще чаю?
- Нет, спасибо. - На руке Мусаллима, краем глаза заметил Нотон, остро
сверкнул бриллиант. - Тогда объясните мне, пожалуйста. Я вижу здесь
безумие и смерть. А вы видите еще что-нибудь?
- А я вижу все остальное, - ответил Мусаллим. Несколько секунд он
смотрел на Нотона, потом взгляд его темных глаз обежал шатер. Казалось, он
подбирает верные слова. - Моя семья была из очень бедных, мистер Нотон...
или так мне тогда казалось. - Он выразительно поднял палец. - Они были
бедуины, кочевники. Мой отец... О, я помню отца - на прекрасном белом
коне, зубы блестят на солнце! - так вот, мой отец был человеком необычайно
решительным, брал что хотел и когда хотел, - он опять взглянул на Нотона и
смущенно улыбнулся, - и, бывало, бил жену и детей, если считал, что это
необходимо. Он был истинным сыном пустыни, мистер Нотон, а главное, он был
человеком необычайной силы духа.
- Силы духа? - переспросил Нотон.
- Когда он был еще совсем молод, ему принадлежали шесть семей с их
колодцами. С ним приходилось считаться. Конечно, у него были... враги. Они
презирали его, как трусливый пес из страха презирает благородных волков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
черту, сволочи!" - и услышал в ответ пронзительный смех, донесшийся из
безмолвия дыма.
Они продолжали свой путь. Их преследовали визгливый смех, бормотание,
крики, звучавшие со всех сторон. Угрюмые смуглые лица поворачивались им
вслед; угрюмые темные лица с воспаленными глазами и оскаленными желтыми
зубами, острыми, как у собак, дерущихся из-за объедков.
Наконец они оказались на дальней окраине лагеря, куда были изгнаны
больные и увечные. Солнце немилосердно жгло этих несчастных, харкавших на
песок кровью и густой мокротой. Одни лежали на походных койках, другие
распростерлись на земле, словно отстаивая право умереть на каком-то
конкретном месте. Осторожно пробираясь среди палаток и тел, мужчины то и
дело оглядывались, желая убедиться, что за ними не идут.
Каспар спросил:
- Что это за место? Что здесь происходит?
- Не знаю, - ответил Нотон. - Что-то тут не так. Все это безумие.
- Безумие? - переспросил кто-то. - Безумие? Кто здесь?
Нотон оглянулся. На песке под жестяной стеной сидел худой старик,
иссохший как скелет. Седые волосы, чистые, белые как снег, контрастировали
с почти черной кожей. Старик сидел по-турецки, уронив на колени хрупкие
руки, уставясь прямо на полуденное солнце. Глаза у него были невероятно
черные, пустые. Нотон понял, что здешнее яростное солнце выжгло их.
- Безумие? - повторил старик, наклоняя голову в ту сторону, откуда
донесся голос. - Здесь есть кто-нибудь?
Щурясь от солнца, отраженного в металлической стене, Нотон нагнулся и
осторожно коснулся жесткой щеки старика. Тот вздрогнул и отпрянул, но
Нотон сказал:
- Я вас не обижу.
- Куда свалили эти гады? - спросил Каспар.
- Кто здесь? - спросил старик, неуверенно нашаривая руку Нотона.
После долгих поисков его жесткие пальцы коснулись пальцев молодого
американца. - Неженка, - проговорил он, ощупывая руку Нотона. - Не работал
под открытым небом. Я слепой.
- Да, - согласился Нотон, глядя в бездонные глазницы. - Вы ослепили
себя.
- Снялись, понимаешь, с места, а меня бросили тут, - пробурчал
Каспар, и его дорогие "Никоны" снова стукнулись друг о друга. Звук был
сухой и громкий, как выстрел. - Убью гадов.
- За нами шли, - сказал Нотон старику.
- Да. Я слышу, как бьется твое сердце. От тебя пахнет страхом.
- Я американец, - продолжал Нотон. - Я хочу знать, что здесь
происходит. Эти люди безумны?
Старик улыбнулся, показав пожелтевшие зубы, сломанные и стертые до
пеньков, и затряс головой, словно с ним шутили.
- Безумны? Безумны? Нет. Безумия больше нет. Теперь есть только то,
что есть. - Он подставил лицо жаркому солнцу, и его золотой огонь проник в
незрячие глаза старика. - Я еще вижу солнце: значит, я еще не совсем
ослеп. Но пока я могу видеть, надежды для меня нет.
- Что? - спросил Нотон. - Что?
Каспар сказал:
- Пошли отсюда, старина. В пустыню и на шоссе.
- Я пришел сюда с дочерью и ее мужем, - говорил старик. - Новая
жизнь, сказали они. Здесь мы обретем новую жизнь. И бросили меня. Я не
знаю, где они. Она была мне хорошей дочерью, пока не пришла сюда; здесь я
перестал узнавать ее. Я должен их выжечь. Я должен их выжечь.
- А? - спросил озадаченный Каспар. - Что болтает этот старый хрыч?
Нотон наклонился к старику.
- Ради кого собрались эти люди? Кто даст твоей дочери новую жизнь?
Старик кивнул:
- Да. Вот и она так сказала - "_н_о_в_у_ю _ж_и_з_н_ь_".
- Кто даст ей новую жизнь?
Старик ощупал лицо Нотона, провел пальцами по его носу, губам, по
щекам.
- Помогите мне найти их. Может быть, мы еще уйдем отсюда, все вместе.
Помогите.
- Пошли, Нотон. Старик не в себе.
- Нет! - резко бросил через плечо Нотон и снова повернулся к старику.
- Я помогу тебе. Но кто... как зовут человека, ради которого вы пришли
сюда?
Старик снова улыбнулся.
- Ваал, - сказал он. - Ваал.
Что-то с грохотом отлетело от жестяной стены к ногам Нотона. Камень.
Он выпрямился и увидел, что Каспар пригнулся, прикрывая рукой
объективы своих фотоаппаратов. А позади Каспара стояли полукругом худые
оборванные мужчины и женщины. Нотон слышал их хриплое горячее дыхание. В
руках у оборванцев были острые камни. Тощий бедуин в пестром тряпье
размахнулся и швырнул свой снаряд. Нотон увернулся; камень просвистел мимо
его головы и с лязгом отскочил от железа.
- Господи Иисусе! - заорал Каспар. - Вы что, совсем рехнулись, козлы?
Я гражданин Великобритании!
В ответ какая-то женщина запустила в него камнем, и Нотон услышал,
как Каспар охнул. Камни посыпались градом, забарабанили по жести и по
рукам Нотона, которыми он прикрывал голову. Нотон поглядел на старика и
увидел над незрячими глазами рваную рану. Каспар вскрикнул от боли и
покачнулся, схватившись за грудь, где болталась камера с разбитым
объективом. Следующий камень попал Каспару в голову, и репортер упал на
колени.
Оборванцы пошли в наступление. Кто-то размахнулся, чтобы метнуть
очередной камень, и Нотон понял, куда тот ударит: в лоб над его правым
глазом; он десятки раз видел это во сне и просыпался в поту. Он прижался
спиной к раскаленной жестяной стене.
Между Нотоном и оборванцами с ревом промчался длинный, блестящий
черный лимузин. На ноги Нотону посыпался песок. Он услышал глухое "бум!" -
предназначавшийся ему камень отскочил от окна машины. Нотон бессильно
опустился на песок и увидел, что Каспар едва дышит.
Дверцы машины распахнулись. Два кувейтца в белых просторных одеяниях
отогнали нищих. Те забормотали какие-то угрозы, но тем не менее
подобострастно подчинились. Кто-то взял Нотона за руку и помог ему
подняться.
- Вы ранены? - спросил этот человек. Из-под традиционного головного
убора смотрели быстрые темные глаза, над полными женственными губами
топорщились тонкие усики.
Нотон тряхнул головой, чтобы прийти в себя.
- Нет. Нет, я в порядке. Но еще полминуты, и ответ мог бы быть иным.
Мужчина хмыкнул и покивал. Он заметил старика, но не сделал попытки
прийти на помощь.
- От этого сброда одни неприятности. Будем знакомы: Хайбер Талат
Мусаллим. Вы американец?
- Да. Тут мой друг... боюсь, он сильно пострадал.
Мусаллим мельком взглянул на Каспара, лежавшего в луже крови.
- От этого сброда одни неприятности, - повторил он и повел пухлой
рукой: - Прошу в машину...
Обессиленный, потрясенный Нотон кивнул и, тяжело опираясь на
Мусаллима, побрел к лимузину. В пропахшей пряными духами машине, где
работал кондиционер, сидели шофер в белой форме и бледный блондин в
темно-синем деловом костюме. Нотон заплетающимся языком пробормотал:
"Моего друга ранили. Я должен им заняться", - и попытался вылезти из
машины, но Мусаллим удержал его за плечо.
Блондин в синем костюме отсутствующе смотрел на него. Вдруг он
медленно открыл дверцу, поднялся и сказал: "Я займусь вашим другом".
Нотон запротестовал:
- Нет, я...
- Я займусь вашим другом, - повторил бледный человек в темно-синем
костюме и пошел к лежавшей на земле фигуре. Нотон заметил, что он заметно
хромает, словно с его бедром что-то было не в порядке.
Мусаллим похлопал Нотона по руке:
- Все будет хорошо. Вы теперь среди друзей.
Лимузин с ревом помчался сквозь лабиринт сверкающих стен и
истощенных, чахлых, изнуренных болезнями тел. Нотон повернулся на сиденье,
вдруг окончательно обессилев: ему показалось (он был почти уверен в этом)
что он увидел, как оборванцы вновь подбираются к Каспару - крадучись,
медленно, крепко зажав в кулаках новые камни.
А мужчина в темно-синем костюме спокойно наблюдает за этим.
13
- Прошу, - сказал Мусаллим, снимая с подноса, который держал слуга в
белой форме, две серебряные чашечки величиной с наперсток. - Чай освежит
вас. Я знаю, иностранцы с трудом переносят нашу жару. Что до меня, я
родился в пустыне.
Нотон взял предложенную ему чашечку и пригубил. Чай был черный, очень
крепкий, с привкусом гвоздики. Они сидели в великолепном, расшитом золотом
шатре Мусаллима на краю лагеря. Песок устилали дорогие ало-золотистые
ковры. Мусаллим сидел за широким резным бюро, а Нотон расположился в одном
из двух полотняных шезлонгов под благословенной сенью шатра.
- Отличный чай, - похвалил Нотон.
- Когда-нибудь вся пустыня станет моей, - сказал Мусаллим. - Я уже
режу ее, точно искусный хирург. Водопроводы, газопроводы... я протянул их
по пескам, как... - он сделал такой жест, словно сшивал что-то в воздухе,
- ...как накладывают швы. Народ оценит это.
Нотон кивнул. Издалека сквозь монотонный голос Мусаллима пробивался
многоголосый гвалт: лагерь бурлил, точно огромный котел.
- Вы не могли бы навести справки о моем друге? - спросил он.
- О вашем друге?
- Да, о том человеке, с которым я был. О мистере Каспаре.
Мусаллим взмахнул рукой и откинулся на спинку своего кресла. На фоне
ослепительно-белой "дишдаши" его кожа приобрела ржавый оттенок.
- Он в хороших руках... Здешний сброд способен кого угодно вывести из
терпения! Жарко, не правда ли?
Нотон допил чай, поставил чашку на круглый столик у шезлонга и
заглянул в полуприкрытые сонные глаза своего собеседника.
- Я не понимаю, что здесь происходит, - признался он. - Я уже
несколько недель собираю материал для своей книги, я видел, как росла эта
толпа. Теперь, кажется, они окончательно распоясались. Не знаю... - Он
провел ладонью по лбу, стирая капли пота, которые собрались над бровями,
готовые закапать вниз. - Я никогда еще не видел ничего подобного. Это
отвратительно. Это... не знаю.
Мусаллим помолчал, поглаживая тяжелыми от золотых перстней пальцами
позолоченные завитушки, украшавшие резные подлокотники его кресла.
- Мистер Нотон, - сказал он наконец, - в жизни есть много такого, что
кажется отвратительным. Безобразным. Но если приглядеться повнимательнее,
начинаешь видеть своеобразную красоту. То, что здесь происходит, тревожит
вас оттого, что вы еще не поняли. А я спокоен - я понимаю. Я не позволил
бы использовать свою землю в подобных целях, если бы не чувствовал, как
это важно и что игра стоит свеч. Вот увидите, мистер Нотон, эта песчаная
унылая равнина войдет в историю как место проявления божественной воли.
Нотон резко поднял голову.
- Это ваша земля?
- Да, и этот клочок, и земли на много миль вокруг. Хотите еще чаю?
- Нет, спасибо. - На руке Мусаллима, краем глаза заметил Нотон, остро
сверкнул бриллиант. - Тогда объясните мне, пожалуйста. Я вижу здесь
безумие и смерть. А вы видите еще что-нибудь?
- А я вижу все остальное, - ответил Мусаллим. Несколько секунд он
смотрел на Нотона, потом взгляд его темных глаз обежал шатер. Казалось, он
подбирает верные слова. - Моя семья была из очень бедных, мистер Нотон...
или так мне тогда казалось. - Он выразительно поднял палец. - Они были
бедуины, кочевники. Мой отец... О, я помню отца - на прекрасном белом
коне, зубы блестят на солнце! - так вот, мой отец был человеком необычайно
решительным, брал что хотел и когда хотел, - он опять взглянул на Нотона и
смущенно улыбнулся, - и, бывало, бил жену и детей, если считал, что это
необходимо. Он был истинным сыном пустыни, мистер Нотон, а главное, он был
человеком необычайной силы духа.
- Силы духа? - переспросил Нотон.
- Когда он был еще совсем молод, ему принадлежали шесть семей с их
колодцами. С ним приходилось считаться. Конечно, у него были... враги. Они
презирали его, как трусливый пес из страха презирает благородных волков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43